Глава IV. Трапезундская империя и Папство
Трапезундская империя стала известна Риму с момента ее образования, с того времени, когда Великие Комнины состояли в союзе с Латинской империей и получали поддержку от императора Генриха I.1 Тем не менее первые свидетельства о прямых связях относятся к более позднему времени.
А. Брайер выделяет 4 основные причины, вследствие которых папы должны были войти в контакт с трапезундскими императорами: 1) выгоды географического положения Трапезунда для: католической пропаганды в Персии, Грузии и на Ближнем Востоке, подчиненном после 1258 г. монголам; 2) необходимость церковного обслуживания большой итальянской торговли; 3) значительность роли Трапезунда при заключении унии 1439 г.; 4) понимание того, что Трапезундская империя — потенциальный союзник Рима в подготовке антитурецкого похода2. Однако эти факторы действовали в разное время и с разной силой. Следует учесть одно обстоятельство принципиальной важности: папы постоянно пытались воздействовать на всю греческую, и в частности трапезундскую, церковь, чтобы добиться принятия ею католического вероучения, включив ее в орбиту папской политики на Востоке. Это общее направление то выступало открыто на первый план, то выражалось в виде идеального пожелания, отеческого наставления тому или иному императору. Мы полагаем, что имеются основания датировать начало прямых контактов пап с Великими Комнинами не позже чем серединой XIII в.3. Однако с особой остротой вопрос об отношении Трапезунда к папству и латинскому вероучению встал в период заключения Лионской унии (1274)4. Византийский император Михаил VIII решился на этот шаг ради устранения прямой угрозы своему государству с Запада, где складывалась сильная антивизантийская коалиция во главе с королем Сицилии и Южной Италии, графом Прованса Карлом Анжуйским, папским вассалом5. Уния вызвала сильную оппозицию как в самой Византии, так и в других греческих государствах. Вспыхнула ожесточенная борьба, в ходе которой Михаил Палеолог прибегал к кровавым репрессиям против врагов унии внутри империи и стремился обеспечить ее признание во всех областях греческого Востока. Когда Михаил VIII на Влахернском соборе в апреле. 1277 г. торжественно заявил о принятии латинского символа веры и догмата о папском примате, отношения в Византийской империи предельно обострились, и Трапезунд стал одним из центров иммиграции противников унии6. В отличие от Византии Трапезунд в тот момент не был непосредственно заинтересован в союзе с папством: ему не грозило нападение с Запада, не требовалось ещё помощи последнего в борьбе с турками, как в XV в.; выгоды итальянской торговли пока не ощущались, а сами фактории Двух республик еще не были основаны. Уния никогда не была популярной и среди народных масс: всякое изменение канонов, традиций, обрядовой стороны культа в византийском мире грозило вызвать такую бурю негодования, что церковь могла потерять свое влияние на ортодоксальных прихожан и эффективность ее воздействия на угнетенные классы резко бы снизилась7. Политическая ситуация, борьба за гегемонию в византийском мире, слабость связей с католическими державами в тот период, антиуниатские настроения практически всех слоев населения империи подводили правящие круги государства и церкви к решительному противодействию унии. Показательно, что в 1274 г. ни один из епископов Трапезундской империи не подписал протокола Константинопольского собора, утверждавшего условия унии8. Основным источником, проливающим свет на связь этих событий с Трапезундом, является отчет протонотария Огерия о переговорах Михаила VIII с папскими послами, прибывшими в Константинополь, вероятно, весной 1278 г.9. В это время папа Николай III (1277—1280) стал проводить более жесткий курс на безусловное исполнение унии византийской стороной, вплоть до установления полного единства в литургии византийской и католической церквей и признания всех положений католической догматики 10. С этой целью уже в начале 1278 г. в Константинополь прибыли папские послы Марко и Марчето. Во время переговоров с ними Михаил VIII указывал на сложности в исполнении всех условий унии, ссылался на козни ее противников. Михаил жаловался, что неверные (противники унии) отправились к трапезундскому правителю, правнуку Алексея, основателя Трапезундского государства, и объявили, что они готовы примкнуть к нему, если он назовется императором, так как Михаил VIII стал еретиком и подчинился папе. Известно, что трапезундский правитель с момента образования империи на Понте именовался василевсом, хотя в XIII в. он не признавался таковым Никеей, а затем и Византией 11. С целью оправдания перед папой Михаил VIII стремился переложить часть вины на «похитителя» прав византийской короны. В Отчете Огерия вопреки тому, что мы знаем об употреблении титула василевса в Трапезунде, сказано: местный правитель «провозгласил себя императором и был коронован и облачился в одеяния, подобающие императорскому сану, и установил придворных, и стал почитаться как император»12. Если принять датировку Лёнертца, в это время в Трапезунде правил Георгий. Он занимал трон с 1266 г., т. е. уже 12 лет. Не запоздалой ли тогда была коронация? Правление Георгия — особая страница в истории Трапезундской империи13. Империя признала вассальную зависимость от ильханов. Следствием этого было некоторое сокращение прерогатив трапезундского василевса. В частности, не чеканилась серебряная монета с именем Георгия. По предположению М. Куршанскиса, чеканка серебра была монополизирована ильханами14. На немногочисленных медных монетах Георгия иногда встречается титул «деспот», а не василевс, как было до и после его правления. Хотя Куршанскис не усматривает в этом возможности прекращения титулования трапезундских правителей императорами15, мы считаем это в 1266—1278 гг. вероятным. В ином случае повторная коронация Георгия не оправдана: до 1282 г. трапезундские императоры носили титул, как и византийские государи, — «во Христе Боге верный император и самодержец ромеев»16. Только после коронации Георгия Михаил VIII начал активно воздействовать на трапезундский двор, чтобы добиться отмены императорского титулования Великого Комнина. Спор закончился в 1282 г. известным компромиссом, когда новый василевс Иоанн II переменил форму титула 17. Итак, в 1278 г. Георгий принял титул императора. Вероятно, это было отрицательно расценено ильханом Абакой и привело к устранению Георгия в 1280 г. при содействии оппозиционной трапезундской группировки. Однако изменение политического курса после пленения Георгия в горах близ Тавриза не отразилось на общем антиуниатском настроении в Трапезунде. Союз с Византией — династический и политический —стал возможен лишь в 1282 г., после провала унии. Но правомерен вопрос: если Трапезунд являлся одним из центров движения антиуниатов, поддерживал ли он связи с таким же центром на Балканах? Некоторые исследователи отвечали на него утвердительно18, но в источниках прямых указаний на это нет. Огерий просто отметил, что в Трапезунде были враги унии, не уточняя, что они прибыли из Эпира или Неопатр. Думается, большое расстояние и трудности сообщения препятствовали быстрому сколачиванию устойчивого союза, хотя возможность отдельных переговоров не исключена. Важнее, что каждая из оппозиционных сил хотела выступать в роли гегемона антиуниатского движения, а их вожди претендовали на византийский престол. Очевидно, основные переговоры с трапезундским правительством о союзе против Михаила VIII вели выходцы из Константинополя: им было выгодно возродить древний царский род Комнинов на византийском престоле, сместив с него узурпатора. У Огерия также вслед за рассказом о посольстве антиуниатов в Трапезунд идет перечисление врагов унии, родственников Михаила VIII в Константинополе 19. Но кто же латинские противники унии, содействовавшие антиуниатам в Трапезунде?20 Только что обосновавшиеся там генуэзцы? 21 Мало вероятно: их колония на Понте в то время едва начала оформляться; они лишь недавно получили доступ в Черное море по Нимфейскому договору с тем же Михаилом VIII и не захотели бы рисковать своими привилегиями. С середины XIII в. активную роль в подготовке похода против Византии играл Карл I Анжуйский, заключивший союз с врагами унии на Балканах. Карл стремился сколотить большую коалицию. Еще в 1266 и 1267 гг. он дал особые поручения провансальским купцам к трапезундскому императору22. Д. Джеанакоплос писал об участии Трапезунда в коалиции Карла23. Мы бы сказали осторожнее: возможно, имели место попытки вовлечь в нее Трапезундскую империю. Однако вряд ли трапезундские правители пошли бы на удовлетворение домогательств Карла реставрировать Латинскую империю на Босфоре. Политика трапезундского государя ограничилась чисто политическим демаршем: коронацией и приемом беглых антиуниатов. Однако эти события наряду с усилением миссионерства на Востоке во второй половине XIII в. могли привлечь внимание пап к Понту. Поощряя миссионерскую деятельность католических орденов, Николай IV 3 сентября 1288 г. дал широкие привилегии братьям-проповедникам24, а немного позднее, 13 августа 1291 г., направил специальные письма ряду восточных правителей, рекомендуя им двух миноритов — папского пенитенциария Гульельмо ди Кьери и Маттео да Кьети25. В числе адресатов был и трапезундский император. Помимо рекомендательной грамоты ильхану Аргуну26, царю Киликийской Армении, правителям Грузии, трапезундскому и византийскому императорам были направлены особые послания27. Их призывали присоединиться к крестовому походу, провозглашенному после падения Аккры. Все письма имели стандартную форму, но для нас важно отметить, что среди них — первые известные и сохранившиеся послания непосредственно в Трапезунд. Примечательно, что с самого начала папы признают за правителем Трапезунда императорский титул. Очевидна и роль Трапезунда как «ворот» для миссионерской активности в Азии. Но та цель, которая ставилась папами в 1291 г., — обеспечить военную помощь крестоносцам на Востоке — осталась неосуществленной. Широко известны и письма Иоанна XXII императору Алексею II 1329 г., в которых папа, вновь возвращаясь к вопросу об установлении единства церкви, рекомендовал попечению Великого Комнина епископа Дехигергана Бернардо ди Гардиоло вместе с братьями-проповедниками (доминиканцами) и миноритами, а затем — епископа Тавриза Гульельмо ди Чиньи28. В издании Ваддинга частично приведено еще одно письмо Иоанна XXII от 15 октября 1321 г., в котором папа вновь призывал к единству церкви. Письмо также служило рекомендацией миноритам29. Заметим, что в письмах 1291 и 1329 гг. трапезундский император не назван по имени, а в письме 1321 г. сказано: ас Manuelî de Trapesunda (Мануил — вместо Алексея II). Письма стереотипны по форме и содержанию: одно из них могло служить образцом для других, в основном все они рекомендательные. Но так как францисканцев посылали на Восток через Трапезунд гораздо чаще, то и число рекомендаций должно было быть больше, чем сохранилось. Стандартные документы переписывались без особых изменений. Это подтверждается и наблюдением Ваддинга, который заметил о письме 1321 г.: ut in litteris Innocentii IV ad Bulgaros missis anno MCCXLV (т. е. оно написано таким же образом, как и послание Иннокентия IV болгарам 1245 г.) 30. Между тем 1245 г. приходится на царствование Мануила I в Трапезунде, упомянутого в папской грамоте 1321 г. Можно предполагать, что в 1245 г. кроме болгар письмо аналогичного содержания было направлено и в Трапезунд, заложив основы традиции, использованной и при составлении письма 1321 г. Установление связей Трапезунда с папством в середине XIII в. объяснимо, ибо именно в эти годы укрепилась монгольская держава ильханов, привлекавшая особое внимание пап как возможный союзник против Айюбидов31. Наиболее удобный путь к ее столице — Тавризу лежал через Трапезунд, признававший сюзеренитет ильханов. Начало интенсивной миссионерской деятельности так называемых нищенствующих орденов на востоке Малой Азии приходится на это время. Ей способствовал папа Иннокентий IV (1243—1254) 32. 21/III 1245 г. он издал буллу «Cum hora undecima», содержавшую привилегий и рекомендации миноритам, отправлявшимся на Восток33. Почти одновременно, 25/111, было составлено папское послание «Cum simus super», обращенное к епископату христианских церквей Востока, призывающее его прибыть на I Лионский собор, где предполагалось торжественно провозгласить унию на основе признания папского примата34. Одним из адресатов посланий, видимо, был и трапезундский император, чьи владения в регистрационном формуляре были обозначены как земли «греков». Это предположение подкрепляется и формальным признаком: образцом писем 1245 г. и послания в Трапезунд 1321 г. была грамота к болгарскому царю Коломану от 21/III 1245 г.35 В 1245 г. Иннокентий IV направил двух послов к Великому хану с предложениями присоединиться к совместной с христианами военной экспедиции против мусульман. Один из послов, Лоренцо Португал, возможно, направлялся через Трапезунд и мог получить письма к Мануилу I36. Другим таким лицом мог быть доминиканец Асцелин из Кремоны, который в 1245 г. должен был передать послание «Cum simus super» в Грузию. Его маршрут также пролегал через Трапезундскую империю37. Наблюдения над текстами грамот, которые писались по сходной форме, показывают их значение как подорожных для миссионеров. Способствуя деятельности последних, папство стремилось создать благоприятные условия для постепенного внедрения католического вероучения во владениях ильханов, сельджуков, Византии, Грузии, Трапезундской империи. Сам Трапезунд интересовал пап прежде всего как связующее звено в восточной политике. Проводниками ее выступали францисканский и доминиканский ордена. Их деятельность в Трапезунде уже рассматривалась в исследованиях Р. Лёнертца, Г. Маттеуччи, Ж. Ришара, Дж. Федальто, А. Брайера38. Это избавляет нас от необходимости подробно останавливаться на фактической стороне дела. Ограничимся выяснением основных положений. Центрами и организующими началами миссионерских конгрегаций были их монастыри (conventi), вокруг которых группировались миссионеры in partibus infidelium, не имевшие постоянных резиденций. Отдельные миссионеры посещали Трапезунд гораздо раньше, чем он стал их опорным пунктом. Первое косвенное свидетельство о францисканском монастыре в городе относится к 1280 г.39. В 1292 г. упоминается уже «кустодия Трапезунда» — административная единица церковной организации миноритов40. В 1314 г. францисканский монастырь в Трапезунде становится центром организации миноритов в восточной части Малой Азии и на Понте41. Наконец, в 1320 г. образуется францисканский «Восточный викариат». В его составе было 3 кустодии — Константинопольская, Трапезундская и Тавризская42. А. Брайер совершенно справедливо сопоставляет время обоснования миноритов на Понте с устройством там генуэзской фактории43, т. е. когда в городе сложилась латинская колония, которая охранялась императорскими пожалованиями и опиралась на собственные укрепления и вооруженные силы. Однако даты появления миноритов на Понте, на наш взгляд, указывают, что этот процесс в ряде случаев несколько опережал итальянскую колонизацию, облегчал ее успехи. Несмотря на выгоды географического положения Трапезунда, он не стал резиденцией «Восточного викариата». Францисканцы избрали отдаленный, но более надежный центр — монастырь св. Франциска в Галате44. Бурные события, которыми богата трапезундская история в XIV в., не прекратили деятельности миноритов. С 20-х годов у них был монастырь, помимо Трапезунда, еще и в Амисе (Самсун) 45. Минориты располагали ими и в 1358 г.46, а в 1385—1390 гг. трапезундская кустодия имела уже три подчиненных ей монастыря — добавился conventus в Синопе47. «Общество братьев-пилигримов» (Ordo Peregrinatorum pro Christo) возникло как конгрегация доминиканского ордена в 1289—1290 гг. и получило свое окончательное оформление статутом 1312 г.48. Эта доминиканская организация основала на Востоке сначала 2, затем 4 монастыря, вокруг которых группировались многочисленные миссии в разных, часто труднодоступных уголках Ближнего Востока. Монастыри находились в Пере, Каффе, Трапезунде и на острове Хиос49. Монастырь в Трапезунде был основан вскоре после 1315 г. монахом из Орвьето Андреа делла Терца, прожившим в этом городе много лет и скончавшимся там в 1343 г.50 Доминиканские миссии на Востоке были малочисленнее францисканских, однако их влияние на папскую политику подчас было весьма существенным. Характерно, что упомянутый делла Терца во время поездки на Запад был принят в Авиньоне папой Иоанном XXII. Вероятно, следствием этой миссии было письмо папы трапезундскому императору (1329) 51. Папу заинтересовала деятельность далекой конгрегации, и он наделил ее членов различными (какими именно, мы не знаем) привилегиями. Признанием заслуг Андреа в Трапезунде было его назначение генеральным викарием (главой) всего общества. Однако после смерти основателя, в период гражданской войны в Трапезунде, когда латинский квартал подвергся разгрому, доминиканский монастырь, вероятно, временно прекратил свое существование. Во всяком случае он не упоминается в 1358 г. в перечне «locis» ордена52. Он вновь появляется в документах 1363—1375 гг.53, хотя это был период общего упадка деятельности доминиканцев на Востоке: в 1363 г. Магдебургский капитул ордена ликвидировал должность генерального викария на Востоке и передал монастыри в Пере, Каффе и Трапезунде в ведение церковной администрации провинции Греция54. Это решение фактически прекращало деятельность Общества. Оно было принято под давлением части доминиканских прелатов европейских провинций, опасавшихся значительного оттока молодых людей, послушников ордена, на Восток55, где последние активно включались в торговые операции. Решение было повторено в 1365 г. Генеральным капитулом в Генуе с оговоркой о праве избрания братией монастырей своего приора, подлежавшего утверждению церковными властями провинции Греция и подчиненного им56. Видимо, еще до конца 1373 г. папство делает следующий шаг к автономизации миссий на Леванте, передав управление упомянутыми монастырями особому викарию генерального магистра генуэзцу Лукино ди Мари57, а в 1375 г. ради активизации миссионерской деятельности на Востоке папа Григорий XI восстанавливает прежний порядок58. Реставрированное Общество состояло из двух элементов: постоянных монастырей в Пере, Каффе, Трапезунде и на Хиосе и нерегулярных миссий в Персии и Армении, ранее фактически отсутствовавших59. Со стороны папы предпринималась попытка укрепления позиций католической церкви на Востоке, когда возникли надежды на оживление торговых и политических связей с Персией, и Трапезунд вновь рассматривался как база для проникновения миссионеров на Ближний Восток. Однако после 1375 г. следы доминиканского монастыря в Трапезунде теряются. Правда, в 1390 г. трапезундским католическим епископом был доминиканец Александр, переведенный из Трапезунда в Каффу Бонифацием IX60. Деятельность францисканцев была более регулярной: из их числа назначалось большинство латинских епископов города61. Но в источниках нет каких-либо свидетельств воздействия католической пропаганды на население империи. Прослеживается лишь тесная их связь прежде всего с латинскими факториями на Понте. Уже договор Алексея II с венецианцами (1319) обусловил право последних иметь свою церковь, священников и братию62; право венецианцев на собственную церковь зафиксировано также хрисовулами 1364 и 1367 гг.63 Аналогичными правами располагали генуэзцы. Но в хрисовуле 1319 г. сказано, что венецианцы могли воздвигнуть храм и назначать клир по своему усмотрению, т. е. отдельно от генуэзцев. Оба квартала имели собственные храмы, тесно связанные с административной организацией факторий64. Начиная с 1344 г. есть регулярные сведения о латинских епископах в Трапезунде, которые были резидентами, а не архиереями «in partibus infidelium». Учреждение епископии — свидетельство важности кафедры и значительности числа католиков. Этот акт для Трапезунда объясняется наличием в империи итальянских торговых станций и деятельностью миссионерских конгрегаций, имевших здесь свои центры. Однако 1345 г. как время основания епископии65 вряд ли подходящая дата: это период гражданской войны, общего упадка итальянской торговли. К тому же с середины 1345 по 1359 г. латинский епископ не присутствовал в Трапезунде. Напротив, период наибольшей торговой активности, параллельно с которой развивались и институты католической церкви, — 20—30-е годы XIV в. В 1333 г. была учреждена митрополия Воспоро (Керчь), что предопределило создание новой черноморской церковной провинции, в числе диоцезов которой был Трапезунд, вероятно, с этого времени ставший резиденцией католического епископа66. А епископ Антоний, переведенный 15 июля 1345 г. из Трапезунда в Галтеллину (Сардиния)67,— первый известный нам латинский архиерей, но не первый латинский епископ в Трапезунде вообще. Его преемником стал ученый монах-кармелит Матфей из Кёльна. Получив назначение между июлем и сентябрем 1345 г., Матфей не смог отправиться в Трапезунд, и в период с 1345 по 1359 г. был лишь титулярным главой католической церкви в Трапезунде68. Испрашивая у папы дополнительные средства для поддержания «достоинства епископского сана», ввиду бедности, он добился от Климента VI во временное владение каноникат и пребенду в диоцезе Камбрэ, пока не получит в управление свою трапезундскую епископию, «находящуюся в странах Греции»69. Однако такая возможность Матфею не представилась, и он умер в Брюсселе в 1359 г.70 Основным препятствием для отправки латинского епископа на Понт были отсутствие регулярной навигации венецианских и генуэзских галей в Трапезунд в этот период и общий упадок там латинских факторий. И следующий трапезундский латинский епископ, минорит Косьма, также не выполнял своих функций в Трапезунде, а был связан с церковной деятельностью в Северной Татарии (т. е. Золотой Орде)71, в связи с чем в 1362 г. был назначен архиепископом в столицу Орды Сарай на Волге72. Однако положение, когда глава латинской епископии не присутствовал в своем диоцезе, не могло сохраняться дольше 60-х годов XIV в.: были заключены новые договоры трапезундского правительства с Венецией и Генуей и создались благоприятные условия для оживления торговли и экономической деятельности «латинян» на Понте. Примечательно, что затем, даже в период экономического кризиса в конце XIV в., латинские епископы, получавшие назначения в Трапезунд, обязывались находиться там73. Интересные сообщения о латинакой епископии в Трапезунде содержатся среди документов ватиканского Archivio Segreto. Речь идет об учете сумм, которые выплачивали при своем назначении латинские епископы и прелаты, получавшие доход более 100 золотых флоринов в год. Этот налог «pro communibus servitiis» шел на нужды так называемой папской «Апостольской палаты» и коллегии кардиналов и исчислялся в размере трети годовых доходов. Минимальная сумма взноса (если от него не освобождали «по бедности») составляла 33 и Уз флорина74. Латинский епископ в Трапезунде уплатил в 1391 г. 66 2/з флорина75. Такая же сумма была внесена и в 1406 г. Казалось бы, это немного, учитывая, что максимальные взносы (например, архиепископов Руана, Тулузы, Кельна) равнялись 10—12 тыс. флоринов76. И все же более адекватно сравнение с латинскими епископами Черноморья, жившими на территориях с преимущественно некатолическим населением. Епископ крупнейшей латинской колонии — Каффы в 1387—1441 гг. платил лишь 60 флоринов77. Епископ Чембало в 1365—1386 гг. вовсе не облагался налогом «за бедностью», а в 1448 г. внес минимальную сумму78. Такое же положение было у епископа Солдайи (Сурожа) в 1393 и 1432 гг.79 И лишь сам латинский патриарх Константинополя платил, вступая в должность, высокий налог—1150 флоринов80. Это сравнение показывает, что даже в конце XIV — начале XV в., когда латинская колония в Трапезунде испытывала хронический кризис, она оставалась крупнейшей по доходности резиденцией католического епископа на Черноморье. Правда, эта доходность достигалась за счет поступлений не от широких слоев местных жителей, а лишь от иностранных купцов и поселенцев; Именно поэтому абсолютная величина дохода и представляется нам значительной. Связи с Трапезундской империей приобрели для папства особое значение с 30-х годов XV в., когда началась подготовка к вселенскому собору, на котором предполагалось восстановить единство церквей. Вероятно, уже в 1433 г. папа обратился с предложением об унии к трапезундскому императору81. В Константинополь был отправлен папский легат Кристофоро Гаратони. В ходе его переговоров с Иоанном VIII Палеологом было решено созвать собор в столице Византии82. Описывая этот успех, Евгений IV в своих посланиях «отцам» Базельского собора83 и своему легату на нем отметил как значительное событие согласие «возлюбленнейшего во Христе сына, трапезундского императора и его многочисленных подданных» принять участие в организации предстоящей церковной ассамблеи84. Императорский титул восточного правителя, преувеличенные слухи о его богатстве и могуществе способствовали утверждению цели Евгения IV: доказать противникам свою возможность созвать подлинно вселенский собор и тем самым дискредитировать оппозицию в Базеле. Но интерес папы к участию Трапезунда в унии был вызван и более глубокими причинами: в империи имелась значительная латинская колония, латинская епископия, для которых вопрос об унии не был праздным. Принятие унии Трапезундской империей открывало новые возможности для расширения миссионерской деятельности в Персии и Малой Азии. Кроме того, папа не мог не знать о значительности места трапезундской митрополии в ряду православных церквей, на это папам указывали и сами византийские императоры 85. В ответе (если признать его подлинным) на письма Евгения IV трапезундский император выражал согласие лично принять участие в работе собора и рассмотрении догматических вопросов 86. В 1436 г. подготовка к собору уже шла полным ходом. На этот раз инициатором приглашения представителей всех православных церквей была Византия. Из Константинополя в Трапезунд и Ивирию отправился византийский дипломат латинофил Андроник Ягарис. Ему было поручено собрать к марту — апрелю 1437 г. в столице Византии их представителей на собор87. Может быть, в составе этого посольства был и Виссарион Никейский, написавший около 1436 г. свой Энкомий Трапезунду88. Вскоре в Константинополь прибыли трапезундский митрополит Дорофей и посол императора Макродука89. О принятых для созыва собора мерах узнали через своих послов и через папские буллы члены Базельского собора, также проявлявшие заинтересованность в переговорах с Константинопольским патриархатом и с трапезундской церковью, в частности90. Итак, совместные усилия византийской и папской дипломатии обеспечили участие трапезундских представителей в Ферраро-Флорентийском соборе. Но чем объяснялась заинтересованность самого Трапезунда в заключении унии? Уже Я. Фальмерайер отметил, что Великие. Комнины, как и Палеологи, рассчитывали на помощь Запада в борьбе с турецкой угрозой91. Но в Трапезунде задача сопротивления османам еще не осознавалась как основная92. Более важным тогда было упрочение отношений трапезундской и византийской церквей. Первая заняла почетное и устойчивое положение в Константинопольском патриархате, но зато и втягивалась во все акции последнего93. Укрепление межгосударственных отношений Византийской и Трапезундской империй усиливало этот фактор. Недаром, как сообщает Сиропул, Иоанн VIII Палеолог, оценивая силы православных перед началом собора, на первое место поставил Трапезунд, затем — ивиров, черкесов, мингрелов, готов, русских, влахов, сербов, жителей островов, паству восточных патриархов, христиан Эфиопии94. Мы не будем останавливаться на ходе и результатах Ферраро-Флорентийского собора — они достаточно хорошо известны95. Рассмотрим лишь три основных вопроса: о месте трапезундских представителей на соборе, об их позиции в дискутируемых вопросах и о последствиях унии для Трапезунда96. Уже до начала собора митрополит трапезундский Дорофей, являясь locum tenens митрополита Кесарии, получил наиболее почетное место среди греческих митрополитов вселенского патриархата97. Это отмечено в греческих и латинских источниках с описания самого момента прибытия греков на собор98. В наиболее торжественных актах на соборе, в совете у императора и патриарха Дорофей трапезундский неоднократно возглавлял список греческого духовенства, уступая лишь митрополитам, представлявшим патриархов Антиохии, Александрии и Иерусалима99. Таким же было его место и при подписании соборного определения 1439 г.100 В числе весьма немногих архиереев, которые должны были ехать из Феррары во Флоренцию вместе с императором, первым был назван Дорофей101. Трапезундский митрополит являлся основным кандидатом на патриарший престол (вместо умершего во время собора Иосифа II) 102. Все это показывает, что теоретически трапезундский архиерей занимал на соборе весьма высокое положение. Однако он не стал видным деятелем ни одной из боровшихся там партий. После начала перетоворов в Ферраре, когда дискуссии зашли в тупик, среди греческих епископов и у самого патриарха было намерение возвратиться в Константинополь, тем более, что распространялись слухи о предстоявшем весной походе войск султана на столицу. С целью склонить императора на свою cтopoнy патриарх избрал ряд важнейших митрополитов во главе с трапезундским. Но Дорофей упорно отказывался принять участие в переговорах с императором, ссылаясь на подагру. После настоятельных просьб он уступил. Эта встреча вызвала гнев императора на «первенствующих архиереев» (κατά των πρώτων άρχιερέ ων)103. Затем трапезундский митрополит был участником секретных переговоров греческой и латинской комиссий, обсуждавших догмат об исхождении св. духа. Переговоры не дали положительных результатов 104, и 2 июня 1439 г. Иоанн VIII запросил мнения всех членов делегации о путях преодоления разногласий для скорейшего заключения унии. Дорофей трапезундский вновь сказался больным и не согласился на письменное голосование, несмотря на многочисленные просьбы императора и патриарха105. Однако в конце концов под их давлением Дорофей присоединился к мнению греческого большинства принять латинский символ веры106, участвовал в диспуте четырех греческих архиереев с папой по различным вопросам вероучения 107, а также в составе почетного греческого посольства из 10 архиереев присутствовал при подписании акта папой108. Но трапезундский митрополит был категорически против предания анафеме отвергнувших унию, заявив: «Достаточно того, что свершилось дело, на которое, как я полагаю, не следовало бы нам соглашаться и в мыслях»109. Под большим нажимом со стороны императора он принял участие в совместной с латинянами панихиде по патриарху Иосифу II, состоявшейся в Венеции110. Впрочем, если мы имеем свидетельства явных и тайных подкупов греческих архиереев, зафиксированные в счетах папской Апостольской палаты, то прямых данных, изобличающих лично Дорофея, нигде не обнаружено. Все поведение трапезундского митрополита на соборе говорило о его нежелании принимать католические догматы при заключении унии. Его позиция ярко проявилась по возвращении греков в Константинополь, когда встал вопрос об избрании нового патриарха. Наиболее вероятным кандидатом после отказа архиепископа Ираклии стал Дорофей. Иоанн VIII обещал ему избрание, если тот заявит об одобрении заключенного союза церквей. С целью склонить Дорофея к этому Иоанн VIII отправил к нему великого протосинкелла и Георгия Дисипата. На их предложение трапезундский митрополит ответил: «Это соединение, достигнутое ныне, не представляется мне благим делом. Поэтому я не могу его стерпеть (στέργβιν)». Он сказал также, что вряд ли принял бы патриаршество, даже если бы византийская церковь находилась в мире, а при ее разделении для него это вовсе невозможно, хотя бы он и одобрил унию111. Такой ответ обеспечил избрание митрополиту Кизика Митрофану. Сиропул даже подозревал, что при церемонии избрания была применена подтасовка112. Митрополиты Трапезунда и Ираклии не явились на торжественную нотификацию и инвеституру патриарха113. Если первоначально трапезундский митрополит занимал уклончивую позицию по вопросу о заключении унии, позже он перешел к ее открытому порицанию — эволюция, характерная для значительной части греков, участников собора. Однако помимо митрополитов Трапезунда и Керасунта (также подписавшего акт определения) во Флоренции находился и посол трапезундского василевса Иоанн Макродука114. На соборе он был окружен почетом. В документах он именуется первым из представителей стран христианского Востока (Трапезундской империи, Грузии и Валахии) 115. Иоанну VIII удалось довольно легко склонить его к принятию основного догматического принципа унии — учения о filioque116. Голосуя «за», посол сказал, что принимает одобренное великой константинопольской церковью, наставницей церкви трапезундской. Он выразил надежду, что император утвердит деяние, совершенное греческими иереями, но не исключал при этом возможность иного мнения у Иоанна IV117. Подобное суждение было далеко от всяких богословских соображений и просто полагалось на авторитет компетентного большинства. Из него ясно, что посол не располагал строго определенными инструкциями и должен был действовать по обстоятельствам. Какую-то роль в выборе решения сыграли, видимо, и денежные субсидии, выделенные папской курией на нужды посольства. Правда, дошедшие до нас распоряжения об уплате говорят о незначительных суммах118. Макродука присутствовал на торжественном провозглашении унии119. Другой трапезундец, известный «философ» Амирутци120, играл на соборе более значительную роль, выступая с первых же дней как откровенный латинофил 121. Однако он не являлся официальным представителем, а был приглашен Иоанном VIII Палеологом в качестве богослова-«эксперта». Именно таким он и предстает на страницах «Воспоминаний» Сиропула 122. Возможно, что вскоре после собора Амирутци склонился к противоположной позиции, выступив против filioque и папского примата 123. В случае с Амирутци можно более определенно говорить о возможности прямого подкупа. Сохранился документ 1443 г., в котором отмечено возмещение папской курией 100 золотых флоринов епископу Корона Христофору, которые последний ранее уплатил по папскому распоряжению трапезундскому протонотарию Георгию «pro... subventione» 124. В целом трапезундские представители на соборе пошли на заключение унии под внешним давлением. Но судьба унии в Трапезунде и Константинополе была сходной: она не была принята населением. В Трапезунде о ее реальном осуществлении ни власти, ни церковь не заботились. После заключения унии монах Ва-зелонского монастыря доказывал, что в имени Латинус зашифровано апокалиптическое «звериное» число 666 — символический знак Антихриста125. Но на самом соборе факт принятия унии Трапезундской империей рассматривался как победа папства, а затем и как одна из предпосылок успеха антиосманского похода 126. Впрочем, симптоматично, что в самый момент переговоров об унии, в 1438 г., католический епископ Трапезунда, Григорий Корсанего, находился в Пере, а не в своем диоцезе127. Умер он также вдали от понтийских берегов, в небольшом миланском монастыре Сан Чебо в 1456 г.128, все еще являясь титулярным трапезундским архиереем. Это указывает на новый рецидив абсентеизма предстоятелей католической церкви в Трапезунде в конце 30-х — 50-х годах XV в. Но если пребывание в Пере еще позволяло контролировать положение дел в относительно близком Трапезунде, то отъезд епископа в Италию (быть может, следствие падения Константинополя в 1453 г.) неминуемо вызывал кризис в управлении епархией. В наибольшей мере внимание пап к Трапезунду было приковано, пожалуй, после падения Константинополя129, когда государство Великих Комнинов пыталось возглавить антиосманскую коалицию в Малой Азии 130. Папство и Венеция рассчитывали на этот непрочный союз, куда входили государство Ак-Коюнлу, Синоп, Кастамон, Караман, чтобы сплотить западные державы под знаменем нового крестового похода и обеспечить им поддержку в тылу Османской державы. Призывы к обороне черноморского торгового .пути поступали к папам из Генуи. В 1455 г. Каллисту III было направлено письмо Лигурийской республики, где отмечалось, что необходимо обратить серьезное внимание на район Понтийского моря, в котором расположены часто посещаемые итальянскими купцами важные города Трапезундской империи, а также Солдайя, Чембало, Амастра и, конечно, Каффа, по числу жителей и значимости не уступавшая Константинополю 131. В сложной международной ситуации папы неоднократно прибегали к помощи миссионеров для переговоров с государями Востока. Так случилось и в середине 50-х гг. XV в., когда на политической сцене оказался некий минорит фра Лудовико да Болонья. Еще в 1431 г. он был назначен папой Евгением IV членом капитула, задачей которого было изучение способов «освобождения греков от еретических ошибок» и их защиты от «турецкой тирании». Затем длительное время Лудовико подвизался в латинском монастыре в Иерусалиме и в 1454 г. получил разрешение папы Николая V (1447—1455) отправиться в Эфиопию и Индию. Весной следующего года он прибыл в Рим, вероятно для получения инструкций. Новый папа, Каллист III, занимавшийся подготовкой антиосманского крестового похода, послал Лудовико в Эфиопию и Персию, чтобы заручиться помощью правителей этих стран. В 1457 г. Лудовико возвратился в Рим, после того как побывал в Персии132. Преемник Каллиста III, Пий II (1458—1464), зная о попытках союза между Узун Хасаном и правителем Синопа при посредничестве Иоанна IV Великого Комнина, в 1458 г. вторично отправляет Лудовико «к грекам, армянам, маронитам, вавилонянам, в Святую землю, Александрию, Грузию, Персию и Трапезунд», чтобы договориться о совместной борьбе против османов. Папской буллой Лудовико назначался главой всех западных христиан в Персии и Грузии 133. Через 2 года Лудовико вернулся в Рим, привезя послов восточных государей и письма от них, а затем, с папского согласия, отправился в вояж по странам Европы, посетив Венецию, Флоренцию, Милан, Бургундию, Фландрию, Францию. В конечном счете «посольство» оказалось сборищем авантюристов и вымогателей, а ловкий шарлатан Лудовико, получив свой куш, бежал от папского гнева 134. Миссия Лудовико завершилась, когда Трапезундской империи более не существовало. Надежды пап на помощь «восточной коалиции» и последней — на поддержку Запада были в равной степени тщетными, С другой стороны, то обстоятельство, что связи с Востоком стали делом рук ловких авантюристов, свидетельствовало о кризисе латинской миссии в Передней Азии. С самого начала посольство вызвало некоторую настороженность курии экстравагантностью своих членов, представших в почти маскарадных одеяниях, с неуспевшей зарасти у некоторых тонзурой на голове. Сомнения Пия II вызвало уже предложение послов выставить на Востоке рать в 120 тыс. человек. Папа с иронией заметил (намекая на незаурядный аппетит послов), что вся Европа с трудом бы прокормила такое воинство135. Не имея прямых доказательств подлога, Пий II, использовавший призывы восточных христиан о помощи на Мантуанском конгрессе (1459—1460), направил послов во Флоренцию, Милан, Бургундию и Францию для пропаганды крестового похода. Там Лудовико да Болонья скомпрометировал себя незаконным принятием титула латинского патриарха на Востоке и поразительным лихоимством. Посольство не добилось желаемых результатов, а поведение Лудовико вызвало гнев понтифика 136. Но разоблачение не получило широкой огласки, и фактически Пий II сам дал возможность Лудовико бежать от законного наказания. Лишь когда он решился принять каноническое посвящение в Венеции в качестве патриарха, папа отдал приказ об его аресте. Предупрежденный дожем, Лудовико скрылся 137. Минорит верно определил цели папской политики и хорошо знал международную обстановку на Востоке. Именно потому ему удалось вначале ввести в заблуждение папу, хотя его кардиналом был знавший ситуацию уроженец Трапезунда Виссарион Никейский. Возможно, именно «подлинность» трапезундского представителя Микьеля Алигьери138скрыла подделку от мгновенного разоблачения. Сам Пий II, будучи человеком разносторонних дарований, писателем, поэтом, гуманистом, питал интерес к Понту не только как политик, но и как ученый, описав Трапезунд и область в своем историко-географическом трактате139. Его часть — De Asia — создавалась одновременно с походом Мехмеда II на Трапезунд, о чем папа узнал от венецианцев, не преминув отметить горестное положение императора, который, по признанию папы, искал его поддержки140. Но после Мантуанского конгресса 141, где Пий II надеялся объединить ведущих государей Европы для борьбы против османской угрозы, он убедился в том, что идея нового крестового похода не привилась. Папе оставалось лишь объяснить причину бедствий трапезундского императора, и он нашел ее: христианскому государю не следовало отдавать в жены свою дочь за турецкого правителя (имелся в виду брак дочери Иоанна IV Феодоры и хана Белобаранной орды Узун Ха-сана): этим он ослабил свою веру142. Однако всего лишь год назад папа во время «посольства» Лудовико надеялся на восточную лигу против османов, в которой именно Узун Хасан играл значительную роль. Да и в дальнейшем Венеция с папского благословения пыталась блокироваться с Узун Хасаном, ставшим шахом Персии 143. Несколько другой мотив звучит в письме Пия II к Мехмеду II уже после падения Трапезунда. Склоняя султана к принятию христианства и предостерегая от нападения на италийцев, папа замечал, что последние отличаются куда большим мужеством, чем жители Понта, которых легко победили еще Помпей и Цезарь: «Иная природа италийцев, другие силы, другая натура, другие души»144. И все же события похода 1461 г. и падение таких сильных крепостей, как Синоп и Трапезунд, произвели на папу большое впечатление, он не мог скрыть этого и в письме к султану: «...и показалось тебе, что это много, и мы утверждаем, что это не мало» 145. Обращаясь в 1461 г. к французскому королю Людовику XI, Пий II вновь указывал на рост османской угрозы и значительность турецких завоеваний в Азии и Греции, на реальную опасность для Европы 146. Но попытки использовать падение Трапезунда в целях организованного отпора туркам не находили отклика. Таким образом, до начала XIV в. папы ограничивались общей пропагандой союза церквей, добивались от Великих Комнинов главным образом благоприятствования миссионерской католической деятельности на Востоке. Вероятно, трапезундские правители не препятствовали этому ни в пределах империи, ни в более широких масштабах. Не зря аль-Умари в первой половине XIV в. писал, что трапезундский император пользовался высоким уважением пап 147. В дальнейшем, с организацией устойчивых итальянских факторий в Трапезунде, интерес к нему пап рос. В городе была учреждена католическая епископия, усилилась активность орденов францисканцев и доминиканцев. В XV в., в ходе подготовки Флорентийского собора, Трапезунд находился в центре внимания пап, использовавших авторитет его церкви во вселенском патриархате и громкий императорский титул в борьбе с противниками папской власти в Европе. То, что Трапезунд пошел на заключение унии, объясняется более его связями с Византией, чем прямыми контактами с папами и выгодами от сближения с ними. Наконец, в момент нарастания османской угрозы, в середине XV в., папы хотели видеть Трапезунд центром антитурецкой коалиции для обеспечения помощи западным государствам. Идея совместного крестового похода, которую лелеяли римские понтифики, оказалась бесплодной. Но это уже предмет следующей главы. 1 См. гл. V нашей работы. Отметим лишь, что в 1206 г. греческий клир Константинополя в переговорах с папским легатом кардиналом Бенедиктом указывал на земли Давида Комнина как на прибежище после латинского завоевания (Niс. Mes., I, p. 62). 2 Вгуег. Trebizond and Rome, p. 290. 3 См. ниже, с. 129—130. 4 О Лионской унии и антиуниатском движении в Византии см.: Evert — Kappesowa. Une page, I—III; Geanakoplos. Michael Palaeologus; Νιοо I. Ogerius; idem. Byzantine Reaction; Roberg. Union; Fliche, Problème; Gill. Church Union; Grumel. Ambassades; Laurent — Darrouzès. Dossier grec; История Византии, т. 3, с. 81—86; Année charnière. 5 См. особо: История Византии, т. 3, с. 77—87; Loenertz. Mémoire, ρ. 537—572; Geanakoplos. Michael Palaeologus, p. 258—350; Niсоl. Last Centuries. 6 «Отчет» о переговорах протонотария Огерия: Loenertz. Mémoire, p. 554; Wadding, t. VI, p. 66—67; Nie. Greg., I, p. 127—128. Византийский писатель XIV в. Никифор Григора, осуждая эмигрантов, называет их «чернью и торговцами», в то время как современник событий, Огерий, писал о представителях знати, чиновничества и верхушке церковной иерархии, способной повлиять на политику трапезундского правительства. 7 Литаврин. Как жили византийцы, с. 84. 8 Этими условиями были: 1) признание догмата о папском примате, 2) признание права апелляции к папе как высшей инстанции, 3) поминание папы на всех службах. Примерно из 144 митрополитов и архиепископов вселенского патриархата акт Константинопольского собора подписали лишь 35 или 38. Трапезундский митрополит, как и патриархи Антиохии и Александрии, отказался подписать грамоту (Wadding, t. IV, p. 392: Evert — Kappesowa. Une page, III, p. 78—79; Rob erg. Union, S. 123—125). 9 Первые издатели О. Рейиальдо и Л. Ваддииг отнесли документ соответственно к 1278 или 1279 г.: Baronius, Raynaldus, Laderchius. Annales, t. XXII, p. 418; Wadding, t. V, p. 65. В. Грюмель предложил другую датировку: первые месяцы 1280 г. (Grumel. Ambassades, p. 437—447; idem. Orient, p. 321—324). Отчет Огерия, по Д. Николу, был составлен в конце июня 1280 г. (Nicol. Ogerius, p. 9—10). В издании актов римских понтификов от Иннокентия V до Бенедикта XI Ф. М. Делорм и А. Л. Тауту отнесли Отчет Огерия к 1277 г. (Innoc. V—Bened. XI Acta, Ν 23). Наконец, Р. Лёнертц, основываясь на изучении порядка регистрации документов в папской канцелярии, показал, что переговоры Михаила VIII с папскими послами и появление Отчета о них следует отнести к марту (во всяком случае не позднее июля) 1278 г. (Loenertz. Mémoire, p. 537—539). Тогда трапезундским правителем мог быть только Георгий (1266—1280), но не Иоаии II. Ср.: Dôlgeг. Regesten, 3, N 2038a. 10 См., напр.: Geanakoplos. Michael Palaeologus, p. 310—321. 11 Карпов. Трапезундская империя. 12 Loenertz. Mémoire, p. 554; Wadding, t. V, p. 67. 13 К сожалению, для изучения этого времени у нас крайне мало источников. Сведения большинства из них имеют косвенный характер, они неполны и туманны. См. последние интересные исследования: Bryer. Fate; Kursanskis. Usurpation. 14Kursanskis. Usurpation, p. 193—195. Во время правления Георгия серебряные аспры в Трапезунде продолжали чеканить, но с именем предшествующего императора — Мануила (Соколова. Трапезундские аспры, с. 138— 140; Вryeг. Fate, р. 347—348; Kursanskis. Usurpation, p. 195—197). 15 Kursanskis.. Usurpation, p. 195—196. 16 Карпов. Трапезундская империя, с. 158, прим. 31. 17 Ρасhуm., vol. I, р. 519—524; Panaretos, р. 62; Dôlger. Regesten, 3, N 2046a, 2050—2051. 18 Успенский. История, т. 3, с. 651; Chapman. Michel, p. 151 (считал, что союз между Иоанном Ангелом и трапезундским императором был заключен после победы первого над войсками Михаила VIII в 1277 г.). 19 Lоenertz. Mémoire, р. 554—555; Wadding,t V, р. 67. 20 Loenertz. Mémoire, p. 554.111—112 (erant et Latini simul cum eisdem transmissis, coopérantes ipsam legationem ipsorum); Wadding, t. V, p. 66—67. 21 Loenertz. Mémoire, p. 546. 22 Del Giuidice. Codice, vol. I, N LXV, p. 219—223 (7/XII 1266), note 1, p. 219—220 (13/I 1267). 23 Geanakορlоs. Michael Palaeologus, p. 323, note 74. Участие Трапезунда в такой коалиции счел возможным и А. Брайер (Bryer. Fate, p. 342). См. его же утверждение, сделанное ранее: сомнительно, чтобы дипломатия Карла достигла многого в Трапезунде, который находился в орбите не сицилийской, а византийской политики (Bryer. Trebizond and Rome, p. 294). 24 Innoc. V—Bened. XI Acta, N 79. 25 Ibid., N 111. 26 Ibid., N 112, N 113. 27 Ibid., N 113. Cf.: Bryer. Trebizond and Rome, p. 295. 28 Публикация первого письма: Baronius. Annales, t. XXIV, p. 431; Fallmerayer. Geschichte, S. 164—166; M о ll a t. Jean XXII, N 47572 (t. 9) ; Johannes XXII Acta, Ν 115; Janssens. Trébizonde, p. 98—99. О втором письме, идентичном первому, за исключением лишь имени епископа, см.: Lamρsidis. Alexis II, p. 327—328; Bryer. Trebizond and Rome, p. 301—302. 29Wadding, t. VI, p. 367: Datum Avenione idibus Octobri anno VI (1321). (Этого письма нет в издании актов Иоанна XXII, относящихся к Востоку, из Ватиканских регистров.— Johannes XXII Acta.) 30Wadding, t. VI, p. 367; Innocentii IV Acta, N 20 —21/III 1245. 31 См. особо: Richard. Début; idem. Papauté. 32d e Vries. Innozenz IV. 33 Упомянуты земли «сарацииов, язычников, греков, болгар, куманов, эфиопов, сирийцев, ивиров, аланов, хазаров (Крымская Газария), готов, черкесов, руссов и т. д.» (Innocentii IV Acta, Ν 19: 21—22/ΙΙΙ 1245). 34 Ibid., Ν 21. Еще ранее, 22/ΙΙΙ 1244 г., Иннокентий IV через братьев ордена проповедников призывал к соединению с римской католической церковью христиан — «схизматиков» (яковитов, несториан, грузин, греков, маронитов): ibid., N 8. 35 Ibid., Ν 20. 36 Soranzo. Papato, p. 97, 113—114; Atiya. Crusade, p. 238 (впрочем, как полагает Атийя, Лоренцо мог отправиться также и через Аяццо). 37 Richard. Papauté, p. 59. 38 Loenertz. Missions, I—II; idem. Société; Soranzo. Papato; Matteuссi. Missione; Fedallo. Chiesa, I—II; Richard. Papauté; Bryer. Trebizond and Rome. 39Golubovich, vol. 2, p. 265; Bryer. Trebizond and Rome, p. 296. 40 Golubovich, vol. 2, p. 564; Bryer. Trebizond and Rome, p. 296. В том же 1292 г. присутствие францисканцев в Трапезунде отмечено в счетах посольства Ленгли (Conti, р. 608). 41 16 мая 1314 г.— письмо настоятеля францисканского монастыря в Трапезунде Карлино ди Гримальди о мученичестве трех братьев ордена в Арсинге (Golubovich, vol. 2, p. 64—68, 544, vol. 3, p. 183—184). 42 Ibid., p. 260; Sоranzο. Papato, p. 502—503; Matteuссi. Missione,p. 27. 43 Bryer. Trebizond and Rome, p. 296—297; см. также: Loenertz. Missions, I, p. 3—4 (то же — о доминиканцах); Soranzo. Papato, p. 496. 44 Matteuссi. Missione, p. 39—42. 45 Gоlubονiсh, vol. 2, p. 260; см. также: Soranzo. Papato, p. 502— 503; Matteucci. Missione, p. 27. 46 Golubovich, vol. 2, p. 72; Loenertz. Missions, I, p. 73—74. 47 Matteucci. Missione, p. 42. 48 Loenertz. Missions, I, p. 1. 49 Ibid., p. 2; Richard. Papauté, p. 130. 50 См. подробнее: Loenertz. Missions, I, p. 22—24. 51 Частичная публикация текста Жития Андреа делла Терца, составленная в Орвьето, сделана Р. Лёнертцем (ibid., р. 69). Лёнертц пытается отождествить делла Терца с неким монахом Андреем, прибывшем к папе в 1326 г. с поручением от византийского императора Андроника II. Идентификация остается чистой гипотезой, но, на наш взгляд, есть косвенные данные для ее подтверждения и уяснения неизвестной нам даты визита делла Терца в Авиньон. Обратимся к письму 1329 г. Оно — первая рекомендательная грамота не только миноритам, но и доминиканцам. По тексту Жития Андреа, последний вербовал в европейских монастырях братию для поездки в Трапезунд, в том числе и в монастыре Орвьето. Значит, между его посещением Авиньона и поездкой в Трапезунд должно было пройти некоторое время. Наконец, текст письма показывает знакомство папы с положением Трапезунда, укрепившимся при энергичном правлении Алексея II, названного в письме 1329 г. «Magnifico viro Trapezundarum imperatori». Мы предполагаем, что миссия делла Терца имела место между 1321 и 1329 гг., возможно, в 1326 г., принимая гипотезу Лёнертца. 52 Loenertz. Missions, I, p. 24; p. 73—74 (публикация документа). 53 Ibid., ρ. 24. 54 Ibid., p. 2 (текст), Acta capitulorum, t. II, p. 401 55 Μоllat. Papes, p. 124. 56 Loenertz. Missions, I, p. 2—3; Acta capitulorum, t. II, p. 409. 57 Loenertz. Missions, II, p. 9—12. 58 ВОР, II, p. 287—288; Loenertz. Missions, II, p. 3. 59 Loenertz. Société, p. 107—108. 60 Wadding, t. IV, p. 287; Vigna. Vescovi, p. 90. 61 См. список епископов: Eubel. Hierarchia, t. I, p. 520; Bryer. Trebizond and Rome, p. 303; Fedalto. Chiesa, I, p. 466—467; II, p. 230—231. 62 Zakythinos. Chrysobulle, p. 11. 63 Ibid., p. 35.125—126; Dipl. Ven.-Lev., t. 2, p. 128. 64 Хотя по названиям нам известно несколько латинских церквей в Трапезунде (св. Маргариты, св. Христофора, Санта Кроне), только храм св. Елевтерия может быть более или менее точно локализован поблизости от Леонто-кастрона (Bryer. Trebizond and Rome, p. 299; idem. Littoral, p. 11l—117; Hasluck. Genoese Monuments, p. 141—142; Chrysanthos. Εκκλησία, p. 454; Laurent. Sceau, p. 158; Janin. Eglises, p. 258—259, 265—266, 281, 291, 297). 65 Eubel. Hierarchia, t. I, p. 520. 66 Riсhard. Papauté, p. 229—233; Fedallo. Chiesa, II, p. 230, 238. 67 Eubel. Hierarchia, t. I, p. 520; Suppl. Clem. VI, N 914—21/IX 1345; Mathias de Cologne, p. 250. 68 В эти годы другой епископ в Трапезунд не назначался. 69 Mathias de Cologne, p. 250—263; Suppl. Clem. VI, Ν 1019—1020, 1123, 1435, 1574, 1853, 2337; Clementis VI Acta, Ν 72. 70 Mathias de Cologne, p. 262—263. 71 28/IV 1360 г. Косьма, епископ «Traphanensis», отправлявшийся к папе, получил рекомендательные грамоты Венецианской республики (Fedаllо. Chiesa, III, Ν 192). Сохранились его прошение папе Иннокентию VI разрешить дополнительные службы Богородице по непраздничным пятницам и субботам для неофитов Северной Татарии (Innocentii VI Acta, Ν 135) и ответ папы (ibid., N 135а—17/1 1361). См. о нем: Richard. Papauté, p. 241—242. 72 Innocentii VI Acta, Ν 146—14/VII 1362 г. Интересно, что Косьма назван в документе (как и в грамотах 1360 и 1361 г.) «episcopum Traphassonen». Traphassonen — редко встречающееся обозначение города Трапезунда в латинских источниках (ср.: Jоinνille, p. 249). 73 См., напр., назначение в 1390 г. епископом августинца Бартоломео Джованни вместо умершего в том же году трапезундского епископа Джованни Мундела (Urbani VI —Greg. XII Acta, Bonifacii IX, Ν 176, 19). Об их предшественниках см.: Eube1. Hierarchia, t. I, p. 520; Bryer. Trebizond and Rome, p. 302—303, note 7; Fedalto. Chiesa, II, p. 230—231. 74 Hoberg. Taxae, p. IX—X. 75 Ibid., p. 122 (cf.: Urbani VI —Greg. XII Acta, Bonifacii IX, N 176, 19). 76 Ibid., p. 374. 77 Ibid., p. 26. 78 Ibid., p. 36. 79 Ibid., p. 113. 80Ibid., р. 41—42 (данные за 1335—1425 гг.). 81 CF, Epist,., I, N 35, р. 28; cf.: N 40, р. 30 (1434). 82 Gill. Council, p. 52—53; Cecconi. Studi, p. 62—63. 83 См. о нем: Gill. Constance et Bâle—Florence. 84 Согласие трапезундского императора выделено текстом: «et quod plus est», «et quod magis est» (CF, Epist., I, N 42, p. 31—33 (31/VIII 1434); N 45, p. 35—37 (15/XI 1434). 85 Иоанн VI Кантакузин в 1367 г. (Meyendorff. Projets, p. 173; Прохоров. Публицистика, с. 330). Иоанн VIII в период подготовки собора (Syr op., p. 150.13—16). 86 Письмо от 18 октября 1434 г. публиковалось много раз (Mansi, t. XXIX, p. 648—649; Baronius, t. XXVIII, p. 172; Fa llmerayer. Geschichte, S. 346—347; Cecconi. Studi, N 35, p. CIV; CF, Or. doc. min., N 6). Письмо дошло до нас в латинской версии со значительными отличиями от форм, принятых для трапезундских официальных документов. Имеются явни.е искажения: Morame Megatonenus вместо Johannes Megas Komnenos; в титуловании трапезундского императора (Imperator Trapezundarum) проявляется типично западная манера (ср.: Карпов. Трапезундская империя, с. 161, прим. 51). Такая форма никогда не применялась в Трапезунде. Обращение императора к папе Sanctissime et beatissime pater et domine in Christo скорее было принято среди католических государей. Манера датировки явно латинская: Data Trap.ezundis millesimo quadringentesimo trigesimo quarto, die decimo octavo Octobris. Все это говорит о том, что текст либо составлен латинским автором, либо очень значительно переработан в папской канцелярии с приданием ему латинизированной формы. 87 Sуrор., р. 162, 604; Gill. Council, p. 75. 88 Lampsides. Datierung, S. 291—292. 89 Syr op., p. 162.14—15; 604.28—29. 90 CF, Epist., I, N 66, p. 64—67 (30/IV 1437), N 88, p. 91—99 (18/IX 1437); Cecconi. Studi, N 77, p. CCII (9/II 1436), N 178, p. CCCCXCVIII (29/1 1438); см. также: Ma n si, t. XXXI, col. 248. Cone. Bas., t. V, S. 358 (упомянута булла собора к «Johanni regem Trapezondarum illustri»). 91 Fallmerayer. Geschichte, S. 348. 92 Первое серьезное нападение османов на Трапезунд относится к 1446 г. (Chaic., t. II, р. 37.16—38.3, р. 178.15—19; 222.22—223.4). По сообщению Перо Тафура, в начале 1438 г. трапезундский император Иоанн IV пользовался поддержкой султана (Pero Tafur. Travels, p. 150—151). О Перо Тафуре см.: Vasiliev. Pero Tafur. Даже в 1451 г. Иоанн IV воспринял новость о воцарении Мехмеда II как обнадеживающую (Sρhг., р. 76—78, 354— 356). 93 Карпов. Трапезунд и Константинополь, с. 95—99. 94 Syrо р., р. 150.13—17. 95 См. особо: Gill. Concile (см. библиографию); Décarreux. Arrivée; idem. Grecs» I—IV. На русском яз.: (Остроумов?). История; Удальцов а. Борьба; Она же. Жизнь и деятельность Виссариона, с. 80—83; Она же. Борьба партий. 96 О трапезундцах на Флорентийском соборе см.: Chrysanthos. Εκκλησία, p. 212—216, 280, 314—318. 97 Карпов. Трапезунд и Константинополь, с. 97. 98 Греческие акты собора: CF, Acta graeca, vol. I, p. 12 (трапезундский митрополит — первый среди всех епископов, но ниже представителей восточных патриархов); Syrop., p. 184 (такая же последовательность в списке митрополитов, избранных патриархом для участия в соборе); латинские акты собора: CF, Andreas de Santacroce, p. 29.14—21 (трапезундский митрополит — после представителей патриархов и митрополита Ивирии — некоторое протокольное разночтение); Marino Sanuto. Vitae, col. 1054—1055 (трапезундский митрополит назван первым, выше других митрополитов, включая представителей патриархов). Также в венецианских хрониках: Cod. Marc, it., Cl. VII, 2295 (7592), f. 39 r; Хроника Дж. Дольфина: Marc it., Cl. VII, 794 (8503), f. 380v. Все документы, с небольшими разночтениями, отражают высокое место трапезундского архиепископа в соответствии с его рангом по Нотиции епископий. 99 Syrop., p. 356.15—17, p. 384, p. 494.14—15, p. 530. 100 Bulla unionis graecorum (CF, Epist., II, p. 68—79, N 176; CF, Andreas de S antacroce, p. 265; CF, Valaresso, p. 95—106). В греческих актах собора наблюдается перемещение местами митрополитов Трапезунда и Кизика. Последний, вопреки официальному положению, занимает первое место (CF, Açta graeca, II, p. 436, 440, 465, 471). Во всех остальных цитированных документах сохраняется нормативное положение. При подписании заключительного акта собора трапезундский митрополит поставил свою подпись выше подписи митрополита Кизика (см. фото подписей в: Gill. Council, plate I). Частичное нарушение, зафиксированное в греческих актах, могло быть чисто процедурным. Но нам представляется, что составитель, грек-униат, сделал это сознательно, из симпатий к униатству кизикского митрополита Митрофана, ставшего в 1440 г. вселенским патриархом. Заметим, что главенствующее положение Митрофана подчеркивается неоднократно и по разным поводам в тексте актов. 101 Sуrор., р. 384. 102 Ibid., p. 550—552. Подробнее см. ниже. 103 Ibid., p. 356—358. 104 Ibid., p. 414. 105 Ibid., p. 454. 106 Ср.: Gill. Council, p. 266, note 1. 107 CF, Acta graeca, II, p. 440. 108 Ibid., p. 471; Sуrор., p. 494. 109 Sуrор., р. 484. 110 Ibid., р. 530. 111 Ibid., р. 550—552. 112 Ibid., р. 553: на алтарь положили два бюллетеня с именем «кир Митрофан» на одном и «(митрополит) Кизика» — на другом. В любом случае избранным оказывался один и тот же человек. 113 Ibid., р. 554—556. 114 Преном Макродуки восстанавливается только по русскому источнику — «Повести Симеона Суздальского об осьмом соборе» (Павлов. Критические опыты, с. 199). Трапезундский посол имел титул великого логариаста (CF, Acta Camerae, Ν 98). 115 В акте открытия заседаний собора 9 апреля 1438 г.: CF, Fragm., р. 29—30; в сообщении Евгения IV о заключении унии: CF, Epist., II, N 178—193 (7/VII 1439), 195 (26/VII 1439); Bull. Franc., NS, I, 1929, Ν 432; в венецианской хронистикс: Cod. Marc, it., Cl. VII, 2295(7592), f. 39v. 116 Syrop, p. 453. 117 Ibid., p. 460—462: ούκ ο'δα όέ άχριβως ει τι όρισει "ετερον. 118 CF, Acta. Camerae, Ν 54—22/Χ 1438 (32 флорина за расходы двух месяцев); N 76—13/VI II 1439 (364 флорина на расходы архиепископа Киевского Исидора, послов Валахии, Ивирии и Трапезунда); N 98 — 24/Х 1439 (113 флоринов 25 сольди трапезундскому послу и четырем его слугам при отъезде, в счет расходов и на дорогу). 119 Mansi, t. XXXI, col. 1702. 120 См. о нем: Tomadakis. Amiroutzes. 121 Syrop., p. 259, 284, 316, 359, 420, 446. Публикация исповедания веры Амирутци с изложением латинского символа: Jugiе. Profession; CF, Or. doc. min., t. 111/2, p. 36—39 (греч. текст и новый лат. перевод). 122 Ср.: Bryer. Trebizond and Rome, p. 306. 123 Jugie. Lettre; Μоhler. Schrift (издание Молера не было известно Жюжи); см. также: Gill. Tractate (сомнения в принадлежности трактата Амирутци). 124 CF, Acta Camerae, Ν 142— 15/I 1443. 125 Bryer. Trebizond and Rome, p. 304. 126 Germain, p. 330. 127 Cone. Bas., t. V, p. 341. 128 Григорий Корсанего, генуэзец, возможно, уроженец Перы, был монахом бенедиктинского монастыря S. Maria délia Misericordia в этом городе. В 1429 г. он был посвящен в сан трапезундского епископа. См. о нем подробнее: Aiгаldi. Studi, p. 155—195. 129 9 октября 1453 г. Венеция сообщила папе о серьезных приготовлениях турецкой армии и флота к походу против трапезундского императора. В документе отмечалась опасность нового этапа османской экспансии на Черноморье: Sen. Seer., XIX, f. 216г(Регесты: Valentini. Crociata, Ν 187). 130 Miller. Trebizond, p. 97—100; Janssens. Trébizonde, p. 141, 146— 147; Babinger. Mahomet II, p. 222—223. Подробнее см. гл. V нашей книги. 131 Ваrоnius, t. XXIX, p. 40; Cod. Tauro-Lig., t. I, p. 389. 132 Вarge11esi Severi. Nuovi documenti, p. 5—6; Вughe11i. Nuovi documenti, p. 128—129; Pragenau. Ludwig, S. 288; Bryer. Ludovico, p. 178—181. 133 Bull. Francise., NS, II, N 505 (5/X 1458). 134 Pastor. Histoire, vol. 3, p. 236. Подробно вопрос о посольстве Лудовико да Болонья разобран в: Bryer. Ludovico; cf.: Heyd. Histoire, vol. 2, p. 363—364; Mitchell. Laurels, p. 140, 207; Ady. Pius II, p. 307—309. 135 Сamρanо. Vita Pii II, col. 988—989. 136 Pii Secundi Commentarii, lib. V, p. 127—128. См. также английский перевод этого редкого издания: Pius II. Commentaries, p. 373—374. 9/I 1461 г. Пий II издал буллу, подтверждающую назначение Лудовико католическим Антиохийским патриархом, но лишь «Sub conditione» — при условии, что его миссия успешно завершится созданием «восточного союза» и будут точно определены границы его патриархата. Нарушение этого условия фактически лишало Лудовико права на получение сана (публикация документа: Bull. Francise., NS, II, p. 449; ср.: Pragenau. Ludwig, S. 291—292; Bryer. Ludovico. p. 188. Давая 13/I 1461 г. аккредитационную грамоту Лудовико и восточным послам для представления Флорентийской сеньории, папа не называет Лудовико патриархом (Bughetti. Nuovi documenti, Ν 6). Такого именования нет и в официальных флорентийских актах о переговорах (ibid., N 7—8). Впервые с просьбой об официальной публикации буллы и консакрации «патриарха» к Пию II и кардиналу Николаю Кузанскому, ведавшему этими делами, обратился миланский герцог Франческо Сфорца, у которого миссия Лудовико имела, пожалуй, наибольший успех (ibid., N 9—11 — 13/III 1461). Когда посольство возвращалось из Франции, явно покровительствовавший минориту Сфорца уже именует его патриархом Антиохийским, что свидетельствует о принятии Лудовико этого титула, хотя ранее просьба об этом миланского герцога была отклонена (ibid., N 12—14 —28/Х 1461). Булла, утверждающая Лудовико в сане Антиохийского патриарха, была издана лишь 20/II 1472 г. Сикстом IV, узаконившим и опубликовавшим акт Пия II (ibid., N 16—18). Тогда Лудовико вновь предстает в роли поборника крестового похода против турок. 137 Pii Secundi Commentarii, p. 128. 138 См. о нем ниже, гл. V нашей книги, с. 160—161. 139Aeneae Sylvii Opera, p. 321—322 (экскурс касался в основном древней истории Понта, но имелись данные и о современном положении и окружении Трапезундской империи). 140Ibid., р. 332; Вагоnius, t. XXIX, p. 283. 141 См. о нем: Pastor. Histoire, vol. 2, p. 42—94; Mitchell. Laurels, p. 119—146; Janssens. Trébizonde, p. 150—151; Picotti. La dieta di Mantova. 142 Aeneae Sylvii Opera, p. 332. Высказанная в 1461 г. Пием II версия о причинах бед Трапезунда оказалась удивительно живучей в практике папской дипломатии. Почти через 150 лет, на Варшавском сейме 1596 г., ее повторил, призывая польских панов к войне с турками, папский легат епископ Каэтанский Бенедикт. Он сказал, что пока трапезундские императоры не вступали в родство с турками (мусульманами), до тех пор сохраняли свое государство (J. Bielskij, р. 298). Впрочем, этот же мотив звучал еще в сочинении Перо Тафура в отношении Иоанна IV и дочери ивирского царя Александра (Рeго Tafuг, р. 131). 143 См., иапр.: Махмудов. Взаимоотношения. 144 Ваrоnius, t. XXIX, p. 287—288. 145Ibid., p. 288. 146Ibid., p. 314. 147 Аl - Umari. 'Mesalek, p. 379. |
загрузка...