Становление славянского этноса

Около 550 г. до н. э. начинается миграция племен поморской культуры на территорию лужицкой культуры. В течение полутора столетий переселенцы из Польского Поморья расселились на значительной части бассейна средней и верхней Вислы и в смежных районах бассейна Одера. Миграция населения поморской культуры на юг была обусловлена вторжением в их земли носителей культуры лицевых урн. Последние представляют собой специально изготовленные для погребений грушевидные глиняные сосуды с натуралистическими или схематическими изображениями человеческого лица. Туловища их украшались геометрическими узорами или различными изображениями (коня, всадника, повозки, сцен охоты и др.). Поверхность урн черная, прочерченные орнаменты заполнялись белой пастой. Крышки имели вид шапки с небольшими полями.

Такие лицевые урны получили распространение наряду с Польским Поморьем в Ютландии, южных регионах Скандинавии и бассейне Эльбы. Более ранние находки подобных урн широко представлены в Этрурии (Италия). В Северную Европу лицевые урны были явно привнесены переселенцами, этнос которых определить не представляется возможным. Материалы поморской культуры свидетельствуют о том, что пришлое население растворилось в среде более многочисленного аборигенного.

Расселение носителей поморской культуры в Висленском и Одерском бассейнах не сопровождалось какими-либо ощутимыми перемещениями местного лужицкого населения. Оно не покидало мест своего проживания. На первом этапе поселения и синхронные им могильники носителей лужицких и поморских древностей сосуществовали на одной территории параллельно. Но очень скоро начался процесс метисации пришлого населения с аборигенами: образуются общие поселения и могильники. Этому способствовали одинаковые хозяйственные уклады, быт и уровни общественного развития лужицких и поморских племен, их этническая близость.

В той части ареала лужицкой культуры, где расселились переселенцы из Польского Поморья, наблюдается процесс смешения культурных элементов, их нивелировка. Так, в могильниках постепенно уменьшается число коллективных захоронений, что было свойственно обрядности поморской культуры. Доминирующими становятся характерные для лужицкого населения индивидуальные погребения. Постепенно исчезает обычай сооружать для погребений каменные ящики, что было типично для поморской культуры, зато широко распространяется типично лужицкая особенность — захоронения в грунтовых ямах в глиняных урнах или без них. Подобная ситуация смешения выявляется и в развитии керамики, и в металлических изделиях. В погребальной обрядности все большее и большее распространение получает обычай накрывать остатки захоронений крупным колоколовидным сосудом — клёшем (от польского klosz). Результатом внутрирегионального взаимодействия лужицкого и поморского населения стало становление нового образования — культуры подклёшевых погребений.^[94]

Эта культура датируется 400–100 гг. до н. э. Первоначальная территория её — бассейны среднего и верхнего течения Вислы и притока Одера Варты — ограничена зоной смешения лужицкого и поморского населения. В среднелатенский период ареал культуры подклёшевых погребений расширяется до среднего течения Одера на западе и до западных, окраинных регионов Волыни и Припятского Полесья на востоке. Наиболее восточными памятниками её являются могильники Млынище близ Владимира Волынского и Дрогичин недалеко от Пинска (рис. 10).

Рис. 10. Становление славянского этноса

а — могильники культуры подклёшевых погребений;

б — первоначальный регион поморской культуры;

в — территория расселения племен поморской культуры;

г — ареал лужицкой культуры;

д — ясторфской культуры (германцы);

е — западного гальштата (кельты);

ж — восточного гальштата (иллирийцы);

з — западно-балтских курганов (западные балты);

и — территория восточных балтов;

к — ареал милоградской культуры;

л — скифской культуры;

м — дакийских племен.

Поселения культуры подклёшевых погребений были неукрепленными. По топографическим особенностям и величине они близки к лужицким. На основе анализа антропологических материалов из могильников польские археологи утверждают, что большинство поселений насчитывали 20–40 жителей. Жилищами были наземные прямоугольные постройки столбовой конструкции, продолжавшие традиции домостроительства лужицкой культуры. Очаги выкладывались из камней и располагались обычно около одной из длинных сторон жилища. Пол был земляным, перекрытие двускатное. На поселении Бжесц-Куявский исследованы и полуземляночные дома подквадратной или прямоугольной формы со сторонами 3–4 м и глубиной котлованов 0,6–1 м.

Могильники культуры подклёшевых погребений бескурганные. Курганы, свойственные поморской культуре, исчезают при формировании новой культуры. Только в северных, окраинных регионах ее ареала изредка население еще продолжало сооружать курганы. Захоронения в грунтовых могильниках совершались по обряду трупосожжения. Собранные с погребального костра остатки кремации умерших помещались в глиняных урнах и прикрывались (далеко не во всех случаях) сосудом больших размеров, опрокинутым вверх дном. Такой ритуал появился еще в лужицкой культуре в периоде IV эпохи бронзы. Тогда это была редкая обрядность, но зафиксирована на широкой территории. В условиях внутрирегионального смешения лужицкого населения с пришлым из земель Польского Поморья этот тип обрядности в силу каких-то причин теперь получил доминирующее распространение, став маркером нового культурно-исторического образования. В коренных землях поморской культуры этого не наблюдается.

Целый ряд могильников лужицкой культуры продолжал функционировать и во время культуры подклёшевых погребений, свидетельствуя о том, что последняя культура была прямым продолжением лужицкой. Одним из таких является некрополь Варшава-Грохув, в котором раскопано 370 могил лужицкой культуры и свыше 20 подклёшевых захоронений.^[95]

Среди захоронений культуры подклёшевых погребений есть урновые и безурновые. В обоих случаях зафиксирован обычай засыпать кальцинированные кости остатками погребального костра. Иногда погребения обставлялись камнями. При раскопках могильника в Трансбуре близ Минска Мазовецкого, где исследовано 126 погребений, выявлены следы кольев, вбитых вокруг могильной ямы. Исследователи памятника полагают, что над погребениями устраивались домообразные сооружения из тонких стояков и плетневых стен.^[96] В этой связи высказывается предположение, что в древности каждое захоронение на поверхности обозначалось легким деревянным сооружением или небольшой земляной насыпью.

Кроме урн, в погребениях нередки сосуды-приставки. Это, безусловно, лужицкая традиция. Количество приставок обычно — два—три сосуда. Основная часть захоронений культуры подклёшевых погребений безынвентарна, в другой вещи, как правило, немногочисленны. Это — металлические булавки, фибулы, кольца и др.

Глиняная посуда культуры подклёшевых погребений отражает синтез лужицкой и поморской культур. Часть керамики является прямым продолжением лужицкой. Таковы высокие горшки яйцевидной формы, к числу которых принадлежат и сосуды-«клёши», округлобокие сосуды с двумя ушками, амфоровидные сосуды, миски с загнутым наружу краем, ситовидные сосуды, кубки, плоские круглые крышки. Другая часть керамики эволюционировала из поморской посуды — выпуклобокие сосуды с гладким верхом и специально ошершавленным («хроповатым») туловом, которые также употреблялись как «клёши», амфоровидные сосуды с ошершавленной поверхностью, миски с ребристым краем и ушком, кувшины. Бытовали и сосуды, ранее распространенные как в лужицких, так и в поморских древностях, в частности горшки с высокой цилиндрической шейкой. Вся глиняная посуда делалась ручным способом, без применения гончарного круга (рис. 11).

Рис. 11. Керамика культуры подклёшевых погребений

1 — Шимборзе;

2, 5–7, 9, 10 — Бетоленка Дворска;

3 — Варшава-Грохув;

4 — Сарнувек;

8 — Бжесц.

Наследием лужицкой культуры были булавки со спиральными головками и с завершениями, свитыми в ушко. Из поморской в культуру подклёшевых погребений перешли булавки с дисковидными головками, фибулы чертозского типа и единичные находки ковачевичских фибул. Изделия из бронзы представлены преимущественно украшениями (рис. 12).

Рис. 12. Бронзовые украшения культуры подклёшевых погребений

1–5 — булавки;

6 — привеска;

7, 8 — браслеты.

1, 3–5, 7, 8 — Кетж;

2 — Трансбур;

6 — Бжесц.

Металлические предметы в рассматриваемое время изготавливались в основном уже из железа. Среди них к распространенным принадлежат булавки с лебедевидными головками, гвоздевидные и с головками в виде трубчатого ушка. Бытовали также фибулы ранне- и среднелатенских типов, ожерелья из стеклянных бус, бронзовые шейные гривны в виде корон, биспиральные подвески, ранее распространенные в лужицких древностях. В памятниках культуры подклёшевых погребений встречаются также предметы из кости и рога — иглы, проколки, орнаментированные накладки и другое.

Основой экономики населения рассматриваемой культуры были земледелие и скотоводство. Археологами зафиксированы следы плужной обработки почвы, но железных пахотных орудий пока не встречено, очевидно, они были целиком деревянными. Возделывались просо, пшеница, ячмень, горох, бобы, лен. Раскопками выявлены также следы занятий рыболовством, охотой и собирания лесных плодов.

Имеются все основания относить население культуры подклёшевых погребений к славянскому этносу. Начиная с этой культуры прослеживается преемственность в эволюционном развитии древностей вплоть до достоверно славянских раннего средневековья. Таким образом, период формирования и развития рассматриваемой культуры был этапом становления славянского этноса. Древнеевропейское население Висло-Одерского бассейна в это время в условиях внутрирегионального взаимодействия с племенами поморской культуры становилось славянским. А. Мейе, отмечая, что причины, вызывавшие в древности языковые новообразования в среде индоевропейцев, еще слишком мало изучены, относил к числу таковых смешение индоевропейских племен с племенами, говорившими на иных языках. В качестве примера ученый приводил греческий язык.^[97]

Концепция А. Мейе о лингвистической дифференциации как результате внешнего импульса со стороны субстрата подверглась критике и действительно не может быть всеобъемлющей. Вместе с тем из критики не следует, что мысль этого лингвиста должна быть полностью отвергнута, а при учете археологических данных в исследуемом случае оказывается вполне приемлемой.

А. Мейе подчеркивал, что славянский язык — это индоевропейский язык архаического типа, словарь и грамматика которого не испытали потрясений.^[98] Основанное на современных археологических материалах заключение о становлении славян в условиях внутрирегионального взаимодействия северо-восточных групп древнеевропейского населения, представленного лужицкой культурой, с расселившимися на той же территории племенами поморской культуры, атрибутируемыми как периферийные балты или как носители промежуточных окраиннобалто-древнеевропейских диалектов, нисколько не противоречит каким-либо лингвистическим данным.

Культура подклёшевых погребений соответствует этапу становления и начального развития праславянского языка. В это время язык славян только что начал самостоятельную жизнь, постепенно вырабатывались собственная языковая структура, отличная от других индоевропейских структур, и своя лексика. Время культуры подклёшевых погребений, по периодизации Ф. П. Филина, — первый этап эволюции праславянского языка. Характеризуя его, исследователь отмечал, что в это время новообразования коснулись и области гласных (ослабление роли лабиализации), и характера количественных и качественных чередований, и изменения древних ларингальных звуков, и некоторых перемен в системе согласных и грамматики. Не исключено, заключал Ф. П. Филин, что «истоки многих новообразований были заложены еще до окончательного выделения общеславянского языка из древних индоевропейских диалектных группировок».^[99] Выделение праславянского языка из древнеевропейского было, очевидно, продолжительным процессом. Его начало, по всей вероятности, относится к диалектам племен лужицкой культуры, а завершающий этап — к периоду культуры подклёшевых погребений.

Область распространения этой культуры соответствует тем географическим особенностям, которые характеризуют лексические данные праславянского языка — наличие многочисленных слов, относящихся к обозначению лесной растительности и обитателей лесов, озер и болот при отсутствии терминов, обозначающих специфику морей, горных и степных местностей. Славянская прародина, или регион становления праславянского языка и этноса, согласно лексическим материалам, находился в лесной, равнинной местности с наличием озер и болот, в стороне от моря, горных хребтов и степных пространств.^[100]

Данные сравнительно-исторического языкознания также соответствуют локализации ранних славян в ареале культуры подклёшевых погребений.

Как свидетельствует лингвистика, ранние славяне находились в тесных соседских контактах прежде всего с носителями западнобалтских диалектов.^[101] Материалы археологии отчетливо свидетельствуют, что, действительно, ближайшими соседями славян — носителей культуры подклёшевых погребений были западные балты и отношения с ними были весьма тесными. Об этом говорят нередко встречаемые в памятниках культуры западнобалтских курганов глиняные сосуды, напоминающие лужицко-подклёшевые, а также орудия труда и украшения, весьма близкие двум культурам. Некоторые металлические изделия (втульчатые топоры, массивные шейные гривны, браслеты и др.) были одинаково характерны как для культуры подклёшевых погребений, так и для западнобалтских курганов. Ещё более тесная связь выявляется между культурой подклёшевых погребений и древностями Польского Поморья. Территории их разделяла переходная полоса, в которой сочетались элементы той и другой культур. Отдельные подклёшевые погребения, обнаруживаемые в Нижнем Повисленье, как и поморские захоронения в ареале культуры подклёшевых погребений говорят о некотором взаимопроникновении славянского и периферийно-балтского населения. В бассейне Припяти ближайшими соседями славян были племена милоградской культуры (территории их не соприкасались, а разделены были незаселенным пространством), определение этнической принадлежности которых вызывает непреодолимые трудности. Скорее всего, это была также одна из группировок периферийных балтов.

На втором месте по значимости были ранние славяно-германские языковые контакты. Германские племена, представленные ясторфской культурой, были непосредственными северо-западными соседями славян — носителями культуры подклёшевых погребений. Контакты между этими этносами осуществлялись как непосредственно, так и через посредничество племен поморской культуры. Об этом ярко свидетельствует множество предметов (булавки с лебедеобразными головками, с головками, свитыми в ушко, чертозские и ковачевичские фибулы, двуухие сосуды и др.), получивших более или менее равномерное распространение в ареалах трех названных культур. В окраинных регионах ясторфской культуры встречаются сосуды с шероховатой поверхностью, широко бытовавшие в культуре подклёшевых погребений. Наоборот, из ясторфской в земли культуры подклёшевых погребений в результате контактов проникли кувшины с широким ухом и покрышки специфического облика.

Ко времени соседского взаимодействия населения культуры подклёшевых погребений и ясторфской относится исследованное В. Кипарским и В. В. Мартыновым славяно-германское лексическое взаимопроникновение древнейшей поры.

Территория культуры подклёшевых погребений на юго-востоке подступала к скифскому археологическому ареалу. Единичные памятники этой культуры выявлены на его западной окраине. Однако археологические материалы не дают никаких оснований говорить о тесных взаимодействиях славян с ираноязычным миром в рассматриваемое время. Никаких элементов скифского происхождения в памятниках культуры подклёшевых погребений не обнаруживается, как не ощущается и обратного культурного влияния. Это не противоречит и данным языкознания.

На юге и юго-западе соседями славян — носителей культуры подклёшевых погребений — в первое время были племена лужицкой культуры Малопольши, Силезии и Любусской области, не затронутые миграцией поморского населения. Нужно полагать, что это были племена, говорившие ещё на древнеевропейских диалектах. Южнее, за Карпатскими горами находился обширный ареал фракийских племен. Языковые и археологические материалы свидетельствуют, что ранние славяне не контактировали с фракийцами.

Этноним славяне появился не сразу с момента выделения этого этноса. Формирование этноса и рождение этнонима — часто явления не одноактные. О. Н. Трубачёв в этой связи замечает, что появлению этнонима обычно «предшествовал длительный период относительно узкого этнического кругозора, когда народ, племя в сущности себя никак не называют, прибегая к нарицательной самоидентификации ‘мы’, ‘свои’, ‘наши’, ‘люди’ (вообще)». И далее исследователь пишет: «… ‘своих’ объединяла в первую очередь взаимопонятность речи, откуда правильная и едва ли не самая старая этимология имени славян — от слыть, слову/слыву в значении ‘слышаться, быть понятным’».^[102]

Германцы — носители ясторфской культуры были непосредственными соседями племен — носителей лужицкой культуры, сохранившейся в начале железного века в Силезии и Любусской земле, то есть ещё древнеевропейцев, которые, весьма вероятно, именовали себя древнеевропейским этнонимом венеты/венеды. Этот этноним и был перенесен германцами на формирующийся славянский этнос.