Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Валентин Седов.   Древнерусская народность. Историко-археологическое исследование

Культура псковских длинных курганов

До середины I тыс. н. э. территории, составляющие бассейны озер Ильменя и Псковского, были частью ареала культуры текстильной керамики (рис. 23), принадлежащей прибалтийско-финскому населению, значительную роль в экономике которого играли присваивающие формы хозяйственной деятельности. Это утверждение полностью соответствует выводам лингвистов: ареал водных названий западнофинского происхождения, получивших характеристику еще в работах М. Фасмера106, в общих чертах соответствует археологическому.
Памятниками культуры текстильной керамики в рассматриваемом регионе являются преимущественно открытые поселения, которые изучены пока крайне слабо. Среди них имеются и городища, но напластования их слабо насыщены культурными остатками и нередко оказываются потревоженными в более позднее время. Поселения исследовались в Приильменье, на Ловати, в верховьях Западной Двины, Принаровье и Приладожье107. Немало таких поселений выявлено и в Псковской земле.
Погребальные памятники здесь неизвестны. На основании косвенных данных можно полагать, что носители культуры текстильной керамики хоронили умерших по обряду трупосожжения, ссыпая остатки кремации на поверхности в специальных местах, обозначенных грудой камней или отдельными камнями108.

В бассейне среднего течения Мологи А. Н. Башенькиным исследовано несколько так называемых «домиков мертвых» — невысоких срубов, поставленных на естественных возвышениях со следами подрезки склонов. Внутри таких сооружений находились в большом количестве кальцинированные кости нескольких индивидуумов, вещевой инвентарь и фрагменты глиняной посуды, в том числе с сетчатыми отпечатками. Исследователь их датирует захоронения последними веками I тыс. до н. э. и первыми столетиями н. э. Эта обрядность, очевидно, является региональной и не местной по происхождению. Находки из «домиков мертвых» позволили А. Н. Башенькину говорить о появлении в этой местности в конце I тыс. до н. э. новых групп населения с юго-востока со стороны Волги109.
Около середины I тыс. н. э. культура текстильной керамики в бассейнах озер Ильменя и Псковского прекращает развитие. Появляется новая культура — культура псковских длинных курганов (рис. 24), эволюционно не связанная с предшествующей. Наиболее характерными памятниками ее являются длинные курганы — невысокие валообразные земляные насыпи от 10—12 до 100 м и более длиной110. Обычно они располагаются в могильниках вместе с круглыми в плане (полусферическими) курганами. Среди последних есть и синхронные длинным, и более поздние, относящиеся уже к древнерусскому времени. Каждый длинный курган (или синхронный круглый — они в равной степени относятся к рассматриваемой здесь культуре) заключает несколько, иногда десятки захоронений по обряду трупосожжения. Кремация умерших совершалась на стороне, и собранные с погребального костра остатки трупосожжений помещались в различных местах курганных насыпей. Какая-то часть захоронений находится в небольших ямках, вырытых в основаниях насыпей, очевидно перед их сооружением. Основная же масса погребений совершалась уже в насыпанных курганах или в ямках, выкапываемых в момент захоронения; некоторые захоронения находились на поверхности курганов. В отдельных насыпях при раскопках отмечены небольшие площадки, предназначенные для погребений и устраиваемые в процессе их сооружения. Курганы сооружались из грунта (песка или суглинка), взятого прежде всего вокруг них, в результате образовывались ровики шириной от 1,5 до 5,5 м и глубиной 0,5—1,2 м. Вместе с тем, околокурганные ровики несли и культовую нагрузку — в них в моменты захоронений зажигались ритуальные костры, которые, видимо, по своему смыслу были тождественны огнищам, разводимым во рвах восточнославянских языческих святилищ111.

Среди длинных курганов псковского типа имеются и насыпи, сооруженные единовременно, в один прием, но есть и такие, которые вырастали постепенно: они подсыпались один или несколько раз по мере новых захоронений. В большинстве случаев места, избранные для сооружения курганов, предварительно выжигались, для чего использовали хворост или солому. От этого ритуала остаются подошвенные зольно-угольные прослойки толщиной от 2—4 до 15—30 см. Иногда золу с угольками приносили со стороны, возможно с погребального костра, и рассыпали по всей площади курганного основания. Ритуал очищения огнем основания длинных курганов, по всей вероятности, является наследием обрядности местного прибалтийско-финского населения. Среди прибалтийско-финского населения, проживавшего на территории Эстонии и Северной Латвии, подобный ритуал имел распространение уже в начале нашей эры — площадки, предназначенные для каменных могильников с оградками, также предварительно выжигались («очищались огнем»). В результате образовывались подстилающие могильники зольно-угольные прослойки112. Они зафиксированы археологами и в более поздних памятниках води и корелы113 как свидетельство широкого распространения ритуала в древнем прибалтийско-финском крае.
Камень при сооружении погребальных насыпей культуры псковских длинных курганов, как правило, не применялся. Встречены лишь единичные курганы, в которых имелись различные выкладки из камней. Так, в насыпях, исследованных в Северике, Лосицах, Лоози и Верепкове, выявлены обкладки камнями их оснований. В отдельных курганах могильников в Кудове, Тайлове и Северике камнями были обставлены погребения, а в курганах в Верепкове, Северике, Лосице и Михайловском они прикрывали остатки трупосожжений. В кургане 18 Грицковского могильника крупными валунными камнями сверху были обозначены места захоронений. Одно из захоронений длинного кургана в Северике было помещено в ящике, сложенном из каменных плит.

Эти выкладки из камней в длинных курганах следует рассматривать как наследие местной прибалтийско-финской обрядности. В могильнике Северик исследованы курганы с сооружениями из плитнякового камня в виде стенок-оградок, идентичных некоторым каменным могильникам эстов. Вполне аналогичны погребальным памятникам эстов и заполненные камнями оградки из валунов, которые были открыты в курганах Верепково.
Но далеко не все выкладки из камней в погребальных памятниках культуры псковских длинных курганов следует относить к наследию субстратного населения. Так, один из длинных курганов в Северике имел сверху покров, сложенный из валунных и плитняковых камней, что весьма характерно для ятвяжских курганных насыпей. Курган, целиком сложенный из камней, сопоставимый с ятвяжскими погребальными памятниками, был исследован в Выбутах на р. Великой в 13 км выше Пскова.
Большинство погребений культуры псковских длинных курганов являются безурновыми и безынвентарными. Вещевые находки весьма малочисленны. Это небольшие круглые выпуклые бронзовые бляшки, называемые обычно «бляшками-скорлупками», колпачковидные бляшки с широкими закраинами, различные пряжки, ножи, глиняные пряслица, стеклянные бусы, часто оплавленные, фрагменты проволочных колечек, блоковидные кресала.
Глиняная посуда рассматриваемой культуры довольно неоднородна. Сравнительно небольшая часть сосудов имеет баночную форму и, скорее всего, восходит к керамике местного прибалтийско-финского населения. Другая часть керамического материала сопоставима с глиняной посудой тушемлинской культуры и вместе с тем с керамикой синхронных памятников Среднего Повисленья114.

Область распространения длинных курганов псковского типа простирается от бассейна р. Великой и юго-западного побережья Псковского озера на западе до верхнего течения Чагодощи. На юге ареал этих памятников захватывает верховья Западной Двины и бассейн ее правого притока, р. Дрисса, на Полотчине. Северными пределами распространения культуры псковских длинных курганов были бассейн верхнего течения р. Луги, бассейны Мсты и Чагодощи. Наибольшая концентрация могильников ее наблюдается в бассейне р. Великой и на побережье Псковского озера. Здесь же сосредоточены наиболее длинные насыпи.
Поселения культуры псковских длинных курганов изучены пока весьма слабо. Это были открытые поселения. На одном из них, расположенном на оз. Съезжее в Хвойнинском р-не Новгородской обл., раскопками были изучены остатки жилой постройки столбовой конструкции. Ее размеры 6,9 х 5,3 м, пол был опущен в грунт на 5—18 см. Отапливалось жилище очагом-каменкой без свода115. Небольшими раскопками исследовалось еще поселение Варшавский шлюз-III при впадении р. Горюнь в Чагоду. Рядом находилось два синхронных ему могильника. На селище, имевшем размеры 140 х 60 м, был заложен раскоп площадью 344 кв. м, в котором исследованы остатки трех жилищ, стоявших вдоль берега реки. Это были наземные строения размерами от 4,1 х 5,3 до 5,1 х 8,4 м с печами-каменками. На поселении найдены железные нож, шило, рыболовные крючки, бронзовая пронизка, стеклянные и хрустальные бусы. По углю из очага, исследованному на этом селище, получена дата 1600 + 80 лет назад.116 На селище, расположенном при оз. Крюково близ г. Боровичи, раскопками С. Н. Орлова и В. В. Милькова исследовано свыше 800 кв. м, но следов жилых построек выявить не удалось. Это было довольно крупное поселение (площадь его свыше 16 тыс. кв. м), занимавшее наиболее возвышенные участки берега117.

В западной части ареала культуры псковских длинных курганов известны городища-убежища, характеристика которых недавно сделана А. Г. Фурасьевым118.
К настоящему времени можно достаточно определенно утверждать, что культура псковских длинных курганов сформировалась не позднее V в. В-образная рифленая пряжка из погребения длинного кургана Полибино, которая называлась выше, датируется первой половиной этого столетия. К первой—третьей четвертям V в. относится и В-образная пряжка из кургана 6 могильника Усть-Белая IV на р. Кабоже. Подобные находки сделаны и в длинных курганах Линдора и Рысна-Сааре II в противоположной части ареала культуры псковских длинных курганов — на юго-западном побережье Псковского озера. О такой же дате становления культуры свидетельствуют и находки подвесок-лунниц стиля Сёсдал (по среднеевропейским аналогиям, конец IV — первая половина V в.). Они найдены в длинных курганах Рысна-Сааре II и Любахин-1, расположенных на западной и восточной окраинах ареала культуры псковских длинных курганов. V век определяется и находками туалетных пинцетов и двушипного наконечника дротика из Сууре-Рысна, боевого топора из Чагоды и на основании приведенных выше данных радиокарбонных анализов.
Обычай сооружения длинных курганов не был привнесен переселенцами извне, а зародился уже тогда, когда они осели в новых землях.
Длинным курганам предшествовали грунтовые могильники, некоторые из которых, очевидно, продолжали функционировать и позднее параллельно с длинными курганами. Один из таких могильников, расположенный рядом с длинными курганами, был исследован Е. Н. Носовым на оз. Съезжее. Раскопано семь захоронений — трупосожжений в небольших ямках, из которых два находились в глиняных лепных горшках-урнах, а три сопровождались вещевым инвентарем (спекшиеся синие стеклянные бусы, фрагменты бронзовых пластин и браслета, оплавленные кусочки бронзы и железный нож). Исследователь оправданно утверждал, что грунтовые погребения этого могильника принадлежат к культуре псковских длинных курганов, но предшествовали захоронениям в длинных насыпях119.

Аналогичный грунтовой могильник исследовался С. Н. Орловым в уроч. Кобылья Голова между деревнями Полосы и Самокража в нижнем течении Мсты. Остатки кремаций умерших здесь также помещались в неглубоких круглых ямках. Все погребения были безынвентарными, но нахождение могильника в комплексе с курганной группой, содержавшей длинные насыпи, дало исследователю основание отнести грунтовые и курганные захоронения к единой культуре120. Еще один могильник с курганными и грунтовыми погребениями рассматриваемой культуры находится недалеко от Изборска при д. Лезги. Здесь среди длинных и удлиненных курганов раскопками вскрыто грунтовое захоронение в неглубокой ямке, которое сопровождалось вещами, характерными для культуры псковских длинных курганов121. Выше уже был назван грунтовой могильник этой культуры в Юрьевской Горке.
Начальный этап становления длинных курганов, по всей вероятности, отражают специально устроенные погребальные площадки, оконтуренные ровиком, с захоронениями, помещенными в грунтовых ямках. Они изучались М. Аун при раскопках длинных курганов на юго-западном побережье Псковского озера. Дальнейшее развитие обрядности, согласно ее представлениям, шло по пути увеличения насыпей, в верхних частях которых и размещались захоронения122. Подобная овальная погребальная площадка размерами 12 х 9 м, окруженная рвом, была исследована Е. Н. Носовым при раскопках у оз. Съезжее. Грунт, взятый из рва, образовывал искусственную насыпь высотой до 0,2 м. На площадке выявлено восемь погребений по обряду трупосожжения, еще два обнаружено неподалеку от внешнего края рва. Схема эволюции обрядности культуры псковских длинных курганов видится этому археологу так: «Первоначально грунтовые захоронения совершались на естественных всхолмлениях, группируясь, скорее всего, в соответствии с определенными прижизненными отношениями умерших (в первую очередь, родственными). В дальнейшем для грунтовых захоронений стали сооружать специально выделенные на местности погребальные площадки, окруженные ровиками. Земля из ровиков шла на выравнивание площадок... Затем площадки стали подсыпать, устраивая своеобразные платформы для совершения захоронений». Таким образом появляются курганные насыпи123.

Погребальная площадка, устроенная на природном возвышении, и оконтуренная ровиком, исследовалась А. Н. Башенькиным на восточной окраине ареала псковских длинных курганов — у «Варшавского шлюза» в бассейне р. Чагодощи124.
Высказана также мысль, что сооружение длинных курганов стало эволюционным продолжением обряда захоронений остатков кремации умерших в неглубоких ямках или россыпью на поверхности невысоких природных всхолмлений, может быть удлиненных очертаний. На Псковщине в двух местах (Городище и Замошье) такие естественные валообразные возвышения с захоронениями известны. В равнинных местностях для захоронений пришлось сооружать искусственные насыпи, которые в конечном итоге и оформились в длинные курганы125.
По-видимому, в ряде местностей ареала псковских длинных курганов обычай хоронить умерших на грунтовых могильниках как-то время сохранялся и тогда, когда уже широко сооружались длинные курганы.
О происхождении населения, оставившего культуру псковских длинных курганов, в литературе высказано несколько предположений. Так, С. К. Лаул, полагая, что длинные курганы Юго-Восточной Эстонии образовались из эстских каменных могильников, интерпретировала их как памятники местного прибалтийско-финского населения126. Согласно Г. С. Лебедеву, сложение культуры псковских длинных курганов происходило на основе местных финских древностей — так называемой «предкурганной культуры», якобы существовавшей на территории Северо-Запада. Исследователь высказывал догадку, что культурные импульсы при этом шли из Юго-Восточной Эстонии, они и привели к распространению курганной обрядности127. Культура псковских длинных курганов рассматривалась и некоторыми другими исследователями как дославянская, оставленная местным прибалтийско-финским населением128. Эти предположения в археологической литературе не получили поддержки, поскольку основывались или на материалах небольшого окраинного региона культуры псковских длинных курганов, или гипотетично, в отрыве от конкретных данных129. Ныне они представляют чисто историографический интерес.
Не может быть принята также догадка, высказанная А. М. Микляевым, А. Н. Мазуркевичем и Б. С. Короткевичем, об эволюции культуры псковских длинных курганов из днепро-двинской культуры. Она покоится на отдельных, второстепенных чертах сходства керамики и хозяйственной деятельности носителей этих культур130. При этом необъяснимые расхождения между культурами не принимаются во внимание.

В монографии, обобщающей раскопочные изыскания длинных курганов на территории Эстонии, М. Аун утверждает, что курганный обряд погребения в этом регионе формировался среди местного финноязычного населения в условиях проникновения славян с соседних территорий. Определить, какие именно курганы (или отдельные погребения) оставлены расселившимися славянами, а какие принадлежат аборигенам, отмечает исследовательница, на современном уровне знаний невозможно. На первой стадии развития курганной обрядности в Юго-Восточной Эстонии в ритуале и инвентарях наблюдаются региональные особенности, которые со временем стираются. На поздней стадии фиксируется сближение обрядности этого региона с основным ареалом культуры псковских длинных курганов131.
Последнее, как и само распространение курганного ритуала в Юго-Восточной Эстонии, на мой взгляд, следует рассматривать как свидетельство включения местного прибалтийско-финского населения в славянский этногенез.
О славянском проникновении в юго-восточные районы Эстонии говорят также лингвистические данные. В выруском диалекте эстонского языка отчетливо фиксируются не только лексические, но и фонетические особенности, указывающие на некогда имевшие здесь место внутрирегиональные контакты между прибалтийско-финским и славянским населением132. При этом ранние славянские проникновения относятся ко времени до сложения древнерусского языка. Финский лингвист Э. Н. Сетяля определял начало внедрения славянских элементов в прибалтийско-финские языки примерно VI в.133
Исследователи не раз обращали внимание на близость керамических комплексов культуры псковских длинных курганов и материалов тушемлинской культуры134. Р. С. Минасян в этой связи писал о возможности становления культуры длинных курганов в результате миграции населения из Верхнеднепровско-Двинских земель в Ильменско-Псковский регион, которая будто бы имела место в третьей четверти I тыс. н. э.135 Эту догадку поддержал Е. Н. Носов136. Однако С. В. Белецкий, присоединяясь к мысли о южном происхождении культуры псковских длинных курганов, указал на невозможность генетического развития ее из тушемлинских древностей из-за синхронности этих культурных групп137.

Согласно гипотезе Н. В. Лопатина и А. Г. Фурасьева, близость культуры псковских длинных курганов и тушемлинской обусловлена их сложением на общей основе, которой являются древности III—V вв. типа Заозерье138. Эта мысль будет подробно рассмотрена ниже, при решении вопроса о происхождении тушемлинской культуры. Здесь же можно отметить, что единственная находка глиняного сосуда с расчесами (типа Заозерье) в удлиненном кургане 3 могильника у д. Повалишино — недостаточный аргумент для предлагаемых построений. Впрочем, авторы их понимают это и допускают, что процесс становления культуры псковских длинных курганов, как и тушемлинской, был обусловлен каким-то внешним импульсом экстраординарного характера.
Рассмотренные выше вещевые материалы провинциальноримских типов, получившие распространение в период великого переселения в лесной зоне Восточно-Европейской равнины, являются ярким свидетельством расселения на этой территории среднеевропейского населения. И это население безусловно участвовало в формировании культуры псковских длинных курганов. Только расселением в Ильменско-Псковском регионе нового населения могло быть обусловлено прекращение развития культуры сетчатой керамики. Культуру псковских длинных курганов следует рассматривать как местное новообразование, сложившееся как результат оседания на русском Северо-Западе массы переселенцев из провинциальноримского ареала Средней Европы.
Создателями новой культуры было земледельческое население. Складывается впечатление, что переселенцы на прежних местах пострадали от наводнений и переувлажненности почвы и поэтому на Северо-Западе выбирали для своего местопребывания участки, не подверженные подобным процессам, — песчаные возвышенности в сухих боровых лесах, при сухопутных дорогах, очевидно бывших в то время основными путями миграционных передвижений. Так, все могильники с ранними длинными курганами фиксируются в возвышенных местностях, преимущественно расположенных не менее чем в 150 м над уровнем моря. Все находки В-образных рифленых пряжек — индикаторов миграционных процессов из Средней Европы — обнаружены в таких же возвышенных местах139.
Переселенцами из Средней Европы, как показывает картографирование памятников культуры псковских длинных курганов на почвенной карте Новгородско-Псковской земли, были освоены прежде всего местности с дерново- и типично слабо- и среднеподзолистыми, а также с дерново-карбонатными и перегнойно-карбонатными почвами, которые были наиболее пригодны для земледелия140. Новое население вынуждено было на первых порах освобождать от леса участки для сельскохозяйственной деятельности. Не располагая качественными орудиями для вырубки леса и обработки пахотных угодий, а также необходимой тягловой силой животных, переселенцам пришлось заняться подсечно-огневым земледелием, которое на какое-то время стало главным агротехническим приемом для подготовки почвы к посевам. Подсечное земледелие, основанное на использовании огня и ручных орудий обработки земли, в сочетании с охотой, рыбной ловлей и лесными промыслами стало основой экономики носителей культуры псковских длинных курганов.

О происхождении населения, создавшего в Новгородско-Псковском крае в третьей четверти I тыс. н. э. рассматриваемую культуру, из среднеевропейского региона говорят и данные топонимики. Так, картография гидронимов с лексемой тереб- (от глагола теребить 'расчищать землю, готовить ее под пашню') показывает, что бассейны озер Ильмень и Псковское составляют общий ареал с Повисленьем, Чехией и Словакией141. Объяснение этому может быть одно — какая-то часть земледельческого населения, очевидно из Повисленья, переселилась в Ильменско-Псковские земли. В гидронимии бассейнов Ильменя и Псковского озера имеются и другие новгородско-псковско-польские схождения142. Древняя близость псковских говоров со славянским языковым миром Висленского бассейна проявляется и в лексических материалах143.
Взаимоотношения пришлого населения с прибалтийско-финским Псковско-Ильменского региона трудно поддаются детальному изучению. Некоторые элементы в строениях длинных курганов, отмеченные выше, и сохранение пласта западнофинской гидронимии позволяют говорить о том, что значительные массы аборигенных жителей в период великого переселения народов не покинули мест своего обитания и включились в общий этногенетический процесс. Восстановить его затруднительно. Допустимо предположение об его неоднозначности в разных местностях обширного ареала культуры псковских длинных курганов. Если в его основных областях, видимо, имела место постепенная славянизация прибалтийских финнов, то в окраинных регионах пришлое население иногда растворялось в местной среде.
Вместе с тем, нельзя исключать и того, что под натиском среднеевропейских переселенцев немалые группы прибалтийско-финского населения вынуждены были оставить свои места проживания. Это процесс стал импульсом дифференциации прибалтийско-финской языковой общности. В VI—VII вв. начался процесс становления отдельных прибалтийско-финских племенных образований раннего средневековья — эстов, ливов, суми, еми, корелы, води, ижоры и веси144. Натиск населения культуры псковских длинных курганов в западном направлении, по-видимому, не стихал на протяжении всей третьей четверти I тыс. н. э. Для сдерживания этого натиска эстские племена вынуждены были соорудить на своем восточном пограничье цепь укрепленных пунктов.

Культуру псковских длинных курганов следует считать славянской, прежде всего, по двум обстоятельствам: она по всем своим показателям заметно отличается от предшествующих древностей прибалтийских финнов и довольно отчетливо связана с достоверно славянскими древностями последующей поры. Сопоставительный анализ всех особенностей строения длинных (и сопутствующих им круглых) курганов, а также их погребальной обрядности с соответствующими показателями курганных древностей IX—Х вв. Псковской земли, которых нередко связывает и общность могильников, выявляет полнейшее единообразие145. К этому можно добавить, что погребальный ритуал культуры псковских длинных курганов по всем параметрам также сопоставим с достоверно славянской обрядностью других территорий раннесредневекового славянского мира и существенно отличен от прибалтийско-финского и летто-литовского.
В этой связи следует полагать, что в ареале культуры псковских длинных курганов протекал интеграционный процесс — разноплеменное население, прибывшее сюда из Средней Европы, и местные финны постепенно славянизировались. На южной окраине этого ареала, преимущественно в правобережной части Западнодвинского бассейна, переселенцы застали население днепро-двинской культуры (днепровские балты), которое также вошло в состав носителей культуры псковских длинных курганов146. Славяне, очевидно, оказались на Северо-Западе наиболее активным и, может быть, численно доминирующим этносом. Впрочем, на раннем этапе среднеевропейские переселенцы могли осваивать земли, не занятые аборигенами, и какое-то время сосуществовать с ними.
В составе населения, расселившегося в Новгородско-Псковских землях, кроме славян несомненно были еще балты. Мощные миграционные волны, исходящие из Повисленья, пересекали области, занятые балтскими племенами, и они не могли не быть увлечены потоками переселенцев. Об одном из ятвяжских элементов в строении некоторых длинных курганов говорилось выше. Этими переселенцами, очевидно, оставлена какая-то часть балтской гидронимики в Новгородско-Псковском крае, которая здесь весьма многочисленна147. Некоторые водные названия балтского происхождения, по всей вероятности, восходят к периоду р151аннего железа, когда в областях прибалтийско-финского расселения имела место инфильтрация племен культуры штрихованной керамики. Однако среди гидронимов русского Северо-Запада есть и названия несомненно более позднего происхождения, в частности несущие в себе западнобалтские черты148. Их происхождение может быть объяснено только миграцией в Ильменско-Псковские земли более или менее крупных групп ятвяжско-прусского населения.
Независимо от археологии, о раннем расселении славян в Новгородско-Псковской земле свидетельствуют данные лингвистики. Древне-новгородский диалект, восстанавливаемый на основе анализа текстов берестяных грамот из раскопок в Новгороде и особенностей псковских говоров, является ответвлением праславянского языка149. Отсутствие в этом диалекте элементов второй палатализации дает все основания считать, что славянское население, расселившееся в бассейнах озер Псковское и Ильмень, отчленилось от основного славянского ареала не позднее середины I тыс. н. э. и какое-то время проживало изолированно от него.

О том же говорят и материалы топонимики. Согласно изысканиям Р. А. Агеевой, в гидронимии Новгородско-Псковского края имеется целый ряд прямых и косвенных подтверждений очень раннего расселения здесь славян. Начало его относится к периоду, когда были продуктивны праславянские модели водных названий. Среди гидронимов этой территории выявляется множество «первичных» названий, которые, по С. Роспонду, характерны для зоны «А» (Повисленье), т. е. прародины славян. Р. А. Агеевой предпринята попытка выделения регионов наиболее раннего оседания славян. Это бассейн р. Великой, земли к югу от озера Ильмень, а также области между побережьем Чудского и Псковского озер с одной стороны, и средним течением р. Луги с другой150. Как раз в этих местностях наблюдается наибольшая концентрация длинных курганов псковского типа.
Допустимо предположение, что носители культуры псковских длинных курганов именовались кривичами. Латыши до сих пор называют русских krievs, именем, явно производным от этого этнонима. Из племенных подразделений славянского этноса латышские племена на первых порах непосредственно соседствовали с носителями культуры длинных курганов, то есть с кривичами, поэтому их имя и было распространено позднее на все русское население. Более того, отдельные группы населения культуры длинных курганов проникли в глубь латгальских земель, о чем свидетельствует полтора десятка могильников с длинными курганами, зафиксированных в восточных районах Латвии.
Имеются и указания летописей о кривичах как жителях Псковской земли. Так, из летописной легенды о призвании варягов очевидно, что Изборск стоял в старой кривичской земле152, а в Архангелогородском летописце сохранилось прямое известие об Изборске как кривичском городе153. Изборск находился в одном из регионов концентрации длинных курганов, а в VIII—IX вв., как показали раскопочные исследования, был племенным центром одной из кривичских групп154.
Нужно полагать, что кривичи первоначально были одним из этноплеменных образований праславянского периода, осевших в Ильменско-Псковской земле. Этноним криеичи, как считают исследователи, производен от имени их предводителя Крива.
С конца VII — начала VIII в. в восточной части ареала псковских длинных курганов получает развитие культура сопок. Сооружение длинных курганов здесь прекращается, население культуры псковских длинных курганов вливается в состав словен новгородских. Развитие этой культуры продолжалось только в Псковской земле155.
В IX—X вв. в бассейнах р. Великой и Псковского озера на смену длинным курганам приходят круглые (полусферические) насыпи с одним-двумя захоронениями по обряду кремации. Генетическая связь между этими курганами достаточно очевидна. Они однотипны по всем своим особенностям, в том числе и по деталям погребального ритуала. В последних десятилетиях X в. появляются подкурганные трупоположения. Постепенно обряд ингумации вытесняет прежний ритуал, но строение курганов остается неизменным. Xарактерная для длинных курганов псковского типа подошвенная зольно-угольная прослойка — следы очищения огнем места, избранного для погребальной насыпи, — обычна и для круглых курганов как с остатками трупосожжения, так и с трупоположениями. Лишь с середины XII в., когда в земле псковских кривичей распространяются подкурганные захоронения в грунтовых ямах, ритуал выжигания площадок для погребальных насыпей постепенно исчезает.
Курганы Псковской земли древнерусского времени бедны вещевым инвентарем. Этнографических особенностей среди женских украшений псковские кривичи не имели. Перстнеобразные височные кольца, шейные ожерелья из немногочисленных стеклянных бус, металлические браслеты и перстни принадлежат к общевосточнославянским типам.



106Vasmer M. Beiträge zur historischen Völkerkunde Osteuropas: 2. Die ehemalige Ausbreitung der Westfinnen in den heitigen slavischen Ländern // Sitzungsberichte der Preussischen Akademie der Wissenschaften. Philosophische-historische Klasse. Berlin, 1934. S. 351—440.
107Станкевич Я. В. К истории племен Верхнего Подвинья... С. 7—151; Гурина Н. Н. Древняя история северо-запада Европейской части СССР // МИА. 1961. № 87. С. 113—137, 326—329, 507—513; Орлов С. Н. Городище эпохи раннего металла в низовьях реки Ловати // КСИА. Вып. 87. 1992. С. 42—45; Его же. Памятники эпохи металла в окрестностях Новгорода // СА. 1967. №2. С. 233—236.
108Седов В. В. Прибалтийские финны // Финны в Европе в VI—XV веках. Прибалтийско-финские народы: Историко-археологические исследования. Вып. 1. М., 1990. С. 20.
109Башенькин А. Н. Культурно-исторические процессы... С. 9—12.
110Более полную характеристику длинных курганов псковской группы см.: Седов В. В. Длинные курганы кривичей // САИ. Вып. Е1—8. М., 1974; Его же. Восточные славяне в VI—XIII вв. М., 1982. С. 46—58; Его же. Славяне в раннем средневековье... С. 211—217; Носов Е. Н. Некоторые общие вопросы изучения погребальных памятников второй половины I тыс. н. э. // СА. 1981. № 1. С. 42—56.
111Седов В. В. Древнерусское языческое святилище в Перыни // КСИИМК. Вып. 50. 1953. С. 92—103.
112Шмидехельм М. X. Каменные могилы в северо-восточной Эстонии // КСИ-ИМК. Вып. XLII. 1952. C. 80; Ее же. Археологические памятники периода разложения родового строя... С. 238.
113Nordman C. A. Karelska jarnaldersstudier // Suomen muinaismuistoyhdistyksen aikakaukirja. XXXIV. Helsinki, 1924. S. 100; Седов В. В. Этнический состав населения северо-западных земель Великого Новгорода // СА. Т. XVIII. 1953. С. 202—203.
114Например, керамика поселения Шелиги под Плоцком (Szymanski W. Szeligi pod Plockiem...).
115Носов Е. Н. Поселение и могильник культуры длинных курганов на оз. Съезжее // КСИА. Вып. 166. 1981. С. 66—68.
116Башенькин А. Н. Сопки и длинные курганы в Юго-Западном Белозерье // Славянская археология. 1990. Этногенез, расселение и духовная культура. (Материалы по археологии России. Вып. 1). М., 1992. С. 136.
117Торопов С. Е. Поселение культуры длинных курганов на озере Крюково // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: Материалы научной конференции 11—13 ноября 1997 г. Новгород, 1997. С. 11—15.
118Фурасьев А. Г. Городища-убежища Псковщины второй половины I тысячелетия н. э. // Петербургский археологический вестник. № 9. СПб., 1995. С. 143— 150.
119Носов Е. Н. Поселение и могильник... С. 65—66.
120Орлов С. Н. Археологические исследования в низовьях реки Мсты // СА. 1968. № 2. С. 166—167.
121Гроздилов Г. П. Археологические памятники Старого Изборска // Археологический сборник Гос. Эрмитажа. Вып. 7. 1965. С. 81.
122Аун М. Курганные могильники Восточной Эстонии во второй половине I тыс. н. э. Таллин, 1980. С. 99.
123Носов Е. Н. К вопросу о сложении погребального обряда длинных курганов // КСИА. Вып. 179. 1984. С. 11 — 17.
124Е. Р. Михайлова считает, что погребения, совершенные на площадках, определять как более ранние по сравнению с курганными из-за отсутствия датирующих находок нельзя. Погребальные площадки, окруженные ровиками, были, утверждает исследовательница, начальной стадией сооружения любого кургана. Большинство площадок было перекрыто насыпями, а немногие в силу каких-то причин остались в первоначальном виде и могут относиться к разным периодам культуры псковских длинных курганов (Михайлова Е. Р. О так называемых погребальных площадках в культуре длинных курганов // Новгород и Новгородская земля: История и археология. Вып. 7. Новгород, 1993. С. 70— 78).
125Седов В. В. Длинные курганы... С. 41; Его же. Восточные славяне ... С. 53.
126Лаул С. К. Погребальные памятники прибалтийских финнов в I тысячелетии н. э. // Вопросы финно-угроведения. Вып. VI. Саранск, 1975. С. 378—384; Ее же. Об этнической принадлежности курганов Юго-Восточной Эстонии // Изв. АН Эстонской ССР. Общественные науки. Таллин, 1979. № 3. С. 319—329.
127Лебедев Г. С. Начало Верхней Руси по данным археологии // Проблемы истории и культуры северо-запада РСФСР. Л., 1977. С. 90—95; Его же. О времени появления славян на Северо-Западе // Северная Русь и ее соседи в эпоху раннего средневековья. Л., 1982. С. 33.
128Jaanits L., Laul S., Lougas V., Tonisson E. Eesti esiajalugu ... Lk. 277—279; Башенькин А. Н. Сопки и длинные курганы на востоке Новгородской земли // История и археология Новгородской земли: (Тезисы научно-практической конференции). Новгород, 1987. С. 12—14; Его же. Исследование памятников I тыс. н. э. в бассейне Мологи // Новгород и Новгородская земля: История и археология. Новгород, 1992. С. 25—29; Конецкий В. Я. Население Приильменья в этнических процессах на Северо-Западе в VIII—XIII вв.: (К постановке проблемы) // История и археология Новгородской земли: (Тезисы научно-практической конференции). Новгород, 1987. С. 18—19.
Все эти работы носят региональный характер и уже поэтому не могут претендовать на решение вопроса этнической принадлежности населения культуры псковских длинных курганов в целом. В окраинных регионах территории этой культуры могли происходить этнопроцессы, отличные от ее коренного ареала.
129Седов В. В. Об этнической принадлежности псковских длинных курганов // КСИА. Вып. 166. 1981. С. 5—11.
130Микляев А. М. Новые данные о культуре длинных курганов на юге Псковской области // Археология и история Пскова и Псковской земли. 1987. Псков, 1987. С. 51; Короткееич Б. С., Мазуркееич А. Н., Микляее А. М. Двинско-Ловатское междуречье в каменном — железном веках (опыт археолого-палеогеографической периодизации) // Новгород и Новгородская земля: История и археология. Новгород, 1992. С. 33.
131Аун М. Археологические памятники... С. 134—137.
132Моора X. А. Вопросы сложения эстонского народа и некоторых соседних народов в свете данных археологии // Вопросы этнической истории эстонского народа. Таллин, 1956. С. 128—131.
133Setälä E. N. Suomensukuisten kansojen esihistoria // Suomen suku. Helsinki, 1926. № 1. S. 160.
134Лопатин Н. В. Параллели в керамике культуры длинных курганов и древностей типа Тушемли-Банцеровщины // Археология и история Пскова и Псковской земли. 1987. Псков, 1987. С. 52—53.
135Минасян Р. С. Поселение и могильник на берегу оз. Узмень // Труды Гос. Эрмитажа. Т. XX. Л., 1979. С. 183—184.
136Носов Е. Н. Проблема изучения погребальных памятников Новгородской земли (к вопросу о славянском расселении) // Новгородский исторический сборник. Вып. 1 (11). Л., 1982. С. 62—63.
137Белецкий С. В. Керамика Псковской земли второй половины I — начала II тыс. н. э. как исторический источник (культурная стратиграфия района): Автореф. дисс. ... канд. ист. наук. М., 1979. С. 10.
138Лопатин Н. В., Фурасьев А. Г. О роли памятников III—V вв. н. э. в формировании культур псковских длинных курганов и Тушемли-Банцеровщины // Петербургский археологический вестник. № 9. Л., 1994. С. 136—142.
К точке зрения этих исследователей близок В. Я. Конецкий, излагающий свое мнение довольно поверхностно, без привлечения конкретных археологических материалов (Конецкий В. Я. К вопросу о формировании культуры длинных курганов // Новгород и Новгородская земля: История и археология. Вып. 11. Новгород, 1997. С. 213—225). Исследователь считает, что в основе рассматриваемых культур лежат древности типа среднего слоя Тушемли.
139Седов В. В. Первый этап славянского расселения в бассейнах озер Ильменя и Псковского // Новгородские археологические чтения. Новгород, 1994. С. 132. Карты на рис. 1—3.
140Там же. С. 135. Рис. 4.
141Смолицкая Г. П. Некоторые лексические ареалы. По данным гидронимии // Вопросы исторической лексикологии и лексикографии восточнославянских языков. М., 1974. С. 171—179.
142Агеева Р. А. Гидронимия Русского Северо-Запада как источник культурно-исторической информации. М., 1974. С. 158—160, 182—184.
143Мжельская О. С. О лексических связях псковских говоров с западными славянскими языками // Вестник ЛГУ. 1963. № 14. Сер. истории, языка и литературы. Вып. 3. С. 89—100.
144Sedov V. Die erste Welle slawischer Ansiedlung im Nordwesten Osteuropas und die Ostseefinnen // Cultural Heritage of the Finno-Ugrians and Slavs. Tallinn, 1992. S. 62—77; Седов В. В. Прибалтийско-финская этноязыковая общность и ее дифференциация // Финно-угроведение. 1997. № 2. С. 3—16.
145Седов В. В. Длинные курганы кривичей... С. 36—41. См. также: Буров В. А. К проблеме этнической принадлежности культуры длинных курганов // СА. 1996. № 1. С. 122—131; Его же. К проблеме этнической принадлежности носителей культуры длинных курганов (псковско-новгородская группа) // Тверь, Тверская земля и сопредельные территории в эпоху средневековья. Вып. 1. Тверь, 1996. С. 6—10.
146Лопатин Н. В. Днепро-двинская культура как компонент культуры длинных курганов // Этногенез и этнокультурные контакты славян: (Труды VI Международного Конгресса славянской археологии. Т. 3). М., 1997. С. 166—176.
147Агеева Р. А. Гидронимия Русского Северо-Запада... С. 185—201.
148Там же. С. 199.
149Зализняк А. А. Древненовгородский диалект и проблемы диалектного членения позднего праславянского языка // Славянское языкознание: X Международный съезд славистов: Доклады советской делегации. М., 1988. С. 164—177; Его же. Древненовгородский диалект. М., 1995.
150Агеева Р. А. Гидронимия Русского Северо-Запада... С. 153—185.
151Šnore E. Latvijas PSR arheologu piedalisanas Baltijas kompleksa arheologiska, etnografiska un antropologiska ekspedicija // Latvijas PSR zinatnu Akademijas vestis. 1957. № 4. Lpp. 169— 172; Urtans V. Latvijas iedzivotaju sakari ar slaviem I g. t. otraja puse // Arheologija un etnografija. VIII. Riga, 1968. Lpp. 65—70.
Тесный контакт Полоцка с латышской территорией устанавливается только с XII в., когда племенное название криеичи вышло из обихода. Восточнославянское население именовалось русью, а жители Полоцкой земли дополнительно полочанами.
152Повесть временных лет... С. 18.
153Шахматов А. А. К вопросу об образовании русских наречий и русских народностей // ЖМНП. 1899. № IV. С. 336.
154Седов В. В. Восточные славяне... С. 56—57; Его же. Изборск в 8—10 веках // Новое в археологии Прибалтики и соседних территорий. Таллинн, 1985. С. 119—128.
155Xарактеристику древностей псковских кривичей IX—XII вв. см.: Седов В. В. Восточные славяне... С. 166—169.
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Алексей Гудзь-Марков.
Индоевропейцы Евразии и славяне

под ред. Б.А. Рыбакова.
Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тысячелетия н.э.

под ред. В.В. Фомина.
Варяго-Русский вопрос в историографии

Любор Нидерле.
Славянские древности

Д. Гаврилов, С. Ермаков.
Боги славянского и русского язычества. Общие представления
e-mail: historylib@yandex.ru