В. Я. Конецкий. Новгородские сопки и проблема этносоциального развития Приильменья в VIII-X вв
|
Процессы, происходившие в среде населения Приильменья, одного из важнейших (наряду со Средним Поднепровьем) центров становления государственности у восточных славян, по времени практически совпадают с расселением в данном регионе, повлекшим за собой сложное взаимодействие местных и пришлых групп населения, что создает дополнительные трудности при реконструкции ранней истории Новгородской земли.
Малочисленность письменных источников, краткость свидетельств уже давно сделали необходимым широкое привлечение данных археологии, нашедшее отражение в обобщающих работах. Однако в настоящее время в свете исследований последних лет традиционные оценки некоторых категорий древностей требуют критического пересмотра. В полной мере это относится к сопкам - широко распространенным в Приильменье монументальным погребальным насыпям, связываемым с ильменскими славянами, но не имеющим аналогий в остальном славянском мире. В работах последних двадцати лет суммирован обширный материал, относящийся к сопкам [342; 276, с. 212 - 246; 200, с. 152-162; 299, с. 123-146]. Мы сосредоточиваем внимание на трех основных аспектах изучения рассматриваемых памятников. Социально-демографический аспект изучения сопок связан с анализом количества погребенных в этих памятниках на фоне огромных трудовых ресурсов, затраченных на их возведение [298, с. 24]. Высказывались мнения, что на возведение сопки высотой 4-12 м требуется от 800 до 3600 человеко-дней. Однако хронометрирование действий по созданию отдельных элементов сопок, предпринятое В. П. Петренко, показало, что трудовые затраты были значительно большими. Последнее обстоятельство было существенной причиной того, что исследователи нередко видели в сопках памятники социальной верхушки, безотносительно к ее этнической принадлежности [354, с. 3 - 5; 546, с. 50 - 60; 481, с. 31-37]. С конца 30-х годов на основе социологических схем того времени распространилось иное мнение, разделяемое некоторыми учеными и поныне, что сопки являются памятниками рядового населения с "десятками" погребений и содержат захоронения всех членов насыпавших их общин. Это, при условии неоднократной подсыпки, -казалось бы, объясняет и большие размеры насыпей [374; 375, с. 228 - 287; 346, с. 63]. Однако обращение к фактическому материалу дает иную картину. По сводке В. В. Седова, из 35 учтенных насыпей 74% содержат одно погребение, а 22%-два-четыре [342, с. 21-22]. Одиночность захоронений далеко не во всех случаях можно списать на несовершенную методику раскопок, поскольку и новыми исследованиями получены сходные данные. Факт-малого количества погребений в сопках отмечался уже давно. Так, Н. Н. Чернягин, автор первой крупной сводки этих памятников, писал: "В сопках по их размерам и сравнительной малочисленности было бы естественно ожидать многих погребений, но в действительности их количество в большинстве случаев ограничено... Несомненно, что размеры этих насыпей не объясняются количеством содержащихся в них захоронений" [399, с. 96 - 97]. Кроме того, в ряде случаев исследователи могли принимать разрозненные части одного погребения за отдельные захоронения. На данное обстоятельство обратила внимание Н. В. Тухтина [389, с. 190]. Поскольку обычно не проводится специальный анализ кальцинированных костей из сопочных погребений, данный фактор действительно не учитывается. В сопках также могут присутствовать кальцинированные кости животных, из которых неспециалистами визуально могут быть опознаны лишь останки крупных видов (например, лошадей). Все это заставляет при оценке количества погребенных вводить поправку скорее в сторону их уменьшения. За последние годы в окрестностях Ладоги вокруг оснований ряда сопок были открыты погребения по обряду трупосожжения, синхронные погребениям в насыпях [299, с. 136]. Одно подобное скопление костей, правда, небольшое по объему, зафиксировано во рву разрушенной сопки у пос. Деревяницы под Новгородом [179, с. 166]. Подобные факты хотя несколько и снижают остроту проблемы в демографическом плане, но еще более усиливают ее в социальном. Ведь если часть погребений располагается у подножия насыпей, то при оценке сопок как погребальных памятников всего населения возведение столь трудоемких сооружений представляется непонятным. Пространственное противопоставление единичных захоронений в сопках погребениям, расположенным у их подножий, несомненно отражает социальную дифференциацию общества в среде которого возникли эти насыпи. Структурно-семантический аспект изучения сопок предполагает рассмотрение набора признаков, определяющих эти памятники как единое целое, и попытку оценки их в системе религиозных представлений той эпохи. Бесспорно, сопки обладают сложной внутренней структурой, особенно заметной на фоне хронологически сопоставимых иных типов погребальных памятников на Севере-Западе. Вместе с тем в определении набора их обязательных внутренних признаков среди исследователей нет единодушия [342, с. 12 - 23; 276, с. 212 - 241], чему виной как объективные, так и субъективные причины. Прежде всего здесь следует назвать общую нехватку источников, усугубляемую необходимостью учитывать составляющие основной фонд, но недостаточно документированные материалы дореволюционных раскопок, что вносит дополнительную неопределенность. Важную роль играет критерий отбора признаков. Для нас представляют интерес лишь те структурно значимые элементы и особенности конструкции, которые осмыслялись создателями сопок, а не обусловленные, скажем, естественно-природными условиями (состав грунта, наличие или отсутствие камня и т. п.). Данный фактор не мог не накладывать отпечатка на конкретное выражение тех или иных признаков. В этой связи встает вопрос об их возможных вариациях, при которых символическое значение данных признаков остается неизменным. Здесь мы исходим из того факта, что в традиционных культурах любой объект, созданный человеком, обладает утилитарными и символичными свойствами ("вещностью и знаковостью") [23, с. 8-9]. Попытки раскрыть смысл погребального обряда в сопках должны вестись именно с этих позиций. Для примера возьмем каменные обкладки вокруг оснований сопок, в которых В. В. Седов видит один из важнейших признаков сопок и указывает на их ритуальный смысл [342, с. 12]. Нет оснований сомневаться, что их семантика связана с обозначением границы, отделяющей сакральную зону, где совершается обряд, от основного пространства. Поскольку обкладки присутствуют далеко не повсеместно, не могла ли та же идея быть выражена другим способом? В. П. Петренко, исследуя насыпи, сложенные из разнородного грунта, проследил вокруг оснований погребальных площадок кольцевые валики, насыпанные из суглинка [299, с. 138- 139]. Более того, подобные валики должны были неизбежно образовываться в любом случае при первичной выборке грунта из рва, намечавшего и окружавшего будущее основание сопки. Но если насыпь сложена из однородного грунта, а тем более из песка, то фиксация таких валиков будет либо предельно затруднена, либо вовсе невозможна. Представляется, что именно этим можно объяснить отсутствие каменного венца у сопки при д. Заручевье в бассейне р. Меты, полностью аналогичной по остальным показателям, считающимся классическими, ловатским сопкам. При этом малое количество камня в округе сказалось и в характере каменных кладок в самой насыпи, состоящих из небольшого количества мелких валунов [545]. Таким образом, возможно, каменные обкладки вокруг оснований сопок являются лишь частным случаем сооружений, выражающих общую идею "границы". Этот вывод подтверждается и фактом различного оформления границ площадок славянских языческих святилищ [345, с. 122 - 125; 180, с. 43]. Особенный интерес для изучения сопок представляет деталь, зафиксированная в последние годы, - вертикальный столб, установленный в центре основания и пронизывающий насыпь. Забутованное камнем основание такой конструкции было открыто в сопке у д. Заручевье [545]. Остатки собственно столба обнаружены В. П. Петренко в суглинистом грунте одной из сопок около Старой Ладоги [299, с. 141, рис. 6]. Нет никакого сомнения, что подобные столбы имели широчайшее распространение, независимо от количества фактов их прямой фиксации. Их присутствие убедительно доказывается косвенными аргументами. Являясь вертикальными осями сопок, такие столбы были необходимы для контроля за правильностью их формы при подсыпке (по "принципу стога"), а главное, для привязки в горизонтальной плоскости к центру насыпи всех каменных конструкций и погребений, расположенных на разных ярусах сопок. Регулярность расположения различных объектов в сопках является доказательством широкого распространения зтой детали в сопочном обряде. Кучи камней, нередко фиксируемые в центре оснований сопок, могли использоваться и для крепления рассмотренных столбов. Итак, в учетом вышеизложенного, можно назвать следующие признаки, в наиболее общем виде определяющие сопки. Таковыми, кроме значительной высоты, являются ярусность насыпей, наличие каменных венцов или других форм ограждений, ограничивающих основание насыпей, каменные конструкции в них, наличие, кроме погребений по обряду трупосожжения, костей животных и птиц и, наконец, вышеупомянутые столбы, являющиеся вертикальными осями сопок. Если исходить из соотносимости погребальных памятников первобытности с моделью мироздания [302; 323, с. 4], то следует признать, что в сопках эта идея получила яркое, хотя и не до конца ясное в деталях выражение. Во всяком случае вышеуказанный столб в насыпи в семантическом отношении несомненно означает "мировое дерево", пронизывающее все ярусы мира. Аналогичное выражение данной мифологемы представлено в некоторых индоевропейских погребальных традициях [189, с. 97-99], а главное, не чуждо и древнерусской. Так, в одном из богатых погребений Гнездовского могильника основание столба зафиксировано в центре погребальной камеры. Нельзя также не вспомнить в данной связи и "большое бревно хаданга", водруженное в центре кургана знатного руса по описанию Ибн Фадлана [159, с. 54; 168, с. 146]. Возвращаясь к вопросу о семантике сопочного обряда, напомним также, что, как считал В. И. Равдоникас, многие конструктивные особенности волховских сопок "превосходно" объясняются "Эддой" [481]. Таким образом, сопки выступают как своеобразные языческие храмы, в которых похоронены представители социальной верхушки. Сакрализация подобных погребений - явление обычное для первобытной эпохи. Этнокультурный аспект изучения сопок означает рассмотрение возможных истоков сопочного погребального обряда, заимствованного ильменскими славянами. Этническая атрибуция и связанный с этим вопрос о происхождении сопок являлись наиболее дискуссионными в ходе изучения данных памятников. В качестве претендентов на роль их создателей, кроме славян, назывались прежде всего скандинавы. В настоящее время славянская принадлежность основного компонента данного населения не вызывает сомнения. 
В пользу этого свидетельствует распространение сопок в Приильменье, в местностях, удобных для первоначального пашенного земледелия, а также вокруг раннегородских центров Северо-Запада - Ладоги и Новгорода, и перерастание культуры сопок в древнерусскую культуру Новгородской земли [277; 178, с. 1-1.6]. Однако вопрос об этнической принадлежности населения культуры сопок не тождествен вопросу о происхождении самих высоких насыпей. В настоящее время существуют три гипотезы по поводу истоков сопочного погребального обряда, независимо от оценки этноса его носителей. "Южная гипотеза", создателем и последовательным сторонником которой был П. Н. Третьяков, генетически связывает сопки с высокими курганами мощинской культуры в бассейне верховьев р. Оки [380, с. 284 - 285; 278, с. 64]. Однако существенный хронологический разрыв, отсутствие заметного типологического сходства (кроме высоты) не позволяют считать ее достаточно обоснованной. "Местная северо-западная гипотеза", автором которой является В. В. Седов, предполагает различные истоки основных элементов сопочного обряда. Обычай возведения высоких насыпей и каменные венцы в основании считаются заимствованными у балтов, а каменные конструкции, захоронения костей животных, зольные прослойки в основаниях связываются с финно-угорским населением [342, с. 12-23]. Данная гипотеза весьма уязвима для критики. В отношении "балтских" элементов заметим, что балтская топонимика на данной территории, за единичными исключениями, отсутствует [342, с. 33]. Что же касается финно-угорских черт, то о них теперь можно судить более определенно. "Каменные круги", которые В. В. Седов считал памятниками финно-угорского населения и видел в них источники заимствования некоторых элементов сопочного обряда, получили в последнее время иную трактовку. Это же относится к "вымосткам типа Извары", скорее всего не являющимся археологическими памятниками [180, с. 43; 174, с. 62; 396, с. 43 - 48]. "Скандинавская гипотеза", которой среди русских и советских ученых придерживались А. А. Спицын, В. И. Равдоникас, Н. В. Тухтина,[352, с. 149-151; 353, с. 8-11; 354, с. 3 - 4; 321, с. 31-32; 389, с. 191-193], основывается на определенной близости сопок и больших курганов в Скандинавии, датируемых VI - VIII вв. В качестве общих признаков, кроме размеров, при этом называют ярусность погребений, каменные конструкции, наличие костей животных и т. д. Считается, что в эпоху викингов обычай сооружения подобных насыпей был занесен на Северо-Запад, где и получил распространение. В свете последних исследований данная гипотеза заслуживает пристального внимания. За последние годы изменилась оценка хронологических рамок появления славян и скандинавов на Северо-Западе, что позволяет говорить о почти одновременном приходе сюда обеих групп населения. Так, расселение славян в Приильменье определяется не ранее VIII в. Причем здесь наблюдается совпадение выводов, полученных как при анализе письменных источников, так и по данным археологии [231, с. 7-22; 262, с. 23- 29; 201, с. 29-39]. Бесспорное присутствие скандинавов в Ладоге фиксируется для середины VIII в. [164]. Облик материальной культуры населения Приильменья отнюдь не противоречит признанию возможности славяно-скандинавских культурных контактов в данном регионе. По определению Г. С. Лебедева, эта территория входит в "циркумбалтийское культурное сообщество" [202, с. 47]. Можно указать на некоторые конкретные проявления славяно-скандинавского взаимодействия в сфере материальной культуры. В частности, скандинавское происхождение имеет технология изготовления трехслойных ножей (IV тип, по Р. С. Минасяну) [260, с. 66 - 72], нередко встречаемых в сопочных погребениях, а в дальнейшем становящихся господствующим типом в Новгородской земле. Перечень находок, имеющих северные аналоги и происходящих из сопок, можно продолжить и еще (например, бронзовые накладки ларца из сопки у д. Заручевье, аналогичные найденным в скандинавском могильнике Плакун [270, с. 164, рис. 5, 1), однако это не принципиально. Здесь мы сознательно не рассматриваем категории находок, связанные с ремеслом раннегородских центров (костерезанием, стеклоделием и т. п.), прежде всего Старой Ладоги, где присутствие среди ремесленников выходцев из-за моря бесспорно [164, с. 6]. Главным образом здесь вызывает интерес вопрос о возможности существования более глубоких пластов межэтнического взаимодействия, которое могло оказать влияние на облик культуры сопок. В данной связи особенно важна проблема сложения в Приильменье пашенного земледелия как экономической основы существования культуры сопок. По данным многочисленных исследований, здесь в конце I тыс. н. э. формируется очаг пашенного земледелия, развитие которого шло особым путем, отличным от южнорусского [263, с. 123; 186, с. 106- 109]. Выявление его истоков тесно связано с проблемой поиска исходных территорий и путей прихода славян на Северо-Запад. В настоящее время, особенно в связи с работами языковедов, особую актуальность приобретает давний тезис об этнических связях-ильменских славян со славянским населением южнобалтийского побережья [324, с. 226-227, 229; 346, с. 66]. Рассмотрение его под углом происхождения земледельческих орудий на Северо-Западе дает неожиданную картину. Как указывает И. Херманн, у балтийских славян использовались пахотные орудия без железных наконечников. В то же время в Скандинавии они появляются еще в вендельском периоде [203]. Таким образом, нельзя не признать, что Скандинавия является наиболее близкой территорией, откуда ильменские славяне могли воспринять данный элемент культуры [261, с. 6]. Исторически это весьма правдоподобно. Район Старой Ладоги, где скандинавы появились, как уже упоминалось, в середине VIII в. и откуда, кстати сказать, происходят древнейшие на Северо-Западе наральники, обладает тяжелыми почвами, обработка которых орудиями без железных наконечников, безусловно, затруднена. Рассматривая элементы культуры сопок, которые были заимствованы славянами у скандинавов, отнюдь не следует считать, что процесс культурного влияния был односторонним. Напротив, И. Херрманн указывает, что скандинавы переняли от славян использование лошади в качестве тягловой силы для пашенного земледелия [348, с. 11 -15]. Но данный факт лишний раз указывает на существование контактной зоны, где могло происходить подобное взаимовлияние. Итак, характер материальной культуры населения Приильменья в VIII - X вв. вовсе не исключает правомерности поиска истоков сопочного обряда в Скандинавии. Для раскрытия интересующей нас темы весьма важен региональный анализ распространения сопок. Оказывается, что районом их наибольшей концентрации является округа Старой Ладоги, т. е. район, безусловно, наиболее ранних и наиболее интенсивных славяно-скандинавских контактов. При этом в Ладоге имеются сопки более тесно связанные со скандинавской погребальной традицией (насыпи с каменными кладками под- треугольной формы), что признается всеми современными исследователями [389, с. 19; 346, с. 62 - 63]. Любопытную картину дают Поозерье и Южное Поволховье - коренная территория ильменских словен. Для сторонников традиционной интерпретации сопок трудно объяснима редкость здесь этих памятников. Ситуация представляется тем более парадоксальной, что за последние годы в Поозерье открыты буквально десятки селищ интересующего нас периода со свойственной культуре сопок реберчатой керамикой ладожского типа. Обычное объяснение малочисленности сопок ссылкой на разрушение их в результате хозяйственной деятельности представляется недостаточным [277]. Ведь и окрестность Ладоги, а тем более долины крупных рек Ильменского бассейна были районами не менее интенсивного земледелия. На самом деле в Поозерье мы сталкиваемся с проблемой изначальных славянских погребальных памятников на территории Северо-Запада. Как показала польская исследовательница X. Золль-Адамикова, характерными для культуры ранних славян являются грунтовые погребения по обряду трупосожжения, а курганный обряд появляется лишь в результате взаимодействия с соседними этносами [346]. Выше уже упоминалось об особом значении западнославянских материалов в изучении славянского населения Приильменья. В данном контексте предположение, что самым ранним поселениям ильменских славян на коренной территории в Поозерье соответствуют грунтовые могильники, не покажется особенно смелым. Выявление грунтовых могильников и соответствующих им первоначальных поселений славян в Приильменье, и в первую очередь в Поозерье, - дело будущего, однако здесь важно заметить, что в Ладоге наряду с вышеупомянутыми сопками, содержащими скандинавские элементы, известен памятник, весьма достоверно иллюстрирующий исходный славянский обряд. Мы имеем в виду исследованный С. Н. Орловым грунтовый могильник с трупосожжениями у Никольского монастыря [284]. В свете вышеизложенного появляется возможность более отчетливо представить характер рядовых погребений в сопочную эпоху. Очевидно, основная масса населения продолжала хоронить своих умерших, как и раньше, без насыпей. Именно с этих позиций, на наш взгляд, следует оценивать наличие погребений по обряду трупосожжения у подножия сопок. Сопочная насыпь выступает в этом случае как своего рода организующий центр могильника. Подобная традиция сохраняется в данном регионе и позднее, в XI - XII вв., когда вокруг оснований сопок появляются погребения по обряду трупоположения в форме грунтовых или жальничных захоронений [179, с. 163- 164]. Рассматриваемые здесь вопросы были затронуты недавно Д. А. Мачинским, который совершенно справедливо заметил: "Трудно допустить, что переселенцы с юга сразу стали хоронить умерших в грандиозных сопках, чуждых славянской погребальной обрядности других территорий". "Погребения славян VIII - середины IX вв., - продолжает он, - надо попытаться отыскать" [232, с. 22 - 23]. Однако исследователь, как представляется, напрасно, основываясь на выводах А. М. Микляева, пытается отождествить зону ранних славян на Северо-Западе с районами, маркированными топонимами с окончанием -гост/-гощ. В настоящее время отсутствуют какие-либо археологические и палегорафические доказательства обитаемости в ран- неславянский период этих мест [100, с. 22], которые сам автор данной гипотезы категорически противопоставляет территории культуры сопок [258, с. 45]. Вместе с тем нельзя опровергнуть факта, что местности, в которых известны сопки - озерные и речные долины, - в рассматриваемом регионе наиболее удобны для первоначального пашенного освоения [342, с. 14]. Итак, формирование сопочного погребального обряда с наибольшей вероятностью может быть представлено следующим образом. Славяне появились в Приильменье около начала VIII в., закрепились первоначально в Поозерье и районе истока Волхова. Это было обусловлено естественногеографическими причинами и прежде всего наибольшим удобством этих мест для пашенного земледелия. Не следует сбрасывать со счетов и "стремление к компактному расселению в условиях иноэтничного окружения. Для этой эпохи характерны открытые поселения, нередко обладающие естественной защитой из-за многочисленных проток Веряжи и верховьев Волхова, и, вероятно, отдельные городища, такие, например, как у дер. Георгий. Найденный на этом памятнике славянский языческий жертвенный нож с волютообразным навершием является своеобразным символом культуры того периода [285, с. 163-164; 259, с. 148-152]. Значительное количество известных в настояще время селищ отражает не только или, может быть, даже не столько плотность одновременного расселения, но и необходимость периодической смены мест поселений, связанную с истощением почв при переложной системе земледелия. Данный фактор воздействия на характер расселения даже на черноземных почвах коренных славянских территорий [304, с. 51-55], а в условиях Приильменья его действие было гораздо более жестким. Хронологическая дифференциация селищ в Поозерье является актуальной задачей, и первые попытки в этом направлении, предпринимаемые Е. Н. Носовым, весьма перспективны. Погребальными памятниками досопочного периода в Приильменье явились, о чем свидетельствует целый ряд приведенных выше косвенных аргументов, грунтовые могильники по обряду трупосожжения. Продвинувшись в район Старой Ладоги, славяне вступают там в тесные контакты с выходцами из Скандинавии. Во второй половине VIII в. в низовьях Волхова складывается крупный торгово-ремесленный центр с широкими международными связями. В Ладоге зарождается ядро нового этносоциума, носящего имя Русь [232, с. 26]. В этих условиях в среде разноэтничного населения и проходит сложение сопочного обряда, причем Д. А. Мачинский прямо указывает на скандинавские элементы в погребальном обряде наиболее древней из известных на сегодня ладожских сопок [232, с. 25]. Как памятники социальной верхушки, обладающие сакральностыо, сопки и по ряду типологических признаков более всего сопоставимы со шведскими высокими курганами вендельской эпохи, как указывали А. А. Спицын и В. И. Равдоникас. Конечно, между этими типами памятников нет и не может быть тождества, учитывая и хронологический разрыв и смешанную этническую среду. Однако следует иметь в виду, что верхушке раннеклассовых обществ свойственно заимствование элементов погребального обряда более древних и ярких социальных образований [226, с. 166]. Возникнув в Ладоге, мода на монументальные памятники, соответствующая уровню социального развития славянского общества, проникла на коренные территории ильменских словен - в районы Поозерья и Южного Поволховья. В ходе славянского расселения она была распространена по всему Приильменью. Во всяком случае, тотальное обследование долины р. Ловать под углом анализа интенсивности освоения пригодных для жизни пойм показывает, что движение населения, оставившего сопки, было направлено с Севера на Юг. Связанный с определенной социальной средой обычай возведения сопок прекратил свое существование с распадом или перестройкой породивших его общественных структур. Они принадлежали к эпохе перехода от доклассового общества к классовому; а преобладали ли в этих структурах патриархальные связи (что, впрочем, не исключает использования подневольного, рабского труда), или, наоборот, брали верх силы, олицетворяющие становление раннефеодальных отношений, - сказать трудно. Во всяком случае, это общество обладало достаточно выраженным социальным неравенством и жесткой структурой, позволявшей организовать сооружения столь трудоемких объектов. Как бы то ни было, возможность использования больших трудовых ресурсов в непроизводственной сфере свидетельствует о высоком уровне развития производительных сил. Исчезновение данного обычая высвободило огромный скрытый экономический потенциал, что несомненно повлияло на темпы развития Приильменья в древнерусскую эпоху. |
загрузка...