Царская власть

Определенные этапы в развитии организации Одрисского царства отражает, как представляется, и титулатура одрисских царей. К сожалению, фракийские источники по этому вопросу очень ограниченны: подавляющее большинство надписей на фракийских монетах (а это — единственный собственно фракийский источник) сообщают нам лишь имя правителя. Поэтому приходится пользоваться сведениями литературной греческой традиции, т. е. данными, прошедшими сквозь призму восприятия древнегреческих историков. Только в отдельных случаях эти литературные свидетельства могут быть проверены эпиграфическими и нумизматическими данными. При таких обстоятельствах и сам термин «титул» употреблен здесь условно.

Титул Ситалка — «фракийский царь», впервые появившийся у Геродота (VII, 137), прочно удерживается в греческой литературной традиции: дважды у Фукидида (II, 29,1 и II, 95,1) и один раз у Диодора Сицилийского (XII, 50). В этом титуле нельзя не увидеть следствие расширения власти Ситалка, распространившейся помимо одрисов и на другие фракийские племена, что прекрасно согласуется со всеми другими литературными свидетельствами о расширении границ царства во времена Ситалка. Однако разбор источников, касающихся титулатуры последующих царей, приводит к выводу об изменении этого более раннего, примененного к Ситалку титула.

У нас нет сведений о титуле Севта I, правившего за Ситалком. Зато сравнительно много данных об Амадоке I (Медоке). Современник этого царя Ксенофонт, прекрасно осведомленный о всех делах во Фракии, почти всегда называет его «одрисским царем». Под этим титулом он фигурирует и в «Анабазисе» (VIII, HI, 16), и в «Элленике» (IV, 8, 26). В другом месте Ксенофонт называет Амадока просто «царь» (Anab., VII, II, 32), но ни разу не именует его «фракийским царем». В полном соответствии с Ксенофонтом находятся сведения «Политики» Аристотеля, где Медок назван «одрисским царем» (Arist.. Polit., 1312-а).

Свидетельства Ксенофонта и Аристотеля можно было бы признать бесспорными, если бы не другие источники, в которых Амадок именуется «царем Фракии», «царем фракийцев». Мы имеем в виду сведения Диодора Сицилийского и Корнелия Непота⁶⁴⁴. При решении вопроса о том, какие источники дают более правильные сведения, a priori следует отдать предпочтение Ксенофонту как современнику и участнику описываемых событий и Аристотелю в силу специфики его труда «Политика», посвященного формам правления в античном мире, где Аристотель проявляет поразительную осведомленность в этом вопросе. Такое решение подкрепляется как соображениями хронологического порядка (и Диодор и Непот — поздние авторы), так и нузмизматическими и эпиграфическими данными, свидетельствующими о том, что термин «фракийский царь» употреблен без знания официальной титулатуры. К счастью, она сохранена в двух бесспорных документах. Первый из них фракийская монета царя Амадока⁶⁴⁵ с легендой, подкрепляющей данные Ксенофонта и Аристотеля. Другой, не менее важный документ, также подтверждает эти сведения о титулах царей. В надписи 386 г. до н. э., представляющей собой постановление афинского народного собрания, чествуется царь Гебридзельм, именуемый здесь⁶⁴⁶.

Подводя итог сказанному, следует отметить, что только Ситалк именовался «фракийский царь», тогда как последующих весьма крупных правителей называли только «царями одрисов». Такому, казалось бы, парадоксальному явлению можно, однако, дать объяснение. Следует напомнить, что и в более раннее время руководители фракийских племенных союзов VII—VI вв. до н. э., например Рез или Олор, также именовались «фракийскими царями». В этом наименовании, как уже приходилось ранее отмечать, нашел отражение процесс объединения фракийцев, при котором каждое из входивших в него племен было равным членом племенного союза.

Титул Ситалка — «фракийский царь» отражал стремление этого крупного руководителя сохранять иллюзию равноправия всех входящих в союз фракийских племен. В нем еще слышен отзвук предшествующей эпохи племенных союзов.

Изменение в титулатуре наступило после Ситалка, вероятно уже при Севте I, который прославился расширением размеров налогов в пользу одрисов — черта, ярко отмечаемая античной традицией (Thuc. II, 97, 3; Died., XII, 50).

Переход к титулу «царь одрисов» указывает, конечно, не на сужение территории царства до размеров земель племени одрисов, а на существенный перевес и руководящую политическую и экономическую роль в Одрисском царстве одрисов и одрисской знати, захватившей функции управления страной и получавшей львиную долю доходов. Таким образом, в титуле главы Одрисского царства мы видим указание на руководящую ноль одрисов, ставших привилегированным племенем.

Наследование царской власти от отца к сыну, в чем нельзя не увидеть один из признаков появления монархической формы правления, прослеживается уже в начальный период существования Одрисского царства.

Источники дают возможность уловить появление этого принципа наследования царской власти, по указывают и на то, что он часто оспаривался и нарушался (см. схему на стр. 216).

Первому одрисскому царю Тересу, имевшему двух известных нам по имени сыновей — Снарадока и Ситалка⁶⁴⁷, наследовал Ситалка. Несмотря на то, что высказывались и другие предположения (и о том, что Тересу сначала наследовал Спарадок⁶⁴⁸, и о том, что Терес поделил царство между своими двумя сыновьями, правившимиде самостоятельно⁶⁴⁹, остается все же бесспорным факт преемственности царской власти от отца к сыну.

Более сложен вопрос о переходе царской власти от Ситалка к правившему после него Севту I. Совершенно очевидно, что Севт I был племянником предшествующего царя Ситалка (об этом дважды сообщает Фукидид — II, 101, 5 и IV, 101, 5), он был сыном Спарадока. Было бы существенно выяснить, представлял ли переход власти от дяди к племяннику явление экстраординарное, вызванное отсутствием прямых наследников или их насильственным устранением, или же он отражал законный порядок преемственности царской власти во Фракии?

Нам известно, что накануне кампании против македонского царя Пердикки (430 г. до н. э.) Ситалк имел взрослого сына⁶⁵⁰, получившего от афинян права гражданства (Thuc., II, 29,5) и принимавшего активное участие в руководстве внешней политикой Одрисского царства (Thuc., II, 67, 1—4). Фукидид сообщает нам имя этого сына царя Ситалка— Садок; однако другой источник — схолии к 145-й строфе «Ахарнян» Аристофана — называет не только это имя, но и два других, которые имел этот сын Ситалка: одни его именовали по деду — Терес, другие по отцу Ситалк⁶⁵¹.

Тем не менее после 424 т., когда Ситалк был убит в битве с трибаллами {Thuc., IV, 101,4), царская власть в Одрисском царстве оказалась не в руках Садока — сына умершего царя, а в руках Севта его племянника. Некоторые стремятся объяснить эту ситуацию тем, что Севтде был сыном старшего из сыновей Тереса — Спарадока и именно поэтому играл выдающуюся роль уже во время царствования своего дяди (о выдающейся роли Севта при Ситалке см.: Thuc., II, 101,5). Такое объяснение получения царской власти Севтом не кажется нам убедительным. Во-первых, как уже приходилось отмечать, нет положительно никаких сведений о том, что Спарадок был старшим из двух известных нам сыновей Тереса. Во-вторых, выдающуюся роль Севта при жизни Ситалка совсем не обязательно объяснять старшинством; она могла быть основана на личных качествах Севта. Совершенно очевидно, в-третьих, что и Садок также играл немаловажную роль при отце: по крайней мере известно, что к нему обращаются афиняне с просьбой выдать прибывших к царю Ситалку спартанских послов, что Садок и выполняет без какой-либо консультации с Ситалком или Севтом {Thuc., II, 67, 1—4). Более достоверной представляется другая версия, основанная на приведенном Демосфеном письме Филиппа {Demosih., Ер. Phil., XII, 9), в котором македонский царь упрекает афинян в том, что после смерти афинского гражданина Ситалка они тотчас же заключили союз с его убийцей. Сведения этого источника, неоднократно подвергавшегося толкованию⁶⁵², нельзя понимать в том смысле, что убит был царь Ситалк и афиняне заключили союз с его убийцей: этому противоречит и то, что Ситалкцарь не был афинским гражданином, и сообщение Фукидида о том, что этот царь пал в бою с трибаллами (IV, 101, 4). Эти соображения заставляют нас присоединиться к мнению Я. Тодорова о том, что в письме Филиппа речь идет об убийстве афинского гражданина, наследника царя Ситалка его сына Садока (Ситалка), и о союзе, заключенном афинянами с его убийпей, — вероятно, Севтом, сыном Спарадока, будущим царем Севтом I. Очень близко к этой версии предположение Г. Свободы о том, что устранение Садока от наследования и потеря им влияния связаны с усилением антиафинских тенденций при фракийском дворе (Садок был проводником афинского влияния)⁶⁵³. Бели принять во внимание обе эти версии, то из двуч поставленных в начале этих рассуждений вопросов мы должны положительно ответить на первый: перед нами случай устранения закон наследника — сына царя путем дворцового переворота и возможно, убийства.

Схема
родственных связей между фракийскими царями
(V - середина IV в. до н. э.)

Наши знания по поводу родственных связей одрисских царей прерываются после Севта I. Его преемником был Медок (Амадок), но неизвестно, в каком родстве он находился с Севтом I⁶⁵⁴. Сведения о Медоке (Амадоке I) прерываются после сообщения о событиях 389 г. Однако есть более поздние данные о преемственности царской власти от отца к сыну в этой линии одрисских царей: во время борьбы за царскую власть после смерти царя Котиса 1 (т. е. после 359 г. до н. э.) на нее успешно претендовал сын Медока (Амадока) — Амадок II (Herpokralion, s.; Teopomp., fr. 99 сообщает нам, что Амадок, выступивший против сына Котиса, был сыном Амадока Старшего), получивший в результате раздела Фракии одну из ее частей. Эта же линия царского рода прослеживается и дальше: в письме Филиппа Македонского (Demnsth.. Ер. Phil., VII, 8) сообщается о Тереге, владеющем частью Фракии. Предположения А. Хока, К. Белоха и А. Солари о том, что этот Терес (Терес III) был сыном Амадока II⁶⁵⁵, подтверждаются очень важными для нас данными монет. Здесь нумизматический материал впервые истории Одрисского царства отразил появление династической линии. Если на монетах более ранних представителей этого рода (Спарадока, Севта I) фигурируют самостоятельные и тематически не связанные между собой эмблемы, то на монетах Амадока I, Амадока II, Тереса II⁶⁵⁶ и Тереса III, различающихся между собой лишь именем царя, постоянно присутствует одна и та же эмблема — двуострая секира⁶⁵⁷. Появление изображения этого характерного для фракийцев оружия (имевшего также прямое отношение к общефракийскому культу бога Диониса) на монетах одрисских царей должно было символизировать их претензию на правление над всей Фракией и указывать на законную преемственность власти.

Несмотря на существенные лакуны в наших знаниях о родственных связях между фракийскими парями, а также парадинастами, сменявшими друг друга, есть некоторая возможность констатировать и еще одну линию царского дома. Она безусловно ведет свое начало с очень давних времен (от Тереса — Xenoph., Anab., VII, II, 22), но мы можем проследить ее только с Майсада, правившего во времена Севта I и Медока (Амадока) над частью Фракии в качестве парадинасга. Сыном этого Майсада был Севт II, о чем мы точно осведомлены благодаря рассказу самого Севта, переданного Ксенофонтом (Anab., VII. II, 32). После долгих усилий Севту II удалось добиться равных прав (Diod XIII, 105, 3), а потом и окончательно отложиться от своего благодетеля и воспитателя — Медока (Arisiot., Polit., 1312а). Мы точно не знаем, в какой мере можно говорить о том, что Севт II захватил всю Фракию: Гебридзельм, который в 386 г. правит Одрисским царством, не был его сыном (см. стр. 218). Но во времена Котиса эта побочная линия одрисского рода выходит на первый план. Па основании литературных источников об отце Котиса можно было лишь делать предположения. Однако фрагмент надписи, содержащий решение афинского народного собрании, который датируется 331/330 г. до н. э., упоминает посла и Афинах некоего Ребуласа, сына Септа и брата Котиса⁶⁵⁸. А. Хок привел достаточно веские аргументы для доказательства того, что в надписи упомянут Севт II и его два сына — одрисский царь Котис и его брат Ребулас⁶⁵⁹. Истории хорошо известен также и сын Котиса — царь Керсоблепт (Demosth.. С. Aristokr., 114, 163), тщетно отстаивавший в борьбе с Амадоком II и Берисадом единство Одрисского царства и свое руководство им и вынужденный согласиться в 359 г. с разделением Фракии на три части, лишь одну из которых он получил. Эти рассуждения приобретают больше веса, если сопоставить их с нумизматическими данными. На монетах царей Севта II, Котиса I и Керсоблепта изображена одна и та же эмблема — сосуд с двумя ручками (кипсела). Таким образом, и здесь, в монетах одрисских царей, ведущих свое происхождение от парадинаста Майсада, также появляется общий символ, знаменующий возникновение династии. Эта же эмблема присутствует на монетах еще одного царя — Гебридзельма. Одни ученые не видят возможности высказать определенное мнение о его родственных связях с предшествующими одрисскими царями, но только лишь некоторые предположения, не обоснованные, однако, в достаточной мере источниками⁶⁶⁰; другие идентифицируют этого царя с переводчиком и послом Севта II по имени Абродзельм, которого упоминает Ксенофонт (Anab.. VII, VI, 43 — и приходят, таким образом, к выводу о том, что Гебридзельм был узурпатором царской власти⁶⁶¹. Это второе мнение обладает преимуществом перед первым, так как все же имеет некоторую аргументацию. При любых обстоятельствах эмблема на монетах Гебридзельма, сходная с эмблемой на монетах одрисских царей, ведущих свой род от Майсада и Севта II, указывает на стремление этого правителя подчеркнуть свою связь с этим родом и казагь на законную преемственность в правлении.

Таким образом, в порядке смены царей Одрисского царства можно проследить появление наследственного принципа. Выборность предводителей, которую можно было отметить даже у развитых фракийцев во времена возникновения союзов племен, в период Одрисского царства полностью отсутствовала. Насколько можно судить по скудным источникам, оставляющим лакуны в наших знаниях о родословной одрисских царей, наследование шло в пределах одной семьи от отца к сыну (можно лишь предполагать, что к старшему, но определенных данных об этом нет).

На наследственном принципе была основана не только преемственность власти одрисских царей, но и парадинастов. Появление династических линий в Одрисском царстве указывает на глубину проникновения принципа наследования царской власти⁶⁶². Касаясь характеристики власти предводителей фракийцев в доодрисский период, мы отмечали, что эта власть основывалась не только на происхождении, но и на личных качествах правителя. Добродетели предводителя первобытнообщинного общества, еще прослеживаемые у вождей доодрисского периода (например, военный талант, справедливость, доступность для всех соплеменников и др.), теперь уступают место тем качествам, которые должны были обеспечивать интересы правящих групп царства. Нам мало известны черты характера Тереса, Ситалка, Севта. Но появление на одрисском престоле Котиса I, необычайный деспотизм и жестокость которого по отношению к своим подданным сделали его имя едва ли не нарицательным для античной историграфии, нельзя рассматривать как явление случайное, не обусловленное всем предыдущим ходом развития царской власти во Фракии. При получении власти одрисскими царями решающую роль имеют наследственные права. Узурпаторы или лица, получившие верховную власть вследствие отсутствия прямых наследников, теперь всячески стараются подчеркнуть свою принадлежность к царскому роду.

Это был период, к которому применима характеристика Ф. Энгельса: «...установленное обычаем избрание их (военачальников. — Т. 3.) преемников из одних и тех же семейств мало помалу, в особенности со времени утверждения отцовского права, переходит в наследственную власть, которую сначала терпят, затем требуют и, наконец, узурпируют...» Как известно, этому признаку (т. е. появлению наследственной, от отца к сыну, власти) Энгельс придавал особое значение при изучении процесса, когда «органы родового строя постепенно отрываются от своих корней в народе, в роде, во фратрии, в племени, а весь родовой строй превращается в свою противоположность...»⁶⁶³.

Однако частые убийства парей и их наследников, узурпация власти, дворцовые перевороты и т. п. явления свидетельствуют о неустойчивости принципа наследования царей в Одрисском царстве.

Расширение прерогатив и функций одрисских царей отражает процесс формирования монархической власти во Фракии V в. до н. э. Для его исследования ценные сведения дают нумизматические материалы. Как помним, монеты времени существования племенного союза фракийцев VI — начала V .в. до н. э. одновременно выпускались от имени племени в целом или от имени царя. В этом следует усматривать свидетельство того, что власть царя в этот начальный период ее становления еще резко не противопоставлялась племенным органам управления⁶⁶⁴. Легенды на монетах одрисских царей составляют резкий контраст легендам южнофракийских монет VI — начала V в. до н. э. Все они представляют собой имена царей или их соправителей — парадинастов, т. е. выпускаются от их имени. В этом изменении легенд на монетах нельзя не усмотреть усиления принципа единовластия (царь, а не племя выступает в качестве единственного представителя общества) и признак ослабления роли племенных органов власти.

Царь Одрисского царства стоит во главе фракийского войска: руководит непосредственно военными действиями, созывает армию для похода и т. д. Храбрость, военный опыт и талант остаются теми качествами, которыми источники очень часто наделяют фракийских правителей начальной эпохи Одрисского царства⁶⁶⁵. Порядок созыва воинских отрядов для общефракийского похода очевиден из описания Фукидидом подготовки похода фракийцев против Пердикки Македонского (Thuc., II, 96, 1): им руководит одрисский царь. И в более позднее время, при Медоке и Севте II, сохраняется тот же порядок (Cum. Nep., Alcib., 7—8). Совершенно ясно, что царь стоит и во главе военных операций. Античная традиция донесла до нас два интересных свидетельства, указывающих на значение войны и военного образа жизни для одрисских царей. Так, Плутарх сообщает, что Терес, отец Ситалка, говаривал, что если он не воюет, то ему кажется, что он мало отличается от своих конюхов⁶⁶⁶. Не менее интересен эпизод, описываемый Ксенофонтом (Anab., IV, V, 5—6): во время фракийского военного танца танцор, изображающий победителя, распевает над побежденным песнь, которая называлась «Ситалка». Военная песнь, носящая имя одного из одрисских царей, — свидетельство и военных заслуг этого правителя, и той роли, которую он играл при военных действиях фракийцев. Все это — указания на то, что военное предводительство по-прежнему оставалось одной из главных функций царей и в одрисское время. Изменения в порядке Военного предводительства в эпоху Одрисского царства заключались, во-первых, в уменьшении роли племенных вождей (возглавлявших подразделения фракийского войска, основанные на племенном принципе), подчинявшихся теперь единому руководителю — царю; во-вторых, они касались появления нового вида военных формирований в виде дружин, постоянно находившихся при царе, бывших в значительной мере у него на содержании и в его полном подчинении (подробнее об этом см. стр. 253—254).

Еще в большей мере изменения в деятельности фракийских царей происходили в сфере политического руководства, касались расширения функций управления и руководства различными сторонами общественной жизни Фракии.

В этом отношении интересно сравнить те общие характеристики фракийских предводителей в разные периоды истории Фракии (от VII до конца V в.), которые дают нам источники. Мы имеем в виду данные гомеровского эпоса о деятельности фракийских вождей; сведения Корнелия Непота о характере власти предводителя фракийского племени долонков; общую характеристику одрисского царя Ситалка, содержащуюся у Диодора Сицилийского.

Разбирая в начале третьей части этой книги термины, применяемые в гомеровском эпосе по отношению к фракийским вождям IX— VIII вв. до н. э. — Менту, Евфему и Пейресу, мы обратили внимание на то, что все они указывают на военное предводительство как на их основную (и, возможно, единственную) функцию. «Долония», характеризующая, как кажется, ситуацию конца VII—VI в. до н. э., подтверждает эти сведения, но дает и некоторый повод для заключения о наличии у царя судебной власти. Корнелий Непот, оценивающий власть Мильтиада — правителя долонков в конце VI и начале V в. до н. э., четко очерчивает, как мы видели, круг его основных обязанностей военным предводительством и разрешением судебных конфликтов⁶⁶⁷. В характеристике Ситалка Диодором Сицилийским также подчеркнута его храбрость, военное предводительство и справедливость (XII, 50), что указывает на военную и судебную деятельность этого фракийского царя. В письменной античной традиции фракийские цари времени Одрисского царства выступают как самовластные хозяева над жизнью и смертью своих подданных⁶⁶⁸. Однако эпизод с казнью Мильтокита, который я буду подробно разбирать ниже (см. стр. 244—246), дает свидетельство ограничения в некоторых случаях судебной власти царя властью народного собрания еще и во времена шреемников Котиса. Это дает основания полагать, что в более ранние периоды власть над жизнью и смертью фракийцев находилась в ведении народного собрания и царь играл роль лишь одного из наиболее влиятельных его членов. Именно такую роль в аналогичном случае играл у гетов царь Дромихет, стоявший во главе гетских племен в начале III в. до н. э., когда их политическая связь с Одрисским царством была уже утрачена⁶⁶⁹. Дромихет выступил с речью на собрании воинов, решавших судьбу попавшего к ним в плен Лисимаха; только после того, как ему удалось убедить воинов не убивать македонского царя, Лисимах был отпущен. В этом эпизоде, хронологически более позднем, чем время первых одрисских царей, есть все же основания видеть характеристику стадиально более ранней ступени развития суда у фракийцев (гетов), достигших в своем самостоятельном историческом развитии только в эпоху Дромихета уровня возникновения союза племен⁶⁷⁰.

Характеристика власти фракийского царя эпохи расцвета Одрисского царства, содержащаяся у того же Диодора Сицилийского, дает возможность проследить ее дальнейшее развитие. Этот автор сообщает нам (XII, 50): «Благодаря собственной храбрости и уму он [Ситалк] во много раз увеличил свое могущество, так как управлял своими подданными справедливо, в сражениях был храбрым и опытным военачальником, кроме того, прилагал большие усилия для увеличения своих доходов». Хотя и здесь по-прежнему в качестве царской добродетели упоминается храбрость, но все же главное внимание обращено на другие его качества: справедливое управление подданными и особенно заботы по увеличению доходов. Эти две последние черты деятельности царя Ситалка свидетельствуют о развитых функциях управления, сосредоточенных в руках фракийского царя. Получение дохода с подданных — настолько яркая черта деятельности одрисских царей, что она отмечена и другими источниками, касающимися более поздних правителей Фракии. Известно, что Фукидид (II, 97, 3) считает преемника Ситалка — Севта I царем, «увеличившим до наивысшей степени размер податей». Этот текст, между прочим, указывает на стремление к увеличению податей и у более ранних царей, чем Севт I, который только увеличил их до наибольшего размера. События во Фракии конца V в., описанные Ксенофонтом, связаны, как известно, со стремлением Севта II собирать постоянный доход с населения, для чего он и предпринимает кампанию против восставших и отложившихся от одриссов племен.

Достоверные литературные источники и эпиграфические документы, представляющие собой декреты Афинского государства, дают ценный материал для суждения о развитии функций одрисских царей, связанных с внешнеполитическими сношениями. Наиболее ранние сведения об этом мы находим у Фукидида. Они относятся к периоду царствования Ситалка и носят двоякий характер. С одной стороны, при описании заключения союза афинян с Ситалком против македонского царя Пердикки фракийский царь выступает перед нами как единственный и полноправный представитель своего царства, самовластно заключающий и расторгающий соглашения с иноземной державой (Thuc., II, 29, 4—6; II, 95, 1—3). С другой стороны, в иных двух эпизодах внешнеполитические функции царя у этого же автора выступают в ином свете. Первый из них (Thuc., II, 67, 1—4) касается попытки Спарты склонить Ситалка на свою сторону и разорвать союз с Афинами В то время как послы спартанцев обращаются к Ситалку, послы их противников— афинян действуют через сына царя — Садока, прося его передать спартанцев в их руки. Садок самостоятельно, без ведома отца, выдает еиартанских послов афинянам, способствует их пересылке в Афины и гибели. Эпизод этот не кажется случайным. Связь Садока с Афинами, которые явно делали на него ставку, ощущается и в более ранее время, когда именно ему (а не царю Ситалку) афиняне дают почетное афинское гражданство (Thuc., II, 29, 5; II, 64, 2). Второй эпизод относичся ко времени окончания похода Ситалка против македонского царя Пердикки. Как известно (Thuc., II, 101, 5—6), Пердикка тайно привлек на свою сторону очень влиятельного племянника Ситалка — Севга, обещав выдать за него замуж свою сестру и дать большое приданое. Севту удалось убедить царя прекратить поход против Македонии и вернуться обратно восвояси.

Оба эти эпизода дают основания полагать, что единовластие царя во внешнеполитических сношениях во второй половине V в. еще не было бесспорным; что бывали обстоятельства, при которых в дело энергично вмешивались и другие, наиболее влиятельные и знатные лица, с которыми царю приходилось считаться.

Иное впечатление создают более поздние источники (конец V в. до н. э.). Ксенофонт в «Анабазисе» (VII, III, 16) рассказывает, что греки из Париона направили своих послов к фракийскому царю Медоку, чтобы заключить с ним союз; переговоры явно должны были происходить во время личной встречи с царем, так как послы едут через Фракию к нему и везут для царя и его жены ценные подарки. Из этого же эпизода совершенно ясно и намерение послов Париона вести переговоры с фракийским царем (Медоком), а не с его парадинастом (Севтом): они попадают во владения Севта лишь проездом и их с большим трудом уговаривает верный слуга Севта — Медосад отдать подарки, предназначенные фракийскому царю Медоку, своему господину, т. е. Севту.

Эта тенденция усиления власти и прерогатив царя во внешни сношениях прослеживается особенно ярко по источникам начала и первой половины IV в. до н. э. Интерес в этом отношении представляет чрезвычайно важная афинская надпись в честь одрисского пар; Гебридзельма, датируемая 386/5 г. до и. э.⁶⁷¹ Из ее текста можно сделать некоторые выводы, касающиеся интересующего нас вопроса. Совершенно очевидно, во-первых, что послы фракийцев в Афинах выступают от имени царя: надпись (строки 22—23) именует их посланниками царя Гебридзельма. Ясно, во-вторых, что переговоры не были закончены в Афинах и для их продолжения и окончания потребовалось информировать царя о результатах достигнутой в Афинах договоренности. Для этого к одрисскому царю были отправлены три посла от афинян. Вероятно, фракийские представители царя не смогли завершить переговоров самостоятельно. В-третьих, хотя надпись сильно повреждена и содержание переговоров в Афинах нам остается неизвестным, Я. Тодоров, наверное, прав, полагая, что речь шла о заключении союза Одрисского царства с Афинами⁶⁷². По крайней мере очевидно (строка 20), что одрисский царь вел переговоры о подходе афинского флота для оказания ему помощи. Таким образом, надпись 386/5 г. до п. э. недвусмысленно указывает на то, что во внешних сношениях царь выступал как единственный и полноправный представитель фракийского царства.

Аналогичное заключение можно сделать и из других документов, относящихся к богатой событиями эпохе борьбы претендентов «а Одрисское царство после смерти Котиса I (середина IV в. до и. э.). Как известно, в начале 50-х годов IV в. до и. э. сын Котиса I одрисский царь Керсоблепт вызвал бурный протест своих соотечественников жестокой расправой над своим противником Мильтокитом. Положение Керсоблепта было ухудшено еще и тем, что два претендента на его царство — Берисад и Амадок объединили свои усилия и нашли поддержку у Афин. При таких обстоятельствах Керсоблепт вынужден был в 358 г. заключить договор с Афинами, по которому он уступил Афинам Херсонес Фракийский и согласился на то, чтобы общая власть во Фракии была поделена между тремя царями — Керсоблептом, Бериса дом и Амадоком. Об этих событиях 358 г. нам сообщает Демосфен в речи против Аристократа (Detnoslh., С. Arist., 170), из которой ясно следует, что договор с Афинами и с двумя другими претендентами на царскую власть заключает Керсоблепт, который в период перед заключением договора еще считался единовластным правителем Фракии. Попутно надо подчеркнуть, что договор 358 г. касался наиболее существенных и важных вопросов: разделения Одрисского царства на три части и передачи фракийской территории Херсонеса, имеьшего огромное хозяйственное и политическое значение для всей Фракии, другому государству.

Внешнеполитические функции царя можно проследить и на основании источников, описывающих дальнейшие события в Одрисском царстве. Керсоблепт вскоре, уже в 357 г. до н. э., нарушил договор, начав опять собирать дань с Херсонеса. В ответ на это афиняне отправили своего военачальника Хареса с кораблями в Херсонес и вынудили Керсоблепта согласиться на заключение нового договора 357 г. Сообщения Диодора (XVI, 34, 4) и Демосфена (с. Arist., 173) об этих событиях рисуют Керсоблепта как лицо, единовластно представлявшее власть в стране: он передает афинянам Херсонес и скрепляет договор. Однако более точно условия заключения договора 357 г. сообщает нам надпись из Афин⁶⁷³. Из нее явствует, что не один Керсоблепт, а три царя Фракии (Берисад, Амадок и Керсоблепт) заключают с Афинами договор, по которому обе стороны обязывались военной силой помогать друг другу получать с греческих городов па Фракийском побережье и с греческих городов на Херсонесе определенный взнос. Я. Тодоров удачно комментировал надпись, обратив внимание на то, что при внешних сношениях фракийцев с Афинами и их военных обязательствах по отношению к ним три царя выступают как представители единой Одрисской державы. Внутри же подвластных им областей цари были самостоятельными правителями, и каждому из них н отдельности греческие города, находившиеся на их территории, выплачивали трибут. Нет ничего удивительного, что в самый начальный период раздела Фракии внешнеполитическое представительство страны не было еще разделено⁶⁷⁴, но в данном случае важно, что его осуществляют цари. То обстоятельство, что эти функции царя Фракии в 357 г. были поделены между тремя лицами, ставшими царями ее отдельных частей, не меняет дела.

Таким образом, судя по источникам об Одрисском царстве, лишь в ранний период его существования можно уловить признаки ограничения воли и самостоятельности царя во внешней политике влиянием и авторитетом членов царской семьи. Что касается более позднего времени (конец V—IV в. до н. э.), то все имеющиеся в нашем распоряжении источники указывают на единовластное решение царем всех вопросов, связанных с внешней политикой Одрисского царства.

Литературные, археологические и этнографические источники свидетельствуют о соединении в руках у фракийских руководителей функций жреца и царя. Однако рассмотреть эту черту царской власти в развитии очень трудно, так как материалы не всегда можно датировать.

Возможно, наиболее древние из этих свидетельств сохранились в этнографии болгар. Во время кукерских игр — обряде, бытующем и популярном у болгар до настоящего времени⁶⁷⁵, есть одна сцена, представляющая в данной связи большой интерес. Обряд распадается на две части, первая из которых — хождение но домам с пожеланиями благополучия и сбором подарков — оправляется с утра до обеда; вторая — ритуальные пахота и посев под вечер. На описании этой второй части праздника следует остановиться подробнее. Центральное место в ней занимает чаще всего «царь», которого привозят на площадь в двухколесной повозке, влекомой чаще всего двумя «быками» («валовете») — участниками карнавала. Пока одни кукеры задевают проходящих девушек, хлопают «пометами» зазевавшихся зрителей, другие приносят «орало», мешок с семенами или крину. Сеет чаще всего «царь» (иногда «невеста» или «судья»), а пашет — кукер (или несколько кукеров, иногда «судья»). При каждом широком взмахе руки сеятеля кукеры высоко .подпрыгивают, звеня колокольцами (полагают, что чем выше прыжки, тем лучше урожай, выше колос). «Царь» произносит пожелания хорошего урожая («от едното — хиляда» — «из одного (зерна) — тысяча»). После посева кидают крину; если она упадет горлом вверх — урожай будет плохим, если вниз — хорошим. В последнем случае кукеры и зрители бурно выражают свою радость. В конце пахоты на «царя» внезапно нападают кукеры и «убивают» его (или трижды валят на землю). «Царя» горько оплакивает «баба», он «воскресает» и весело скачет.

13. Сцена прибытия иаря для свершения ритуальной пахоты на монете дерронов

В более ранней работе мы пытались доказать фракийское происхождение основных элементов кукерского обряда у болгар⁶⁷⁶. Связь сцены ритуальной пахоты и посева в этом обряде с фракийским ритуалом доказывается изображениями на монетах фракийского племени дерронов VI—V вв. до н. э. (рис. 13). Па них представлен человек с кнутом, сидящий па двуколке, влекомой двумя быками. Трудно обьяснимое само по себе изображение на монетах становится более ясным при сопоставлении его с теми сценами, которые происходят во время кукерского обряда, особенно с той из них, когда для свершения обрядовой пахоты и посева «царя», держащего в руках кнут, привозят на повозке с двумя колесами, в которую впряжены «воловете». Эта церемония, входящая в современный кукерский обряд, настолько совпадает с той сценой, которая изображалась на монетах дерронов, что истоки ее, на наш взгляд, не вызывают сомнения.

Интересно отметить, что наименование современного руководителя этой церемонии у болгар — «царь» — совпадает с наименованием руководителя фракийских дионисий. Об этом свидетельствует очень важный для нас раннесредневековый документ, описывающий этот обычай в Добрудже, в Дуросторуме (совр. Силистрия)⁶⁷⁷, т. е. на территории расселения фракийского племени гетов. Это анонимное житие мучени Дазия, описывающее обряд так, как он происходил в конце III и начале IV в. л. э. («когда царствовали безбожные святотатцы Максимиан и Диоклетиан...») и сохранился вплоть до времени жизни житиеписца («эта нечистивая традиция сохранилась до наших дней...»), т. е. до VI или VII в. Здесь рассказывается о том, что руководитель религиозной церемонии переодевался царем и в таком виде являлся перед народом. Традиция эта уходит, конечно, в древнюю эпоху и также, как монеты дерронов, свидетельствует о совмещении жреческих и управленческих функций у фракийских царей.

14. Перстень из погребения у с. Розовей, близ Пловдивака

Соединение в лице царя верховного жреца и правителя можно проследить и в исследуемое в этой работе одрисское время. К числу свидетельств об этом следует отнести изображение секиры на монетах одрисских царей. Двуострая секира, как уже упоминалось, употреблялась при жертвоприношениях в честь бога Диониса, была символом фракийской богини Котис, чей культ также связан с культом Диониса⁶⁷⁸. Культовое назначение секиры хорошо прослеживается по материалам клада из Вылчитрына Плевенского района, где секиры были найдены вместе с другими предметами, имевшими ритуальный характер⁶⁷⁹.

Заслуживает внимания и анализ архитектуры резиденции фракийских царей — Севтополя, проведенный Д. П. Димитровым. Он обратил внимание на то, что дворец — резиденция царя включал в свой план храм-святилище Великих самофракийских богов. Это архитектурное соединение храма с резиденцией фракийского правителя дает основание для предположения об объединении религиозной и политической власти фракийским царем⁶⁸⁰.

Прямые свидетельства о соединении этих функций мы находим и в письменных источниках. Так, у фракийцев кебренов и скаибоез жрецы богини Геры, как передает Полиен (VII, 22), были одновременно и вождями. Дион Кассий (LIV, 34) рассказывает о большой роли, которую взял на себя жрец бога Диониса Вологез во время восстания племени бессов против римлян в 11 г. до и. э.⁶⁸¹

15. Перстень из погребения у с. Врезово

Царь Одрисского государства предстает перед «ами как лицо, в значительной мере оторванное от общества и стоящее над ним. Нам уже приходилось отмечать, в связи с развитием социальных отношений во Фракии, существование укрепленных вилл и дворцов знати и царей.

Итог этого процесса отделения правителей от народа особенно наглядно отразило градостроительство Фракии IV в. до н. э. Планировка столицы олрисов этого времени Севтополя с ее обособленным от остальной части города укрепленным кварталом, в глубине которого находилась резиденция царя (богато украшенное колоннами и росписью большое здание сложной планировки, с торжественным входом и обширным залом, где выставлялись различные декреты и постановления)⁶⁸², иллюстрирует это положение главы Одрисского царства.

Идея божественности царской власти, получения этой власти из рук божества, служащая укреплению незыблемости ее основ, нашла отражение в памятниках материальной культуры Одрисского царства уже с V в. до н. э. и в литературной традиции этого и более позднего времени. В этом отношении весьма выразительны изображения на золотых перстнях из трех богатейших погребений Фракии. Первый из них. найденный у с. Розовей (Рахманлий) Пловдивского района, датируется концом V — началом IV в.⁶⁸³ (рис. 14). На нем изображен всадник в штанах и рубахе, поверх которых накинута развевающаяся мантия; он с бородой и усами, длинные волосы в беспорядке лежат на плечах. В левой руке он держит поводья коня, а правая рука, на которую надета гривна, протянута вперед в жесте адорации. Перед конем стоит женщина в длинной подпоясанной одежде, ее голову украшает диадема; правая ее рука лежит на груди, левая опущена вдоль тела и держит какой-то предмет. Одежда, прическа и жест всадника дают основание видеть в нем изображение властелина, а в женщине с диадемой на голове — богиню⁶⁸⁴. Вся сцена свидетельствует о существовании представлений о связи между фракийским правителем и божеством. Всадник выступает здесь как героизированный правитель, который просит благословения у богини.

Более четко эти представления раскрываются изображением на другом золотом перстне, найденном в погребении у с. Брезово⁶⁸⁵ датируемом IV—III вв. до н. э. (рис. 15). Всаднику с непокрытой головой в спокойной позе и одетому в длинную рубаху и штаны, подает ритон женщина, облаченная в длинную одежду. В археологической литературе этот сюжет подвергался детальному исследованию. М. Ростовцев, изучавший его на серебряном ритоне и золотой пластине из кургана Карагодеуашх на Кубани, приходит к выводу, что это — ритуальная сцена, изображающая вручение божеством символов царской власти — ритона и скипетра, получение прав правителя из рук божества⁶⁸⁶. Именно такая трактовка сцены на перстне из погребения у с. Брезово⁶⁸⁷ подтверждается находкой в этой же могиле железного скипетра, аналогичного скипетру, изображенному на ритоне из Карагодеуашх. Г. И. Кацаров, привлекший для выяснения смысла обряда поднесения чаши еще более широкий крут аналогий, также полагает, что он связан или с символической передачей власти царю, или с обрядом приветствия, выражением благорасположения подносящим чашу тому, кому она предназначена⁶⁸⁸.

На третьем перстне (IV—начало III в. до н. э.), хранящемся в собрании Народного археологического музея в Софии (место его находки неизвестно), изображен всадник с ритоном в руке⁶⁸⁹. Т. Герасимов совершенно правильно отмечает, что перед нами изображение не бога-всадника (Героса), так как здесь полностью отсутствуют все атрибуты этого божества, а фракийского властителя.

Таким образом, на двух перстнях IV—III вв. до н. э. можно наблюдать изображение сцен вручения ритона — символа власти — правителю божеством (Брезово) и обладания им (Народный археологический музей).

Стремление к обожествлению царской власти можно заметить и в литературной традиции. Теопомп (Athen., Deipnosoph., XII, 531 е) приводит эпизод из жизни царя Котиса, когда этот правитель возымел желание жениться на богине Афине. Вряд ли в этом сумасбродном желании надо усматривать влияние идеи обожествления царской власти, появившейся под влиянием македонцев⁶⁹⁰ сюжеты изображений на фракийских золотых перстнях дают основание для утверждения о присутствии с конца в начала IV в. до н. э. таких представлений и фракийцев.

⁶⁴⁴ Diod., XII, 105, 3; XIV, 94, 2, Corn. Nep., Alcib., 7: magnam sibi amicitiam cum quibusdam regibus Thraciae pepererat (об Амадоке и Сейте); Corn. Nep., Alcib., 8: rex Thracum.
⁶⁴⁵ H. А. Мушмов. Аптичните монети на Балканския полуостров и монстите на българските царе. София, 1912, стр. 333, Х° 5709; Th. Mionnat. Description de medailles antiques grecques et romaines. Suppl., Paris, 1807, II, p. 364, № 963; В. Дийруски. Материали по археология на България. Археологически известия на България. «Археологически известия на народнин музей в София», кн. 1. София, 1967. стр. 601.
⁶⁴⁶ CIA, IV, II, 14 с, Suppl., р. 8; Dittenb., Syll., I, 138, строка 5—6. См. Hock Der Orlrycenkonig Hebrytelmis. «Hermes». XXVI, 1891, S. 457; K. Beloch Griechische Geschichte, III, 2, S. 86; В Добруски. Указ. соч., стр. 581
⁶⁴⁷ Herod.. IV, 80; VII, 137; Thuc., II, 29, 4; II, 29, 7; II, 67, 1; II, 95, 1; II, 101, 5, IV, 101, 5.
⁶⁴⁸ A. Ferrabino. Per Теге, Sparadoco е Sitalce Odrisi. «Boll, di filol. class.»; XVIII, 19111912, p. 282. А. Феррабино предполагает, что Спарадок был старшим братом, непосредственно сменившим своего отца Тереса на престоле, но вскоре умершим; он отмечает, что Фукидид не противоречит этому, так как он называет Ситалка сыном Тереса, но ие говорит, что он был его преемником. С А. Феррабино согласен Мл. Топев («Приноси към историята на траките». БII, I, 1942, стр. 190) и Г. Кацаров («Произход и перъв разцвет на Одриското царство в древна Тракия». VII, XXXII, 1933, стр. 740, прим. 1). Иначе —Я. Тодоров («Тракийските царе». ГСУ ИФФ. XXIX. в. 7, 1933, стр. 7), Д. II. Димитров («Исторически мотиви в драмата «Резос». ИВИД, X, 1933, стр. 17—18) и С. Кэссон («Macedonia. Thrace, Illyria», p. 207—208). Больше данных, по моему мнению, присоединиться к тем исследователям, которые, следуя Фукидиду (II, 29, 1—3; II, 67, 1; II, 95, 1), считают Ситалка непосредственным наследником Тереса.
⁶⁴⁹ A. Hock. Das Odrysenreich in Thrakien im fiinften und vierten lahrhundert v. Chr. «Hermes», XXVI, 1891. Но и это мнение, как кажется, нельзя признать бесспорным, так как и оно основано на факте самостоятельной чеканки Спарадока, что не может служить доказательством обладания властью ни над Одрисским царством, ни над какой-либо частью его (см. предыдущее примечание); ему противоречит и то, что сын Спарадока — Севт был одним из наиболее влиятельных лиц при Ситалке, но не был при его жизни самостоятельным правителем какой-то части Фракии.
⁶⁵⁰ М. Тонев справедливо считает («Приноси», стр. 188, прим. 4), что Садок был рожден не позже 450 г. от первого брака Ситалка (второй брак Ситалка с гречанкой из Абдср, о котором сообщает Фукидид—II, 29, 1, произошел незадолго до 430 г., когда Садок был уже послом в Афинах).
⁶⁵¹ В литературе ряд лет шла оживленная полемика о том, были ли у Ситалка кроме Садока еще другие сыновья. Схолии к 145-й строфе «Ахарнян» Аристофана дали повод некоторым ученым (А. Пдск. Odrysenreich..., S. 82-83; W. Tomaschek. Die alien Thraker, CXXXI, 1894, S. 43; K. Beloch. Griechische Geschichte, III, 2, S. 85, 91; 4. Solarl. Sui dinasti degli Odrisi (V—IV s. a. Ch.). Pisa, 1912, p. 47) утверждать, что у Ситалка было три сына, а не один упомянутый Фукидидом Садок. Однако возобладало мнение о том, что в схолиях к 145-й строфе «Ахарнян» речь идет о трех различных версиях имени одного и того же сына Ситалка (Л. Ferrabino. I regm di Seuthe lie de Ebryzelmis in Thracia. «Boll, di fiiol. class.», XIX, 1912—1913, p. 232; Schoch. s. v. Sitalkes RE, 2 Reihe, V, S. 381; Я. Тодороа. Тракийските nape, crp. 17— 18; Г. Кацаров Произход и перъв разцвет, стр. 754). Вероятно, утверждение о том, что у Ситалка было три сына, следует отбросить и признать, что его единственный сын носил три имени по деду — Терес, по отцу — Ситалк и по версии Фукидида — Садок.
⁶⁵² Н. Swoboda RE. I — A, s. v. Sadokos, S. 1963.
⁶⁵³ Там же.
⁶⁵⁴ Мнение К. Белоха («Griechische Geschichte», III, 2, S. 86) о том, что Медок был сыном Ситалка или Спарадока, не основано на источниках (см. Г. Кацаров. Принос към историята на древна Тракия. ИИБИ, V, 1954, стр. 157; Я. Тодоров. Тракийските царе, стр. 25). Также мало оснований было и у М. Кэри («Geschichte der Konige von Thrakien», S. 10) считать, что Медок захватил власть путем дворцового переворота и изгнания законного наследника — Майсада: этому противоречит хорошее отношение и помощь Медока сыну Майсада — Севту (будущему царю Севту II). Другие предположения высказал Р. Вульне (R. Vulpe. Le succession des rois odryses. «Istros», II, 1934, p. 16).
⁶⁵⁵ A. Hock. Odrysenreich, S. НО; К. Beloch. Указ. соч., стр. 86; A. Solari. Указ. соч., стр. 35.
⁶⁵⁶ К этому же числу родственников и наследников Амадока I следует причислить и того Тереса (II), который был во времена Ксенофонта парадинастом во Фракийской дельте, т. е. в области между Византием и Салмидессом (см. след. прим.).
⁶⁵⁷ М. Тоней. Приноси, стр. 193. Имена царей на монетах с изображением секиры: Амадок 1 — В. Добруски. Исторически поглед, табл. 1, 8, 10, 14, стр. 577—579; МТЦ, табл. I, 12—14, 16—18; табл. VIII, 21, стр. 202-204. Амадок II — МТЦ, табл. I, 15, стр. 203; HN, р. 283. Терес II (династ, владевший Фракийской дельтой) if Терес III В. Добруски. Исторически поглед, табл. I, 12, стр. 578—591; МТЦ, табл. I, 22, 23, стр. 204; F. noofBlumer. Portratkopfe, S. 16.
⁶⁵⁸ CIA, II, I, 1756в-IG, II, I. 349.
⁶⁵⁹ Hock Odrysenreich, S. 89—90; с ним согласны Я. Годоров («Тракнйските царе», стр 34), В. Добруски («Исторически поглед...», стр. 586) и У. Карштедт (RE, XI, s. v. Kotys, S. 1551). См., однако, предположения К. Белоха («Gricchische Geschichte», 2. S. 90 и родословная таблица на стр. 91) ? X. Свободы (RE, 11, 2, s v. Seuthes, S 2022), которые всс же склонны считать Котиса сыном Севта II.
⁶⁶⁰ Хок (Л. llock. Odrysenreich, S. 457), Я. Тодоров («Тракийските царе», стр. 32) и Г Кацаров («Припое...», стр. 170) не видят возможности выяснить родственные связи Гебридзельма. К. Белох предполагает, что Гебридзельм был сыном Амадока I, но не приводит этому никаких доказательств (К. Beloch. Gricchische Geschichte, III, 2, S 86); ему следует А. Хок в более поздней своей работе («Die Sohne des Kersoblep tes von Thrakien», «Hermes», XXXIII, 1893, S. 637), не указывая, однако, что заставило его изменить свое первоначальное мнение.
⁶⁶¹ P. Vouc.art. Les Atheniens dans la Chersonese de Thrace au IV-e siecle. «Memoires de lAcad. des inscr. et belleslettres», XXXVIII, 2, Paris, 1909, p. 13; A. Solari. Указ. соч., стр. 16.
⁶⁶² X. Данов. Критичен обзор върху буржоазната историография. ГСУ ФИФ, LVII, II, История, 1964, стр. 28.
⁶⁶³ Ф. Энгельс. ПСЧСГ, стр. 164.
⁶⁶⁴ Т. Д. Златкоиская. Проблемы становления государственной власти у южнофракийских племен, стр. 308—312.
⁶⁶⁵ Diod., ХП, 50.
⁶⁶⁶ Apophthegmata, I, 207, 17.
⁶⁶⁷ Corn. Nep., Milt., 11: neque id rnagis imperio, quam institia consecutus.
⁶⁶⁸ Xenoph., Anab., VII, IV, 9—10; Theopomp, ap. Athen., I, 12; Diod., XXXIII. fr. 12, 14.
⁶⁶⁹ Diod., ХII, 12.
⁶⁷⁰ Д. Златкоиская Племенной союз гетов под руководством БиреОисты. ВДИ, 1955, № 2, стр. 73—91.
⁶⁷¹ CIA, IV, II, 14с, Siippl, Dittenb., Syll., I 138. Надпись подробно комментирова на Хоком (A. Hock. Der Odrysenkonig Hebrytelmis. S. 453—462) и Я. Тодоровым («Тракийските царе», стр. 32 сл.).
⁶⁷² Я. Тодоров Тракийските парс, стр. 32.
⁶⁷³ Там же.
⁶⁷⁴ В свете этой надииси становятся ясными слова Демосфена (с. Aristocr., 170): «общая власть над Фракией будет распределена между тремя (царями)».
⁶⁷⁵ Арнаудов. Кукери и русалии. «Сборник за народни умотворения и народопис», XXXIV. София, 1920, стр. 581 сл. (здесь указаны и более ранние работы о кукереком обряде): П. А. Петров. Кукери в Пъдарево, Бургаско. Там же, L. София, 1963. стр. 346 сл.; «Пароды зарубежной Европы». М., 1964, стр. 350—352; «Очерки обшей этнографии. Зарубежная Европа». М., 1966, стр. 75; Ch. Wakarelski. Etnografia Bulgaria Wroclaw, 1965, s. 343—349.
⁶⁷⁶ Т. Д. Златковская. О происхождении некоторых элементов кукерского обряда у болтар.
⁶⁷⁸ В. Добруски. Исторически поглед, стр. 578.
⁶⁸⁰ Д. П. Димитров. Градоустройство и архитектура на тракийския град Севтополис, стр. 11—12.
⁶⁸¹ С. Kazarow. Beitrage, S. 22; idem RE, VI, 2. s. v. Thrake, S. 550; idem. Thrace. САН, VIII, p. 538.
⁶⁸² Д. П. Димитров Севтополь — фракийский город, стр. 208—211; он же. Градоустройство и архитектура на тракийския град Севтополис, стр. 11—12.
⁶⁸³ X. и К. Шкорпил. Могили. Пловдив, 1898, стр. 126; Б. Филов. Надгробиите могили при Дуванлий в Пловдивско. София, 1934, стр. 162, табл. VIII, 10.
⁶⁸⁴ Б. Филов. Указ соч., стр. 193.
⁶⁸⁵ X. и К. Шкорпил. Указ. соч., стр. 141; Б. Филов. Памятници на тракийското изкуство. ИБАД, VI, 1916-1918, стр. 5.
⁶⁸⁶ М. Ростовцев. Представление о монархической власти в Скифии и на Боспоре. ИАК, в. 49. СПб., 1913, стр. 1—18.
⁶⁸⁷ Б. Филов. Памятннци на тракийското изкуство, стр. 6—7; G. Kazarow. Beitrage, S. 23, Anm. 8.
⁶⁸⁸ Г. Кацаров. Обредът поднасяне на чаша. ИБАИ, XV, 1946, стр. 166—167.
⁶⁸⁹ Т. Герасимов. Златен тракийски пръстен. ИБАИ, XX, 1955, стр. 589—590.
⁶⁹⁰ Kahrstedt. RE, XI, 2, s v. Kotys, S 1552.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 5165

загрузка...

Другие книги по данной тематике