Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама



Ричард Теймс.   Япония. История страны.

Глава 4. Сегуны и самураи, 1185-1543 годы

Сегунаты Камакуры представляли собой специфическую японскую форму феодализма, при которой административные институты бакуфу (буквально «полевая ставка») существовали независимо либо вообще заменяли собой аналогичные структуры императорского двора. Поддержание сегунатами порядка способствовало экономической экспансии. Началась и монетизация экономики, во многом благодаря импорту из Китая медной монеты: так, единственная миссия 1453 года, согласно записям, привезла 50 000 000 медных монет. Чтобы справиться с растущим объемом коммерции, появились регулярные рынки, гильдии торговцев, оптовая торговля и денежные ссуды.

Переезд резиденции правительства на восток помог распространиться изящной культуре Хэйан в провинциях. Особенно процветала скульптура. Развитие таких характерных для Японии форм буддизма, как нитирэн и дзэн, было противопоставлением национальных притязаний установившемуся господству китайских культурных норм.

Фигурка богаДзидзо (ок. 1200-1250) из храма Тодайдзи (Нара)
Фигурка богаДзидзо (ок. 1200-1250) из храма Тодайдзи (Нара)

Чувство национальной идентичности (да и предназначения нации) еще более укрепилось и обозначилось в ходе обороны от периодических монгольских вторжений. Обессиленный борьбой с монголами, сегунат Камакура (1185-1333) был свергнут в результате заговора и сменен сегунатом Асикага (1338-1573), который расположился после 1378 года в округе Киото, Муромачи. Власть Асикага была гораздо слабее, этот период характеризовался гражданской войной, пиратством, восстаниями крестьян и неспособностью сопротивляться вторжению (к счастью, мирному) людей с Запада. Преданность еще восхвалялась, но все чаще случались предательства. Издавалось множество законов, но лишь немногие из них соблюдались. Старинные семейства угасли, их сменили «выскочки». Желая поскорее раструбить о своей славе, последние часто становились щедрыми покровителями артистов и мастеров. Жадная до материальных благ, консервативная в моральном и гибкая в культурном отношении, по словам Сэнсома, это была «эпоха брожения, а не распада».

Можно провести определенную параллель между Японией эпохи позднего средневековья и Италией эпохи Ренессанса: дикие войны и бессмысленное разрушение шли рука об руку с развитием удивительных новых форм культуры; в Японии это были блистательная драма Но и такие искусства, как аранжировка цветов, чайная церемония и садовый дизайн. Другая аналогия заключается в растущих стандартах личностного комфорта. В Италии начали пользоваться носовыми платками и вилками, в Японии полы стали покрывать татами (матрацами из соломы), добавлять в еду соевый соус, пить чай и принимать горячие ванны.

Правительство


Личное господство Минамото было недолговечным. Еритомо наследовали его сыновья (сначала Ерие, а потом Санэтомо), но подлинная власть перешла к его вдове и ее отцу. Они верховодили советом регентов, который учредили для защиты власти собственной семьи, Ходзе (по иронии, потомка Тайра). В 1219 году, с убийством любившего поэзию Санэтомо, линия Минамото оборвалась. В 1221 году «монастырский император» Го-Тоба, поддерживаемый землевладельцами западной части Японии, предпринял попытку напасть на находившихся на востоке Ходзе, но его силы были легко разбиты. Го-Тоба и его сын были изгнаны, их главные сторонники казнены, у проигравших конфисковали около 3000 домов и имений. Это событие использовалось для усиления той сети патронажа, от которой зависели бакуфу Камакуры. С тех пор пост сегуна формально занимали члены императорской семьи или Фудзивара, а правительством фактически руководили Ходзе, имевшие титул регента (сиккен, «держатель власти»). Сложность правительственной структуры еще сильнее запуталась с течением времени. Как в удивлении писал Кортаззи, «одновременно... был император и один либо несколько экс-императоров... и императорский регент, "диктатор" (кампаку), номинальный сегун и номинальный регент при сегуне (сиккен), а реальная власть осуществлялась бывшим сиккеном». Как ни странно, некоторое время эта система работала. И до настоящего времени в Японии, в том числе в среде крупного бизнеса, сохраняется традиция маскировать настоящую власть за вереницей формальных назначенцев. Происхождение еще одной характерной черты японцев — отдавать предпочтение коллективному принятию решений — можно также вывести из стандартной процедуры управления при режиме Кама-куры, когда в государстве было три главных ветви власти: самурай-докоро (отвечавший за порядок среди 2000 вассалов Минамото); мандокоро (общая администрация) и монсудзе (суд).

Более важно, что управление из центра запутанной бюрократией позволило усилить контроль за провинциями. Воинов-вассалов назначали на административно-полицейские посты (сюго), чтобы они контролировали военных и пресекали беспорядки; дзито (главы земель) находились под прямым контролем бакуфу и имели право собирать налоги, обрабатывать новые земли, строить дороги и мосты и заведовать почтовыми станциями. Все занимавшие эти должности были связаны с правящим домом узами личной преданности, а также обязаны ему своими доходами. Сюго и дзито дополняли, а не подменяли собой власть таких императорских ставленников как наместники провинций, но с течением времени отодвинули роль последних на задний план. Соперничество юрисдикций и личная конкуренция создавали практически постоянную неразбериху, которая усугублялась природными бедствиями, необычайно часто приключавшимися в XIII веке. С другой стороны, бакуфу прикладывали все усилия для того, чтобы вершить беспристрастный суд, опираясь на изданный в 1232 году систематизированный кодекс феодальных традиций (Кодекс Дзеэй).

КАМИКАДЗЕ
Подчинив большую часть Китая и Кореи, монгольский вождь Кублай-хан вознамерился покорить и Японию. Первая попытка завоевания была предпринята в 1274 году, и вблизи Хаката, Северный Кюсю, возвели укрепления. Японцы спаслись, но не благодаря собственным героическим усилиям: флот захватчиков погубил шторм. В 1281 году пришла вторая экспедиция, впятеро больше и состоявшая из 4400 судов и 140 000 солдат. Снова у Хакато был создан плацдарм для нападения, снова сопротивление японцев и еще один шторм уничтожили врага. Японцы нарекли эти тайфуны камикадзе («божественный ветер») и сочли их знаком того, что небеса хранят «Землю богов». Тем не менее режим чувствовал необходимость не прекращать оборонительную деятельность. Оборона потребовала сооружения значительных укреплений на побережье и мобилизации такого числа рабочих рук, что выпуск сельскохозяйственной продукции практически прекратился. Истощение ресурсов нации не возмещали ни новые земли, ни добыча и награды тех, кто защищал Японию своими мечами или, как буддийские монахи, молитвами. В итоге недовольство народа ослабило власть Ходзе, и их режим покатился к неизбежной катастрофе.

Камакура


Прибрежная Камакура была выбрана местом резиденции правительства бакуфу, в основном, по стратегическим причинам. Семь подходивших к ней дорог проходили через горные перевалы, которые легко было оборонять. В сердце города располагался храм Цуругаоко, посвященный богу войны и покровителю клана Минамото, Хатиману.

Хотя население Камакуры достигало 50 000 человек, она никогда не тягалась с Киото за звание центра бурной городской жизни. Дама Нидзе, экс-любовница оставившего престол императора, писала о Камакуре как о районе, где местные воины про посещении храма не надевают подобающие паломникам белые одежды и входят «в обычной одежде самых разных цветов». Что же касается самого города, то «дома поднимаются по склонам горы террасами, теснясь подобно запиханным в мешок вещам. Я нахожу это довольно отталкивающим зрелищем». Придворные Киото, возможно, и лишились политического веса и находились в более худших экономических условиях, но презрение дамы Нидзе показывает, что их снобистская самоуверенность оставалась непоколебимой.

Рыцари и самураи


Самураев сравнивают со средневековыми рыцарями Европы. Некоторые поверхностные аналогии очевидны. И те и другие должны были уметь мастерски обращаться с оружием, быть храбрыми в бою и преданными сюзерену, который, в свою очередь, великодушно награждал соратников общей добычей и кровом над головой. И рыцари и самураи должны были соблюдать кодекс чести, игнорировать трудности, культивировать самоконтроль и презирать богатство, однако японскому воину были чужды и галантное отношение к дамам, и религиозное рвение крестоносцев. Женщины самураев должны были быть такими же твердыми и послушными долгу, как и мужчины, и даже сражаться в случае необходимости — они умели обращаться с длинными алебардами (нагината). Тогда как рыцари часто сражались, чтобы расширить границы христианской веры или уничтожить еретиков, японские войны совершенно не касались идеологии. Религиозные убеждения самураев были вопросом их личного сознания и утешения; считалось, скорее, что вера будет опорой их главному служению и чести, а не камнем преткновения.

Существенно отличались и связи между сюзереном и вассалами. В Европе все очевиднее становились контрактные отношения, в то время как в Японии обязанность служить была абсолютной и безусловной. Еще одно важное различие касается прав наследования. В средневековой Европе титул отца и все имущество обычно получал старший сын, в Японии же отец имел право выбрать себе преемника, и если он считал старшего сына негодным для этой роли, то наследство могло достаться другому сыну, приемному сыну или даже племяннику. Естественно, подобные решения не всегда принимали спокойно; иногда они осложнялись тем фактом, что «сын» мог быть старше усыновившего его «отца». Хотя и рыцари и самураи должны были выказывать милосердие к побежденным, церковь поощряла рыцарей сдаваться в плен, самураи же предпочитали смерть бесчестью. Тех, кто попадал в плен, ожидали пытки, а затем жизнь в рабстве у победителей. Многие самураи расставались с жизнью на поле битвы, отказываясь принять подобную судьбу. К XII веку эта практика фактически институционализировалась, выражаясь в акте ритуального самоубийства, которое правильно называть сэппуку, но которое более известно как харакири (вспарывание живота). Разумеется, для западного рыцаря самоубийство строжайше запрещалось христианской церковью. Но для самурая оно воплощало презрение к смерти и, следовательно, его крайнюю мужественность.

Нитирэн


В этот период тенденцию к развитию специфически японских форм буддизма подкрепило появление новой популистской секты, названной по имени своего создателя нитирэн, и распространение (особенно среди воинского сословия) дзэн, совершенно иной формы веры. Оба течения представляли собой желание более непосредственной и удовлетворительной формы духовного опыта и, таким образом, были негативной реакцией на эзотерические манускрипты и сложные ритуалы. Первое из названных учений полагалось в деле спасения исключительно на сострадание Будды, второе ставило его в прямую зависимость от индивидуальных усилий.

Если такие активисты амидаизма, как Хонэн, Синран и Иппэн, напоминали своим подходом «возрождецев», то Нитирэн (1222-1282) более походил на ветхозаветного пророка или на Савонаролу. Абсолютно уверенный в своих убеждениях, он отвергал любые компромиссы, стремился сделать свою доктрину официальной государственной религией и охотно убивал неверующих как еретиков. Он порицал произнесение нэмбуцу как «омерзительную практику» и называл Кобо Дайси «величайшим лжецом Японии». Вместо нэмбуцу он использовал слова «Наму мехо рэнгэ ке» — «Слава Сутре Лотоса Благого Закона» — и сделал этот текст стержнем своего учения. Дважды изгнанный за радикальные взгляды, Нитирэн «скромно» отождествлял себя с бодхисаттвой Великого Действия; он также прославился тем, что предсказал нашествия монголов. Характерно, что его имя читается двумя способами, в первом случае оно означает «Солнечный Лотос», во втором — «Японский буддизм». К 1469 году половина жителей Киото практиковала нитирэн-буддизм, но позднее преследования привели к тому, что фокус доктрины сместился от фанатизма к образованию. Одним из значимых современных «отпрысков» этого движения является Сока Гаккай, основанное в 1930 году «Общество создания ценностей», которое в послевоенный период спонсировало собственную политическую партию Комэй-то (Партия чистой политики), а также собственные университет, издательский дом и симфонический оркестр.

В то время как некоторые ученые проводят параллели между европейским и японским феодализмом, другие усматривают сходство между христианством и эволюцией буддизма в их убеждении в спасении через веру и последующую жизнь в раю. Проводя сравнение дальше, можно усмотреть аналогию и с Реформацией в том, что религиозные обряды стали осуществляться больше самой паствой, чем при монастырях, духовенство могло состоять в браке, манускрипты переводились на доступный язык, а религиозная и национальная идентичности сливались воедино.

Дзэн


Слово «дзэн» (по-китайски «чань») происходит от санскритского «дхьяна» (медитация). Дзэн возник в VI веке в Китае и начиная с XII века получил широкое развитие в Японии. Целью дзэн является достижение просветления (сатори), но не такими традиционными методами, как изучение манускриптов, выполнение ритуалов или совершение богоугодных дел.

Техники дзэн включают в себя глубокую медитацию (дзадзэн), которую практиковал Догэн (1200-1253) — основатель секты Сото; разгадывание загадок (коан), как рекомендовал Эйсай (1141-1215) — основатель секты Рин-дзай; и даже «физический шок», например от громких криков или внезапного удара рукой либо увесистой палкой. Все школы подчеркивают важность тесной личностной связи между учеником и мастером. Презрение дзэн к мелочной логике, его усилия примирить самоконтроль со спонтанностью и оригинальное чувство юмора («Представьте звук хлопающей ладони»; «Каким было твое настоящее лицо до того, как ты родился?») — все способствовало его глубокому проникновению в среду правящего класса.

ДВА МАСТЕРА
Дзэнские идеалы изящества и сдержанности позднее проявили свое влияние в таких различных областях, как каллиграфия и стрельба из лука, искусство писания тушью и роспись по керамике, чайная церемония и садовый дизайн. Один из самых почитаемых садовых дизайнеров был последователь дзэн Мусо Сосэки (1275— 1351). Будучи странствующим монахом, он вписывал в природный ландшафт сады, которые разбивал вокруг небольших горных церквушек. Подобное смешение «природного» и «искусственного» отражает типичное для дзэн отрицание реальности и смысла категориальных различений, каковое, например, выражали целенаправленно отобранные и уложенные камни, призванные напомнить, что они тоже порождения природы и тоже могут «жить» и даже «расти». На склоне лет Мусо стал настоятелем киотских монастырей Тенрюдзи и Ринсэндзи, где создал еще более сложные пейзажные сады. Его последнее творение, сад при Сайходзи, прославилось тем, что там растут преимущественно мхи.

Внимание дзэн к самостоятельному пути к спасению способствовало своеобразному эксцентрическому индивидуализму, примером которого стала жизнь «сумасшедшего монаха» Иккю Содзюна (1394-1481). Он нарушал условности и традиции, нередко посещал бордели, был накоротке с крупнейшими торговцами и содержал компанию богемных помощников, среди которых был Боку-сай (умер в 1496 году), написавший портрет Иккю и его биографию. Другим учеником Иккю был священник Дзюко (Мурато Сюко, 1422-1502), служивший Есимаса консультантом по китайскому искусству и придумавший ритуал чайной церемонии с ее степенными поклонами и маленькими соломенными домиками. Утонченный каллиграф и одаренный поэт, писавший по-китайски и по-японски, Иккю в то же время был и страстным проповедником. Несмотря на свою непредсказуемость, он был назначен настоятелем киотского храма Дайтокудзи и использовал свои контакты с богачами для дорогостоящего финансирования восстановительных работ в монастыре. Даже на старости лет он не чурался скандалов, поддерживая демонстративно публичную любовную связь со слепой женщиной-музыкантом Мори.

Кузнецы, скульпторы и ученые


Как гласит японская пословица, «меч — душа самурая». Два меча самурая были знаком его отличия и его инструментом. В период Камакура искусство изготовления мечей достигло непревзойденной высоты, что не удивительно — с учетом доминирования в то время военного сословия. Крайняя серьезность, с которой подходили к изготовлению мечей, выражалась в том факте, что к кузницам относились будто к храмам, а сами кузнецы перед работой совершали синтоистские церемонии, призванные обеспечить состояние ритуальной чистоты. Мечам часто давали имена и передавали от отца к сыну как семейные сокровища. Прямые железные мечи стали ввозить из Китая и Кореи еще в III веке до н. э.; характерные для Японии изогнутые мечи появились к X веку, с той поры началось развитие различных школ их изготовления. Кузнецы научились сочетать в мечах мягкую и твердую сталь, тем самым оружие, по словам одного из специалистов, получалось одновременно со свойствами молотка и клинка: оно было достаточно острым, чтобы отражать другие мечи и не разрушаться, и достаточно тяжелым, чтобы разрубить человека от плеча до пояса единственным ударом. (Самым страшным считался удар от бедра.) Вдоль заостренного края лезвия проходил ха-мои — линия узора, возникающая после закалки в результате формирования в металле мелкозернистых кристаллических структур. Некоторые рисунки ха-мон были похожи на изморозь на траве, другие — на звезды на небе: кузнецы придавали им неповторимые узоры, которые должны были служить для идентификации меча и подписью сделавшего его мастера. Кроме того, более простым способом пометить меч был тан — рукоять, вкладывавшаяся в руку, которая также указывала на происхождение меча. Постепенно среди ремесленников произошла специализация, в отдельное направление выделилось изготовление ножен для мечей и различных мест для их хранения и подставок, причем все эти предметы выглядели по-разному в зависимости от использования. Мечи стали главным предметом экспорта в Китай, так, только посольство 1483 года увезло с собой 37 000 клинков.

ДИНАСТИЯ СКУЛЬПТОРОВ
Другим искусством, достигшем новых высот, оказалась скульптура, многие объекты которой ставились вместо изображений, разрушенных в ходе войн Минамото за власть. Японские мастера обычно работали не с камнем, а с деревом либо бронзой. Скульптуры, которые они делали, обильно расписывались и нередко украшались глазами из кристаллов, коронами из драгоценных камней или металлическими мечами. Значительная часть фигур изображала буддийских богов или святых, но важной инновацией периода стало появление реалистичных статуй, с портретным сходством, например статуй выдающихся проповедников или государственных деятелей. Напротив, охранявшим буддийские храмы демоническим фигурам придавали преувеличенно злые лица, позы и жесты, что должно было наводить ужас на верующих. В иконографии подчеркивались спокойствие и сострадание Будды либо ужасы ада — так пытались передать базовые принципы утонченной веры неграмотным крестьянским массам.

Великий Будда в Камакуре
Великий Будда в Камакуре

Величайшими скульпторами эпохи были Кокэй, его сын Ункэй (умер в 1223 году) и внук Танкэй. Все шесть сыновей Ункэя также стали скульпторами, и их потомки продолжали работать скульпторами в Камакуре вплоть до XIX века. Самая грандиозная — в буквальном смысле — скульптура этого периода — 52-футовая статуя бронзового Будды, сделанная в 1252 году; она остается одной из самых известных достопримечательностей Камакуры.

К важным достижениям искусства того же времени относят живопись на многометровых полотнищах (эмаки-моно) и создание гончаром Тосиро в Сэто печи для изготовления японского фарфора. Тосиро (он же Като Саэ-мон Кагемаса), как говорят, учился в Китае и считается отцом-основателем прикладной японской керамики, хотя с исторической точки зрения это весьма призрачная личность.

ГРАМОТЫ, САГИ И РАССКАЗЫ
Развитие литературы запаздывало по сравнению с развитием искусств, поскольку военное сословие использовало письменность больше в практических целях. Знание письма, в основном, служило для таких государственных целей как изготовление грамот, составление различных перечней и отчетов о придворной жизни и свидетельствовало об усилиях сегуната привнести административный порядок в хаос феодальной действительности. Документы составлялись на специфической смеси разговорного японского и официального китайского языков, смешивая в себе национальные и иностранные элементы и отражая тем самым постепенное возникновение в Японии собственной формы письменности.

Песни и устные рассказы о войне удовлетворяли потребности самураев в литературном разнообразии. Сэн-сом не считает стихотворения, в изобилии сочинявшиеся при дворе, полноценной поэзией, находит их скучными и педантичными, хотя затем великодушно заключает, что «стихосложение, в самом худшем случае, является простительной слабостью, и, возможно, оно помогало поддерживать поэзии свой дух живым». Из дошедших до наших дней работ можно назвать отдельные фрагменты и поэмы, созданные наиболее вдумчивыми из членов религиозных орденов. Самое известное произведение — «Ходзеки» («Записки из кельи») Камо-но Темэя (умер в 1216 году), рассказ о беспрестанно преследовавших автора бедствиях и несчастьях, которые в итоге разрушили его карьеру и привели к уходу в отшельники. Пострадав последовательно от пожара, голода и землетрясения, он обрел утешение в красоте времен года и более всего любил «подремать в тишине».

Сегунат Асикага


Истощенные усилиями противостоять монголам, неспособные надлежащим образом вознаградить своих сторонников и ослабленные неподходящими на роль наследников лидерами, Ходзе метались от одного дела к другому, пытаясь восстановить национальные финансы, приказывая простить старые долги и аннулировать продажи заложенных земель, а затем объявляли эти приказы недействительными и аннулировали уже аннулированное.

Почуяв упадок династии, император Го-Дайго (1288— 1339) немедленно начал интриги против Ходзе. В 1333 году он сумел сбежать из островной ссылки и при поддержке придворных Киото, жаждавших прежнего величия, и западных феодальных магнатов, движимых жадностью и завистью к восточным, набрал воинов. Режим Камакура послал отряды для сокрушения мятежников, по иронии одну из армий возглавлял потомок клана Минамото, Асикага Такаудзи (1305-1358). Когда еще один полководец развернул свои войска и направился прямо на ставку Ходзе, последние совершили массовое самоубийство.

ГОСУДАРСТВЕННЫЕ ПЕРЕВОРОТЫ
Период личного правления Го-Дайго, известный также как «Реставрация Кэмму», оказался недолговечным. Выказывая покровительство избранному кругу придворной знати, император не только оттолкнул от себя бывших военных союзников,но и зарекомендовал себя человеком, не понимающим реалий политической власти.

Асикага Такаудзи. Портрет на шелке (ок. 1360 г.)
Асикага Такаудзи. Портрет на шелке (ок. 1360 г.)

Не вняв урокам прошлого, он упорствовал в глупости и пытался ввести очередной национальный налог для строительства новой огромной императорской резиденции. Группа заговорщиков во главе с Асикага Такаудзи начала войну, которая шла с переменным успехом, и, невзирая на героическое самопожертвование самого преданного сторонника Го-Дайго, Кусуноки Масасигэ (ум. в 1336 году), окончилась бегством Го-Дайго через реку Есино в гористые районы на юге Нары. Одним из побочных следствий неудачной попытки повернуть политическое время вспять был манифест, написанный Китабатакэ Тикафуса (1293- 1354) — «Запись подлинной родословной божественных императоров», — который отражал попытку подтвердить право Го-Дайго на власть через апелляцию к его генеалогии. Начальные слова манифеста («Великая Япония является землей богов») представляют собой один из ранних примеров националистической доктрины об уникальном превосходстве японской нации, которое возникло благодаря непрерывной императорской линии. Как ни забавно, это утверждение возникло именно тогда, когда две ветви императорских наследников сражались между собой насмерть ради того, чтобы решить, какая из них в действительности обладает прямой связью с мистическим прошлым.

ДВА ДВОРА
«Южный двор» при Есино продолжал существовать более пятидесяти лет. «Северный двор» находился в Киото и подчинялся финансируемым Асикага марионеточным правителям. Обе императорские линии были снова объединены в 1392 году третьим сегуном Асикага, Есимицу (1358-1408). Есимицу сделал резиденцией правительства округ Киото, Муромачи, и поэтому период сегуната Асикага также называют эпохой Муромачи. В 1395 году Есимицу отрекся от трона в пользу младшего сына, Есимоти (1386-1428), чтобы гарантировать преемственность, но при этом остался реальным главой правительства, хотя и не требовал от нового императора и его окружения какого-то особого отношения к себе. Щедрый покровитель и подлинный знаток искусства, он жил в роскоши в прославленном Золотом павильоне (Кинкакудзи), который в на-стоящее время считается одним из величайших сокровищ Японии. Кроме того, Есимицу внес большой вклад в повторное открытие официальной торговли с Китаем, бывшей под запретом с начала монгольских нашествий. Китайцы разрешали торговые отношения только под видом выплаты дани и, в любом случае, нуждались в торговле с Японией не для себя, но больше как в способе принудить японцев контролировать их кишащие пиратами воды. То, как Есимицу жаждал получить признание в качестве «правителя Японии» от китайского императора династии Мин, сделало его объектом единодушных насмешек японских историков.

ПАДЕНИЕ ДИНАСТИИ
Асикага достигли пика власти при расчетливом Есимицу, склонном к алкоголизму Есимоти и его младшем брате, пуритански настроенном Есинори (1394-1441), но они никогда не достигали уровня бакуфу Камакуры. Все трое были безжалостными и жестокими, но в эпоху, отмеченную именно такими качествами, этого было недостаточно для гарантии собственной гегемонии. Сюго перестали быть эффективными назначенцами, поскольку превратили свои должности в наследственные. Крупные феодальные дома — Хосокава, Хатакэяма и Сиба — сами превратились в центральную бюрократию. Обширные регионы, наподобие Кюсю, стали практически автономными. Крестьяне, преследуемые стихийными бедствиями, инфляцией и поборами либо вдохновленные буддийскими образами рая, периодически поднимали восстания. Но именно споры военного сословия за наследование привели к наиболее длительным войнам и, в конечном счете, предопределили судьбу бакуфу.

Восьмой сегун, Есимаса (1436-1490), предпочитавший придворные развлечения все более мрачневшей и катившейся к анархии действительности, в 1464 году решил назначить своим преемником собственного брата Есими. На следующий год, однако, жена Есимаса потребовала сделать наследником его сына. Это вылилось в длительные дрязги соперничавших сторон, яростно сводивших между собой старые счеты. Исходом стала война Онин (1467— 1477), в ходе которой был сожжен Киото, а власть Асика-га над провинциями сведена к чисто номинальной. Более поздние сегуны Асикага были в значительной степени марионетками Хосокава, и японские историки называют столетие их т. н. «правления» Сэнгоку Дзидай — эпохой воюющих государств.

Искусство посреди пепла


Несмотря на беспорядки, экономическое развитие продолжалось, хотя и неравномерно. Порты Хаката, Сакай (Осака) и Хего (Кобэ) существенно выросли. Замки в Одавара и Кагошиме превратились в центры процветающих городов. Улучшились и техники орошения земель, поскольку стали использовать водные мельницы. Улучшение качества мечей означало и улучшение фермерских орудий. Выращивание ячменя, рост использования удобрений и одновременное культивирование двух растений на одном поле — все благоприятствовало повышению урожайности. Регионы стали специализироваться на выращивании чая, льна и гашиша; японцы научились производить бумагу, шелк и одежду из хлопка; стали появляться свободные купцы, которые противились ограничивающей деятельность системе гильдий: так начала возникать ориентированная на рынок модель производства, отходившая от практики простого замещения товара исключительно в целях собственного выживания.

Фильм режиссера Куросавы «Семь самураев», действие которого происходит в ту эпоху, изображает крестьянство, страдающее от жестоких бандитских налетов, но даже Куросава в конечном счете отдает победу крестьянам. Возможно, подобно шедшей в то время в Англии войне Алой и Белой розы, феодальные побоища этого периода принесли больше бед их непосредственным участникам, чем невинным свидетелям. Способность общин к быстрому восстановлению после поджогов и грабежей, а также стремительный рост численности населения и его миграция на значительные расстояния развили экономическую и социальную гибкость и привели к образованию устойчивого излишка, необходимого для «инвестирования» в цели, которые в узком смысле были «не производительными», то есть в культуру.

ГОСПОДСТВО ДЗЭН
Асикага с особым почтением относились к одной из дзэн-буддийских сект под названием Ринзай, отбирая из ее членов (т. н. группы «Пяти монастырей», Гозан) монахов, которые служили советниками, кураторами, дипломатами и учителями. Если дзэн и не являлся государственной религией, он был, без сомнения, философией правящего класса — не вдаваясь сами во все тонкости учения, верхи нередко склонялись перед теми людьми, кто их постиг.

Возводимые в тот период дзэнские монастыри зачастую украшались в строгом китайском стиле, в свою очередь отражавшем индийское влияние. Китайские предметы искусства и импрессионистские по духу картины тушью, пейзажи, высоко ценились и служили для японцев источником подражания. Признанным мастером искусства суйбоку-га (школа живописи, в которой рисунок выполняется черно-белой тушью) стал монах Сэссю (1420- 1506), на самом деле учившийся в Китае. Отсутствие лишнего и передача ощущений веса и глубины при помощи нескольких точных штрихов обозначали и вдохновленные идеями дзэн сады «сухих пейзажей» (карэ-сансуй), которые можно увидеть в Киото в садах Реандзи и Дайтокудзи, где камни и белый песок создают впечатление бегущей воды.

ДРАМА НО
В сфере актерского мастерства главным достижением было рождение из простых песен, танцев и пантомимы, обычно сопровождавших религиозные праздники и деревенские фестивали, драмы Но, и переход ее на уровень югэн — скрытой и возвышенной красоты. В основном это была заслуга актера Канъами (1333-1384) и его сына и «продюсера» Дзэами (1363-1443), чья красота привлекла гомосексуального и щедрого сегуна Есимицу. Дзэами был театральным гением, он не только написал несколько пьес, но и создал собственную теорию драматургии и изложил ее в двадцати одном трактате. Дзэнский принцип «неделания» привел его к обоснованию того, что игра актера должна быть не реалистичной, а символичной. В высшей степени стилизованные представления Но часто рассказывали о сверхъестественном или о безумии, поэтому изображали ангелов, призраков и демонов, а суть спектакля заключалась больше в стиле, чем в сюжете. Развитие сюжетной линии оказывалось гораздо менее важным по сравнению с многократным подчеркиванием одной-единственной эмоции, доведения ее до предела и кульминации. Театр Но по-прежнему имеет преданных поклонников среди знатоков, хотя из двух тысяч пьес, которые, как известно, были написаны, до нас дошли тексты только восьмисот, и из них в активном репертуаре находится примерно треть. От непосвященных требуется много знаний, чтобы воспринимать представление Но не только как великолепную костюмную мистерию. В меньшей степени то же самое справедливо и для спектаклей кегэн («безумные слова»), показывающих смешные и печальные сценки из жизни. Кегэн варьируется от сатиры до фарса и часто высмеивает претензии на авторитет со стороны священнослужителей или деревенских старейшин. Непосредственный, простой и иногда жестокий, этот жанр представляет собой юмор аутсайдеров и неудачников.

Примечательной литературной инновацией периода Муромачи стала мода на рэнга — поочередное сочинение стихов, которое давало шанс участникам выказать свои образованность и остроумие. Как правило, один человек придумывал первые три строчки, еще две должен был сочинить другой, а затем третий снова брал последние три строки и дополнял их собственными, и так без конца. Типичное соревнование рэнга могло состоять из сотни стансов. Опытные поэты могли манипулировать «спонтанностью» и увязывать отдельные строки в развитие определенной темы, например смены времен года. От придворных рэнга распространились в среду монахов, самураев и даже торговцев, и их более простые формы стали предтечей юмористического сенрю в период Эдо.

Парадоксально, но эта эпоха беспорядков и катастроф также сопровождалась постепенной формализацией элегантной чайной церемонии и основанием школ, которые были призваны увековечить и облагородить такие тонкие искусства, как воскурение фимиама и аранжировка цветов (икебана).
загрузка...
Другие книги по данной тематике

Ричард Теймс.
Япония. История страны.

Майкл Лёве.
Китай династии Хань. Быт, религия, культура

В.М. Тихонов, Кан Мангиль.
История Кореи. Том 1. С древнейших времен до 1904 г.

А. Ю. Тюрин.
Формирование феодально-зависимого крестьянства в Китае в III—VIII веках

В.М. Тихонов, Кан Мангиль.
История Кореи. Том 2. Двадцатый век
e-mail: historylib@yandex.ru