Глава 9. Школы, ученые и музыканты
От классического мира Византия унаследовала глубокое уважение к познанию и особую привязанность к культуре Древней Греции. Снова и снова Греция становилась вдохновляющим началом и оживляла воображение византийцев. В X и XI веках, а также в меньшей степени в XIII веке благодаря ей возродились древний символизм в искусстве и основные принципы аргументации в философии. Однако приблизительно с середины VII столетия уже арабские ученые и математики стимулировали работу многих выдающихся византийских ученых, врачей и изобретателей. Несмотря на то что многое из созданного византийцами погибло в XV веке, а некоторые рукописи могут оставаться необнаруженными и до сих пор лежать в библиотеках каких-нибудь удаленных монастырей, все же семена, посеянные ими, дали значительные всходы в европейской культуре. Вероятно, самой большой услугой, оказанной Византией, было сохранение большинства произведений древнегреческой классики, которые известны нам. Если бы не византийские копии, многие из них исчезли бы безвозвратно во время уничтожения великой библиотеки в Александрии. Если бы не разрушительные набеги латинян и турок-османов, количество дошедших до нас работ, без сомнения, было бы несравнимо большим. Помимо сохранения наследия прошлого, византийцы оставили нашей цивилизации целый ряд работ, которые без преувеличения можно назвать краеугольными камнями европейской мысли. Значительная их часть – богословские труды, которые оказали огромное влияние на культуры разных славянских народов, исповедующих православие. Столь же важным является богатый источник информации, содержащейся в хрониках, хотя скорее благодаря гению Константина Багрянородного, который, возможно, был вдохновлен «Жизнью Юстиниана» Прокопия и «Жизнью Константина I» Евсевия Кесарийского, а не работами греческих и римских историков, история в конце концов превратилась в дисциплину, которая с XI века описывалась уже в литературном ключе. Гибель почти всех предметов, относившихся к светской жизни в Византии, к сожалению, привела к тому, что внимание ученых повернулось к религиозным аспектам византийской истории и искусства в ущерб социальным и повседневным тонкостям. В результате сегодня у нас есть в некотором роде однобокое представление о жизни этого государства. Взгляд на образовательные учреждения Византии и высоты, достигнутые в специальных исследованиях, помогают составить картину в истинной перспективе, сфокусировав внимание на светском обществе, а не только на священнослужителях. Хотя религия являлась главной движущей силой и регулятором жизни в Византии, даже в X веке, когда монастыри добились наивысшего могущества и половина населения, как считается, удалилась от мирских забот, светское образование сохранилось. Несмотря на осуждение церкви, оно оставалось в силе. Поначалу предполагалось, что оно будет существовать отдельно от церкви, но со временем светское образование плотно сплелось с христианской доктриной. Святой Василий ратовал за то, чтобы все дети посещали церковные школы, даже если они не собираются связать свою жизнь со служением Богу, но собор 451 года запретил это. Тем не менее, по всей видимости, на деле все обстояло иначе. Запрет не выполнялся, и на протяжении всей истории Византии священники и монахи часто обучали детей, преподавая Священное Писание. Им разрешалось бить ленивых и нерадивых учеников. Императоры основали немало школ для сирот. Они работали по тому же учебному плану, что использовался в начальных школах государства, но детей из семей среднего и высшего сословий часто обучали частные преподаватели, которые предпочитали проверенные временем греко-римские методы. К VI веку образование получала значительная часть детей вольных людей, и число это неуклонно росло, хотя и разнилось в зависимости от региона. В XI веке при Алексее Комнине бесплатные школы открылись для всех детей, независимо от их национальности и сословия. Первые уроки в жизни ребенок обычно получал на женской половине дома. В образованных семьях их зачастую давала мать. Так обстояло дело с Михаилом Пселлом: мать научила его грамотно и свободно говорить и красиво писать. Беглая речь и красивый почерк считались очень важными качествами. Каждый ребенок должен был знать Библию наизусть. Слугам в доме Пселлов запрещалось рассказывать детям страшные сказки, чтобы не пугать их. Пселла отдали в школу в пять лет, но он был необычайно умным ребенком. К 14 годам, когда среднестатистическому ученику полагалось хорошо знать только басни Эзопа, он мог наизусть цитировать «Илиаду». Как и в современной Греции, приблизительно с VIII столетия в ходу было одновременно три формы греческого языка: на просторечном новогреческом говорили необразованные люди, на аттическом диалекте древнегреческого языка писали образованные люди, а более сложную его версию использовали как разговорную. Последний был ближе к классическому греческому, чем к новогреческому, и на нем часто произносились торжественные спичи, что еще больше увеличивало пропасть между письменной и устной формами. Детей, поступивших в школу, сначала обучали грамоте, то есть чтению и письму. За этим следовали более сложные уроки грамматики, синтаксиса и введения в античную литературу. Каждому ученику надлежало ежедневно выучивать наизусть 50 строк из Гомера и читать комментарии к ним. Мальчиков из очень богатых семей обучали частные учителя, которые иногда не ограничивались начальным образованием и продолжали готовить их к поступлению в университет. Тем не менее большинство мальчиков в возрасте 14 лет присоединялись к своим ровесникам в школьных классах. Там они проводили время, осваивая риторику, которая включала в себя отработку произношения и дикции, а также изучение великих ораторов, таких как Демосфен. На последнем году обучения мальчикам преподавали философию, естественные науки и «четыре вида искусства»: арифметику, геометрию, музыку и астрономию. В каждой епархии была своя религиозная школа. Кроме того, во многих монастырях, следовавших завету святого Василия, были не только собственные библиотеки и скриптории, но и ученые монахи, работавшие с текстами из монастырских библиотек и обучавшие братию. Послушанием молодых монахов было обучение послушников и детей, которые собирались стать монахами. Закрытие всех публичных библиотек в 476 году нанесло тяжелый удар по светскому образованию, поскольку учащиеся вынуждены были обращаться к монастырским библиотекам, в которых, само собой разумеется, хранилась в основном богословская литература. Скриптории, то есть комнаты, где писцы копировали все доступные книги, начиная от грамматик и словарей и заканчивая романами и религиозными трудами, имелись во всех библиотеках, в публичных и частных, светских и церковных. Еще в IV веке император Валент регулярно нанимал четырех греческих и трех латинских писцов на работу в свою библиотеку в Константинополе. Каллиграфия почиталась искусством, которым должны прекрасно овладеть все образованные люди. Многие выдающиеся личности, включая императора Феодора II Ласкариса (1254–1258), с удовольствием переписывали книги. Писцы в скрипториях уделяли столько же внимания красоте рукописи, сколько и точности текста. Именно в этих центрах возник шрифт, называющийся «минускул». Многие обнищавшие ученые зарабатывали на жизнь как писцы. Книги были отнюдь не дешевы. В XI веке стоимость экземпляра Евклида равнялась 12 современным фунтам стерлингов. Маловероятно, что иллюстрации с изображением фигур, украшавшие многие византийские книги, рисовались писцами. Хотя узоры на полях, названия глав и рисунки в конце глав могли создаваться высококвалифицированными каллиграфами, иллюстрации на целую страницу делались художниками-иллюминаторами, которые заполняли места, оставленные писцами пустыми. Первая книга, произведенная в Византии, была написана на папирусе в виде свитка. Такая форма сохранялась за официальными документами и государственными бумагами даже после захвата арабами Египта. Позднее она перешла в широкое пользование в средневековой Европе и даже в наши дни используется для создания некоторых церемониальных документов. На куске папируса, где писался документ, ставилась императорская печать, а на литературных трудах она не требовалась, поэтому они не облагались налогом, который взимался с документов. С IV столетия пергамент начал вытеснять папирус. Есть данные, что Константин I заказал 50 экземпляров Евангелия на пергаменте для 50 церквей, которые он, скорее всего, и основал. Эта смена материала ускорилась еще и тем, что папирус стало трудно достать после того, как мусульмане завоевали Египет. Слово «пергамент», вероятно, происходит от названия города Пергам в Малой Азии, где он, по всей видимости, был впервые произведен. В основном его делали из телячьей шкуры, поэтому на Западе он стал известен под названием «веллум», близкого английскому слову «veal» – «телятина». Но также большое количество пергамента производили из кожи волов, антилоп, газелей и овец. Знаменитый Синайский кодекс, находящийся в Британском музее, является одним из древнейших известных нам примеров книги, написанной на пергаменте. Хлопковую и льняную бумагу доставляли из Китая в XI веке, но она оставалась редкостью до XIII века, когда византийцы научились самостоятельно производить все необходимое. Рис. 67. Обложка Евангелия с изображением Христа и апостолов. XII в. Свитки были двух видов. Один читался сверху вниз, второй больше походил на рулон обоев. Он предназначался для написания литературных произведений и имел горизонтальную форму; текст писался столбцами, расположенными слева направо. Такой свиток перестал быть единственной формой с изобретением библиона (первоначально это слово означало Библию по-гречески). Библион изготавливался из листов, которые складывались пополам, почти как в современной книге. Переплетенная книга, собранная таким образом, называлась «кодексом». Когда количество сложенных пополам листов доходило либо до трех, либо до шести, их называли тетрадью. Вначале не более 45 тетрадей могло быть переплетено вместе, но позднее их количество возросло. Книги, сделанные таким способом, разнились по размеру. Их названия происходили от их основной темы. Книги, в которых жития святых выстраивались в форме календаря, именовались «Менологиями», четыре Евангелия – «Тетра Евангелиа». Когда Евангелие переписали в виде ежедневных уроков, книгу назвали «Евангелистрион», а первые восемь книг Нового Завета объединили в «Октатеух». Кроме того, издавались еще псалтыри, сборники проповедей и так далее. Большая часть имела обложку из дерева, в основном дубовую. Если книга предназначалась для церемониального использования или делалась для высокопоставленного аристократа, внешнюю сторону обложки часто изготавливали из драгоценных материалов, например кости, серебра или золота. Она всегда была искусно украшена резьбой, гравировкой или чеканкой, иногда в дополнение еще драгоценными камнями, перегородчатой эмалью, инкрустацией, чернью и самоцветами. В книгах для императора страницы красились в пурпур, а текст зачастую писался золотом. Переплет тоже, как правило, окрашивался в пурпур, но обложка могла быть и золотой, украшенной перегородчатой эмалью. Евангелия, изготовленные по такому образцу, называются Пурпурные кодексы. Развитие просвещения в Византии достигло своего пика приблизительно между 842 годом и началом XII столетия. В этот период образованный и энергичный прелат Фотий формировал новое поколение интеллектуалов. Святые братья Кирилл и Мефодий разрабатывали кириллический алфавит для обращенных в христианскую веру славян. Барда Кесарь, преданный почитатель Фотия, основал университет Магноры. Лев VI, ученик Фотия, тратил свой досуг на создание богословских трудов, некоторые из них до сих пор используются в православном мире. Константин VII Багрянородный написал труды непреходящего значения. А Михаил VII, ученик и друг Пселла, настолько увлекся познанием и искусством, что при всех стараниях не мог реорганизовать армию, морально раздавленную крупным поражением при Манцикерте, и тем самым подверг опасности свое дальнейшее нахождение на троне. Всего лишь несколько лет спустя Анна Комнина, дочь Алексея Комнина, была сослана в монастырь собственным братом. Она проводила время в описании жизни своего отца, создав одну из лучших в мире биографий. Детство святого Кирилла не было необычным для IX столетия. Мальчик родился в семье зажиточных, даже богатых аристократов в Фессалониках в 822 году и получил имя Константин. В 14 лет он потерял отца. Когда это стало известно в Константинополе, императорский канцлер, который слышал немало хорошего о Константине, написал письмо его матери, предложив ей отдать сына в императорскую школу, где обучался и будущий Михаил III (842–867). Школа была лучшей в стране. Мать Константина приняла предложение и отправила мальчика в Константинополь. Он поступил в школу в 16 лет. Через три месяца Константин выучился на грамматика и смог перейти к более сложным предметам, изучая геометрию с великим математиком Львом, диалектику и философию с не менее известным и выдающимся Фотием, дважды занимавшим пост патриарха Константинопольского. Кроме того, он осваивал риторику, астрономию, арифметику, музыку и, выражаясь словами его современников, «прочие эллинистические искусства». Любопытно отметить, что в этом перечне не упоминается богословие. Константину было 22 года, когда он, закончив школу, стал библиотекарем патриарха в соборе Святой Софии. Небезынтересно будет сравнить его с Пселлом, который около двухсот лет спустя продолжал свое образование до 25 лет, посвятив последние годы ораторскому мастерству, дедуктивной и индуктивной философии, естественным наукам и математике. Помимо обязанностей библиотекаря, Константин также служил секретарем или личным помощником бывшего учителя, патриарха Фотия. В этот период своей жизни он стал духовным лицом и вступил в церковь под именем Кирилл. Его назначили дьяконом и предложили пост профессора философии в школе, где он учился. Это была высокая честь, поскольку помимо работы в школе ее профессора еще выступали как советники императора по искусству. Тем не менее Кирилл сначала отказался от должности и принял назначение только в 850 году. Приблизительно за десять лет до того он оставил учительство, чтобы заняться миссионерством с братом Мефодием, сначала среди волжских хазар, а позднее среди славян Центральной Европы, для которых он придумал алфавит, до сих пор носящий его имя. Как правило, девочки были образованы хуже, чем их братья. Однако, если мальчики учились дома, девочкам разрешалось присутствовать на их уроках. Но девочки не могли поступать в университет, если им хотелось продолжить обучение, а должны были заниматься только с частным преподавателем. Тем не менее многие женщины были хорошо образованы. Дочери Константина VII Багрянородного выделялись своей эрудицией. Талантливая Анна Комнина просила простить ее за безрассудство в описании жизни ее отца, поскольку ей не хватало «учености Исократа, красноречия Пиндара, пылкости Полимона и Каллиопы[14] Гомера, а также лиры Сапфо», но ей удалось создать труд столь же бессмертный, что и произведения этих людей. Она вышла замуж за Никифора Вриенния, который сам был уважаемым историком. Ирина, дочь великого логофета Феодора Метохита, была выдающимся ученым, как и многие другие женщины. Немало из них выучивались на врачей и работали в женских отделениях больниц, где считались равными коллегам-мужчинам. К IX веку Патриаршая школа в Константинополе считалась лучшим религиозным учебным заведением. Все ее преподаватели были дьяконами собора Святой Софии. Маленькие дети, поступавшие в школу, получали то же общее образование, что и ученики светских школ, а именно: одна группа специалистов обучала их предметам, включенным в грамматику, другая – включенным в риторику, третья – включенным в философию. Любого из этих учителей могли вызвать на день рождения императора или похожее событие для исполнения обязанностей «оратора короны». Кроме того, ученики проходили полный курс религиозных наставлений. И опять все предметы разделялись между тремя группами учителей. Директор школы лично занимался с детьми Евангелием. Другие преподаватели разбирали послания апостолов, третьи – псалмы. Эти учителя могли также выступать в роли судебных ораторов. Вскоре к ним присоединились знатоки Ветхого Завета, а сама школа стала еще и педагогическим университетом. На этом этапе священники и миряне обучались раздельно в целях подготовки образованных людей, как на посты высшего духовенства, так и на посты преподавателей. Приблизительно с X века люди всех возрастов стали собираться во дворе школы, чтобы обсудить образовательные методики. К тому времени эта школа уже относилась к церкви Святых Апостолов. Это величественное здание стояло на самом высоком холме Константинополя. В большей степени из-за своего заметного расположения оно было разрушено, а его сокровища разграблены султаном Мехметом. Через несколько лет после завоевания Константинополя его место заняла мечеть. Потеря этого храма – одна из печальнейших утрат в истории Византии. В византийские времена грамматики, риторы и диалектики встречались в притворе церкви, чтобы обменяться мнениями, а медики, математики и те, кто занимался геометрией и музыкой, обосновывались в атриуме. Когда споры становились слишком жаркими, просили вмешаться патриарха. С самого начала византийские императоры были уверены, что Константинополь, «новый Рим», должен стать столицей мира, а также его политическим центром. Древние языческие университеты Афин, Александрии, Бейрута и Антиохии славились задолго до возникновения Константинополя. Христианский центр высшего образования был основан в Александрии в III столетии. Вскоре открылась Христианская академия в Кесарии. За ней последовали центры христианского просвещения в большинстве крупных городов Востока империи. Константин I придавал большое значение образованию. Для его поощрения, а также чтобы обеспечить администрацию просвещенными чиновниками, он основал академию в новой столице. Преемники Константина на троне разделяли его заботу и внимание к этому учебному заведению. Но только Феодосий II в 425 году превратил Константинопольскую академию в серьезный университет, контролируемый и поддерживаемый императорами. В этом начинании его искренне поддержали внук и даже жена, афинянка Евдокия. По рождению она была язычницей, дочерью профессора риторики Афинского университета, столь мощного оплота язычества, что Юстиниану пришлось закрыть его в 529 году. Выйдя замуж, Евдокия стала преданной христианкой, но не утратила своей страстной любви к произведениям греческой литературы, которую ей привил в детстве отец. Возможно, благодаря именно ее усилиям уже тогда греческий занял столь же важное место в учебном плане первого Константинопольского университета, сколь и латынь. Новое учебное заведение получило десять вакансий профессора латыни, десять – профессора греческого и, кроме того, три вакансии риторика. Занявшие должности профессоров латыни назывались «ораторами», а профессоров греческого – «софистами». Императоры, назначавшие и увольнявшие университетских преподавателей, иногда посещали занятия, хотя обязанность передавать на рассмотрение списки кандидатов на должности профессоров лежала на сенате (по крайней мере, до XV века, когда ее переложили на великого логофета). На эти должности выбирались миряне и священники в предпочтение монахам. Многие из профессоров на каком-то этапе их карьеры назначались на службу императору в качестве послов и таким образом оставляли учительское поприще. Светское образование в Константинополе не только следовало христианским принципам, но и обращалось к прошлому за основными дисциплинами (а именно за теми, которые группировало под наименованием «грамматика» и «риторика»), поэтому по крайней мере до VI века даже изучение античности происходило в соответствии с христианской доктриной. Так, например, философия, хотя и была крепко связана с математикой, оказалась прикреплена к богословию и в результате подчинилась христианству. Тем не менее до того, как Юстиниан закрыл университет в Афинах, многие молодые константинопольцы отправлялись туда для завершения образования. Однако через сто лет после своего основания Константинопольский университет стал слишком мал для неуклонно растущего населения. С падением Александрии, Бейрута и Антиохии он оказался единственным университетом, доступным для христиан. Студенты всех сословий потянулись туда. К IX веку среди них насчитывалось немало иностранцев: представителей Востока, славян, грузин, армян и, несколько позднее, итальянцев. В 856 году Кесарь Барда, дядя и первый министр Михаила III, решил, что столице необходим второй университет. Он основал его во дворце Магнора и, возможно, из-за того, что там уже находился религиозный институт, оставил своему детищу исключительно светский учебный план. Много студентов прослушали его курсы до X столетия, когда он был закрыт, вероятно, по велению Василия II. На вершине своей академической карьеры Фотий, который станет известен как патриарх Константинопольский, преподавал в столице грамматику, риторику, богословие и философию. Претворяя в жизнь планы Кесаря Барды, он основал светские библиотеки, в которых можно было без всяких сложностей найти труды Платона или греческих драматургов. Фотий также взялся за решение обременительной задачи: составление «Мириобиблиона», в котором понятия располагались пусть и не в алфавитном порядке, но, как в современной энциклопедии, сосредотачивалась вся основная информация о грамматике, истории и литературе, содержавшаяся в работах, написанных с древних времен. Просвещение продолжало развиваться и после смерти Фотия. Через двести лет школа, прикрепленная к Большому дворцу, превратилась в «институт исторических изысканий». В 1045 году в Константинополе был открыт третий университет, специализировавшийся исключительно на подготовке людей для государственной службы и судопроизводства. С этого момента разрешение на практику выдавалось только юристам, окончившим этот университет. Через несколько лет Константин IX Мономах учредил в нем кафедру философии. В итоге там стали преподавать и богословие, и античную литературу. Хотя особое внимание уделялось все-таки философии и римскому праву, культура Древней Греции также входила в программу. Вошло в традицию студентам начинать обучение с освоения грамматики, риторики и диалектики; затем они переходили к арифметике, геометрии, музыке и астрологии, а заканчивали философией и углубленными курсами. Последний курс читал Михаил Пселл. Он был самым выдающимся ученым своего времени, человеком, который более других воплотил в жизнь мечты и Кесаря Барды, и Константина IX. Он стал хранителем древних традиций и в то же время первым сторонником живой, оригинальной мысли. Таким образом, Пселл участвовал в формировании нового взгляда на жизнь, который лучше всего описать словом «гуманистический». Красноречивее всего он проявится в искусстве XII века. Несмотря на то что интерес к работам Платона способствовал распространению такого гуманистического мировоззрения, он вызвал расхождение во взглядах между духовенством и светскими учеными. Опасаясь, что возврат эллинизма приведет к возрождению идолопоклонства или даже язычества, священнослужители старались противопоставить мистицизм реалистичному, пытливому подходу, пропагандируемому светскими учеными. Тем не менее представители высшего духовенства продолжали изучать грамматику, философию и поэзию наряду с житиями святых и комментариями к религиозным текстам. Теперь в монастырских библиотеках должны были храниться не только религиозные и медицинские книги, грамматики и словари, но и труды Аристотеля. Рис. 68. Бронзовый циркульизмеритель Когда в 1204 году двор переехал в Никею, центр просвещения последовал за ним, но продолжал искать вдохновения в Афинах и после возвращения императора в Константинополь. В 1261 году древнегреческое литературное наследие стали изучать с еще большим увлечением, чем до латинской оккупации. В то же время восточное (персидское и монгольское) влияние, принесенное в столицу трапезундскими учеными, и западные идеи, озвученные латинянами, создали новую интеллектуальную энергию и креативность в искусстве, столь же выдающемся, сколь и во времена расцвета Византии. Типичным представителем того периода можно назвать Феодора Метохита (1260–1332), великого логофета императора Андроника III. Он был и прославленным философом-гуманистом, и выдающимся ученым, придавал большое значение математике и прикладывал немало усилий, чтобы отделить изучение астрономии от астрологии. С древних времен астрология связывалась и в умах простого народа, и в умах астрономов с магией. В результате к алхимикам относились с тем же уважением, что и к ученыммыслителям. Почитатель Платона и Аристотеля, хотя и не разделявший метафизических воззрений последнего, Метохит обладал понастоящему энциклопедическим багажом знаний, которые соединялись в нем с высокохудожественным восприятием мира. На собственные деньги он построил один из красивейших памятников поздневизантийского искусства: идеально гармоничную, изысканно украшенную церковь Христа Спасителя в Константинополе. Почтение, оказывавшееся магии в обществе сколь глубоко религиозном, столь и интеллектуально развитом, как византийское, трудно объяснить. Ни глубокие религиозные чувства, ни многочисленные хорошо подготовленные профессиональные врачи не могли поколебать веру, которую даже самые высокопоставленные сановники проявляли в заклинаниях, колдовстве и консультациях у странствующих целителей. Однако серьезные исследования проводились и в сфере медицины, ботаники и зоологии. Освоение медицины базировалось на учении Гиппократа в соединении с методами, пропагандируемыми врачамисамоучками (например, Александром из Тралл в VI веке), которые основывали многие свои выводы на опыте, наблюдении и здравом смысле. Достаточное количество врачей подготавливалось ежегодно, чтобы обеспечить комплектацию персонала не только государственных больниц, но и лечебниц, прикрепленных к монастырям и сиротским приютам. Тем не менее в Византии не было достигнуто никаких успехов, сравнимых по значимости с успехами медицинских школ Запада, например в Болонье или Париже. Лучшие византийские доктора обычно прибегали к очистке кишечника и кровопусканию, каковые считали самыми надежными средствами от болезней. Видные врачи постоянно расходились во взглядах на то, как лучше лечить больного. Анна Комнина в своих трудах сокрушалась о неэффективности работы докторов, собравшихся у смертного одра ее отца. Еще меньше важных достижений было сделано в области ботаники и зоологии. Хотя писалось множество книг о растениях и животных с иллюстрациями, все они скорее оставались изложением уже известной информации, чем отчетами о новых открытиях. Византийские географы также не внесли особой лепты в мировое знание. Но с другой стороны, была очень развита картография. Карты использовались широко. Многие важные открытия были описаны в книгах, которые писались в форме дорожных дневников, сборников рассказов путешественников и живописных описаний. Несмотря на то что византийцам больше нравилось изучать уже существующие дисциплины, а не исследовать новые области знаний, их страсть к просвещению отличалась искренностью и глубиной. Это отражено в отношении Феодора II Никейского, который в тяжкую годину латинской оккупации Константинополя настаивал на том, что «каковы бы ни были нужды войны и защиты, необходимо находить время на возделывание сада просвещения». Хотя византийцы и не оставили нам великой светской литературы, шедевры которой выдерживали бы сравнение с древнегреческими и римскими, они в итоге смогли передать Европе наследие, за которое достойны благодарности. До наших дней дошло очень мало светской поэзии, и большая ее часть кажется нам сегодня довольно скучной. Ее редко писали для чтения, скорее для прослушивания, распевания или декламации, поскольку зачастую поэт и музыкант соединялись в одном человеке. Как в средневековой Европе, в Византии он зависел в материальном смысле от своего покровителя, для которого и создавал львиную долю своих сочинений. Ему также приходилось играть определенную роль на мероприятиях, например на празднике весны или бромелии, на карнавалах, в цирке и в некоторых шествиях, когда аудитория с удовольствием внимала мадригалам и серьезным стихотворениям. Поэмы, написанные Писидой на тему великого похода Ираклия против персов в 622 году и арабских налетов на Константинополь в 626 году, слушателями принимались прекрасно и сравнивались с шедеврами Еврипида. Рис. 69. Музыкант, играющий на дудочке Древние греки аккомпанировали своим светским песням и танцам на флейте и цитре. Византийцы добавили к ним орган, цимбалы и лиру. Предполагалось, что Феофил, обожавший арабскую культуру и танцы арабских девушек, познакомил соотечественников с лирой, но на самом деле этот инструмент, должно быть, знали задолго до того. Музыканты придумывали мелодии для всех этих инструментов с помощью 16-нотной гаммы для светских пьес, которую предпочитали 8-нотной, использовавшейся для религиозных. До IX века музыкальные произведения передавались от одного человека к другому, но потом была разработана система нотации. Она настолько отличается от западной, что ученые начали разбираться в ней совсем недавно. По этой причине, а также из-за того, что очень мало записанных мелодий дошло до нас, наши знания даже о религиозной музыке Византии крайне скудны. Самые прекрасные гимны писались скорее ритмичными, чем рифмованными стихами. Многие до сих пор используются в качестве церковных песнопений в православии. Их создавали как миряне, так и священнослужители, которые нередко придумывали собственные мелодии. Они исполнялись голосом без аккомпанемента, но делалось различие между исполнением колоратурой и речитативом. Преимущественно из-за того, что первый известный сборник гимнов происходил из Сирии, возникло предположение о том, что певческая часть православной службы (то есть литургия) имеет восточные корни. Однако эта теория до сих пор не нашла подтверждения. Сборник церковных гимнов датируется VI веком и представляет собой труд некоего Романа, еврея из Нисианы, что в Сирии, который крестился, переехал в Константинополь и стал дьяконом. Император Юстиниан написал несколько великолепных гимнов и прекрасных богословских работ в прозе. К VIII веку греческие гимны пользовались такой любовью в Западной Европе, что Карл Великий заказал перевод избранных гимнов на латынь. Рис. 70. Бард. VI в. Несмотря на всю значимость этих произведений на Западе, все же величайший вклад византийцев в европейскую церковную музыку был сделан благодаря возрождению органа в Европе в 757 году, когда император Константин V послал его в подарок королю Франции Пипину. Хотя то был первый воздушный орган, появившийся в Европе, его нельзя считать первым органом такого типа и его игру уже слышали в западном мире раньше. Гидравлические органы, вероятно, изготавливались еще в III веке до н. э. Их изобретение приписывается Стерибию Александрийскому. Инструмент стал известен в Риме в I веке н. э. Он пользовался большим успехом и оставался популярным до времен Августина. Потом на нем перестали играть, и вскоре его забыли в Риме, но не на Востоке, где византийцы заменили гидравлический тип на новый, в котором потоки воздуха проходили через трубы различной длины. К VIII веку, когда в Европу завезли усовершенствованную версию, византийцы изготавливали органы нескольких типов. В основном они делались очень громоздкими, но некоторые было легко транспортировать, поскольку есть сведения, что император Константин VI (780–797) и его мать Ирина смогли взять их с собой, когда выезжали на позиции армии во Фракию. В Византии этот инструмент, по всей видимости, использовался на светских мероприятиях, но на Западе его считали более подходящим для церкви, поскольку на нем часто играли в монастыре Святого Галла, где и другие виды византийской музыки были подстроены под западные вкусы. В 873 году папа приложил немало усилий, чтобы повысить его популярность, назначив орган, как и человека, способного на нем играть, из владений епископа Анно Фрейзингенского. Византийцы повсеместно читали мученичества, или жития святых. Первый сборник в виде книги был составлен в VI веке Кириллом Скифопольским на сирийском языке. Его появление может быть связано с «Книгой рая» Палладия – так назывался его труд, описывающий сомнения в истинности чудес и случаев, приписываемых отшельникам и праведникам египетской пустыни. К исходу VI столетия вышла еще одна книга житий, написанная Иоанном Мосхом. С этой поры их количество умножалось и включало в себя истории, изложенные в форме поучительных романов. И документальные, и выдуманные произведения стали невероятно популярны среди всех слоев общества; беллетристика заняла то же место по отношению к подлинным историям, что и апокрифы Евангелия. Рис. 71. Музыкант, играющий на струнном инструменте Византийцы были наделены таким же сатирическим складом ума и живым интересом к политике, как и современные греки, но обладали меньшими возможностями их проявить. Тем не менее писались и политические памфлеты, которые имели хождение в обществе. В салонах знати особым успехом пользовались эпиграммы. Молодые люди, способные выдать тонкую остроту, купались в восхищении окружающих. Хотя многие из этих эпиграмм обыгрывали классические сюжеты, большинство были весьма злободневны. Феодор II Ласкарис придумал немало колких шуток. Удачные стихи собирались в антологии, в которые также включали анаграммы и шарады. Профессиональные писатели уделяли много времени созданию панегириков императору, надгробных речей, проповедей, основанных на принципах, заложенных риторами; все эти произведения изобиловали мифологическими аллюзиями, поскольку древнегреческая литература оставалась источником всеобщего наслаждения. Также всем очень нравились мемуары. Письма писались не только для того, чтобы порадовать друзей, но и в качестве литературного упражнения; в этом случае их адресовали вымышленным людям. Читатели, любившие письма как литературный жанр, также находили удовольствие в романах и новеллах. Новелла (то есть маленький рассказ) пришла в Византию, когда Иоанн Дамаскин перевел на греческий историю Варлаама и Иосифа, которая была очень популярна при дворе халифов династии Омейядов. Название рассказа несколько не соответствует содержанию, поскольку изначально он представлял собой индийскую версию жизни Будды. В греческой же версии Будда превратился в Иосифа. Многие романы повторяли по форме эту первую новеллу. Один из известнейших повествовал о любви Феагена и Хариклеи. Историй, подобных этой, появилось множество, и все они пользовались любовью в Константинополе, что привело к их распространению на Запад, где они снискали немало почитателей, в том числе и Расина. Рис. 72. Дигенис Акрит и его дракон Хотя основная масса сельского населения была образована хуже, чем городские жители, считается, что многие из них знали грамоту. Тем не менее к ним в руки приходило мало книг. Их умственная деятельность сводилась к изучению трактатов по магии и предсказанию оракулов, к просмотру редких инсценировок Страстей Господних в местной церкви, где с IX века все роли игрались священнослужителями, и к прослушиванию песен и сказаний в исполнении певцов и странствующих рассказчиков. «Рабочий класс», независимо от того, жил он в деревне или в городе, особенно любил фарс и грубую сатиру. Эти жанры играли в их жизни такую же роль, как эпиграммы в жизни их хозяев. Некоторые шутки пришли к ним из классических произведений, а некоторые появились благодаря восточному влиянию. К IX столетию самые популярные скетчи были собраны в антологии. Они выходили под названиями: «Усердный и хитрый адвокат», «Скупой», «Плут», «Болваны» и так далее. Эпические поэмы оставались тем не менее самыми излюбленными песнями. Одна из них, неизменно доставлявшая удовольствие представителям всех сословий и сохранившаяся благодаря своей неувядающей популярности, называется «Поэма о Василии Дигенисе Акрите» (то есть охранителе границ, рожденном от двух народов). Вдохновением для нее в большой степени послужила борьба против мусульман в IX и X веках, борьба, которую вели в основном представители фем, или «пограничники». Ее герой воплощает в себе противостояние византийцев сарацинам, но поэма открывает нам, что враги испытывали определенное уважение и даже приязнь друг к другу. Такое отношение также отражено в истории, поскольку взаимное почтение между Саладином и его противниками-христианами позволяло регулярно обмениваться пленными и проводить другие гуманные действия. Предполагается, что эта поэма основана на жизни реального лица, Пантерия. Его родители были представителями разных народов и верований: мать принадлежала к известному византийскому семейству Дук, а отец был арабским эмиром, принявшим христианство из любви к ней. Пантерий поступил на государственную службу при Романе Лакапине и в 941 году помог отразить опасную атаку киевских войск. В поэме «Дигенис Акрит» описывается, как сын человека, занимавшего трон не ниже эмира Эдессы, либо похитил, либо сбежал с дочерью греческого стратига Андроника Дуки, а потом женился на ней. Первая часть поэмы посвящена этим событиям. Вторая, более поздняя часть повествует о начале жизни Дигениса. С различными отступлениями она рассказывает о детстве и образовании, о рыцарских поступках, которые он совершал в отрочестве, о его мужестве и любви к прекрасной Евдокии, дочери христианского правителя, который убивал любого, кто осмеливался посвататься к ней. Дигенис умудрился бежать с ней, но разъяренный отец пустил за ними в погоню своих слуг. Юноша и девушка одолели многие трудности и своей смелостью заслужили уважение ее отца. Он дал согласие на их свадьбу, которая праздновалась с большой пышностью и весельем. После этого на долю Дигениса выпало немало приключений, которые описаны ярко и живописно. Среди них есть рассказ о встрече Евдокии с драконом, после чего последовали события, похожие на те, что случились со святым Георгием, схватка Дигениса с Максимо, индийским потомком Александра Македонского. Эта часть поэмы отражает любовь к приключениям и ратным подвигам, блеску и отваге, связанным с европейским рыцарством, немного с храбростью Роланда и стремительностью Робина Гуда; все это преподносится с чосеровской едкостью. В последней части поэмы Дигенис и его жена живут в роскоши в прекрасном дворце на берегу Евфрата. Их жизнь становится безмятежной, но Дигенис, любивший плавать в реке, умирает после купания в ее ледяных водах. В XI веке многие крупные землевладельцы оставляли свои поместья и переезжали в Константинополь. Привыкшие к образу жизни в Малой Азии, они настолько не сочувствовали новоплатоническим взглядам, укрепляющимся в столице, что почти совсем не принимали участия в ее интеллектуальной жизни, образовали собственное сообщество, где вдали от господствующей тенденции посвящали время легендам, фарсам и сатирическим произведениям, которыми во времена проживания за городом их забавляли странствующие артисты, и слушали с неуклонным интересом сказания о Василии Дигенисе Акрите. |