3. Период расцвета (V—VII вв.).

Источники не содержат прямых сведений об Апсилии V в. Археологические данные, напротив, позволяют проследить различные направления экономического и политического развития Апсилии в этот период. По-прежнему наиболее тесные связи историческая Цебельда поддерживала с Себастополисом, а через него — с римско-византийским миром. Местный рынок чутко отзывался на все изменения материальной культуры, характерной для Причерноморья. Через Себастополис в Цебельду продолжает поступать стеклянная и краснолаковая посуда. В местное производство внедряется такая специфическая античная тара, как амфоры, что свидетельствует о дальнейшем вовлечении древних цебельдинцев в общепричерноморскую культуру. О том же говорит античное влияние на форму некоторых кувшинов, широкое распространение прогнутых фибул, пряжек и т. д. На протяжении всего периода через Себастополис поступают различные украшения (медальон с изображением Горгоны, [143] бусы и т. д.), вооружение (щит с позолоченным бронзовым умбоном и др.). В конце периода в Цебельду проникают пряжки с хоботковидными иглами, украшенными на конце резной головкой животного, возникновение которых в Северном Причерноморье датируется 420—450 гг. н. э. Денежное обращение по-прежнему носит римско-византийский характер (силиква Феодосия II и др.).

Определенные связи прослеживаются и с Северным Кавказом, откуда в Цебельду проникают еще на рубеж IV—V вв. трехлопастные черешковые наконечники стрел, характеризовавшие местную культуру в V—VI вв.

По-прежнему почти ничем пока не документирована взаимоотношения с непосредственными соседями апсилов — абазгами и лазами. Отдельные фрагменты цебельдинской керамики на абазгских поселениях в ущелье реки Келасури, а также определенный процент пористой посуды на поселениях Цебельды свидетельствуют, однако, о их внутренних торговых и культурных связях. В взаимоотношениях с Лазикой по сравнению с IV в., по видимому, никаких изменений не произошло. Правда некоторые исследователи допускают возможность вассальной зависимости апсилов от лазов на протяжении всего V в. [6, 7]. Против этого положения говорит ряд древних, прежде всего грузинских, источников, называющих Лазику по-прежнему зависимой от Картлийского царства. Джуаншер сообщает, например, что в V в. граница между Абхазией и Грузией проходила по реке Эгрис-Цкали (Ингур) [35, 146]. Как Джуаншер, так и испанский хронист Хидатиус единогласно свидетельствуют, что в середине V в. византийцы вели успешную войну против лазов, причем византийские войска действовали с территории Абхазии [35, 146]. Эти сведения исключают всякую мысль о том, что Лазика в этот период могла осуществлять протекторат над Апсилией. Последняя была теснейшим образом связана с византийцами, господство которых на побережье в V в. документировано как сведениями Хидатиуса, Фиодорита Кирского и др., так и данными о функционировании Понтийского лимеса [43].

Некоторые авторы допускают также мысль, что во второй половине V в. картлийским царем Вахтангом Горгасалом была включена во владения Картли «восточная [144] часть Абхазии», под которой в этот период можно было подразумевать только Апсилию. В действительности же Вахтанг Горгасал никогда не доходил до пределов Апсилии. Отрывок из «Жизни Грузии», на основании которого могут быть сделаны эти выводы, относится ко времени значительно более позднему, когда под Абхазией («Апхазети») понималась вся Западная Грузия [46, 31]. Согласно этому отрывку, Вахтанг захватил «крепости Апхазети вплоть до Цихе-Годжи», т. е. подошел к Цихе-Годжи не с запада, а с востока.

В V в. в Апсилии были завершены основные работы по возведению укреплений, расширены поселения, вышедшие далеко за пределы крепостных стен, местные керамические мастерские и кузницы стали изготовлять больше продукции, выросло поголовье скота, были освоены новые сельскохозяйственные территории.

В VI в. в связи с событиями тринадцатилетней греко-персидской войны (542—555 гг.) Апсилия выходит на мировую арену, благодаря чему она попадает в поле зрения византийских писателей. Последнее обстоятельство делает этот период ее истории наиболее известным. Материальная культура претерпевает ряд закономерных изменений, дающих необходимое представление о политической и культурной ориентации древней Цебельды, продолжавшей составлять ядро Апсилии.

В первой половине VI в. связи с греко-римским миром сохраняются на прежнем уровне. В Цебельду поступают стеклянная и краснолаковая посуда, украшения (бусы и др.). Середина столетия — время активного участия Апсилии в греко-персидской войне, а также следующий за ней период — характеризуется усилением связей с Византией, документированным появлением в захоронениях древних цебельдинцев бронзовых сосудов, византийских пряжек с плоской перегородчатой инкрустацией, наличием краснолаковых блюд и разнообразных стеклянных сосудов. Погребения воинов отличаются богатством и многочисленностью инвентаря.

На протяжении всей первой половины VI в. и в особенности в период греко-персидской войны древняя Цебельда, судя по данным материальной культуры, была ориентирована на Византию.

Анализ письменных источников подтверждает данные археологии. Византийские историки, тщательно фиксировавшие [145] события войны, неоднократно обращаются к Апсилии, ее крепостям, населению, обычаям. Ниже мы приведем ряд выдержек из древней хроники.

Прокопий Кесарийский так говорил о местоположении Апсилии: «На противоположной стороне берега (залива, куда впадает Фасис. — Ю. В.), принадлежащего уже Европе, находится область апсилиев: они подданные лазов и с давних пор уже христиане... За апсилиями и за вторым краем этого „полумесячного" залива по берегу живут абазгии...» [43, 380].

О событиях 550 г. на территории Апсилии Прокопий сообщает: «Набед (персидский военачальник. — Ю. В.)... встретив в Апсилиях Феодору, жену Опсита (который был дядей Губаза и царем лазов)... взял ее в плен и увел в пределы персов. Эта женщина родом была римлянка...» [3, 400]. Далее апсилы упоминаются в связи с походом византийцев против абазгов. «За пределами апсилиев, при входе в пределы абазгов, есть... очень сильное укрепление... люди, говорящие здесь по-гречески, называют его «Трахеей» — сурово-кремнистым. И вот римское войско пристало к берегу между пределами абазгов и апсилиев» [3, 401].

Затем Прокопий дает справку о событиях 550 г. в самой Цебельде: «Апсилии были издревле подданными лазов. В этой стране есть крепость в высшей степени укрепленная; местные жители называют ее Тзибилой. Один из знатных людей у лазов, по имени Тердет, который носил у этого народа название так называемого „магистра", поссорившись с царем лазов Губазой и став его врагом, тайно вошел в соглашение с персами, что передаст им укрепление. Приведя с этой целью войско персов, он отправился в Апсилию для выполнения этого замысла. Когда они были близко от крепости, Тердет с сопровождавшими его лазами, поехав вперед, оказался в укреплении, так как те, которые сторожили эту крепость, не имели никакого основания не доверять начальнику лазов и поэтому не проявили к нему никакой подозрительности. Таким образом, подошедшее персидское войско Тердет принял в укреплении. Вследствие этого мидяне стали думать о захвате под свою власть не только Лазики, но и Апсилии. Ни римляне, ни лазы, занятые войной вокруг Петры и теснимые войском мидян, не могли послать помощи апсилийцам. У начальника этой крепости [146] была жена родом из Апсилии, очень красивая лицом. В эту женщину внезапно безумно влюбился начальник персидского войска. Сначала он старался соблазнить ее; когда же он увидел, что не имеет успеха, то без всякого колебания он применил насилие. Приведенный этим в яростный гнев, муж этой женщины ночью убил его самого и всех тех, которые вошли с ним в это укрепление, оказавшихся невинной жертвой страсти их начальника, и сам завладел укреплением. Вследствие этого апсилии отпали от колхов, упрекая их в том, что они не захотели оказать им помощи, когда они подвергались насилию со стороны персов. Но Губаз послал к ним тысячу римлян под начальством Иоанна, сына Фомы... многими дружескими речами и обещаниями ему удалось привлечь их на свою сторону без всякого сражения и вновь сделать подданными лазов. Вот чем кончилось дело у апсилиев по поводу крепости Тзибилы» [3, 403].

Последний раз в сочинении Прокопия эти места упомянуты под 553 г.: «После этого персы со всем своим рвением устремились на абазгов. Но римляне, занимавшие гарнизоном Тсибилу, захватили проход, бывший очень узким и окруженный отвесными горами... и при таких обстоятельствах совершенно непроходимый, и остановили дальнейшее продвижение персов. Поэтому, не имея возможности заставить уйти стоящих против него врагов, Мермероес повел назад войско и тотчас же отправился к Археополю с целью его осадить» [3, 432].

После смерти Прокопия Кесарийского летопись событий продолжал Агафий Миринейский. Относительно местоположения соседей апсилов мисимиян Агафий сообщает: «Когда Сотерих (византийский посланник, — Ю. В.) пришел в страну мисимиян, они были подданными царя колхов, так же как апсилийцы. Но язык у них (с колхами. — Ю. В.) разный, так же как и нравы. Живут же они севернее народа апсилиев и несколько восточнее...» [2, 87].

Далее Агафий в связи с событиями 550 г. продолжает: «Весной римские военачальники собрались и решили идти на мисимиян... Итак, это войско с наступлением лета пришло в страну апсилийцев. Когда оно хотело продвинуться дальше, то препятствием ему явился персидский отряд, там собранный. Ибо, узнав о приготовлениях римлян и о том, что они идут на мисимиян, персы, выступив [147] из Иверии и городков, расположенных вокруг Мухирисиса, двинулись на римлян, предупредив их в занятии местности, чтобы оказать там помощь мисимиянам. Поэтому римляне, находясь в укреплениях апсилийцев, старались протянуть время, пока не истечет срок жатвы; идти же в боевом строю против персов и соединенных с ними мисимиян считали неосмотрительным и даже весьма опасным. Итак, каждое войско оставалось на месте; ни одно из них не делало даже попытки продвинуться дальше, но они взаимно наблюдали друг за другом и выжидали, кто двинется первым... Когда наступила зима, персы тотчас же, снявшись с лагерей, отступили снова в Котаисий и Иверию с целью там зимовать, отказавшись тем самым на длительное время от помощи мисимиянам... Римляне же, освободившись от преграждающих путь персов, продолжали свой поход в сторону мисимиян. Когда они дошли до так называемого укрепления Тибелия, отделяющего страну мисимиян от апсилийцев, прибыл Мартын, чтобы принять команду и руководить всем войском... Войско же тем временем продолжало продвигаться вперед... Прежде всего оно решило еще раз испытать настроение мисимиян, не возвратятся ли они добровольно к более благоразумным намерениям, признав своих прежних правителей, не раскаются ли они в совершенных ими преступлениях, сдавшись римлянам без боя и возвратив все деньги, похищенные у Сотериха. Итак, отобрав, насколько это было возможно, самых разумных людей из апсилийцев, римские начальники посылают их в качестве послов. Мисимияне же были далеки от того, чтобы отказаться от своего упорства и новыми деяниями загладить безрассудство старых. Мало того, эти преступные люди, обремененные злодеяниями, находящиеся во власти злого демона и заслуживающие всякого бранного наименования, которое им могло присвоить справедливое негодование, отбросив и нарушив общечеловеческие законы, немедленно убили послов, хотя они были апсилийцами, их соседями, близкими им по образу жизни, хотя они и не знали и не принимали участия в том, в чем те обвиняли одинаково римлян и Сотериха, но желали только сделать дружеский, без всякого упрека совет, могущий принести им выгоду» [2, 116-119].

В последний раз Агафий упоминает апсилов в связи [148] с захватом византийцами поселения под стенами главной крепости мисимиян — Тцахара: «...Пламя поднялось так высоко, что возвестило о происходящем народу апсилийцев и другим, более отдаленным» [2, 122].

Из приведенных отрывков может быть сделай ряд закономерных выводов о характере политической жизни Апсилии в период тринадцатилетней войны.

Со всей определенностью подтверждается тот факт, что Апсилия добровольно предоставляла свою территорию византийцам в качестве плацдарма для борьбы против персов, а также присоединившихся к последним местных племен (абазги, мисимияне). Так, в 550 г. убежище на территории Апсилии пыталась найти Феодора, которая «родом была римлянка». Тогда же со стороны Апсилии византийцы проводили карательную экспедицию против абазгов, когда была опустошена главная крепость последних Трахея. В 553 г. византийский гарнизон, занимавший Цибилиум (Тзибила), воспрепятствовал проникновению персов в Абазгию. В 556 г. в военных операциях против персов и мисимиян византийцы использовали «страну апсилийцев», размещались в «укреплениях апсилийцев» и т. д. Именно апсилы мирили византийцев с местными племенами, в частности с мисимиянами. Союзнические отношения Апсилии с Византией подчеркиваются и в XXXI новелле Юстиниана, написанной после 555 г., где отмечены «апсилы и другие божьей благодатью дружественные нам племена».

Лишь однажды апсилы проявили враждебность, но не против византийцев, а по отношению к лазам, что объясняется прежде всего тем, что персов в Апсилию привел лаз. Зависимость апсилов, как, впрочем, и других древнеабхазских племен, от Лазики, навязчиво, с явным подтекстом подчеркиваемая византийскими авторами, в действительности носила скорее символический характер. Согласно источникам, все эти племена подчинялись Лазике не благодаря ее собственному могуществу, но под нажимом самих византийцев, из политических (обусловленных персидской экспансией в Колхиду) соображений, создававших у лазов иллюзию власти над соседними племенами. В этом отношении показателен тот факт, что лазский царь послал к отпавшим апсилам не лазов, а «римлян», которые «многими дружескими речами и обещаниями» вновь сделали апсилов «подданными [149] лазов», а в Цибилиуме разместился не лазский, а византийский гарнизон. О том, что и в период тринадцатилетней войны Лазика и Апсилия фактически были самостоятельными политическими образованиями, говорит та выдержка из труда Агафия, где сказано, что «мидяне стали думать о захвате под свою власть не только Лазики, но и Апсилии». Так, отмеченный на основе изучения памятников материальной культуры факт усиления апсило-византийских контактов в середине VI в. находит свое подтверждение и в византийских источниках.

Установление ареала памятников цебельдинской культуры позволяет по-новому взглянуть на проблему локализации и этно-культурной принадлежности мисимиян, которые, согласно Агафию, занимали территорию «севернее народа апсилиев и несколько восточнее». Главная крепость апсилов — Цибилиум (Тзибила, Тибелия), — по данным того же автора, находилась на границе между Апсилией и Мисиминией. Согласно этим данным, мисимияне локализовались в Кодорском ущелье. Изученность территории исторической Цебельды позволяет, исходя из основных характеристик, данных Агафием, локализовать Тцахар на месте укрепления на горе Пскал (левобережье Кодера). В этом случае находят детальное соответствие такие сведения Агафия, как подходы, описание вершины, возраст, топография и размер укрепления, топография поселения, расположение источников и описание тропы к ним, протянувшиеся в длину скалы, климатические особенности и т. д. Очень важно то, что Агафий упоминал о зрительной связи с Цибилиумом, единственным из видимых отсюда укреплений апсилов, наблюдавших, согласно византийскому автору, пламя горящего поселения у Тцахара. Поскольку в цебельдинском секторе отсутствует иная возможность локализации Тцахара, а оснований не доверять Агафию нет, напрашивается закономерный вывод о том, что, поскольку Пскальская крепость входит в число основных памятников цебельдинской культуры, речь может идти лишь «о тесной этнокультурной связи мисимиян с апсилами, разрыв между которыми был обусловлен главным образом, вероятно, географическими условиями (ущелье Кодора)» 120, 27]. Последнее замечание полностью согласуется и с сообщением Агафия о том, что апсилы близки мисимиянам «по образу жизни». [150]

Во второй половине VI — первой половине VII в. особых изменений в культурной ориентации древней Цебельды не отмечается. В этот период сюда через византийские рынки на побережье поступают: стеклянная посуда, специфические поясные пряжки с плоской перегородчатой инкрустацией и греческими надписями, серебряные и золотые нательные кресты, разнообразные украшения (в том числе замечательный медальон с изображениями женской головы, цветка и животного, а также брошь-павлин, найденные в комплексах середины VII в.). Многие погребения отличаются богатством инвентаря, причем они по-прежнему сосредоточены главным образом вдоль основной трассы торгового пути и в ближайших к морю пунктах (Шапка, Цибилиум, Лар). О сохраняющейся провизантийской ориентации Апсилии во второй половине VI в. свидетельствует византийский историк Менандр Протиктор. Он, в частности, сообщает, что византийский чиновник Земарх, возвращаясь на родину из Алании, поехал не через Мисиминию, поскольку по соседству с ней находились персидские войска, а направился «Даринским путем», по которому «попал в Апсилию», оставив «мисимийский путь» слева [8, 62]. Тот же автор сообщает и о существовании торгового пути из Средней Азии в Византию через Апсилию [31, 72].

Из других событий политического и культурного значения может быть отмечено вполне возможное участие апсилийских воинов в организованных Византией совместных лазо-абазго-аланских походах: на помощь восставшим против персов армянам — в 572 г. [58, 208] и непосредственно против персов — в 623 г. [8, 81-82].