§ 9. Чингизиды в западном походе
Великий западный поход 1236-1242 гг. является уникальным явлением в истории монгольских завоеваний XIII в. По масштабам и количеству задействованных войск с ним сможет быть сравнима только хорезмийская кампания Чингис-хана 1219-1221 гг. Кроме того, уникальность похода на Запад подчеркивается еще и количеством участвовавших в тем потомков Чингис-хана. Согласно «Сокровенному сказанию», в западный поход отправлялись «старшие сыновья». Почему именно старшие? Ответ мы получим, проанализировав политическую ситуацию, складывавшуюся в правящей верхушке империи в середине 1230-х гг. Первоначально великий хан Угедэй планировал лично возглавить поход на Запад, как прежде — войну с империей Цзинь, но его намерение вызвало противодействие младших родичей. Мунке, сын Тулуя, прямо заявил: «Мы все, сыновья и братья, стоим в ожидании приказа, вчтобы беспрекословно и самоотверженно совершить все, на что последует указание, дабы каану заняться удовольствиями и развлечениями, а не переносить тяготы и трудности походов; если не в этом, то в чем же ином может быть польза родственников и эмиров?» [Рашид ад-Дин 1960, с. 35]. Рашид ад-Дин, несомненно, приводит эти слова как свидетельство уважения, выказанного Угедэю племянником, однако в них можно углядеть и противоположный смысл: великому хану довольно прозрачно намекали, что он уже стар и не годится для походов, пора передать военные дела более молодым и деятельным Чингизидам. В самом деле, после того как Тулуй умер, а Чагатай вплотную занялся делами своего улуса, на первые места в политике Монгольской державы стали активно выдвигаться представители третьего поколения Чингизидов [см.: Кычанов 1999, с. 163-164]. Некоторые из них зарекомендовали себя талантливыми военачальниками еще в ходе кампании против Цзинь. Например, Гуюк, сын великого хана, в 1229-1233 гг. действовал в китайской области «Кункан» (так у Рашид ад-Дина). Потом он проявил себя как удачливый полководец в борьбе с Пусянь Ванну, который в 1215 г. при поддержке монголов провозгласил себя императором Восточного Ся на территории Восточной Манчжурии, а затем обратил орудие против своих союзников. Гуюк вместе с Эльджигитаем, племянником Чингис-хана, выступил против него, разгромил и в год воды-змеи (1233) покончил с Восточным Ся. Годом позже Гуюк и Эльджигитай захватили столицу империи Цзинь — Наньцзин и пленили одного из членов императорской семьи [Рашид ад-Дин 1960, с. 20; Юань ши 2004, с. 483, 494; см. также: Мелихов 1977, с. 71]. Мунке, сын Тулуя, также отлично зарекомендовал себя в боевых действиях против Цзинь, вместе со своим отцом взяв Кайфын в год железа-тигра (1230) [Мелихов 1977, с. 71]. Тулуй скончался в 1232 г., но сына активно поддерживала мать — Соркуктани-бэки, которая пользовалась большим уважением в семействе Чингизидов. Не желали отставать от старших сыновей Угедэя и Тулуя и другие члены рода. Так, Чагатай активно продвигал своего внука Бури (отпрыска своего старшего сына Мутугана, погибшего в 1221 г.), Эльджигитай — своего старшего сына Аргасуна. Не следовало сбрасывать со счетов и самого младшего сына Чингис-хана — Кулькана, которому, единственному из всех сыновей Чингис-хана не от Борте, удалось надолго пережить отца... Эти обстоятельства позволили Е. И. Кычанову высказать предположение, что усиление представителей третьего по-пения Чингизидов сильно беспокоило Угедэя. Поэтому, столкнувшись с противлением своему, намерению возглавить поход, он принял решение отправить в многолетний поход на Запад «старших сыновей», то есть этих молодых, но уже довольно влиятельных и деятельных Чингизидов [Кычанов 1999, 163-164; 2002, с. 79]. Они же с готовностью подчинились приказу великого хана, поскольку, как мы уже выяснили, земли на Западе далее «пределов Булгар, Ас и Рус» предназначались не только Джучидам, и остальные Чингизиды имели основания рассчитывать на них в силу того, что вся территория империи была коллективной Собственностью рода Борджигин. В результате в поход, по сведениям Рашид ад-Дина, отправились «из детей Тулуй-хана — старший сын Мунке-каан и его брат Буджек, из уруга Угедей-каана — старший сын Гуюк-хан и его брат Кадан; из детей Чагатая — Бури и Байдар и Кулькан, брат каана; сыновья Джучи: Бату, Орда,. Шейбан, Танкут, а из почтенных эмиров Субадай-бахадур и с ними несколько других эмиров» [цит. по: Арсланова 2002, с. 172]. Персидский историк не упомянул среди участников похода Аргасуна — внучатого племянника Чингис-хана, об участии которого сообщает «Сокровенное сказание». В интерпретации некоторых современных авторов количество Чингизидов, участвовавших в западном походе увеличилось в полтора раза. Так, В. В. Каргалов писал: «„в помощь и подкрепление Бату" были посланы центрально-монгольские войска и большинство царевичей-„чингисидов" (Менгу-хан, Гуюк-хан, Бучек, Кулькан, Монкэ, Байдар, Тангут, Бюджик и др.)» [Каргалов 1967, с. 68]. Исследователь упустил из виду, что число Чингизидов к этому времени перевалило за сотню, и одиннадцать из них никак не могли быть «большинством». Кроме того, он дважды назвал Мунке под различными именами (Менгу-хан и Монкэ) и Бюджека (Бучек и Бюджик). В. Б. Кощеев, в свою очередь, включил в число участников похода сыновей Джучи — Берке, который, согласно источникам, впервые участвовал в боевых действиях не ранее 1238 г., и Сонкура, про участие которого в походах нет ни слова: напротив, Рашид ад-Дин сообщает о нем, как о защитнике границ Улуса Джучи. Кроме того, В. Б. Кощеев «отправил» в западный поход Кайду — внука Угедэя, который в это время был еще младенцем, и Котана (Годана), сына Угедэя [Кощеев 1993, с. 132, 135], игнорируя сообщения источников о том, что в 1235 г. Годан был отправлен с войском в Тибет и до конца жизни оставался его правителем, о чем сообщают тибетские хроники [Пагсам 1991, с. 78; Дугаров 2003, с. 30-31]. Еще одним свидетельством уникальности похода на Запад стало то, что изначально, по-видимому, не был назначен его верховный главнокомандующий. На основании сообщений источников можно предположить, что Бату, как глава Улуса Джучи, возглавил лишь отряды, набранные в его владениях. Направленные в поход войска других улусов изначально ему не подчинялись: согласно «Сокровенному сказанию», «...на царевича Бури было возложено начальствование над всеми этими царевичами, отправленными в поход, а на Гуюка — начальствование над выступившими в поход частями из Центрального улуса». Кроме того, Чагатай даже говорил великому хану, что «царевича Бури должно поставить во главе отрядов из старших сыновей, посылаемых в помощь Субеетаю» [Козин 1941, § 270]. Последнее сообщение показывает, что круг потенциальных руководителей похода не ограничивался одними только Чингизидами. Разработал план похода опытный военачальник — Субэдэй-багатур, сподвижник Чингис-хана (правда, автор «Сокровенного сказания», как видим, всячески старается подчеркнугь роль Субэдэя, фактически представляя его главным дводителем похода, а Чингизидов — его «помощникаи»). Таким образом, в походе приняли участие более десятка потомков Чингис-хана и его братьев, которые на первом этапе западного похода (1236-1238 гг.) нередко действовали самостоятельно. Так, летом года огня-курицы (1237 г.), пока Бату вместе со своими братьями, Субэдэй-багатуром, Бурундаем и другими полководцами завоевывал булгарские города, его двоюродные братья Гуюк и Мунке самостоятельно действовали против буртасов и мокши в Поволжье, а также против кипчаков и племен Северного Кавказа. Впоследствии Бату, давая оценку деятельности Мунке, отметил, что тот «привел в покорность и подданство племена... кипчаков, ...и черкесов», «захватил и, произведя казни и разграбления, привел в покорность город...» [Рашид ад-Дин 1960, с. 129]. Лишь после завоевания Булгарии основные силы монголов соединились для вторжения в русские земли. Помимо Бату, Орду, Шибана во вторжении были задействованы сражавшиеся на «северном направлении» Кулькан и Бури, а с «южного направления» были отозваны Гуюк, Кадан и Мунке [Рашид ад-Дин 1960, с. 38; см. также: Каргалов 1967, с. 86]. Главенство над объединенными силами получил именно Бату, но нет ни одного сообщения в источниках, почему именно он возглавил войска. Остается только строить предположения. Во-первых, нельзя исключать «указания свыше»: Угедэй, не приняв определенного решения по поводу предводителя похода, все же мог «в рекомендательном порядке» предложить Бату, а подобные предложения великого хана были равносильны приказу. Английский автор Д. Чамберс, не ссылаясь, впрочем, ни на какие источники, утверждает, что кандидатура Бату была предложена великому хану Елюй Чуцаем [Chambers 2001, р. 49]. Во-вторых, Бату мог стать своего рода компромиссной фигурой: претендовавшие на главенство Бури, Гуюк и Мунке не были готовы уступить один другому, поэтому оставалось избрать одного из оставшихся Чингизидов, принявших участие в походе. Тут очень кстати могло вспомниться и более высокое положение Бату по сравнению с остальными (наследник старшего из сыновей Чингис-хана). Подобный вариант весьма вероятен: фактор старшинства нередко служил основанием для избрания даже на ханский трон: впоследствии именно на этом основании Гуюк, старший из потомков Угедэя, был избран великим ханом в ущерб другим претендентам на трон, младшим по возрасту [Султанов 2001,с. 44-46]. Наконец, серьезным доводом в пользу кандидатуры Бату был его статус главы Улуса Джучи. Поскольку первоочередной задачей похода было увеличение владений Джучидов, вполне логично было, что руководство походом принадлежало бы главному среди них, а таковым являлся именно Бату. Даже не слишком дружелюбно относившиеся к нему потомки Чагатая и Угедэя вынуждены были признать это, и потому во время боевых действий в Волжской Булгарии и Северо-Восточной Руси уже никто из Чингизидов не пытался возражать против главенства Бату. Правда, интересно отметить сообщение «Юань ши» о том, что Мунке при осаде Рязани (1237 г.) «сам лично сражался в рукопашном бою» [Кычанов 1999, с. 165]. Аналогичное сообщение находим у Рашид ад-Дина, только уже при описании осады Владимира (1238 г.): «Осадив город Юргия Великого, взяли [его] в восемь дней. Они ожесточенно дрались. Менгу-каан лично совершал богатырские подвиги» [Рашид ад-Дин 1960, с. 39][11]. Личное участие одного из самых влиятельных Чингизидов (предводителя войск и будущего великого хана!) в сражении, где его легко могли убить, — событие достаточно редкое. Не означает ли это, что за какой-то серьезный проступок Мунке был отправлен сражаться в первых рядах войска? Подобная практика применялась к членам ханского рода, хотя и довольно редко, еще Чингис-ханом: так, его зять Тогачар-нойон был отправлен в передовой отряд за то, позволил своим войскам приступить к грабежу до завершения кампании, и погиб при осаде Нишапура в 1221 г. [Насави 1996, с. 93; Juvaini 1997, р. 174-175]. Тот же Мункэ в молодости воевал вместе со своим отцом в Китае, но сведений о его личном героическом участии в сражениях с китайцами нет — следовательно, подобные проявления отваги отнюдь не были типичны для него... В более поздних исторических сочинениях, авторы которых были осведомлены о роли Бату в последующей судьбе монгольской империи, появляются сообщения о том, что наследник Джучи изначально играл ведущую роль в этой кампании. Так, Джувейни писал: «В помощь и поддержку Бату он [Угедей] назначил кандидатов из принцев...» [цит. по: Арсланова 2002, с. 160-161]. Неизвестный автор «Шейбани-намэ» (середина XVI в.) писал даже: «Бату... еще здравствовал по смерти Джагатай Хана, Угэдэй Хана и Тулуй Хана. Все ханские дети и внуки, собравшись к нему, устроили курилтай, и по его приказу занялись завоеванием стран» [Березин 1849, с. ХLV1], то есть приписал Бату даже принятие решения о походе на Запад! Главенство Бату тем не менее отнюдь не означало, что вследник Джучи осуществлял командование всеми силами, находившимися в западном походе. Под его верховным командованием объединенные войска осуществляли только наиболее значительные операции, осаждая столичные города — Биляр, Рязань, Владимир, Киев и др. В остальное время потомки Чингис-хана, как отмечено выше, действовали., большей частью самостоятельно, имея в своем распоряжении отдельные отряды. Например, после взятия Владимира в феврале 1238 г. войска монголов опять разделились. Лаврентьевская летопись сообщает, что «часть татар пошла к Ростову, а другая часть к Ярославлю, а иные пошли на Волгу на Городец, и пленили они все земли по Волге до самого Галича Мерьского; а другие татары пошли на Переяславль, и взяли его, а оттуда пленили все окрестные земли и многие города вплоть до Торжка... Взяли они, в один месяц февраль, четырнадцать городов, не считая слобод и погостов, к концу сорок пятого года» [Воинские повести 1985, с. 75]. Было ли это разделение запланировано наследником Джучи? Думаю, что нет: амбиции родичей Бату, которые ему прежде удавалось пресекать под предлогом необходимости объединения сил для захвата стольных городов, уже не могли им сдерживаться после взятия Владимира: на их пути стояли только небольшие города, каждый из которых можно захватить сравнительно небольшими силами. Полагаю, именно эта возможность осуществлять самостоятельные боевые действия позволила Мунке, Гуюку, Кадану, Бури и другим смириться с формальным главенством Бату на данном этапе похода. Когда же поход на Русь был завершен, и Чингизиды сочли, что исполнили свои обязательства перед Бату, его попытки и в дальнейшем сохранять главенствующее положение вызвали враждебную реакцию родичей. Наиболее ярко она проявилась на пиру, который был устроен Бату весной 1238 г. по возвращении из похода на Северо-Восточную Русь и закончился грандиозной ссорой Чингизидов. Сам Бату со всеми подробностями описал это происшествие в своем письме Угедэю: «Силою Вечного Неба и величием государя и дяди мы разрушили город Мегет и подчинили твоей праведной власти одиннадцать стран и народов и, собираясь повернуть к дому золотые поводья, порешили устроить прощальный пир. Воздвигнув большой шатер, мы собрались пировать, и я, как старший среди находившихся здесь царевичей, первый поднял и выпил провозглашенную чару. За это на меня прогневались Бури с Гуюком и, не желая больше оставаться на пиршестве, стали собираться уезжать, причем Бури выразился так: „Как смеет пить чару раньше Бату, который лезет равняться с нами? Следовало бы протурить пяткой да притоптать ступнею этих бородатых баб, которые лезут равняться!" А Гуюк говорил: „Давай-ка поколем дров на грудях у этих баб, вооруженных луками! Задать бы им!" Эльчжигидаев сын Аргасун добавил: «Давайте-ка, мы вправим им деревянные хвосты!" Что же касается нас, то мы стали приводить им всякие доводы об общем нашем деле среди чуждых и враждебных народов, но так все и разошлись непримиренные под влиянием подобных речей Бури с Гуюком. Об изложенном докладываю на усмотрение государя и дяди» [Козин 1941, § 275]. Не исключено, что это письмо могло быть написано Бату собственноручно, поскольку автор «Сокровенного сказания» подчеркивает его «секретный» характер. Послание вызвало гнев великого хана, который он обрушил на вызванных к нему виновников ссоры. Не дал он спуску и собственному первенцу, даже отказавшись поначалу впустить его к себе. Только заступничество влиятельных нойонов несколько смягчило гнев Угедэя, и он согласился принять сына, но и то — лишь для того, чтобы сделать ему публичный выговор, обвинив в неуважении к старшему и пригрозив отправить в бой в передовом отряде. Слова Угедэя позволяют узнать о не слишком благовидном поведении Гуюка в западном походе: «Говорят про тебя, что ты в походе не оставлял у людей и задней части, у кого только она была в целости, что ты драл у солдат кожу с лица. Уж не ты ли и Русских привел к покорности этою своею свирепостью? По всему видно, что ты возомнил себя единственным и непобедимым покорителем Русских, раз ты позволяешь себе восставать на старшего брата... Вы... ходили под крылышком у Субеетая с Бучжеком, представляя из себя единственных вершителей судеб. Что же ты чванишься и раньше всех дерешь глотку, как единый вершитель, который в первый раз из дому-то вышел, а при покорении Русских и Кипчаков не только не взял ни одного Русского или Кипчака, но даже и козлиного копытца, не добыл». Отчитав сына, великий хан повелел ему вернуться к войску, отдав своего провинившегося отпрыска на суд Бату. Аргасуна же, сына Элджигитая, Угедэй сгоряча вообще пожелал казнить, но потом решил поступить с ним так же, как и с собственным отпрыском, — отправить на суд к Бату. Что касается Бури, то его Угедэй отправил к своему старшему брату Чагатаю, чтобы тот сам принял решение по поводу внука. И Чагатай поступил точно так же, как и его венценосный брат: он передал Бури на суд Бату [Козин 1941, § 276]. Казалось бы, Бату должен был торжествовать: его обидчики получили по заслугам, и их судьба зависела от его решения. Однако наследник Джучи прекрасно понимал, что не сможет наказать старшего сына великого хана и любимого внука Чагатая, как они того заслуживали, если не хочет испортить отношения со своими дядьями. Ему оставалось одно: разыграть роль великодушного старшего брата и забыть нанесенные ему оскорбления; а простив этих двоих, он не мог позволить себе проявить мелочность и наказать одного только Аргасуна, который даже и Чингизидом не являлся. В средневековом обществе для торжественных пиршеств было характерно своеобразное «местничество»: каждый занимал место, соответствовавшее его положению и заслугам, и должен был вести себя соответственно. Попытка занять чужое место или совершить действия, по статусу не полагавшиеся участнику пира, обычно влекла враждебную реакцию остальных: вспомним хотя бы скандал, который устроили, чжуркинцы на пиру у Чингис-хана, когда его кравчий разливал вино, нарушив правила старшинства [Козин 1941, § 130-132; Рашид ад-Дин 19526, с. 91-92; см. также: Липец 1984, с. 33-34]. Соответственно, выступив против Бату на пиру, Гуюк и его единомышленники демонстративно отказались признать его главенство, ничем, с их точки зрения, не подтвержденное, Лолагаю, главная причина ссоры состояла именно в том, что Угедэй в свое время не позаботился назначить предводителя западного похода, и Бату, после того как улус для него был завоеван, утратил положение лидера в глазах своих родичей. Характерно заявление Бури, внука Чагатая (к тому же родившегося от наложницы), которое весьма точно отражает отношение Чингизидов друг к другу: «Разве я не из рода Чингисхана, как Бату?.. Почему и мне, как Бату, не идти на берег Этилии, чтобы пасти там стада?» [Вильгельм де Рубрук 1997, с. 123]. Пресловутое равенство Чингизидов и стало причиной конфликта: Гуюк и его сообщники просто не видели оснований для того, чтобы Бату первым поднимал чашу, поскольку по окончании похода с целью расширения его улуса он перестал бсприниматься ими как предводитель. Старшинство Бату среди царевичей, на которое он сослался в своем письме Угедэю, вовсе не означало и наличия у него права произнесения первой здравицы [см.: Крамаровский 2000, с. 58; 31, с. 81]. Видимо, Угедэй только после письма наследника Джучи понял свою ошибку и официально утвердил Бату в статусе редводителя похода. Отметим, что после соответствующего решения великого хана главенство Бату в дальнейших походах на Запад уже не оспаривалось его родичами и зафиксировано даже в свидетельствах западноевропейских современников: например, венгерский епископ Рогерий называет его «главным господином» [Хрестоматия 1963, с. 714]. Русские летописи под 1239-1240 гг. также сообщают, что Батый стал посылать свои войска на Переяславль, Чернигов, Мунке — к Киеву [см., напр.: ПСРЛ 1908, с. 781; Ермолинская летопись 2000, с. 108; Типографская летопись 2001, I, 125]: до этого летописцы не отмечали, что Бату приказывал кому-либо из военачальников отправиться в поход, ограничиваясь сообщениями о его собственных действиях и действиях «Татар» в целом. В сообщении «Юань ши» о походе на Запад Бату упоминается с титулом «чжу-ван», а другие внуки Чингис-хана называются «цинь-ванами» [Кычанов 1999, с. 162, 165, 166; Юань ши 2004, с. 495, 503-505]. Титул «цинь-ван» означал «принц крови», то есть принадлежность к Золотому роду, тогда как «чжу-ван», буквально переводящийся как «старший ван», свидетельствует о более высоком статусе его обладателя по сравнению с остальными. Любопытно, что чжу-ванами могли быть не только Чингизиды: в «Юань-ши» с этим титулом упоминаются также Эльджигитай, который приходился Чингис-хану племянником, и Куун-Бука, который был либо тоже племянником Чингис-хана (сыном его брата Бельгутэя), либо вообще не принадлежал к роду Борджигин, а был братом Мухали из племени джалаир, знаменитого сподвижника Чингис-хана [Юань ши 2004, с. 483, 487]. Титул «чжу-ван» в «Юань-ши» употребляется применительно к лицам, командовавшим войсками на определенных направлениях, но все же нет полной уверенности, что он присваивался именно предводителям походов: и Бату, и Эльджигитай, и Куун-Бука были также старшими в своих семействах. По-видимому, титул «чжу-ван» был всего лишь китайским эквивалентом монгольского понятия «ака». |