Нечеткие и малочисленные свидетельства, на которых приходится основываться при изучении общинной собственности, заставляют обратить внимание как на источники, которые не были еще использованы для изучения этой проблемы, так и привести некоторые аргументы в пользу того или иного толкования уже привлекавшихся данных218.
Прежде всего следует использовать те источники, которые указывают на наличие ранних форм общинной собственности.
В этой связи следует обратить внимание на одну из особенностей фракийской монетной чеканки VI—V вв. до н. э. Уже приходилось упоминать о том (стр. 70) что среди фракийских денежных знаков, выпущенных от имени различных племен, обращает на себя внимание обилие серебряных монет огромного веса — около 40 и 30 г. Столь крупные номиналы — явление для античной эпохи более чем редкое; их выпуск был связан с особыми, чрезвычайными обстоятельствами. Монеты такого веса — аттические декадрахмы чеканились в трех пунктах древней Греции — в Афинах, Сиракузах и Акраганте. Однако во всех случаях они выпускались не как ходячая монета, а в ознаменование каких-либо крупных событий, т. е. носили коммеморативный характер. В Афинах они чеканились с 490 по 480 г. до и. э. в ознаменование победы при Марафоне; вскоре после этого декадрахмы чеканили в Сиракузах — по случаю победы царя Гелона I над карфагенянами (об этом свидетельствует Диодор, рассказывающий, что жена Гелона I царица Демарета для выпуска этих монет использовала выкуп, который был уплачен карфагенянами за пленных соотечественников)219.
В отличие от этого совершенно очевидно, что тяжелые монеты, чеканившиеся от имени фракийских племен дерронов, орресков, ихнов, эдонов и бизалтов, — отнюдь не экстраординарная, а повседневная ходячая монета. Особенно это положение ярко выражено в чеканке дерронов. Достаточно сказать, что из 20 известных нам монет племени дерронов 18 являются декадрахмами (весят от 34,7 до 41,21 г)220, г. е. 90% монет выпускались в самом крупном номинале, столь редком для монетной чеканки античного мира. Весьма обильна чеканка крупных номиналов и у других племен Южной Фракии. Очень редкие серебряные монеты весом около 28 г (октодрахмы) составляют здесь основу монетного обращения221, что видно из следующих данных222.
Сравнительно небольшой процент октодрахм у орресков все же не меняет общей картины. Кроме того, следует учесть, что такие крупные номиналы, как октодрахмы и статеры (ок. 10 г), вместе составляют в чеканке орресков 35,03% от общего количества известных нам монет этого племени:
Если принять во внимание, что в это время во всем окружающем фракийцев античном мире самыми распространенными номиналами были статеры — монеты весом 8—12 г, то становится ясным, что перед нами — специфическое явление, которое требует объяснения. Серебряная монета весом в 40 или 20 г в архаическую эпоху — целое состояние. Известно, например, что медимн пшеницы продавался в Афинах и в восточной половине Эгейского побережья в IV в. до н. э. по 5—9 драхм223. Закупки, которые можно было произвести, пользуясь монетами таких крупных номиналов, как это было у указанных племен, не могли быть произведены частными лицами для своих личных нужд и предполагают приобретения для крупного коллектива людей.
Нельзя ли в этой особенности фракийской монетной чеканки усматривать отзвук древней формы коллективного производства и связанного с ним коллективного потребления, в которых принимало участие все племя или его значительная часть? Может быть, в этом явлении следует видеть сохранение древней традиции, проявлявшейся в VI—V вв. в форме торговых сделок, производимых для общих нужд племени?
Аналогичные соображения, касающиеся коллективного потребления, возникают при исследовании склада сосудов, служивших коллективным вместилищем продуктов для сравнительно большой группы лиц, обнаруженного в г. Пловдиве и датируемого VIII — VI вв. до н. э.224
Община, основанная на родственных отношениях, явственно проглядывает во фракийских эпиграфических материалах даже в сравнительно позднее для нашей темы время — в надписях эллинистического и римского периодов. Многие названия фракийских деревень происходят от личных имен и племенных наименований225, что дает повод связывать возникновение этих деревень с поселением родственных коллективов. Особенно любопытно упоминание в одной из надписей «границ поля бендипаренов»226, так как в наименовании жителей поселения звучит имя богини Бендиды, которая (помимо функций, идентичных с греческой богиней Артемидой) была «объединительницей, богиней-защитницей родовых объединений и совместно живущих»227.
Для изучения общинных отношений представляет интерес и отрывок из «Анабазиса» Ксенофонта (VII, V, 12—13). В последнем русском издании (1951 г.) он переведен следующим образом: «Здесь у Салмидесса многие из плывущих в Понт кораблей садятся на мель и их прибивает затем к берегу, так как море тут на большом протяжении очень мелководно. Фракийцы, живущие в этих местах, отмежевываются друг от друга столбами и грабят корабли, выбрасываемые морем на участок каждого из них» (разрядка моя. — Т. 3.). Аналогично переводят это место228. Кацаров и, судя по трактовке этого текста, Б. Геровu и А. Фол. У последнего эта точка зрения проведена в наиболее категорической форме: он указывает на то, что участки принадлежали частным владельцам или главам патриархальных (видимо, малых?) семей; в целом он видит в событиях у Салмидесса указание на «типично территориальную общину»229. При такой трактовке греческого текста создается впечатление, что прибрежные участки у Салмидесса находились в частной собственности отдельных фракийцев. Перевод греческого текста должен быть, однако, как мне кажется, иным. Следует обратить внимание на то, что Ксенофонт, дважды говоря о тех, кому принадлежат огороженные участки, употребляет не единственное, а множественное число: «Фракийцы, живущие в этих местах, устанавливают у себя межевые столбы, и каждые ( εχαοτοι ) грабят потерпевших у них ( ϫαϑαοτούς ) кораблекрушение». Если принять такую трактовку текста, то отрывок воспринимается иначе: очевидно, что речь идет об участках, захваченных не одним человеком, а группой лиц, являющихся коллективными владельцами этого участка. Таким образом, текст «Анабазиса» дает повод говорить не о частном владении землей (в данном случае — что-то вроде рыболовецкого угодья), а о коллективном.
Существенно было бы выяснить, о каких хозяйственных коллективах может идти здесь речь, но текст «Анабазиса» не дает ответа на этот вопрос. В этой связи мы позволим себе привлечь данные археологических раскопок также из Южной Фракии, которые проливают некоторый свет на его решение, хотя и они, безусловно, носят локальный характер. В Родопах, у с. Драгойноно Первомайского района в Болгарии обнаружено несколько фракийских поселений: у Малкия Асар, Церквище, Езеровско землище230 (рис. 4 и 5). Постройки па поселениях у Драгойнова вызывают большой интерес. Несмотря на то, что они не все раскопаны, все же можно составить себе представление об их размерах. На поселении у Малкия Асар здания имели площадь 240 и 120 м2 (рис. 5, Л, В), на поселении у Церквище — 225 и 360 м2 (рис. 4, А, В). Назначению построек автор публикации не уделяет внимания. Однако многочисленные фрагменты тонкостенной керамики, круглая плитка, служившая для закрытия дымохода, найденные около них, и толщина стен этих построек (0,6—0,7 м) дают основание считать их жилищами.
4. План фракийского поселения у с. Церквище близ Драгойнова А, В — здания
5. План фракийского поселения у с. Малкия Асар близ Драгойнова А, В — здания
В археологической и этнографической литературе обычно принято называть дома таких (да и несколько меньших) размеров самой различной планировки «большими домами», служившими жилищами для большесемейных коллективов. Б. Н. Граков при раскопках на скифском Каменском городище на Днепре, хронологически близком (IV в. до н.э.) к поселению у Драгойново, обнаружил несколько наземных жилищ и землянок больших размеров. Например, одно из них имело площадь 140 м2, другое — 160 м2, площадь третьего доходила до 200 м2. Автор раскопок полагает, что в жилищах проживали большие патриархальные семьи, объединенные в одну семейную общину с общим культом очага231. Большие дома были распространены у древних германцев232.
Весьма интересен, например, материал из раскопок поселения Эзинге в голландской провинции Гронинген233. В слое, датируемом IV в. до н. э., найден дом, длина которого превышала 24 м, а ширина равнялась 8 м (192 м2), в наиболее сохранившихся слоях III—I вв. до н. э. наряду с небольшими домами обнаружены и крупные (например, 23X7,2 м), которые исследователи считают жилищем больших родственных коллективов234 или большой семьи, ведущей общее хозяйство235. Большие дома IV в. до н. э. — I в. н. э. обнаружены в западной, северной и восточной Германии236. Эти дома древних германцев следует считать жилищами больших семей, наличие которых в античное время засвидетельствовано у Цезаря и Тацита237. Более подробные сведения, касающиеся состава больших семей у германцев, можно извлечь из варварских правд; древнейшие части текста этих источников свидетельствуют о том, что в первые века нашей эры большая семья у германцев Западной Европы состояла из трех поколений: супругов, их женатых сыновей и детей этих последних238. К аналогичным выводам о соответствии больших домов большесемейным коллективам приходят и исследователи поселений Черняховской культуры. Э. А. Рикман в сводной работе о больших домах носителей этой культуры239 приходит к выводу, что они «были местом обитания патриархальных больших семей». Размеры этих домов колеблются в округленных цифрах от 90 до 130 м2. Эти примеры можно умножить240. Среднее число членов большесемейных коллективов, конечно, было различным. М. О. Косвен приводит цифры, характерные для эпохи распада большой семьи: 70—60—50 человек, тут же отмечая, что раньше семьи были крупнее — 100 и более человек241. Он же приводит и максимальное число: 200—300 человек в задруге у словенцев, 250 — у болгар242.
Большие дома скифов, германцев и племен Черняховской культуры, бывшие, по заключению исследователей, обиталищами большой семьи, могут (до некоторой степени) служить эталоном при определении и тех родственных коллективов, которые населяли дома во Фракийском поселении у с. Драгойнова: следует полагать, что это были большесемейные общины с характерным для них хозяйственным единством.
Второй, не менее существенной для нас особенностью поселения у с. Драгойнова являются его каменные ограды. Они следуют рельефу местности и огораживают значительные пространства (1600, 1750, 5400 и даже 9600 м2), внутри которых и находились описанные выше большие дома. Характер и назначение огороженных пространств автор раскопок определяет, привлекая отрывок из трагедии Эсхила «Персы» (ст. 869 и сл.). Эсхил, участвовавший в афинской экспедиции 475 г. за г Эйон в устье р. Стримона, в области племени эдонов, называет фракийские жилища «επχυλός». Термин этот, по отношению к фракийским поселениям употребленный и у Аполлония Родосского (Argon., I, 798, сл.), в греческой литературе имеет два значения: 1) загон для скота и 2) жилище. Вместе с однокоренным словом αυλγ (огражденное стеной место, в котором имеется жилище и загоны для скота) оно сближается по смыслу с нашим словом «двор» или (благодаря приставке έπί- ) приобретает значение «все то, что относится ко двору»243. Сопоставление термина «επαυλος», употребленного Эсхилом, с данными раскопок у Драгойново дает представление о дворах, окруженных оградами, с расположенными на них жилищами. Любопытно, что дворы, окруженные частоколом, у фракийцев из племени типов засвидетельствованы и в рассказе Ксенофонта. На назначение этих оград указывает сам Ксенофонт: «Из-за мелкого скота дома были окружены со всех сторон высокими частоколами» (Anab., VII, IV, 14). Внутри такого двора находилось у типов и жилище, что явствует из того же места в рассказе Ксенофонта. Описание Ксенофонта поразительно совпадает с данными из Драгойново (разница в материале, из которого сделаны ограды, не представляется нам в данном случае существенной).
Небезынтересно в этой же связи обратить внимание на термин, которым Ксенофонт в том же «Анабазисе» обозначает проводников-фракийцев, вынужденных указывать грекам дорогу среди огороженных частоколами дворов своей деревни. Здесь (Anab., VII, IV, 14) Ксенофонт говорит о ο δεσπότης οίϫίας. Обычно это выражение переводят «хозяин дома» или «владелец дома»244. Нам, однако, представляется возможным передавать его другим значением: «глава домашнего очага (или хозяйства или семьи)», так как слово οίϫία имеет все эти значения и отнюдь не ограничено понятием «дом» (в смысле «здание», «строение»). Нельзя ли, таким образом, это выражение Ксенофонта наряду с термином «επαυλος» («огороженный двор с жилищем па нем»), употребленным Эсхилом, а также данные археологии о больших домах считать доказательствами существования у фракийцев Родопских областей в V—IV вв. до н. э. большессмейных коллективов, являвшихся хозяйственными единицами? Нельзя ли видеть в них ту хозяйственную категорию, которую в этнографии принято называть «домохозяйство» или «двор» и которая соответствует тому, что у римлян обозначалось терминами domus и familia; у сербо-хорватов — «куча» «кыща» или «задружна куча»; у восточных славян — «дом», «дворище»245 и т. п.
Приведенные соображения дают основание возражать тем исследователям, которые считают фракийскую общину уже в V в. до н. э. типично территориальной246.
Высказывая эти предположения, еще раз следует подчеркнуть, что они основаны на материале лишь некоторых областей Фракии; поэтому трудно сказать, в какой мере большесемейная община была характерна для всей страны247 и что в целом в ней еще не ощущалось веяние новой раннеклассовой эпохи. Роль соседских, территориальных связей по фракийской общине эпохи становления государства прослеживается по рассмотренным выше источникам плохо248. Однако необходимо принимать во внимание множество других сведений об уровне развития у фракийских племен исследуемого времени торговли, денежного обращения и ремесла, о глубоком имущественном расслоении, о возникновении классовых антагонизмов и классов, о появлении множества лиц, оторванных от своего родового коллектива, и о других явлениях, имевших следствием возникновение государственных образований. Принимая во внимание, кроме разобранных источников, и эти данные, вероятно более правильно все же классифицировать большинство фракийских общин этого периода как соседско-большесемейные, т. е. как общины переходной формы249, стоящие между архаической, основанной на отношениях кровного родства, и территориальной земледельческой общиной, по классификации К. Маркса250.
Данные о коллективных формах землепользования у фракийцев и в более позднее, чем исследуемое, время сообщают нам многие источники. Речь идет, прежде всего, о тех сведениях, которые можно почерпнуть из 24-й оды третьей книги од Горация251.
Упомянутые здесь «неразмежеванные участки земли» (immetata iugera) указывают на общинную форму землепользования, сохранение неподеленной между членами общины пахотной земли и, возможно, на коллективное потребление урожая, собираемого с этой земли (liberae fruges — «свободные плоды» — возможно, надо понимать как «никому в отдельности не принадлежащие»). Наличие общей неразмежеванной земли в более раннее, чем горациево, время можно усмотреть и в свидетельстве Арриана (Anab., I, 4) о том, что воины Александра Македонского не могли пройти через густые хлеба на полях гетов и должны были раздвигать колосья сариссами, с трудом продвигаясь вперед. Материалы римского времени дают основание утверждать, что в Придунайских областях и во Фракии общинные связи были чрезвычайно прочными252. Об этом свидетельствуют как многочисленные надписи о границах полей, находившихся в ведении сельских общин253, так и ряд других данных.
Доказывая существование общинных отношений в некоторых из западных провинций Римской империи, Ε. М. Штаерман обратила внимание на два различных термина в надписях для обозначения сельских жителей: vicani и possessores. Виканы и носсессоры выступают как представители двух различных категорий населения. Носсессоры — владельцы частных имений (сам термин possessio идентичен терминам villa или fundus). Село (vicus) противопоставляется в известном смысле вилле, отличаясь от нее, в частности, тем, что оно находилось на земле, не поступившей в частную собственность ветеранов, колонистов и других наделявшихся землей лиц. Достоверность такой трактовки указанных терминов и для фракийских земель подтверждается интересной надписью из Малой Скифии (Добруджа), где речь идет об установлении межевых столбов между землями жителей села Бутеридавы (vicani Buteridavenses) и землями частного владельца (villa)254. Особенно же интересна для нас надпись 238 г. н. э. из южнофракийской деревни Скаптопары, в которой фигурируют оба термина — convicanus и conpossessor. И хотя в данной надписи они относятся к одному и тому же лицу — Аврелию Пирру, существование этих двух терминов в лаконичном лексиконе лапидарного документа подтверждает мнение о различии понятий, определяемых ими. Следует отметить, что наряду с обычными для восточных провинций городскими должностями во Фракии имелась и специальная должность арбитра по размежеванию общинных земель: ϫοίτης ϫαί οροθέτης255.
Не менее важны и другие, хотя и косвенные, свидетельства существования общинных отношений во Фракии. Среди них отмечают обычай, бытовавший у солдат —• выходцев из Придунайских областей и Фракии, объединяться для совместных религиозных и иных действий по принципу племенной принадлежности или по месту жительства в одном селе, в чем они резко отличались от солдат, происходивших из других областей Римской империи, объединявшихся для аналогичных целей по принципу принадлежности к тому или иному военному подразделению (легиону, кагорте, але)256. В этом обычае солдат, навербованных во фракийских землях, усматривают проявление обычая взаимопомощи соседей при различных работах, который практиковался у жителей областей до вступления их в римскую армию257. Значительная роль племенных и сельских общин проявилась в римское время и в наличии здесь племенных и сельских культов (например, богиня Скоптитиа, имя которой связано с названием села; бог Тасибастен, почитавшийся в городе Тасибаста; богиня Монтана, получившая свое имя от civitas Montanensium; сходного происхождения, вероятно, были и некоторые эпитеты фракийского всадника)258.
Все эти данные указывают на жизненность общинных традиций и в• более позднее, чем изучаемое, время.
218 X. Данов. Древна Гракия. София, 1969, стр. 299—311; A. Fot. Die Dorfgemeincle in Thrakien im ersten Jahrtausend v. u. Z. «Jahrbuch fur Wirtschaitsgeschichte». I. Berlin, 1969.
219 А. Н. Зограф. Античные монеты. МИ A, Mb 16, 1954, стр. 46—47.
220 См. каталог монет дерронов в работах: /. N. Svoronos. L'Hellenisme priinitif cie la Macedoine prouve par la nuinismatique et l'or du Pangee. JIAN, XIX, 1918—1919; Т. Герасимов. Находка от декадрахми па трако-македонското нлеме дерони, ИБАИ, XI, 2, 1937, он же. Дскадрахма на тракинското нлеме дерони. ИБАИ, XX, 1955.
221 Учитывая элемент случайности и возможность дальнейших нумизматических находок, мы все же уверены в том, что разительное преобладание крупных номиналов монет над мелкими не может быть изменено.
222 Общее количество монет высчитано на основании каталога Г. Геблера (MP, S. 48— 50, 55—57, 63—66, 89- 92, 144—146) и Б. Хеда (HN, р. 192 f.).
223 A. Jarde. Les cereales dans I'antiquite grecque. Paris, 1925, p. 179; X. M. Данои. К вопросу об экономике Фракии и ее Черноморского и Эгейского побережий в поздне-классическую и эллинистическую эпохи. «Античное общество». М., 1967, стр. 136.
224 Склад этих сосудов найден в г. Пловдиве при постройке училища; 38 сосудов, фракийских по форме, лежали в яме, служившей местом хранения (экспозиция Пловдивского музея, раздел «Железная эпоха»),
225 От личных имен: IGBR, III, 2, Ν 1690: ϰώμης Σϰεδαβριης (от Σϰελης — см. D. Detschew. Die thrakischen Sprachreste. Wien, 1957. S. 457); Μ 1690: ϰώμης Κρασαλοπαρων (от Crasinia, Grasinius — см. D. Detschew, Указ. соч., стр. 266); Ν 1690: ϰώμης Κουpισου (от Curpennius, Curspena, Curspia — см. D. Detschew. Указ. соч., стр. 264).
От племенных наименований: IGBR, III, 1, N 1473; ϰώμητϖυ Βρευτοπαpωυ (от βρεαι см. D. Detschew. Указ. соч., стп. 86); III, 2, Ν 1711: ϰώμηται Σϰασϰοπαρηνοί — см. D - Detschew. Указ. соч., стр. 456.
226 IGBR, III, 1, N 1455.
227 W. Tomaschek. Die alten Thraker. «Sitzungsborichte der Wiener Akademie», Phil.-hist. Klasse, 1894, II, 1, S. 47.
228 G. Kazarow. Beitrage zur Kulturgeschiehte der Thraker, Sarajevo, 1916, S. 46; Б. Геров. Проучвания върху поземлените отношения в нашите земи през римеко время. ГСУ ФФ, т. 50, 1955, стр. 21.
229 A. Fol. Указ. соч., стр. 313.
230 И. Белков. Драгойново - един тракийски селищен нентър. ИБАИ, XIX, 1955, стр. 86—94. Датировке этого интересного памятника уделено мало внимания. Судя по тем литературным аналогиям, к которым прибегает И. Велков, фракийское поселение у Драгойново бытовало в V—IV вв. до н. э., т. е. оно по времени близко событиям, описываемым Ксенофонтом в «Анабазисе».
231 Б. Н. Граков. Каменское городище па Днепре. МИД, № 36, 1954, стр. 61, 62, 63.
232 W. Radig. Die Siedlungstypen in Deutschland und ihre friihgeschichtlichen Wurzeln. Berlin, 1955, S. 55—64; idem. Friihformen des Hausentwicklung in Deutschland. Berlin, 1958, S 42—56; F. Behn. Die Entstehung des deutschen Baurenhauses, Berlin, 1957, passim
233 W. Radig. Friihformen des Hausentwicklung..., S. 50—55; F. Behn. Указ. соч., стр. 15—16; И. И. Гроздова. Типы крестьянских домов в Нидерландах и Бельгии в первой половине XIX в. «Типы сельского жилища в странах Зарубежной Европы». М„ 1968, стр. 223.
234 W. Radig. Friihformen des Hausentwicklung..., S. 57.
235 И. Н. Гроздова. Указ. соч., стр. 223.
236 Н. М. Листова. Крестьянские жилище Германии, Австрии и Швейцарии в XIX в. «Типы сельского жилища в странах Зарубежной Европы». М., 1968, стр. 182.
237 М. О. Косвен. Семейная община и патроним m. М., 1963, стр. 126—132; он же. Патронимия у древних германцев. «Изв. АН СССР», серия истории и философии, т. VI, 1949, № 4, стр. 356—359; Э. А. Рикман. К вопросу о «больших домах» на селищах Черняховского типа. СЭ, 1962, № 3. стр. 136—137.
238 А. Д. Удальцов. Родовой строй у древних германцев. «Из истории западноевропейского феодализма». МОГАИМК, 1935, 107, стр. 11—12; А. И. Неусыхин. Возникновение зависимого крестьянства в Западной Европе VI—VIII вв. М., 1956.
239 Э. А. Рикман. Указ. соч. стр. 133—134.
240 Например: Г. И. Анохин. К проблемам заселения страны и возникновения поземельной общины в древней Норвегии. «Культура и быт народов Зарубежной Европы». М., 1967, стр. 51—54 и указанная там литература.
241 М. О. Косвен. Семейная община и патронимия, стр. 65.
242 Там же, стр. 49. Такие же цифры приводят Л. В. Маркова («Сельская община у болгар в XIX в. «Славянский этнографический сборник». М.. 1960, стр. 67—68), II. Н. Грацианская («Постройки словацкого крестьянства в XIX — начале XX я»,— Там же, стр. 201, 203, 254).
243 И. Велков. Драгойново, стр. 91 — 93. Так же трактует слово αυλη , и М. О. Косвен («Семейная община и патронимия», стр. 101). Иначе выражение Эсхила θρηϰιωυ επαιλωυ трактует Ф. Бласс (F.Blass. Aeschylos «Perser» und die Eroberung von Eion. «Rheinisehes Museum fur Philologie», N. F., XXIX, 1874, S. 842), полагающий, чго оно обозначает свайпые постройки, о которых говорит Геродот (V. 16). См. также: P. Perdrizet. Scaptesyle. «Кliо», X, 1910, р. 8; О. Kazarow. Beitrage..., S. 27.
244 Ксенофонт. Анабазис. М, Л., 1951, стр. 203, X. Данов. Югоизточна Тракия по сведения на Ксенофонт. ИИБИ, 1951, № 3—4, стр. 300.
245 М. О. Косвен. Семейная община и патронимия, стр. 47.
246 А. Фол не нрав, противопоставляя родовую общину (Sippengcmeinde) патриархальной домовой общине (patriarchahsche Hausgemeindc), которая-де приходит на смену родовой (см. Л. Fol. Указ. соч., стр. 313, 316). На самом деле домовая община является одним из последних, наиболее поздних этапов общины, основанных на принципах родства (см. Ф. Энгельс. ПСЧСГ, стр. 61—62, 134, 139; там же см. указание на работы. Ковалевского специально по этому вопросу).
247 При всей скудости источников все же совершенно очевидно, что большие размеры жилищ, подобных жилищам Драгойноиа, не были повсеместными. Так, например, при раскопках Ясатепе в Пловдиве жилище имело размеры 48 и 28 м2 (Л. Детев. Материалы за праистория на Пловдив. III, 1959, стр. 64—67, рис. на стр 43), а в Винице Шуменского района - 8,12; 9,65; 14,62 м2 (Цв. Дремсизова-Нелчинова. Тракийско селище в чаша язонир «Випица». ИНМШ, 1967, 4).
248 В последней работе по древней Фракии профессор X. М. Данов придает этим связям решающее значение и полагает, что есть основания считать фракийскую общину, по крайней мерс уже со времени Гекатея (т. е. с VI в. до н. э.), земледельческой (см X. Данов. Древна Тракия, стр. 303—307). Однако под термином «земледельческая община» X. М. Данов, видимо, подразумевает не определенную ступень в развитии общинных отношений (1), родовая, 2) сельская — территориальная — земледельческая община), а сельский характер фракийских поселений, отличных от городов (полисов) греков-его аргументация построена только на том, что фракийские по селения в античной традиции называются не полисами, а деревнями (комами).
249 К. Маркс говорил о первобытных общинах, «отличающихся друг от друга и по тину, и по давности своего существования и обозначающих фазы последовательной эволюции» (см. К. Марле и Ф. Энгельс. Сочинения, т. 19, стр. 417).
250 Там же, стр. 403, 413—414, 417.
251 О научной ценности этой оды мне приходилось говорить раньше (см. Т. Д. Златков-ская. К вопросу об общинном землевладении в период становления классового общества (по фракийским материалам). СЭ, 1970, Аз 5, стр. 52—53).
252 Е. М. Штаеряан. Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Римской империи. М., 1957, стр. 230, 231; А. Ранович Восточные провинции Римской империи в 1—III вв. М., 1949, стр. 247 сл.; Т. Д. Златковская. Мёзия в I—II вв. п. э. М., 1951, стр. 20, 86—87; О. В. Кудрявцев. Эллинские провинции Балканского полуострова в II в. п. э. М., 1954, стр. 306; A. Bodor. Contributii la problema agricultural in Dacia inainte de cucerirea romana. SCIV, t. VII, N 3—4, 1956, p. 253—266; t. VIII, 1—4, 1957, p. 137—148; M. Macrea. Procesul separarii ora$ului de ?at la Daci. «Studii reieratc privind isioria Rominiei». Bucuresti, 1.954, I, p. 137—140.
253 В. Герое. Указ. соч., стр. 50—51; А. Ранович. Указ. соч., стр. 246; В. Велков. По някои проблеми на кьеноантично село в Тракия. ИП, V, 1958; A. Fol. Указ. соч. и др. Из Южной Фракии происходит множество надписей, упоминающих (IGBR, III, № 1092. 1390, 1550), (IGBR, III, № 14552-8, 14722 5 IGBR, III, JVa 1514), ipog (IGBR, III, 1036), 5po; (IGBR, III, № 14017) и др.
254 C1L, III 14447; По чтению этой надписи В. Пырваном, частным владельцем был фракиец, по чтению И. Руссу — римлянка. Но в той и в другой трактовке надписи деление на владельцев, с одной стороны, общинных, с другой — частных земель сохраняется.
255 IGBR. III, 1401; А. Раноаич. Указ. соч., стр. 246.
256 Е. М. Штаерман. Указ. соч., стр 230 и прим. 12—14 (автор приводит интересные надписи из района Сердики и Филиппополя).
257 Е. М. Штаерман. Рабство в III—IV вв. н. э. в западных провинциях Римской империи. ВДИ, 1951, 2, стр. 97.
258 Е. М. Штаерман. Кризис рабовладельческого строя..., стр. 231 и прим. 18—19, где - автор ссылается и на надписи из фракийских областей.
|