Итало-фашистская оккупация
Возросшая в конце 30-х годов дипломатическая и военная активность в Европе фашистских государств создала непосредственную угрозу для Балкан. В рамках раздела сфер влияния между странами «оси Берлин—Рим» Италии отводились в качестве приоритетных направлений Балканы и Средиземноморье. Однако на практике гитлеровская Германия, претендовавшая на господство в этих регионах, не собиралась строго придерживаться достигнутой договоренности, вызывая небезосновательные подозрения у своего союзника. Аншлюс Австрии подтолкнул итальянские правящие круги на осуществление своих экспансионистских планов в Юго-Восточной Европе, к закреплению на албанском плацдарме.
Наиболее настойчиво планы военной оккупации Албании стали обсуждаться в итальянском министерстве иностранных дел с весны 1938 г. под непосредственным патронажем самого министра Г. Чиано. Во второй половине апреля Чиано присутствовал на бракосочетании короля Зогу с венгерской графиней Джеральдиной Аппоньи. Он использовал эту поездку в Албанию для того, чтобы принять окончательное решение. Итогом визита стала докладная записка, подготовленная им для Муссолини, начинавшаяся словами: «Страна богата, действительно богата...» Далее министр высказывал свои соображения по поводу того, почему необходимо оккупировать именно эту страну. Захват Албании, по мнению Чиано, являлся «естественным путем развития итальянской экспансии», «фатально неизбежным». Он мог быть осуществлен якобы потому, что албанцы не только способны примириться с этим, но, более того, приветствовать присоединение своей страны к Италии. Молодое поколение якобы мечтало о возрождении в рамках итальянской империи традиции османской Турции, когда лучшие кадры военных и государственных деятелей пополнялись за счет албанцев. Чиано предложил три варианта практического осуществления идеи, и после принципиального одобрения у Муссолини примерного плана действий был установлен ориентировочный срок «акции» — через год, т. е. в мае 1939 г. Планы военной оккупации тщательно разрабатывались в военном, политическом, экономическом и других аспектах. Итало-фашистские политики держали приготовления к оккупации в тайне, опасаясь противодействия заинтересованных в этом регионе держав, в частности и не в последнюю очередь Германии. Подозрения вызвал албано-германский торговый договор, подписанный в конце 1938 г. на основе принципа наибольшего благоприятствования. По случаю бракосочетания короля самый дорогой свадебный подарок был прислан от Гитлера. А на открытии построенной итальянцами автострады Тирана—Дуррес одна из шести принцесс — сестер Зогу — сказала Чиано, показывая на дорогу: «Несомненно, вам это нравится, ваше превосходительство. Нам же эта автострада кажется весьма посредственной. А не случалось ли вам проезжать по дороге из Тираны в Эльбасан?» Принцесса намекала на более высокое качество немецкого строительства. Чиано не нашел, что ответить, но в своем дневнике обругал всех принцесс, записав, что они годятся только на подмостки оперетты. В период усиления напряженности в Европе в Тирану стали поступать сведения о концентрации в Бари и Бриндизи итальянских войск, предназначенных для высадки в Албании. Итальянское посольство в Албании энергично опровергало эти слухи. Тем не менее и при дворе, и у албанской общественности нарастали тревожные настроения. Все говорило за то, что в случае вооруженного конфликта из-за Судет итальянское правительство воспользуется этим, оккупирует Влёру, а вслед за ней, по всей вероятности, и всю страну. После Мюнхена напряженность в итало-албанских отношениях не спала, хотя само соглашение было расценено в Албании как отказ от применения вооруженной силы. 13 октября 1938 г. 3. Середжи, адъютант Зогу, доставил Чиано личное послание короля. В нем была сделана попытка выяснить намерения итальянской стороны. Смысл письма, в изложении Чиано, заключался в следующем: «Теперь Албания находится в руках Италии, которая контролирует все области национальной деятельности. Король верен Вам. Народ благодарен. Почему же Вы хотите еще большего?» Чиано постарался успокоить Середжи, а в дневнике записал: «Надо побыстрее разделаться с этой Албанией». 13 ноября Муссолини распорядился начать подготовку к захвату Албании весной 1939 г. Он поручил Чиано переговорить с югославским председателем совета министров М. Стоядиновичем и предложить Югославии поддержку, если она решится на аннексию греческих Салоник как компенсацию за согласие с итальянской оккупацией Албании. Переговоры состоялись в январе 1939 г. и в ходе их Чиано выдвинул еще несколько пунктов, в том числе дал обещание «исправить» в пользу Югославии ее северную границу с Албанией. В югославском министерстве иностранных дел и в генштабе начались детальные проработки совместной акции по разделу Албании, однако 4 февраля пал кабинет Стоядиновича. Югославские государственные деятели еще продолжали колебаться — соглашаться или нет на совместную с Италией интервенцию в Албании, а фашистские главари уже приняли решение. «С уходом Стоядиновича югославская карта потеряла для нас 90 % своего значения. Поэтому дело будет завершено не с Югославией, а без нее и, возможно, против нее», — писал Чиано. 7 февраля был намечен срок нападения — между 1 и 9 апреля, о чем предполагалось поставить в известность германского союзника по «оси». В то же время посланник в Тиране Ф. Якомони получил из Рима инструкцию, в которой ему предписывалось давать королю Зогу любые успокоительные заявления, «мутить воду так, чтобы воспрепятствовать раскрытию наших истинных намерений». К концу марта все опасения, связанные с возможностью международных осложнений для Италии в случае ее нападения на Албанию были устранены. Соглашательская политика западных демократий являлась тому гарантией. Занятая подготовкой к захвату Чехословакии, Германия не отвергала, но и не поощряла итальянские амбиции, рассчитывая на взаимопонимание партнера по «оси». Не ожидалось осложнений и от балканских соседей Албании. Дипломатическое наступление на Албанию началось с переговоров о новом итало-албанском союзе. 25 марта в Тирану прибыл секретарь кабинета министра иностранных дел барон К. де Феррарис с проектом договора, смысл которого сводился к установлению итальянского протектората над Албанией. Итальянское правительство настаивало на введении в Албанию своих войск, на праве свободного пользования албанскими аэродромами, портами, шоссейными дорогами, на отмене таможенных и валютных ограничений, на назначении во все албанские министерства итальянских генеральных секретарей, а также на предоставлении албанского гражданства проживавшим в Албании итальянцам. Зогу всячески затягивал переговоры, выдвигая контрпредложения, которые тут же отвергались Римом. Наконец Муссолини в ультимативной форме потребовал принятия итальянских требований. «Пусть Зогу подумает о том, какие доказательства моей дружбы он получал за последние тринадцать лет, — инструктировал он Якомони. — Я хотел бы и дальше следовать этой линии поведения; но если это будет сочтено бесполезным, то за последствия будет расплачиваться король Зогу и албанский народ». Тем временем в иностранную печать просочились сообщения об итало-албанском конфликте, чреватом вооруженным столкновением. Обе стороны официально опровергали эти слухи. Когда под давлением британской общественности, обеспокоенной угрозой возникновения очага агрессии на Балканах, посол в Риме лорд Перт обратился к Чиано с официальным запросом о намерениях Италии, министр ответил, что речь идет не об оккупации, а о защите итальянских интересов в Албании при сохранении статус-кво и без ущемления ее суверенитета. Это позволило Чемберлену сделать 6 апреля заявление в палате общин, что Великобритания не имеет прямой заинтересованности в Албании, но выражает беспокойство, опасаясь возникновения угрозы миру. Муссолини немедленно направил Чемберлену телеграмму, в которой заверял, что «разрешение итало-албанской проблемы будет осуществлено в такой форме, которая не вызовет кризиса ни в англо-итальянских отношениях, ни в международной обстановке в целом». Французское правительство не делало даже таких формальных жестов, которые позволяли себе английские официальные лица. Развитие итальянской агрессии в албанском направлении на какое-то время отводило угрозу от Франции и ее колоний, и 7 апреля в беседе с английским послом в Париже Э. Фиппсом министр иностранных дел Франции Ж. Бонне заметил, что Франция была уведомлена заранее о намерениях Муссолини, но никогда не собиралась защищать Албанию силой оружия. На рассвете 5 апреля у албанской королевской четы родился наследник, получивший имя Лека I. В то же утро Зогу узнал об итальянском ультиматуме с требованием дать ответ к 12 часам следующего дня. Опасность, нависшая над Албанией, привела в движение народ, который требовал оружия. Король не решился ни на принятие, ни на отклонение ультиматума, ни на вооружение народа. Он попросил итальянцев продлить срок ответа и стал вывозить из столицы свою семью, значительную часть государственной казны и средства, принадлежавшие Красному Кресту, попечительницей которого была одна из его сестер. Следуя примеру короля, начали тайно пробираться к границе с Грецией некоторые министры и другие официальные лица режима. Правительство распалось. Албания осталась беззащитной перед лицом военной угрозы. В 4 часа 30 минут 7 апреля, в страстную пятницу, итальянские войска начали высадку в портах Дуррес, Влёра, Шенгин и Саранда. Численность экспедиционного корпуса, которым командовал генерал А. Гудзони, достигала 35—40 тыс. человек. Силы албанской армии, не полностью отмобилизованной и поэтому разбросанной по всей стране, насчитывали не более 14 тыс. Главные силы оккупантов были направлены против Дурреса. Высадка в порту произошла без особых осложнений, однако в городе десант натолкнулся на сопротивление и был вынужден остановить продвижение. При поддержке орудий, установленных на судах, сопротивление удалось подавить и к 10 часам утра занять город. Наступление на Тирану не было начато в тот же день. Гудзони вступил в переговоры с парламентариями от Зогу, которые прибыли с предложением легализовать оккупацию путем подписания военной конвенции, и отложил на шесть часов военные операции, чтобы проконсультироваться о дальнейших действиях с Римом. К тому же оказалось, что так долго готовившаяся операция в своей завершающей части проводилась неорганизованно: моторизованные части остались без горючего, не была налажена радиотелефонная связь между войсками и штабом, подкрепления запаздывали из-за того, что некоторые десантные суда, имевшие слишком глубокую осадку, не могли подойти к портовым причалам. Задержка наступления вызвала крайнее негодование Муссолини, который приказал не вступать ни в какие переговоры. Однако за это время албанцы разрушили мост у Шияка, и экспедиционный корпус вновь застрял. Только на следующее утро были преодолены оставшиеся 30 км и в 9 часов 30 минут утра 8 апреля пала Тирана. 9 апреля были заняты Шкодра и Гирокастра, а 10 апреля оккупация всей страны стала свершившимся фактом. Прибывший 8 апреля в Тирану Чиано приступил к «политическим маневрам», как он сам назвал свои действия по юридическому оформлению захвата. Был создан Временный административный комитет во главе с бывшим министром двора Джафером Юпи. Комитет обратился с прокламацией к албанскому народу, в которой говорилось, что 26 лет независимого существования государства доказали неспособность албанцев к самоуправлению. Комитет призывал оказывать благожелательный прием итальянской армии, которая находится в Албании «как друг». В таком же духе комитетом была составлена телеграмма, посланная Муссолини. В ней выражалась радость по поводу того, что в Албанию пришла итальянская армия. 12 апреля на спешно созванной Конституционной ассамблее рассматривался проект «личной унии» Албании и Италии. Из 159 депутатов этой ассамблеи 68 являлись помещиками, 25 — байрактарами, 46 — крупными торговцами, 20 — духовными лицами, офицерами, представителями интеллигенции. Но и это собрание верных фашистской Италии людей с неудовольствием встретило проект «личной унии», понимая, что предложение албанской короны Виктору Эммануилу III будет означать полную ликвидацию независимости страны. Они были готовы одобрить капитуляцию перед фашистской Италией, но хотели сделать это в такой форме, которая внешне имела бы вид простой смены династии при сохранении статута независимого государства. На том, чтобы корону вручили принцу савойской династии, а не самому Виктору Эммануилу III, настаивали и байрактар Гьон Марка Гьони, и глава францисканцев Андон Харапи, и влиятельный в кругах интеллигенции католический поэт Дьердь Фишта. Чиано, принимавший непосредственное участие во всех заседаниях, провел и неофициальные беседы с депутатами. Их удалось уговорить при помощи «конвертов с албанскими франками, которые я на всякий случай прихватил с собой», писал впоследствии Чиано, в результате чего голосование прошло «единодушно и с энтузиазмом». Тогда же было принято решение о сформировании правительства во главе с Шефкетом Верляци, крупнейшим землевладельцем Албании и личным врагом низложенного короля. Одним из первых актов нового правительства стало решение о выходе Албании из Лиги наций. 15 апреля Большой фашистский совет Италии одобрил «личную унию». На следующий день делегация албанского марионеточного правительства поднесла «корону Скандербега» Виктору Эммануилу III. Чиано, очевидец и участник этой церемонии, нарисовал весьма унылую картину происшедшего: Верляци голосом уставшего человека сказал что-то приличествующее случаю, а затем неуверенным и дрожащим голосом произнес ответную речь король. Албанцы, подавленные контрастом между величественными залами Квиринала, по которым они прошли, и фигурой маленького человечка, восседавшего на большом позолоченном троне, смотрели и не понимали, как такое могло случиться. В течение последующих двух месяцев мероприятия по закабалению Албании были завершены. В конце апреля появилось решение об уравнении итальянцев в гражданских и политических правах с местным населением. Приблизительно тогда же оформилась и таможенная уния. 3 июня специальным соглашением устанавливалось, что впредь «все международные отношения Италии и Албании унифицируются и концентрируются в королевском министерстве иностранных дел в Риме». Место албанского министерства иностранных дел заняла созданная при МИД Италии комиссия по иностранным делам, состоявшая из четырех итальянских и двух албанских представителей. Многое изменилось на Балканах в связи с захватом Албании Италией. Исчезновение еще одного независимого государства имело серьезные и далеко идущие последствия для всей ситуации в Европе, создавало дисбаланс сил в пользу фашистских государств. Как справедливо отмечала в те дни «Правда», «захват Албании создает угрозу Югославии, на которую с севера нажимает фашистская Германия, на территорию которой (т. е. Югославии. — Авт.) готовы посягнуть и Венгрия и Болгария. Создается угроза Греции. Агрессия все гуще заливает Балканы». С решительным осуждением нового захватнического шага фашизма выступила прогрессивная общественность Европы, коммунистические партии. Реакция официальных кругов западных держав была весьма умеренной. Бурное обсуждение последствий захвата Албании для обстановки в бассейне Средиземного моря состоялось в британском парламенте, но оно не имело практических последствий. Несколько более определенной являлась реакция правительства США. Государственный секретарь К. Хэлл уже 8 марта сделал заявление, в котором итальянская агрессия против Албании расценивалась в качестве угрозы миру во всем мире. Не выразила своего отношения к албанскому вопросу и Лига наций, в секретариат которой поступило сразу три документа: письмо албанского временного поверенного в делах в Париже от 8 апреля с просьбой о помощи от имени своего правительства; письмо короля Зогу от 9 апреля аналогичного содержания, в котором было к тому же обращено внимание на нарушение Италией Устава Лиги, и, наконец, телеграмма от 13 апреля за подписью Г. Верляци о выходе Албании из Лиги наций. Генеральный секретарь Лиги Ж. Авеноль дал ход только последнему документу, а именно обещал марионеточному премьеру Албании довести содержание его телеграммы до членов Лиги наций. Представитель СССР И. М. Майский, председательствовавший на заседании Совета Лиги 22 мая, сделал попытку внести вопрос об итальянской агрессии в повестку дня заседания. Совет имеет дело с фактом неспровоцированной агрессии, совершенной великой державой против малой страны, следствием чего явилась военная оккупация, заявил И.М. Майский, и это налагает обязательства на всех членов Лиги, побуждая их ускорить выработку действенных средств борьбы против агрессии. От имени Советского правительства он внес предложение обсудить албанский вопрос на пленарном заседании. Однако советская инициатива была отвергнута. |
загрузка...