Имущественное расслоение

В литературе неоднократно указывалось на то, что в конце VI в. до н. э. заметна глубокая имущественная дифференциация фракийского общества При этом исследователи обращали внимание на свидетельства античной традиции о богатстве фракийской знати, о чертах быта, отличающих ее от простых фракийцев, и т. ц. Свидетельства об этом можно встретить в гомеровском эпосе (описание блестящего военного снаряжения царя Роза и его сподвижников; богатые подарки жреца киконов Марона Одиссею); у Геродота, который описывает особый обряд погребения и культ знатных фракийцев; у Фукидида и Ксенофонта, рассказывающих о щедрых подношениях одрисским царям и знати; у Ксенофонта и Корнелия Непота, которые упоминают о богатом приданом одрисских царевен. К этой же категории свидетельств следует, как мне думается, отнести и эпизод, относящийся к последним дням Мильтиада Младшего. Как известно [Herod., VI, 132—136), в 489 г. он уговорил афинян предпринять поход против жителей острова Пароса. Осада их города закончилась полной неудачей для афинян, и тяжелораненый Мильтиад предстал перед судом народного собрания. Противники Мильтиада требовали его смерти, и только его друзьям, напомнившим афинянам о былых военных заслугах подсудимого, удалось избавить его от смертной казни. Однако он был присужден к штрафу в размере 50 талантов. Раненый Мильтиад вскоре умер; штраф же за него уплатил его сын Кимон. Непомерная величина штрафа поражала представителей более поздней античной историографии. Они пытались объяснить материальную возможность Кимона погасить его разными обстоятельствами: то помощью богача Калия, давшего ее якобы за разрешение на брак с сестрой Кимона Эльпиникой; то приданым, полученным Кимоном за богатой невестой. Все эти сравнительно поздние сведения античных авторов длительное время обсуждались современными исследователями⁵¹⁴. Итоги этих источниковедческих работ подведены Эд. Мейером, который пришел к выводу об искажении поздней традицией фактов, смешении их, о приписывании Кимону действий других государственных деятелей и т. п.⁵¹⁵ Однако сам факт выплаты Кимоном штрафа в размере 50 талантов за неудачную экспедицию отца, сообщенный нам Геродотом, остается бесспорным. Сумма эта баснословна. Достаточно сказать, что, например, такие богатые члены Афинского союза, как Эгина и Фасос, вместе выплачивали форос в размере 30 талантов, Парос — в размере 16,5, Абдера и Византий — 15 талантов и т. п.⁵¹⁶ П. Пердризе, переводя эту сумму на современный ему курс (1910 г.), называет 4 млн. франков⁵¹⁷. К. Белох, конечно, прав, замечая, что и 50 лет спустя, когда Афины были на вершине могущества, не было никого, кто бы мог уплатить 50 талантов⁵¹⁸. Лишнее говорить, что сообщение Геродота о выплате этой суммы — прямое свидетельство огромных материальных возможностей Кимона — сына фракийской царевны и внука фракийского царя⁵¹⁹.

Нет, однако, уверенности в том, что выплата штрафа производилась из средств, находившихся в непосредственном владении Мильтиада или Кимона. Видимо, для ее получения потребовалось определенное время: Мильтиад присутствовал на суде, но уплатить 50 талантов не смог и умер от воспаления раны, так и не собрав, очевидно, нужной суммы. Есть версия даже о том, что он скончался в долговой тюрьма и, чтобы получить его тело, Кимон сам должен был вместо отца отбывать заключение. Величина уплаченного штрафа и необходимость определенного времени для собирания нужной суммы дают некоторое основание высказать предположение о том, что для выплаты 50 талантов были привлечены родовые сокровища фракийских царей или использованы коллективные доходы фракийского племени (или племен?), которым они управляли. Т. е. не был ли в этом случае применен непреложный обычай родового строя выручать своего соплеменника, попавшего в беду?

Данные письменных источников вполне согласуются с археологическими и дополняются ими. Большое внимание исследователи уделяли археологическим материалам, указывающим на прогрессирующее имущественное расслоение фракийского общества.

Фракийские поселения еще очень мало исследованы. Жилища простых людей, существовавшие в изучаемый период, почти нам неизвестны. Мы находим сведения, однако, о том, что они представляли собой полуземлянки или наземные жилища со стенами, состоящими из плетней, обмазанных глиной⁵²⁰. Благодаря детальному исследованию этого вопроса Д. П. Димитровым, мы имеем теперь представление о жилищах фракийской знати⁵²¹. Термин τύοϊς, употребленный Ксенофонтом при описании резиденции, в которой Севт I принимал Ксенофонта (VII, 2, 21), обозначал сравнительно большие укрепления, состоящие из целого комплекса построек. Они вмещали значительное число защитников, были снабжены угловыми башнями и бойницами. В обширных залах знатные владельцы могли устраивать пиршества и другие сборища своей дружины и гостей. Расположенные обычно в красивых местах, с изобилием воды, они служили безопасным местопребыванием владельцев, озабоченных охраной своей жизни не только от внешних, но и от внутренних врагов.

Следы подобной виллы обнаружены при раскопках столицы Севта III современника Александра Македонского, Севтополя в ранних слоях, относящихся к середине IV в. до н. э.— к периоду до основания города. План этой «досевтовой» виллы в общих чертах повторен в плане укрепленного квартала Севтополя, который автор раскопок и публикаций с полным основанием связывает с тюрсисом фракийской знати более раннего времени⁵²².

Имущественное расслоение фракийского общества отразилось и в планировке столицы Севта III. Несмотря на то, что Севтополь предстал перед археологами как город конца IV в., его планировка отражает и предшествующие этапы исторического развития фракийцев. Д. П. Димитров отмечает отсутствие демократического принципа в градоустройстве Севтополя с его свободно расположенными богатыми городскими домами аристократии, представлявшими резкий контраст с бедными хижинами предместья⁵²³.

Больше всего данных об имущественном расслоении, его развитии и широте охвата можно почерпнуть из исследования могильников, значительно опередившего изучение поселений. В качестве критерия имущественного расслоения общества выбран один из признаков — состав погребального инвентаря, наиболее полно обеспеченный материалами. Этот источник наших знаний следует считать надежным, так как состав погребального инвентаря отражает уровень накопления богатств при жизни.

Анализ состава погребального инвентаря фракийских погребений VII—V вв. до н. э., проведенный нами, дает возможность сделать некоторые выводы о развитии процесса имущественной дифференциации фракийского общества. При проведении этой работы были учтены материалы из 160 погребений, разделенных нами на две хронологические группы: первая, архаическая, включает погребения VII—VI вв. до н. э., а вторая — погребения V в. до н. э.⁵²⁴

Погребения первой хронологической группы в целом производят впечатление захоронений людей одного и того же достатка, так как содержат или совершенно одинаковый, или же приблизительно равноценный набор инвентаря. Чаще всего он состоял из одного-двух железных наконечников копий и одного-двух местных сосудов или же из одного железного меча и одного-двух железных или бронзовых фибул. Инвентарь женских погребений в этой группе включает перстень и ожерелье из бронзы и один-два сосуда местного изготовления или же одну—три бронзовые или железные фибулы, бронзовый перстень и один-два сосуда. Лишь в нескольких погребениях инвентарь немного богаче. Однако в двух погребениях этой группы инвентарь резко отличается своим богатством. Это погребения у Старо село близ Сливена и курган «Мушовица» у с. Дуванлий близ Пловдива. Они содержат золотые нагрудники, художественные сосуды из серебра и бронзы, привозные чернолаковые и чернофигурные сосуды; в инвентарь погребения «Мушовица» входит еще богатейший набор золотых женских украшений (12 серег, 2 ожерелья, 3 фибулы, 2 подвески), 3 сосуда финикийского стекла, статуэтки и Др. Существенно, однако, что оба этих богатых погребения — наиболее поздние в этой группе (конец VI — начало V в. до н. э.); их в равной мере можно было бы считать наиболее ранними во второй хронологической группе погребений.

Эта картина относительного имущественного равенства нарушается в V в. или с конца VI в. до н. э. Среди погребений этой второй хронологической группы резко выделяются богатейшие погребения в «Голяма могила», «Арабаджийска могила», «Кукова могила», «Башева могила», два кургана у с. Рахманлий и один у д. Сернегор близ Пловдива; курганы у сел Злокучение и Янково близ Шумена; у с. Горяни близ Гоце Делчева; у с. Голяма Желязна близ Трояна; у с. Ополченец близ Чирпана.

Подводя итоги своим исследованиям по дуванлийским погребениям VI—V вв. до н. э., Б. Филов приходит к заключению о высоком уровне благосостояния местного фракийского населения в этот период. Этот высокий уровень Б. Филов объясняет изобилием земледельческих продуктов, главным образом зерна, и скота, которые составляли главный объект торговли между местным населением и греками-колонистами фракийского побережья Понта⁵²⁵. Безусловно, такая характеристика страдает весьма односторонним восприятием археологического материала, при котором учитываются лишь данные богатых погребений и совершенно сбрасывается со счета материал множества некрополей, характеризующих уровень жизни рядовых фракийцев. Такой подход ошибочен, так как распространяет выводы, относящиеся лишь к высшему и наиболее богатому слою фракийской знати, на все население Фракии. Использование всего комплекса археологических данных приводит к иным выводам. Сознавая весьма приблизительную точность сравнительных вычислений, объясняемую и неравномерностью размаха раскопок в различных районах Болгарии, и просто «археологической удачей» или «неудачей», мы все же считаем возможным провести сопоставление простых и богатых погребений в двух наших группах. В первой группе на одно богатое погребение приходится 15 простых, а во второй на одно богатое — 5,5 простых погребений. Эти цифры, естественно, не следует считать абсолютными, ибо хорошо известно, что рядовые могилы больше подвержены действию времени и меньше привлекают внимание археологов; но столь резкое изменение в соотношении богатых и бедных погребений в двух группах — конечно, явление не случайное и может быть объяснено лишь тем обстоятельством, что в самом конце VI или с начала V в. до н. э. во фракийском обществе появилась четко отделившаяся в имущественном отношении социальная прослойка. Обратной стороной этого явления следует считать появление значительного числа очень бедных захоронений, почти не содержащих металлических предметов и включающих чаще всего лишь от 1 до 6 местных сосудов. К таким захоронениям надо отнести почти все могилы из с. Кюлевча близ Шумена; погребения 1—3 у с. Александрово близ Ловеча; погребение в кургане 2 у с. Езерово близ Первомая; погребение около Башсвой могилы; чуть богаче инвентарь погребений у с. Равна близ Варны, состоящий из нескольких сосудов (чаще всего 3—6) и 1—2 ножей.

Можно отметить далее, что для первой хронологической группы такой бедный состав инвентаря, ограниченный несколькими сосудами, совершенно не характерен и присутствие металлических изделий из бронзы или железа там почти обязательно. Если исчезновение оружия в бедных мужских погребениях второй хронологической группы можно объяснять изменениями в системе организации войска (см. стр. 253—254), то исчезновение металлических украшений из женских и мужских погребений следует связать с резким обеднением одной части фракийцев, сопровождаемым сосредоточением богатства в руках другой части фракийского общества. Возможное возражение, что эти бедные некрополи характеризуют более низкий уровень развития тех племен, которые оставили нам эти памятники, и что для них имущественное расслоение не характерно вообще, должно быть отклонено: на территории племен, оставивших нам эти бедные захоронения, иногда рядом с ними высятся курганы с богатейшим погребальным инвентарем (см. табл. VII—X в конце книги). Для этого достаточно сравнить, например, курган 2 у с. Езерово, содержавший 3 простых сосуда и 3 пряслица, с другим, содержавшим богатейший инвентарь, у того же села; или же сопоставить курган 2 у Башевой могилы, содержавший лишь 3 простых сосуда, с одним из богатейших погребений античного времени во Фракии у Башевой могилы; ту же картину дает сравнение бедных погребений у с. Кулевча с богатым погребением у этого же села и др. Одновременно следует, как кажется, обратить внимание и на то, что, так сказать, «средних» по богатству инвентаря погребений значительно меньше во второй группе, нежели в первой.

Приведенные материалы свидетельствуют о нарастающем от VII к V в. процессе имущественной дифференциации, выражающемся, во-первых, в исчезновении могил с равноценным погребальным инвентарем, а затем в появлении очень бедных захоронений наряду с чрезвычайно богатыми, поражающими роскошью; они указывают также, во-вторых, на уменьшение числа погребений «среднего достатка», т. е. па усиление поляризации общества. Можно сделать выводы и о территориальном распространении очень богатых погребений, отражающих наибольшую степень имущественного расслоения среди фракийцев. По данным первой хронологической группы, богатые погребения находятся близ Сливена и Пловдива. По данным второй хронологической группы четко выделяется одна область Фракии, где сосредоточено большинство богатейших погребений. Она охватывает районы, расположенные вокруг современных городов Пловдива, Чирпана, Первомая и Старо-Загоры⁵²⁶. Кроме этой основной области следует упомянуть еще район г. Шумена. Здесь погребений мало по сравнению с пловдивской, первомайской и старозагорской группами; они производят впечатление не столь богатых и роскошных. К ним следует еще добавить одно богатое погребение в районе Гоце Делчева и одно — в районе Трояна, которые из-за малочисленности не могут быть выделены в особые области сосредоточения богатых фракийских могильников, хотя и они, конечно, должны быть приняты во внимание⁵²⁷.

Область распространения фракийских племен с глубоким имущественным расслоением, намеченная на основании размещения гробниц с богатым погребальным инвентарем, совпадает с областями распространения отдельных находок богатых украшений как в V—IV вв., так и в более позднее время (IV—III вв. до н. э.)⁵²⁸.

Таким образом, можно прийти к заключению, что наиболее богатые погребения были расположены по долине Марины и ее притокам, охватывая плодородные земли Верхне-Фракийской низменности и холмистые области южной части Средней Горы с их богатыми перегноем каштановыми и суглинистыми почвами. Этой картины не меняют группа погребений в районе Шумена и отдельные богатые захоронения в районе Трояна и Гоце-Делчева, также расположенные в речных и предгорных долинах (по рекам Голяма Камчия, Осьш и Места). Такое географическое распределение богатых погребений может служить доказательством сравнительно более высокого развития фракийских племен, занимавшихся главным образом земледелием, которому, видимо, была обязана своим обогащением фракийская знать. Их расположение по речным долинам, способствовавшее налаживанию связей (и экономических и культурных) с другими районами Фракии и внешним миром, бесспорно. Следует, однако, отметить, что приморские области Фракии (как черноморские, так и эгейскис), где были расположены греческие города, не дали столь ярких памятников имущественного расслоения. Это обстоятельство может служить свидетельством большой роли внугрифракийских стимулов экономико-социального развития страны.

⁵¹⁴ Библиографию по этому вопросу см.: RE. s. Kinion.
⁵¹⁵ Ed. Meyer. Forschungen zur Alten Geschichtc, II, Ilallc, 1899, S. 25—40. Fine более критическое отношение к этим свидетельствам см. в RE, s. v. Kinion.
⁵¹⁶ К. Beloch. Griechische Geschichtc. Berlin — Leipzig, 1927, II, 1, S. 83.
⁵¹⁷ Perdrizet. Scaptesyle, p.
⁵¹⁸ K. Beloch. Указ. соч., стр. 25, прим. I.
⁵¹⁹ И. Велков. Разкопките около Мезек и гара Свиленград. ИСАИ, XI, 1937, стр. 122; А. Димитрова. Единадесета отчетна археологическа конференция пъв Велико Тьрново. ИП, XXII, 1966, стр. 121; Цв. Дремсизова-Нелчинова. Тракийско селище в чаша на язовир «Виница», стр. 57—77.
⁵²⁰ Д. П. Димитров. За укренените вили..., стр. 683-699.
⁵²¹ Там же, стр. 697—698.
⁵²² D. P. Dimitrov. Das Entstehen der thrakischen Stadt., S. 379—387; он же. Градоустройство и архитектура па тракийския град Севтополис. «Археология», 1960, № 1, стр. 13; он же. Севтополь — фракийский город близ с. Копринка Казанлыкского района. СА, 1957, № 1, стр. 211.
⁵²³ К моему большому сожалению, по техническим соображениям, я лишена возможности привести в этой работе сводную таблицу, в которой представлены все эти материалы.
⁵²⁴ Б. Филов. Надгробните могили при Дуванлий, стр. 236.
⁵²⁵ Там же, стр. 698.
⁵²⁶ Perdrizet. Scaptesyle, p.
⁵²⁷ Затруднительно объяснит! почему все богатые погребения расположены по левобережью Марицьг. Скорее всего это случайность, тем более, что многие крупнейшие каменные гробницы Фракии (не вошедшие в наши подсчеты потому, что они были ограблены) размещались по правому берегу этой реки, северным склонам Восточных Родоп, Сакар Планине и Страндже (В. Маков Происходът на куполпите гробници в Тракия. ИБЛИ, XIX, 1955, стр. 41, карта 1). 3,6 К сожалению, мы не могли принять во внимание при наших подсчетах богатейшую коллекцию Елены Стафатос, содержащую 180 предметов железной эпохи из некрополя 11 л Халкидике, датируемого главным образом VII в. до н.э., так как материал здесь распределен не но отдельным могилам, а описан весь вместе (P. Amandry. Collection Helene Siathatos Strasbourg, 1953, Рецензию И. Бенедиктова на эту работу см. ИБЛИ, XXVI, стр. 282—284). Можно, однако, предполагать, что здесь собран погребальный инвентарь восьми богатых погребений, так как коллекция нключает 6 золотых и 2 серебряных нагрудника, каждый из которых, судя по болгарским курганам, чаще всего сопровождал одного усопшего.
⁵²⁸ В. Микен. Тракииски накитни предмети, стр. 146; Б. Филов. Паметници на тракийского искусства, стр. 35.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 4136

загрузка...

Другие книги по данной тематике