Глава 8. Через Темную долину, 1912-1945 годы

Японцы, которые родились в начале XX века, наверняка достаточно хорошо помнят национальный траур, охвативший страну со смертью императора Мэйдзи в 1912 году. Тогда среднестатистический японец жил примерно столько же, сколько правил император, — чуть больше сорока лет. А за следующие сорок лет люди стали очевидцами того, как их страна обрела статус великой державы, была опустошена невиданной силы землетрясением, перешла от конституционного правления к милитаризму, завоевала и потеряла обширную азиатскую империю, пережила агонию ядерного удара и впервые в собственной истории испытала унижение иностранной оккупации.

Конец эпохи

Похоронная процессия императора Мэйдзи была богата на символы, понятные даже Западу. Ее составляли священники и придворные, одетые в форму солдат прошлого, а также моряки в западной униформе, какую император сам неизменно носил на протяжении последних сорока лет; вместе с ними в ногу маршировал почетный караул из 500 моряков британского Королевского флота — как дань близким в то время отношениям между двумя нациями. В 1913 году в храме Мэйдзи Дзингу стали возносить молитвы в честь духа покинувшего страну правителя; в наши дни это место окружено большим зеленым парком, который остается оазисом спокойствия посреди современного шумного Токио.

НОВЫЕ ГОРИЗОНТЫ
Два года спустя после совместного участия в похоронах императора японские и британские силы выступили как союзники в Первой мировой войне. Среди побед альянса были стремительное завоевание Японией германской базы Циндао на китайском полуострове Шаньдун и захват ранее подконтрольных Германии островов в северной части Тихого океана.

Воодушевленная успехами, Япония решила усилить свое влияние в Китае, который все еще переживал беспорядки после падения в 1911 году маньчжурской династии Цинь. В январе 1915 года японское правительство направило молодой Китайской республике «Двадцать одно требование». Все требования делились на пять категорий. Первая группа требований относилась к новой позиции Японии на Шаньдунском полуострове; вторая — к ее интересам в Маньчжурии; третья — к добыче полезных ископаемых; четвертая — к «нежелательности» предоставления Китаем концессий другим державам; пятая же заявляла о «пожелании» Японии, чтобы китайские власти согласились принять выбранных японцами «советников», которые бы «помогали решать» китайским официальным лицам ключевые военные и экономические вопросы. Сопротивление Китая последней группе требований привело к ослаблению «пожеланий», а также к видоизменению остальных групп — которые, под давлением Британии, все-таки были неохотно признаны.

В конце Первой мировой войны, на Парижской мирной конференции, Япония вошла в состав «Большой пятерки» мировых держав. Ее владение бывшими германскими тихоокеанскими островами получило юридическое закрепление, хотя и с условием, что они будут рассматриваться как мандатные территории под эгидой Лиги Наций. Попытки японцев внести в устав Лиги Наций пункт о провозглашении расового равенства встретил сопротивление США, Великобритании и Австралии, которые опасались возможных последствий для иммиграционной политики и настаивали на том, что статус гражданина является внутренним вопросом, определяемым каждой страной самостоятельно. Япония уже столкнулась с дискриминацией по отношению к мигрантам в Калифорнии, и ее глубоко уязвил провал попытки получить международные гарантии от подобных унижений.

Тем не менее на этом этапе Япония сохраняла преданность международному сотрудничеству. В 1918 году она послала свои отряды на помощь экспедиционным силам в Сибирь, где безуспешно пытались задушить большевистскую революцию. (Японский контингент не выводили до 1922 года, хотя длительная, напрасная и дорогостоящая интервенция была крайне непопулярной на родине.) В 1921-1922 годах Япония приняла участие в военно-морской конференции в Вашингтоне, где пытались сформулировать новую систему безопасности для Тихоокеанского региона. Страна условилась поддерживать соотношение своих тяжелых кораблей к американским и британским как три к пяти; в свою очередь США и Британия соглашались, что западная часть Тихого океана будет считаться зоной японского господства, Британия не будет укреплять базы ближе Сингапура (оконечность Малайского полуострова), а США не будут строить базы ближе Перл-Харбора на Гавайский островах.

Хотя новые соглашения означали конец двадцатилетнего англо-японского альянса, обоюдное желание продолжать сотрудничество подкрепил обмен визитами высокопоставленных гостей. В 1921 году принц Хирохито остановился в Букингемском дворце как личный гость короля Георга Пятого и был награжден Орденом Подвязки. В 1922 году принц Уэльский предпринял ответный длительный визит, в ходе которого «проехал по Японии, встречаемый волной приветствий». Официальный отчет о его путешествии включает в себя фотографию принца в форме японского генерала. Другой снимок показывает нам его вместе со свитой в кимоно, подаренных принцем Хирохито; подпись также указывает на высокого молодого человека на заднем плане — лейтенанта Маунтбеттена, командира британского эсминца; двадцать лет спустя ему предстоит противостоять японским войскам в этом регионе.

Демократия Тайсе

Сын и наследник императора Мэйдзи взял тронное имя Тайсе («Великая справедливость»), поэтому период между его восшествием на трон и низложением гражданского правления примерно двадцать лет спустя условно называют эрой «демократии Тайсе». Этот термин не следует понимать в буквальном значении: японской политикой продолжали управлять традиционные элиты — императорские советники, руководители различных ведомств и бюрократы. Демократизация означала рост политического популизма и признание того, что лидеры крупнейших политических партий должны участвовать в процессе принятия решений. Парламентская политика Тайсе характеризовалась бандитизмом и поливанием грязью на выборах, непристойными препирательствами в дебатах и коррупцией.

Смерть старого императора удалила номинального главу, который, по меньшей мере, являл собой стабильность и патерналистские идеалы общественного служения; его преемник, страдавший от наследственного душевного расстройства, не мог выполнять даже эти минимальные функции, и в 1921 году принц Хирохито (1901-1989) стал регентом. (В 1926 году Хирохито сделался полноценным правителем и взял имя Сева — «Просвещенная гармония».) В то же время престарелые государственные деятели (гэнро — неофициальные советники), которые совершили революцию Мэйдзи и с тех пор преданно служили режиму, умирали один за другим, а с ними уменьшалось и политическое благоразумие. После этого, как в своей характерной сухой манере пишет Бисли, «ситуация развивалась таким образом, что поддерживать порядок среди населения было легче, чем среди тех, кто им правил».

Перспективы перехода к более партисипаторному (вовлеченному) стилю политики померкли из-за внутренних последствий войны. С одной стороны, впервые Япония перешла от длительного бюджетного дефицита к профициту и имела прибыль от промышленной экспансии, особенно в химической и судостроительной отраслях; с другой стороны, изменения сопровождались ускорением инфляции и дестабилизацией цен, что в 1918 году привело к «рисовым бунтам» по всей стране. Также в 1918 году обладавший поддержкой и ресурсами Хара Такаси возглавил первое в Японии партийное парламентское правительство. Победы демократий в Первой мировой войне поощряли демократов и в Японии, но одновременно демократизацию омрачал призрак большевизма. И если война способствовала бурному развитию промышленности, она провоцировала и промышленные волнения. Так, например, если в довоенное десятилетие среднегодовое число забастовок составляло около двадцати, то в 1919 году их случилось около пятисот. В 1921 году Хара был убит железнодорожным работником, «наказавшим» министра за коррупцию.

В 1922 году в Японии возникла Коммунистическая партия. Идеологический водоворот дополнился появлением различных групп радикалов, феминисток и социалистов (в том числе христианских социалистов). Они оставались малочисленными, управлялись неэффективно, противостояли друг другу и не отвечали надеждам крестьян, интересы которых более честно представляли движения арендаторов; объединившись в 1926 году, последние создали левую Крестьянскую партию.

С учетом консервативной природы деревенского общества, в котором до сих пор проживало большинство японцев, правительство, вероятно, рисковало меньше, чем может показаться, когда в 1925 году предоставило право голоса всем мужчинам старше двадцати пяти лет. Для умиротворения рабочей силы были приняты законы о страховании здоровья, порядке разрешения трудовых споров при помощи посредников и о промышленной безопасности. Тот факт, что указанные законы исходили от ведомства социальных проблем при министерстве внутренних дел, обнаруживал беспокойство, которое в правящих кругах вызывал рост профсоюзного движения среди индустриальных рабочих и популярность марксизма среди студентов и профессуры.

В 1925 году был принят закон о сохранении мира, который учреждал специальную полицию для борьбы с «опасными мыслями» и расширял полномочия власти в части преследования подозреваемых в подрывной деятельности. В 1928 году задержали около 1600 подозреваемых в коммунизме, тогда же призывы к отмене частной собственности и изменению конституции стали считаться государственным преступлением. (К 1974 году было арестовано в целом 74 000 «подрывников» государственного строя, хотя всего 5000 человек впоследствии заключили в тюрьму.) В то же время сельские патриотические ассоциации, возглавляемые ветеранами военной службы и выдвиженцами с государственной службы вроде школьных директоров и почтальонов, агитировали деревенскую молодежь вести здоровый полувоенный образ жизни. Эти клубы активно поддерживала и финансировала армия, чьи старшие офицеры, без сомнения, были напуганы появлением на улицах Токио мобо («современный парень»), единственные интересы которых, похоже, заключались в стремлении одеваться в причудливые западные одежды, слушать хриплую западную музыку и волочиться за нескромно одетыми мога (модан гаару — «современная девушка»). Престарелые офицеры не только находили себе занятие в сельских патриотических организациях, но и создавали механизм, благодаря которому военные могли оказывать влияние на граждан, недавно получивших избирательные права. Как в начале 1925 года — когда так называемое «партийное правительство» находилось в полном расцвете — признавался в своем дневнике «умеренный» военный министр генерал Утагаки:

Свыше 200 000 человек на действительной службе, свыше 3 000 000 состоящих в ветеранских организациях, 500 000 или 600 000 студентов средних и высших учебных заведений и более 800 000 новобранцев в местных частях: всех будет контролировать армия, и они станут основной поддержкой императора в войне и в мире.

Далее он зловеще добавлял: «Право автономного командования императорской армией, в случае чрезвычайных обстоятельств, не ограничивается командованием войсками, но содержит полномочия контролировать народ».

КУЛЬТУРНЫЕ ПРОТИВОРЕЧИЯ
Социальная и политическая неопределенность отражалась противоположными тенденциями в искусстве. «Вовлеченные» в политику деятели культуры писали на «пролетарские» или националистические темы, но большая часть значимой литературы этого периода оставалась вне политики. Сига Наоя (1883-1971), один из наиболее заметных представителей жанра интроспективного «Я-романа», стал известен публике благодаря участию в авангардистском ежемесячнике «Сирикаба». До того как в возрасте тридцати пяти лет покончить с собой, мастером фантазии обозначил себя Акутагава Рюноскэ (1892-1927). Его статус подтвердило учреждение в его честь в 1935 году литературной премии. Один из друзей Рюноскэ, драматург Кикути Канн (1888-1948) основал влиятельнейший культурный журнал «Бунгэй сюндзю» и во время войны на Тихом океане занимал пост председателя Японской патриотической литературной ассоциации.

Период между двумя войнами примечателен и появлением двух очень разных и заметных женщин-писательниц. Есано Акико (1878-1942) сочиняла эротическую поэзию и написала получившую широкую известность версию «Повести о Гэндзи». Вака Ямада (1879-1957) подалась в проститутки от предстоявшего брака и уплыла в Америку, а затем нашла убежище в христианской миссии и вышла замуж за одаренного, но обедневшего преподавателя японского языка. Вернувшись в Японию, Вака стала писать в феминистическом журнале «Сэйто» и снискала национальную известность колонкой женских советов в «Асахи симбун», а также успешно боролась за принятие законов об охране материнства и детства.

Среди пластических искусств самым важным стало рождение движения мингэй (народное искусство), сконцентрировавшегося вокруг Янаги Соэцу (он же Мунееси, 1889-1961) — еще одного основателя журнала «Сирака-ба». Дружба Янаги с английским гончаром и керамистом Бернардом Личем познакомила его с работами английского поэта, гравера и мистика Уильяма Блейка и дизайнера Уильяма Морриса. Кроме того, влияние на его философию оказали восхищение корейскими ремесленниками и уважение к дзэн-буддизму, вдохновленное книгами Судзуки Дайсэцу. К значимым для мингэй фигурам также относится глиняных дел мастер Хамада Седзи (1894-1978) и резчик по дереву Мунаката Сико (1903-1975). В живописи соперничали два течения: нихонга (национальная живопись) и йога (живопись в западном стиле). На последний из упомянутых стилей сильно повлиял импрессионизм, и многие его последователи отправлялись в Париж на учебу. Так, в 1913 году туда приехал Фудзита Цугухара (1886-1968), в Париже он и скончался, уже будучи французским гражданином под именем Леонард Фудзита. В Великобритании его соперником был обаятельный и эксцентричный художник и иллюстратор Есио Маркино (1869-1956), который жил в Англии с 1897 года и до изгнания в 1942 году.

ДЕСТАБИЛИЗАЦИЯ
Хотя японская экономика развивалась стремительно, она не была устойчивой. Одни регионы стали существенно опережать другие; разрыв между городом и деревней становился все более явным, и не только в стандартах, но и в стиле жизни. Дешевый импортный рис из Кореи и Тайваня подрывал местное производство. Краткий послевоенный бум в 1920 году сменила рецессия.

Затем в 1923 году случилось землетрясение Канто, которое буквально стерло с лица земли Йокогаму и большую часть Токио. Толчки и последующий пожар погубили 100 000 человек, еще 50 000 человек пострадали. Три миллиона домов на равнине Канто было разрушено или серьезно повреждено. В хаосе после землетрясения стали распространяться слухи о том, что корейские иммигранты грабят дома и обирают выживших, и из-за паники в погромах погибли около 6000 корейцев. Великолепный отель «Империал» Фрэнка Ллойда Райта, который открыли накануне бедствия, оказался одним из немногих высотных зданий, практически не пострадавших, и его быстро превратили в госпиталь, полевую кухню, временную штаб-квартиру и дом для десятков дипломатов и журналистов. (По иронии судьбы, «Империал» уцелел при бомбардировках города в войну, но был разрушен в 1967 году.) Пусть катастрофа и принесла различные косвенные вы-годы (например, разрушение трамвайных путей ускорило развитие моторизированного транспорта), она отбросила экономику далеко назад. Уменьшение в 1924 году бюджета означало сокращение четырех армейских дивизий и 20 000 рабочих мест; может, сама по себе это была не такая уж и плохая мера, но она разозлила военных, уже и без того раздосадованных фиаско в Сибири.

Когда восстановительные работы вроде бы вернули стабильность, крупномасштабный банковский кризис 1927 года нанес удар по внутреннему доверию в бизнес-среде. Паника привела к отставке правительства и закрытию тридцати семи банков. После чего в 1929 году случился крах на Уолл-стрит, последовавший за ним крах мировой торговли за год урезал цены на шелк-сырец на две трети, лишив сельские общины главного источника поступлений денежных средств. Безработица выросла до 3 000 000 человек. Сорок процентов всех смертей в 1930-е годы было вызвано болезнями, которые можно было предотвратить; реже в качестве примера отчаяния, в котором японцы пребывали в течение следующего десятилетия, приводят тот факт, что фермеры продавали собственных дочерей в гейши.

Последствия великого землетрясения Канто

В ПОИСКАХ КОМПРОМИССА
На фоне этих трудностей внешняя политика Японии под руководством профессионального дипломата Сидэхара Кидзуро (1872-1951) все еще пыталась найти компромисс с западными державами, особенно по поводу взаимоотношений с Китаем. Для Японии Китай представлял собой обширный потенциальный рынок, а также важный источник сырья (например, руды для государственного сталелитейного завода Явато); но страна погружалась в политический хаос из-за борьбы за власть между военачальниками, националистами и коммунистами. Америка по-прежнему придерживалась принципа «открытых дверей», который ставил все иностранные государства в равное положение. Японские аналитики сетовали на подобную позицию: для США зарубежная торговля имела относительно малое значение, для Японии она была жизненно важной; стратегические интересы США находились преимущественно в Западном полушарии, японские интересы же включали в себя соседнюю материковую Азию. За время Реставрации Мэйдзи численность населения страны с 30 000 000 человек более чем удвоилась; однако введенные в 1924 году Америкой ограничения сдерживали возможности миграции. Начавшаяся Великая депрессия привела к протекционизму, который ограничил экспорт Японии. Все сильнее и сильнее японские националисты — в армии, в правых патриотических организациях, в тайных и обычных обществах, в находившихся под жестким прессингом деревнях, откуда в армию рекрутировали подавляющую часть солдат и младшего офицерства, — требовали «жестких мер» для гарантирования японских интересов в Азии. Идеальный образ скромного самоотверженного самурая, заботящегося исключительно о благе своей страны, с легкостью использовали как противовес образам прожженных политиканов и эгоистичных бизнесменов.

В 1930 году в Лондоне прошла международная военно-морская конференция, направленная на дальнейшее сокращение вооружений. Вопреки требованиям общества, японская делегация пошла на уступки. В ноябре того же года в премьер-министра Хамагути выстрелил молодой правый фанатик, нанеся ему смертельное ранение (министр промучился до смерти еще полгода). Началось сползание в агрессию, а сторонники интернационализма — представленные в дипломатическом корпусе, среди крупного бизнеса, в политических партиях и, в значительной степени, во флоте — оказались неспособными остановить этот процесс.

Империя и экспансионизм

Японский колониализм, как и западный, часто оправдывают тем, что он приносил пользу, пусть и не всегда имел доброжелательный характер. «Развитие», как его понимали и определяли колониалисты, имело место независимо от того, хотели сотрудничать колонизируемые или нет.

Японскую экспансию поощряли стратегические, экономические и демографические соображения. Пожалуй, наиболее очевидным был стратегический аспект. Тон японской политике задавали военные; Япония, позже других стран вставшая на путь модернизации, продолжала беспокоиться о слабости своего положения по сравнению с положениями прочих государств в Восточно-азиатском регионе. Было слишком легко перейти от оправдания аннексии маленьких удаленных островов (для создания «линии безопасности») к провозглашению необходимости оккупировать обширные территории на материке ради обеспечения «линии преимущества».

Экономические мотивы империализма были связаны со спросом и предложением на промышленный потенциал Японии. Зарубежная империя, как надеялись националисты, позволила бы обеспечить страну крайне нужным сырьем и одновременно стала бы потреблять продукцию растущих отраслей промышленности, причем при помощи жесткого политического контроля делала бы это постоянно. Демографический аргумент указывал на «необходимость» переместить «избыточное» население Японии и на невозможность такого шага из-за ограничений, наложенных на японскую иммиграцию странами Тихоокеанского региона — США, Канадой и Австралией. Поскольку Хоккайдо едва ли можно было назвать перенаселенным, подобное обоснование вряд ли заслуживает доверия. Возможно, амбиции Японии создать империю являлись, прежде всего, выражением ее желания добиться полного равенства с западными государствами; и она — в отличие от других стран — могла по меньшей мере заявить о легитимности своего интереса к развитию тех регионов, которые вплотную примыкали к ее границам, а не находились где-то вдалеке.

На максимуме экспансии японская империя имела почти такие же размеры, как и сама Япония, а ее население составляло двадцать миллионов человек. Она включала в себя небольшие территории влажного Сахалина и солнечных тихоокеанских островов, относительно перенаселенных и потому не слишком пригодных для дальнейшего освоения, а также такие крупные колонии, как Корея и Тайвань, особенности и судьба которых резко контрастировали друг с другом.

ТАЙВАНЬ И КОРЕЯ
Тайвань, долгое время бывший удаленной островной провинцией находившейся в упадке Китайской империи, стал показательным примером прогрессивного эксперимента. Благодаря успехам японских агрономов, производство риса и сахара выросло настолько, что значительные излишки начали экспортировать в родную страну. Здравоохранительные и образовательные стандарты местного населения тоже существенно выросли. Даже враждебно настроенные антиколониальные наблюдатели (вроде американских миссионеров) почувствовали себя обязанными признать, что японское правление приносило пользу. Положительные взаимоотношения между колонизаторами и колонизируемыми подтверждает и тот факт, что ко времени Второй мировой войны почти две третьих местных жителей могли изъясняться по-японски.

Корея — государство и культура которой были столь же древними, как и японские — резко сопротивлялась покорению. На Тайване проводниками колониальной политики были инженеры, врачи и учителя; в Корее — полицейские и военные. Даже учителя начальной школы носили мечи. Да, некоторые корейцы служили режиму в качестве «младшей» элиты коллаборационистов, но их число в лучшем случае составляло пять процентов от всего населения. После тридцати лет колониального правления менее двадцати процентов корейцев понимали японский язык. С другой стороны, площади обрабатываемых земель увеличились почти в два раза, выпуск же местной промышленности вырос двадцатикратно.

Называемая японцами Чосен, Корея подверглась еще более жестокому унижению с началом Второй мировой войны. Ее экономика была реструктуризирована ради военных потребностей Японии. Корейцев обязали носить японские фамилии, а с 1942 года корейских мужчин забирали в японскую армию или посылали в саму Японию работать на фабриках и шахтах, практически как рабов. До августа 1945 года Корея оставалась угнетаемой и озлобленной колонией; и до настоящего времени над японо-корейскими отношениями висит тень этого периода жестокого владычества.

В Квантунской (Гуаньдуньской) армии, которая охраняла японские железные дороги и шахты в соседней Маньчжурии (последняя по-прежнему с технической точки зрения являлась частью Китая), было много сторонников экспансии, полагавших, что Японии следует создать самодостаточную экономическую систему, за которой страна могла бы укрыться от неопределенностей глобальной торговли, переживавшей депрессию. Маньчжурия обладала обширными запасами угля, железа и другого стратегически важного для Японии сырья. Оглядываясь назад, поглощение Маньчжурии выглядело логичной прелюдией к попытке завоевания Китая. Тем не менее американский историк Роберт М. Сполдинг утверждает, что причины тому были другие:

Японские армейские офицеры рассматривали Маньчжурию как лабораторию... в которой они смогут продемонстрировать эффективность, организационные инновации и ту идеологическую чистоту, которой, как они считали, недоставало их собственной стране... они смотрели на Маньчжурию как на трамплин, если не для контроля над Китаем, то для реформ в Японии.

Так или иначе, не Китай, а Советский Союз стал главной мишенью будущих военных действий. Красная армия, огромная и механизированная, несла японским позициям в Маньчжурии гораздо больше угрозы.

ТЕМНАЯ ДОЛИНА
В 1931 году офицеры Квантунской армии взяли инициативу в собственные руки, сымитировав атаку на якобы охраняемую ими железную дорогу. Эта «атака» послужила предлогом для нападения на местные китайские отрады и положила начало открытого завоевания холодного, но богатого минералами региона, который затем объявили «не-зависимым государством» Маньчжоу-Го под властью (чисто номинальной) последнего потомка свергнутой китайской династии Цин, императора Пу И. Для образования правящего класса в марионеточное государство направили миллион японцев. Японское правительство не могло отрицать подобные действия, а саму Японию потрясли убийства: в феврале 1932 года — министра финансов Иноуэ, в марте 1932 года — главы конгломерата Мицуи, а в мае — премьер-министра Инукаи, последнего из партийных политиков, возглавлявших правительство. После этого в администрации стали доминировать офицеры, бюрократы и придворные. Международное расследование под руководством лорда Литтона привело к осуждению Лигой Наций действий Японии в Маньчжурии. Япония отвергла обвинения и в 1933 году вышла из Лиги Наций.

Внутри страны рост международной изоляции сопровождала волна того, что можно назвать националистским фундаментализмом, вызванного страхом перед попытками восстановить утраченное национальное согласие. Этот феномен принимал различные формы, не последней из которых было стремление «очистить» японскую культуру и язык от «порчи» Западом. Например, пьющих пиво убеждали использовать изобретенное для напитка «аутентичное» слово, буквально значившее «ячменное варево» вместо заимствованного «бирг». «Чистка» затронула не только язык, но и людей. Когда выдающийся (и крайне консервативный) преподаватель права профессор Мино-бэ имел безрассудство назвать императора «органом конституции», его обвинили в преступлении против государства и выгнали со всех постов. В позитивном отношении ультранационализм способствовал оживлению традиционных культурных форм, в особенности таких боевых раз-влечений прошлого, как сумо и кен-до, а также распространению через образовательную систему экстремистской пропаганды в учебных текстах, которые восхваляли уникальную историю «божественной страны» и священное единство императора и народа, связанных воедино в трудно определимое понятие кокутай («национальная структура»).

ФАШИЗМ?
Была ли Япония 1930-х годов фашистским государством? Нет — в той мере, в какой фашизм требует инверсии понятия классического либерализма. В действительности Япония никогда не была слишком либеральной и потому не имела нужды извращать либеральные ценности, представленные парламентским правительством с его рациональными дискуссиями, поисками компромиссов, легитимностью инакомыслия; она просто душила их последние слабые проявления. Японские ультранационалисты не слишком походили на европейских фашистов: им были свойственны романтическая приверженность национальному прошлому, воспринимавшемуся как героическая легенда, болезненно преувеличенное почитание первичных ценностей «крови и земли» и тоска по решительным действиям вместо скуки переговоров. Япония никогда не имела харизматичного лидера, равного Гитлеру или Муссолини; она мобилизовывала массы — но без помощи псевдореволюционной партии. По мнению знатока японской политики профессора Маруяма Macao, Япония испытала «фашизм сверху». И, хотя противники компромисса изолировали оппонентов, а фанатики их убивали, оппозиционерам никогда не отказывали в праве считаться людьми и не отрицали для них возможности покориться и быть «принятыми в общество».

Одним из идеологов тех дней был Кита Икки (1883- 1937) — бывший социалист и неудавшийся революционер. Младшие армейские офицеры активно читали его «План переустройства Японии». Эта работа призывала к отмене партий и аристократии, национализации главных отраслей промышленности, жестким ограничениям личного богатства и активной роли Японии в поддержке азиатских националистов, свергающих западную власть.

ИЛИ МИЛИТАРИЗМ?
Если в европейском смысле Япония не была фашистской страной, то, без сомнения, она была милитаристской. Это означало, по меньшей мере, следующее — приоритет милитаристских интересов в национальной политике и расширение влияния военных на экономику и общество. Указанные процессы осложнялись длительным соперничеством между флотом и сухопутной армией, а также внутри отдельных фракций; среди последних наиболее важным был антагонизм между Кодоха («Императорский путь»; выступали за непоколебимую преданность императору и «духовную тренировку») и Тосэйха («Группа контроля»; призывали к дальнейшей механизации армии и экономической мобилизации).

Днем двадцать шестого февраля 1936 года младшие офицеры из Кодоха вывели около 1400 человек из знаменитой Первой дивизии на заснеженные улицы Токио, окружили императорский дворец и потребовали «Реставрации Сева». На самом деле не ясно, что означали эти действия: был ли это приговор коррумпированным гражданским политикам и капиталистам, которым служили первые? Или попыткой помощи страдающему крестьянству? Или желанием духовного обновления нации? Или войной против коммунистической России? Так или иначе, это было сделано ради блага императора, а то, что оправдывалось мотивами лояльности, должно было считаться легитимным. Заговорщики смотрели на себя как на принципиальных наследников «людей чести», которые в 1860-х свергли слабый режим Токугава и открыли дорогу национальной реконструкции. Три главных члена правительства были убиты, премьер-министр Окада спасся только благодаря тому, что мятежники по ошибке застрелили вместо него его шурина — показательная промашка для не слишком организованного путча.

Император однозначно обозначил свою позицию и отрекся от всяческих симпатий к мятежникам. Вскоре попытка путча была подавлена, а его зачинщики скрылись. Девятнадцать человек расстреляли, семьдесят заключили в тюрьму. Одним из казненных был Кита Икки. Однако усмирение февральских беспорядков не привело к восстановлению правительственного контроля. Генералы уже долгое время работали над тем, чтобы подчинить себе любую гражданскую администрацию, всего лишь отказавшись предоставлять офицеров для постов военного министра и министра военно-морского флота, как того требовала конституция. Теперь военные могли заявить, что сами испытывают давление снизу и смогут держать собственных подчиненных в узде, только направляя их туда, куда те хотят идти (довольно любопытное оправдание лидерства).

ОСНОВЫ БЛАГОСОСТОЯНИЯ
Несмотря на колебания экономики, в период между двумя войнами были созданы или получили значительное развитие сразу несколько важных японских компаний. В 1931 году компания «Мазда», изначально производившая пробку, а затем машинный инструмент, выпустила первое транспортное средство — трехколесный грузовик. В 1933 году новый филиал, выпускающий легковые автомобили, основала компания «Тойода», специализировавшаяся на производстве ткацкого оборудования. В 1937 году «Тойота мотор» стала независимой (название она получила из-за ошибки при регистрации, когда имя основавшего ее главы семейства Тойода записали неправильно). К 1941 году «Тойота» ежемесячно выпускала 2000 машин; но важнее объема выпуска был тот факт, что она приняла стратегию развития, базировавшуюся на инновационных разработках, а также стала использовать производственный менеджмент на основе принципа своевременных поставок запчастей (принцип «точно вовремя»), который позволял добиться существенной экономии складских издержек. В 1933 году была основана и компания «Ниссан» (буквально «Компания ежедневного производства»); к 1938 году она производила 8000 автомобилей в год.

В 1934 году была учреждена компания «Фудзифилм»; тогда же государственная компания Явата превратилась в «Ниппон стил».

В 1917 году началась история компании «Мацусита электрик», тогда она занималась изготовлением электрических патронов и лампочек. В 1929 году она едва выжила, но к 1937 году стала частью группы из девяти компаний, производивших радио, электролампы, гальванические элементы и нагревательные приборы. Все эти компании теперь всемирно известны и работают в глобальных масштабах.

На пути к войне

В 1936 году Япония присоединилась к нацистской Германии и фашистской Италии в «Антикоминтерновском пакте», который имел явно выраженный антикоммунистический характер и подразумевал взаимную помощь сторон друг другу в случае войны с участием США. В июле 1937 года сфабрикованный инцидент на мосту Марко Поло у китайской границы послужил предлогом для военного вторжения в Китай. К декабрю японские силы достигли Нанкина, столицы Гоминьдана, где совершили масштабные злодеяния в отношении разоруженных китайских солдат и тех гражданских лиц, которые не смогли найти убежища в международном квартале.

Приверженность правительства силовым методам экспансии была подтверждена в апреле 1938 года, с принятием закона о всеобщей мобилизации, подчинявшего экономику военным задачам. Однако направление экспансии было частично предопределено СССР. Инциденты у маньчжурской границы в июле 1938 года и в мае 1939 года закончились поражением японцев, быстрых побед в Сибири добиться не удалось. (Благодаря Германии, позднее Япония и СССР подписали пакт о нейтралитете, который продержался до августа 1945 года.)

Продолжающаяся в Европе война подошла к Японии с юга. Падение Франции и Нидерландов и казавшийся неизбежным коллапс Великобритании в 1940 году побудили Японию напасть на их колонии в Юго-Восточной Азии. Отныне Япония объявила о создании «сферы совместного процветания великой Восточной Азии» — нового порядка в Азии под руководством просвещенной и индустриализованной Японии, ведущей своих менее удачливых соседей к высшим ступеням развития и одновременно освобождающей их от белой расистской власти. В реальности, под давлением военных обстоятельств, этот процесс обернулся эксплуатацией еще более жесткой, чем было при «белых расистах». Внутри Японии провозгласили отмену всех политических партий и слияние последних в «Ассоциацию поддержки императорского правления».

Противники на Тихом океане

США выразили неудовольствие поведением Японии, ограничив экспорт стали (стратегически важного ресурса), а затем наложив эмбарго на нефть. Япония же потратила слишком много крови и денег, чтобы выйти из Китая. Даже после того как американское правительство заморозило японские активы в США, обе стороны продолжали вести переговоры, хотя трудно представить, к какому компромиссу они могли бы прийти.

Конфиденциальные японские источники оценивали военный потенциал Америки в десять раз выше по сравнению с Японией. Но готовность к конфликту в Тихоокеанском регионе базировалась на допущении, что США, «развращенные джазом и журналистикой», не будут сражаться, а лишившись своих ударных сил в ходе превентивной атаки, не смогут воевать, даже если и захотят. С учетом крайне ограниченных запасов нефти, флот настаивал на скорейшей атаке, которая обеспечила бы преимущества именно своей внезапностью.

Тот факт, что известие об объявлении Японией войны до ее нападения 7 декабря 1941 года на Перл-Харбор не было получено, с очевидностью приписывается вопиющей некомпетентности сотрудников японского посольства в Вашингтоне. Но гораздо труднее объяснить, почему это стало такой неожиданностью для США — невзирая на доступность разведданных для дипломатических и военных экспертов. Один из самых полных анализов той ситуации называет причину в своем заглавии — «На рассвете мы спали».

Победы и поражение

Тактически гениальный, но стратегически катастрофический налет на Перл-Харбор позволил Рузвельту объединить нацию ради войны. В течение нескольких месяцев казалось, что силы Японии не остановить: они завоевали Филиппины и Индонезию, взяли Сингапур — бастион Великобритании на Востоке — и пробивались через Бирму к границам Индии. В ретроспективе очевидно, что перелом случился уже в июне 1942 года, когда Япония потеряла четыре авианосца в битве при атолле Мидуэй.

Лишенная основы своих военно-морских ударных сил, Япония не могла успешно противостоять контрнаступлению, как не могла и найти где-либо достаточной помощи. Тогда как Альянс опирался на по-настоящему скоординированную стратегию, страны Оси образовывали союз только номинально. Германия обеспечила подписание Японией пакта о нейтралитете с СССР, даже не уведомив Японию о своем планируемом вмешательстве. В свою очередь, Япония никогда не сообщала Германии о планах атаковать Перл-Харбор. Обе стороны не доверяли друг другу из-за расизма. Среди своего окружения Гитлер открыто называл японцев «желтыми макаками»; японские экстремисты, отравленные образом хакку итиу («восемь углов под одном крышей»), считали нацистов «дружелюбными врагами».

С захватом в 1944 году тихоокеанского острова Сайпан силы Альянса получили базу, откуда могли бомбить Японию. В марте 1945 года Токио подвергся трехдневной атаке, в ходе которой погибли 100 000 человек. В апреле 1945 года произошло вторжение на Окинаву, часть родной территории Японии, — для обеспечения безопасного аэродрома для возвращавшихся домой бомбардировщиков. Защищая остров, насмерть полег весь японский гарнизон в 110 000 солдат, а также пали 150 000 гражданских. К маю 1945 года из-за бомбардировок 13 000 000 японцев остались без крова над головой.

Потсдамская декларация призывала в июле 1945 года к «безоговорочной капитуляции» Японии; и хотя уверяла, что «японцы не должны быть порабощены как раса или уничтожены как нация», но не давала гарантий продолжения существования системы императорского правления. Кабинет японского правительства проигнорировал призыв к капитуляции, но попытался найти посредника в лице СССР. Истолковав нежелание Японии отвечать как отказ от капитуляции, 6 августа США сбросили атомную бомбу на Хиросиму. Восьмого августа СССР объявил войну Японии, введя войска в Маньчжурию. Япония столкнулась с угрозой быть частично оккупированной СССР, который мог расположить постоянные военные части на ее территории; полная оккупация означала бы несомненную отмену императорского трона.

Разбомбленная торговая палата в Хиросиме

Девятого августа вторая атомная бомба упала на Нагасаки. Официальные заявления до сих пор говорят о необходимости такого шага, чтобы успешно покончить с войной, однако правительство Японии и так находилось в тупике, из которого не было иного выхода, кроме как склониться перед неизбежным. Противники компромисса обращали взор на полуголодное гражданское население и вооруженную «бамбуковыми копьями» армию, призывая к партизанскому сопротивлению, хотя бы для сохранения «Земли богов», во имя чего готовились потерять все 20 000 000 жизней. В конце концов император разрубил гордиев узел и выбрал мир.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 4800

загрузка...

Другие книги по данной тематике