Г. С. Лебедев. Археолого-лингвистическая гипотеза славянского этногенеза
|
1.Лингвистическая версия процесса
Главное в феномене «появление славянства» - совпадение показаний письменных, лингвистических и археологических данных. Все виды источников, безусловно, фиксируют славян в VI в. н. э. Совпадение не исключительное. То же самое обнаруживается в какие-то узловые, критические, ключевые моменты этногенеза германцев - около рубежа н. э., и кельтов - в V в. до н.э. Кельты, германцы, славяне - вот выражение ритмики этнического процесса, раз в полтысячи лет создававшего в Европе новые, кристаллизованные этнические образования. Гидронимия Восточной Европы обрисовывает три основных лингвистических ареала, более или менее соответствующих размещению археологических культур. Северная часть лесной зоны, примерно до линии Западная Двина - Ока, занята в древности финно-угорским этнокультурным массивом. Лесостепная и степная зона - иранцами (скифами и сарматами). Пространство между иранским и финно-угорским населением, по гидронимическим данным, - область распространения древних языков и диалектов, условно называемых "балтийскими" и принадлежавших населению, которое правильнее всего определить как "прото-балто-лавянское". Обобщая представления языковедов о развитии этого, исходного для балтов и славян "прото-славяно-балтского массива", московский лингвист Г. А. Хабургаев пишет: "Основная часть языковых (!) предков праславян - это группа племен, в силу каких-то причин (в результате объединения с племенами иной языковой группы) отделившихся от той обширной группировки, которая на протяжении столетий распространялась по центральным (лесным) районам Восточной Европы, ассимилируя аборигенов (в основном финноязычных), продолжала здесь жить и развиваться после отделения непосредственных предков праславян, а со второй половины I тыс. н. э. была, в свою очередь, ассимилирована восточными славянами, оставив сравнительно немногочисленные народы, условно именуемые балтийскими" [393, с. 80]. Итак, лингвистическую версию процесса можно представить следующим образом: 1) исходный прото-славяно-балтский массив индоевропейского населения, формирующийся в лесной зоне Восточной Европы; 2) выделение в нем обособившейся на юге (в результате контактов с иноязычными соседями) группы племен, которую можно считать "праславянской"; 3) возникновение (если дополнить данные лингвистики археологической моделью развития "балтийской курганной культуры") на крайнем западе ареала "прабалтской" группы; 4) соответственно население области последующего распространения "прабалтов", втягивавшееся в этногенез балтийских народов, следует считать "протобалтийским"; 5) население в области постепенного распространения "праславян", интегрирующееся в славянскую этническую общность,- "протославянским", сохраняющим (как и "протобалтийское") архаичное языковое состояние, отличное и от "праславянского" и от "прабалтского", а тем более собственно "славянского" и "балтского". При этом и "протобалтийские" и до неотличимости близкие им "протославянские" племена составляли практически единый, хотя и более рыхлый по сравнению с "праславянами" и к прабалтами", но вполне реальный этнический массив на протяжении всего I тыс. н. э., продолжали развиваться и жить собственной жизнью, осваивая новые пространства и ассимилируя здесь доиндоевропейское население, словно пролагая путь формирующимся этническим массивам. В целом этнический процесс по лингвистическим данным можно выразить в схематическом виде: 
Остается определить время и место всех этих процессов. Здесь лингвистика должна уступить место археологии. 2. Археологический эквивалент Прото-балто-славянскому языковому состоянию соответствовала, скорее всего, совокупность близкородственных групп, говоривших на сходных диалектах, из которых соседние отличались наибольшим сходством, почти тождеством, а по мере удаления все более нарастали диалектные различия. Такому массиву древнего населения, состоявшему из небольших родовых коллективов, рассеянных по лесной зоне, хорошо соответствует массив археологических культур раннего железного века (РЖВ-культуры): штрихованной керамики, милоградская, юхновская, днепро-двинская, верхмеокская. Для них характерны: однородный, земледельчески-скотоводческий хозяйственный уклад; единый принцип расселения - небольшими коллективами на родовых городищах; сходные бытовые условия (во всех культурах - близкая схема жилища, с компактной жилой камерой, в милоградской и культуре штрихованной керамики - часто слегка углубленной в землю, с очажным устройством в углу; в других культурах сходная схема жилища представлена либо в наземном варианте, либо группируется в удлиненные постройки, иногда расположенные вдоль оборонительных сооружений и составляющие с ними единое целое); сходство верований, проявившееся, в частности, в погребальном обряде (ямные могилы со скудными остатками сожжений; в ряде культур могильные памятники вообще неизвестны или "археологически неуловимы"). На некоторых городищах открыты круглые в плане святилища, с оградой и идолом в центре; многочисленные загадочные мелкие поделки - "грузики дьякова типа", миниатюрные сосудики, изображения животных - все это указывает на сходную, архаичную и устойчивую структуру верований лесных племен. Таким же сходством, устойчивостью и архаичностью отличается материальная культура. Керамика представлена разнообразными вариациами высоких лепных горшков (иногда со "штриховкой" от заглаживания травой - отсюда название одной из культур - штрихованной керамики, КШК). Железные слабоизогнутые серпы, ножи "с горбатой спинкой", узколезвийные топоры, наконечники копий и двушипных дротиков, стрел и гарпунов (костяные); бронзовые булавки, подвески, бляшки, браслеты, изредка фибулы; среди украшений ранней поры встречаются скифские и гальштаттские вещи, собственные оригинальные типы бронзовых изделий - редки и отличны от своеобразной бронзы соседних, финно-угорских племен. Во II в. до н. э. в южной части ареала РЖВ-культур распространяются зарубинецкие памятники: селища с наземными и слегка углубленными постройками, сравнительно большие могильники с устойчивым обрядом (включающим обязательный набор погребального инвентаря - фибулы - и комплекс заупокойной посуды - горшок, миска, кружка новых, среднеевропейских орм). Развитие местных культур в целом, однако, не прерывается. В областях, непосредственно занятых зарубинецкой культурой (ЗБК), население покинуло древние городища, видимо, кое-где сдвинулось на новые территории; но такие же изменения со временем произошли и в областях, не занятых ЗБК, а чем дальше от Полесья и Среднего Поднепровья, тем менее и медленнее менялся уклад жизни лесных племен. Именно этот уклад отчетливо выступает в так называемых "постзарубинецких древностях", сменивших со временем зарубинецкую культуру, но распространенных на гораздо более широкой территории. Памятники "киевского типа" (ПКТ) в Среднем Поднепровье, типа Абидня в Белоруссии, типа Почепского селища в Подесенье, распространившиеся во II-IV вв. н. э., во многом близки продолжавшим развиваться культурам штрихованной керамики в Средней Белоруссии или днепродвинской (тушемлинской) на Смоленщине. Население южной части лесной зоны с городищ переходит на селища; широко распространяются небольшие углубленные жилища, чаще представлены бескурганные могильники с сожжениями. И селища, и кладбища, как правило, небольшие, оставленные подвижным, часто менявшим места обитания населением. В материальной культуре можно отметить известное распространение фибул "римских типов", вещей с эмалью; набор орудий труда и оружия в принципе тот же, что и раньше; слегка меняется облик керамики (в профилировке биконических и тюльпановидных сосудов, сменяющих баночные, и появлении лощеной столовой посуды усматривают влияние ЗБК), известны плоские глиняные сковородки-жаровни. Сдвинувшееся с мест, сравнительно активное население, несомненно, вошло в какое-то соприкосновение с Черняховской культурой (ЧК): в Среднем Поднепровье ПКТ располагаются чересполосно с Черняховскими памятниками, определенные "постзарубинецкие элементы" выявляются в окраинных районах ЧК, свидетельствуя о взаимодействии обитателей лесной и лесостепной зоны. Трудно сказать, как далеко на юг и на запад в глубь пшеворско-черняховского ареала осуществлялось это взаимодействие, однако оно, безусловно, имело место и значение для дальнейшего развития обоих этнокультурных массивов. Именно в этом, постзарубинецком населении I - IV вв. ленинградские археологи Д. А. Мачинский и М. Б. Щукин предлагают опознать "венедов" Тацита - Иордана [228, с. 80- 100; 415, с. 67 - 79]. Совпадает территория - между певкииами-бастарнами (носителями ЗБК, покинувшими Полесье и Поднепровье под ударами сарматов) и "феннами" (лесными обитателями дальних окраин), германцами и сарматами. Совпадает эпоха: если, по уточненной хронологии, ЗБК прекращается в 50-х годах н. э., то постзарубинецкие древности соответствуют времени активности венедов (с 50-х по 370-е годы). Совпадает и образ жизни. Подвижное, вооруженное "не на сарматский лад" пешее население стало в лесной зоне грозной силой, сменившей бастарнов. Тацит писал об этом: "Венеды переняли многое из их нравов, ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только не существуют между певкинами и феннами..: передвигаются пешими, и притом с большой быстротой" [523]. С венедами пришлось воевать готским королям Германариху и Винитарию. Наконец, от венедского "корня" произошли анты, грозные противники готов в 375 г. Вещи с эмалями, характерные для ПКТ, известны и на поздних городищах КШК (в комплексе на р. Стугне, в Киевской обл., они также были найдены вместе с обломками штрихованных сосудов [183, с. 64]). Структурная близость "постзарубинецких культур" (ПЗК) с РЖВ-культурами не вызывает сомнений: общий хозяйственный уклад, тип жилища - состав семьи, набор орудий труда, керамический комплекс, определенная близость есть и в погребальном обряде. Если учесть мощные политические сдвиги и потрясения в южной части лесной зоны, связанные со вторжениями и походами бастарнов, сармат, готов и вызванной ими активизацией "лесных народов", то понятны и изменения: отказ от родовых городищ-убежищ, переход на временные селища, движение населения к югу, в зону складывающихся межплеменных и надплеменных союзов. В то же время, в отличие и от пшеворской, и от Черняховской культур, ПЗК структурно необычайно близка более поздней, первой достоверно славянской культуре пражского типа (КПТ); та же форма углубленных жилищ (полуземлянки, но еще без печек-каменок, с очагами), тип ранних селищ, неустойчивость в погребальном обряде, скудный набор аморфных керамических форм (порою неотличимых от классического "пражского типа"). Намечается генетическая цепочка структурно близких культур: РЖВ (КШК, Милоградская и др.) → ПЗК (ПКТ) → КПТ Время, территория, структура культуры и условия ее развития ни в чем не противоречат возможности именно такого направления "археологического процесса". Однако оно оказывается не единственно возможным. В IV - V вв. новая серия изменений пронизывает весь массив культур лесной зоны - одновременно с падением "готской державы", (отождествляемой с ЧК) и наступлением кратковременной эпохи гуннского господства в степном, а отчасти и в лесостепном Причерноморье. В Средней Белоруссии прекращается длительное, сравнительно плавное развитие КШК, и здесь население с городищ уходит на селища, родовые укрепления иногда преобразуются в городища-убежища (памятники "типа Банцеровщина"); то же происходит в Смоленском Поднепровье (памятники "типа верхнего слоя городища Тушемля"); сходные с тушемлинскими памятники "колочииского типа" распространяются в восточной, левобережной части Поднепровья, на юге, в лесостепи, переходя в памятники "типа Кургаи-Азак" [266; 379; 71]. Это, как правило, однородные по-прежнему явления, варьирующие в рамках одного и того же культурного стереотипа: всюду - слабопрофилировання лепная керамика, распространяются полуземлянки (появляются и печи-каменки), зерновые ямы, грунтовые могильники с сожжениями (урновыми или безурновыми, иногда - курганы с довольно сложными деревянными сооружениями). Все население лесной зоны приходит в некое движение, в целом, однако, не выходя за пределы прежних областей своего обитания. Близкие по облику культуре пражского типа, все эти группы тем не менее отчетливо отличаются от нее и значительно теснее связаны с предшествующими культурами лесной зоны. Исследователи этих памятников (в основном обнаруженных за последние два десятилетия) ожесточенно ломают копья по поводу их этнической принадлежности: одни считают эти культуры "балтскими", другие - "славянскими". Видимо, в известной мере правы и те и другие. Все эти группы не несут отчетливых следов связей со Средней Европой, с "дунайским очагом" славянства, где распространяется "достоверно славянская" культура пражского типа [329]. Все они имеют прочные корни в местных культурах, которые археологи, опираясь на данные древней гидронимии, вслед за лингвистами объявили "балтскими" (забыв, правда, о лингвистической условности термина "балтийский" и прямо переведя языковедческое значение - в историко-этническое, не учитывая, что за данным термином стоит реконструированное лингвистами исходное языковое состояние, общее для "этнических" балтов и славян, т. е. исторически именно "прото-славяно-балтское"). Так называемые "культуры третьей четверти I тыс. н. э." - своего рода "боковая ветвь" процесса развития и распада указанного единства, причем именно та ветвь, которая в конечном счете вошла составной частью в общеславянское родовое древо. Примерно таким же "боковым побегом" стала в лесостепной и степной зоне, от Днепровского Левобережья до Нижнего Дуная, "пеньковская культура", отождествляемая с антами, родственными склавинам-славянам и неизвестными после 602 г. [381]. В ней отчетливо прослеживается связь как с северными "культурами третьей четверти I тыс." и более ранними (киевским типом), так и в определенной мере - с Черняховской. Пеньковские памятники, видимо, оставлены населением, которое продвинулось в Черняховский ареал из лесной зоны и продолжало традицию Черняховской оседлости в условиях гунско-аварского владычества в степях на протяжении V - VI вв., то противоборствуя кочевникам, то союзничая с ними [ср. тюрк, ant клятва, отсюда монг. anda друг, побратим, союзник и пр. - 314, с. 35]. В VII в. пеньковские памятники сменяются поздними вариантами культуры пражского типа, на основе которых в VIII - IX вв. развиваются культура лукирайковецкой на Правобережье и роменско-боршевская на Левобе-режье Днепра, позднее перерастающие в древнерусскую. Культура пражского типа выступает одновременно со всеми этими периферийными, "протославянскими" культурами. Наиболее ранние ее памятники, на стыке бывшего пшеворского и Черняховского ареалов, в верховьях Прута, Днестра, Буга, Вислы датируются V в. Их ареал совпадает с ареалом архаичной славянской гидронимии, что указывает на совпадение моментов языковой и культурной консолидации славянства. Спорадическое проникновение "праславян", венедов и антов из лесной зоны в пшеворско-черняховскую среду сменяется широким славянским движением, из глубин лесной зоны - на Юго-Запад и Запад, в направлении, прямо противоположном "колебательным" передвижкам "протославян". Это массовое, "дунайско-славянское" движение неудержимо развернулось в VI-VIII вв. и захлестнуло пространство от Черного моря и Адриатики до западной Балтики, от Эльбы до оз. Ильмень. Пражская культура (на Украине ее называют также корчакской) и производные от нее группы стремительно расширяют свой ареал. Это взрывообразное расширение невозможно объяснить иначе, чем постоянным притоком населения из лесной зоны, со славянской "прародины", центральная область которой с наибольшей долей вероятности может быть локализована в Припятском Полесье и севернее него, в древнем ареале культур штрихованной керамики и милоградской, т. е. в Средней и Южной Белоруссии и северной части Украины. Отсюда, с "прародины", через очерченное пражско-корчакскими памятниками V в. сравнительно узкое "предмостье" - к Дунаю, в Чехию, Южную Польшу, на Балканы, а затем - вниз по Эльбе на Запад, и на Восток - за Днепр, до Дона пролегли магистральные пути славянства. Уже в VII в. на этой огромной территории намечаются новые этнографические различия, подготовившие разделение славянства сначала на две (северную и южную), а затем - на три (восточную, южную и западную) большие группы, обособляющиеся как в языковом, так и в культурном отношении, но при этом сохранявшие сознание общности происхождения, исторических судеб и языка. В глубинах лесной зоны Восточной Европы сравнительно долго продолжалось самостоятельное развитие "протославянских" группировок, не прошедших в II - IV вв. пшеворско-черняховской фильтрации и в V-VI вв. - общеславянской консолидации на Дунае [230]. Это проявилось и в своеобразном, двойственном положении таких этнических образований, как летописные "кривичи" (а возможно, также "радимичи" и "вятичи"). Повесть временных лет не включает их в число племен "славянского языка", но и не обособляет от остальных славян как иноязычные финно-угорские или летто-литовские племена. Они, видимо, воспринимались как население, хотя и отличное по своим историко-этнографическим судьбам, но близкородственное славянам, быстро слившееся с ними. Это население во второй половине I тыс. продолжало продвижение в глубины лесной зоны, что проявилось в формировании таких археологических явлений, как "культура смоленско-полоцких длинных курганов", связываемая с кривичами и возникшая на основе тушемлинской [410; 411], а возможно, также таких дискуссионных памятников, как новгородские сопки и псковско-боровичские длинные курганы (в том и другом случае выступает дославянская, прежде всего финно-угорская подоснова; нечто подобное в более раннее время можно предположить и для дьяковской культуры). Многоступенчатое, длительное взаимодействие соседивших, иногда родственных древних коллективов, и в целом этнических общностей, вероятно, существенно облегчало расселение славян VII - IX вв. в лесной зоне, но ныне затрудняет его археологическое изучение. Коренное, принципиальное отличие между культурой пражского типа и родственными ей культурами лесной зоны (как "предковыми", так и синхронными) заключалось в новом хозяйственном укладе, в дальнейшем - едином для всех славянских племен, базирующемся на достижениях среднеевропейского земледелия. В VI-VII вв. у славян формируется "общеславянский хозяйственно-бытовой комплекс", "объединивший в своеобразное, ранее неизвестное сочетание кельтские, римские, германские формы производственных и бытовых орудий [259 - 262]. Он мог сложиться только в условиях обитания славянских племен на Дунае, в Средней Европе, в непосредственном контакте с народами, прочно освоившими технологию пашенного земледелия с использованием железных пахотных орудий. С VII в. именно этот комплекс становится важнейшим этнографическим показателем славянства, маркируя продвижение славян на все новые территории. В лесной зоне до распространения культур, генетически связанных с "пражским типом", данный набор орудий земледельческого труда (а значит, и связанные с ним формы агрикультуры) неизвестен как неславянским, так и "протославянским" племенам. Плуг и хлеб - основа славянской цивилизации. Крестьянское пашенное земледелие стало тем мощным фундаментом, на котором произошла консолидация "праславянских" племен, обеспечившая и динамичный хозяйственный подъем, и бурный демографический рост, и быстрое социальное развитие. Если в Средней Европе и на Балканах славяне, расселяясь и осваивая новые формы хозяйственного быта, контактировали и включали в свой состав носителей этого быта - древние фракийские, иллирийские, романские, германские, кельтские группировки (субстрат славянства в Болгарии, Югославии, Чехии, Польше, на землях полабско-балтийских славян), то в Восточной Европе положение было иным. На Русской равнине славяне в качестве носителей нового, прогрессивного уклада встречали либо этнически близкое, либо испытавшее уже воздействие "протославянских", либо "прото-славяно-балтских" племен население, что обеспечивало его сравнительно быстрое и массовое включение в процесс формирования древнерусской народности общего предка современных русских, украинцев и белорусов. Обобщая археологические данные, можно представить их в виде схемы, воспроизводящей последовательность и генетические связи, устанавливающей "секвенцию культур" I тыс. до н. э. - I тыс. н. э. 
Таким образом, выявляется генеральная линия этнокультурного процесса, которая и может быть сопоставлена с данными лингвистики. 3. Гипотеза Сжато нашу гипотезу можно сформулировать так: до последних веков I тыс. до н. э. в лесной зоне Восточной Европы существовал сравнительно однородный массив "прото-балто-славянского" населения культур раннего железного века. Единственный известный для этого времени этноним - геродотовы "невры" отождествляется с милоградской культурой. С юга население лесной зоны испытывало воздействие скифского мира, с запада - племен лужицкой, а затем поморской культуры ("венетов" - "венедов"). В последних веках до н. э. скифов на юге сменили сарматы. На западе пришли в движение германские и прагерманские племена вандилии-вандалы (пшеворцы) и бастарны (зарубинецкая культура). Южная часть прото-балто-славянского населения обособилась от основного массива, на рубеже нашей эры попадая под воздействие зарубинецких племен. Распад зарубинецкой культуры и уход бастарнов на Юго-Запад приводит к формированию общности "венедов" I - V вв." в которых можно видеть "праславян", отделившихся от "протославянского" населения и археологически представленных постзарубинецкими культурами (прежде всего памятниками киевского типа). Движение готов и других германских племен на Западе и Юго-Западе венедского ареала усиливает отрыв "праславян" от основного массива. В III - IV вв. н. э. праславянские племена вступают в многообразные отношения с многоэтничными готским и вандальским племенными союзами, возможно, частично включаясь в их состав, но в целом сохраняя самостоятельность и постоянную связь с "протославянским" населением основной территории. После гибели этих союзов в 375 г. и ухода германских племен под ударами гуннов на Запад происходит быстрая консолидация славянства. Она выражается в массовом продвижении населения из лесной зоны на Юг и Юго-Запад (что проявилось и в определенной деструкции культур исходной территории), в развитии общеславянских языковых форм, создании единой археологической культуры (базирующейся на пашенном земледелии). Резкое расширение ареала славянства в VI в. происходит в условиях сохранения и развитая этого единства. Более медленные, но по сути аналогичные процессы захватывают и среду "протославянского" населения, подготавливая его консолидацию с основым ядром славянства. |
загрузка...