|
Писцы считали, что военное дело стоит куда ниже их ремесла, однако их ученики, ослепленные блеском военной славы, нередко меняли тростниковую палочку и дощечку для письма на меч и лук, а уж тем более на колесницу с горячими скакунами. Чтобы наставить этих юнцов на путь истинный, писцы старались всячески продемонстрировать им все тяготы солдатской жизни, и среди множества стилистических упражнений эпохи Рамсесидов большое место занимают различные вариации на эту тему. Если верить им, чтобы стать пехотным командиром, необходимо с колыбели готовиться к военной карьере. Когда он достигал трех футов роста, его отправляли в казармы для обучения, в ходе которого на его голове и теле оставались шрамы на всю жизнь. Если он ленился, его выбивали как ковер (в тексте – «как лист пергамента»). Но все это было лишь подготовкой; после того как начальники признавали наконец его годным для военного дела, жизнь его превращалась в настоящий кошмар: «Приди, послушай о походах в Сирию и как переходит он через горы. Он несет хлеб свой и воду свою на плечах, как осел несет свой груз; его хребет разбит. Он пьет воду протухшую и гонит от себя крепкий сон. Когда достигает он врага, он подобен птице, пойманной в силок, и сил не осталось в его членах. Когда ему удается вернуться в Египет, он походит на палку, изъеденную червем. Он болен, бсесилие охватывает его, и его приходится везти на осле. Одежду его украли грабители, и слуга его сбежал». Все эти беды не грозят военачальнику, который разъезжает на колеснице. Поначалу, когда ему выдали пару прекрасных коней из царских конюшен и пятерых слуг, чтобы ходить за ними, он преисполнен радости. Он торопится попасть в свой родной город, чтобы покрасоваться там перед людьми. Он задирает каждого, кто имеет дерзость не выразить при виде его восхищения. Но он должен содержать двух из выделенных ему слуг, а теперь еще он собирается купить новую колесницу. Дышло стоит три дебена серебра, а корпус – пять. Это все, что досталось ему от небогатых родителей. Но вот он ввязывается в новую ссору с завистниками и оказывается ранен, а его упряжь стоит в придорожной канаве, и в этот самый момент высшее начальство проводит общий смотр. Его арестовывают и назначают сто палок. Несчастного бросают на землю и приводят приговор в исполнение.
Все это, разумеется, большое преувеличение, оно лишь доказывает, что ученые мужи недолюбливали солдат, которые наверняка отвечали им взаимностью. Воины, вернувшиеся из походов в Сирию, Нубию или Ливию, могли окончить свои дни в относительном достатке, как Яхмос, сын Абена, или обеспечить себе синекуру при дворе, как Яхмос из Нехеба. Едва ли у них были основания пенять на даром потраченное на воинской службе время. «Имя отважного мужа, – говорит сын Абена, – не будет забыто на земле во веки веков». К тому же это было вполне прибыльным делом, поскольку после каждой победы воины делили между собой добычу. Героям, о храбрости которых докладывали царскому гонцу, доставались не только наделы земли в их родных городах, но также рабы и рабыни. Например, Яхмос за свою доблесть получил девятнадцать рабов и рабынь и золото в виде ожерелий и чаш, подобных чаше Джути, на которой была выгравирована следующая иероглифическая надпись: «Даровано милостью царя Менхеперра благородному правителю, божественному отцу, любимцу богов, кто наполнял царское сердце радостью во всех чужеземных странах, как и на островах Великой Зелени, кто наполнил его склады лазуритом, золотом и серебром, управителю чужеземных стран, военачальнику, любимцу доброго бога. Твое будущее в руках владыки Обеих Земель, царский писец Джути».
Другого воина звали Диду, ему пришлось сменить немало должностей: он был начальником пустынь к западу от Фив, посланником во всех иноземных странах, знаменщиком царской личной охраны, капитаном судна «Мери-Амон» и, наконец, главой городской охраны. Он тоже неоднократно удостаивался похвал и награждался золотом. На его нагрудном ожерелье красовались золотые пчелы и лев с поднятой передней лапой.
Один знаменосец, живший в то же время, что и Диду, и по имени Небкемет (владыка Египта), получил в награду за службу браслет из серебристого золота (электрума).
Однако счастливее всех оказался знаменосец Небамон, который состарился на службе фараону; смелый и верный воин, он за всю свою долгую жизнь ни разу не подвергался наказанию. Царь решил вознаградить его заслуги двухэтажным домом с внутренним двориком, осененным пальмами. А кроме того, ему были дарованы земли со стадами, слугами и рабами, которые не могли быть реквизированы царскими чиновниками. Ему присвоили почетное звание имаху («почтенный») – это звание предусматривало похороны за счет царя. И наконец, не желая, чтобы он совсем отошел от дел, фараон назначил Небамона начальником корпуса охраны, патрулировавшей пустыню к западу от Фив. Все эти титулы и подарки были оглашены и вручены ему на военном параде. Когда Небамон был знаменосцем, он, как и упомянутый выше Диду, служил на военном корабле «Мери-Амон», поэтому на знамени его отряда был изображен корабль с кабиной посередине, рулевым веслом и такелажем. Вся команда собралась на судне, чтобы присутствовать при награждении бывшего капитана. Военачальники сидели на стульях с перекрещенными ножками, матросы стояли, выстроившись в четыре ряда. Небамон передал одному из военачальников знамя, которое носил, когда сопровождал повелителя Обеих Земель в чужеземных странах, и почтительно поклонился ему. Затем один из носильщиков царского опахала вручает ему другое знамя с изображением газели со страусовым пером на спине – символом корпуса, патрулировавшего пустыню к западу от Фив. Кроме того, он передает ему небольшой – чуть длиннее ладони – цилиндрик в форме пальмы, который, возможно, служил футляром для папируса с копией указа о назначении Небамона на новую должность. После этого меджаи (патруль) прошел парадным маршем перед своим новым начальником. Два военачальника преклонились перед ним, опираясь на локти. Мимо него пронесли знамена, одни квадратные, другие полукруглые, на которых, скорее всего, были записаны названия, численность и эмблемы отрядов, составляющих корпус меджаи. Наконец прозвучала труба, и началось торжественное шествие: впереди шел знаменосец, за ним – лучники, а позади воины с копьями и щитами. Проходя перед Небамоном, лучники приветствовали его поднятым в правой руке луком, затем снова вешали луки на шею и маршировали дальше, сжав руки в кулаки.
Подобным людям едва ли приходилось жаловаться на обращение повелителей, однако о судьбе других военачальников и рядовых воинов мы знаем гораздо меньше, поскольку они не могли позволить себе пышных гробниц с росписями, изображающими их военные подвиги. И тем не менее дошедшие до нас изображения рассказывают кое-что о жизни простых египетских воинов. Высшее воинское начальство, царские писцы и вербовщики – Чануни, Хоремхеб, Аменемхеб и прочие – весьма заботились о войсковом довольствии. Как правило, ежедневный рацион включал в себя хлеб, мясо, вино, лепешки, овощи и множество других питательных продуктов. Мы видим воинов, шествующих в строгом порядке за своим командиром, каждый несет на плечах мешок с провизией. Вот они входят в ворота и видят на дворе кувшины и корзины с сухарями, пирогами и кусками мяса. Позади корзин сидят на земле пожилые люди в белых одеждах, очевидно пекари и повара. Писцы отмечают в списках людей и полученную ими провизию.
В обязанности Небамона, после того как он встал во главе отрядов меджаев, входило, помимо всего прочего, воспитание и обучение новобранцев. Мы видим, как он занимается этим делом, удобно усевшись на табурете; рядом с ним два помощника, которые держат наготове еще один табурет, сандалии и палки. Перед ним писцы запечатывают кувшины с вином, клеймят быков, отмеряют продовольствие и все записывают. Надо полагать, что эта провизия предназначалась не только Небамону, но и его воинам.
Рамсесиды, как и их предшественники, старались, чтобы воины были сыты и хорошо снаряжены. Они делали все возможное, чтобы воины не жаловались на судьбу. Именно поэтому Рамсес II с такой горечью упрекал своих воинов, которые бросили его среди врагов, предоставив на милость Амона: «Как ничтожны вы сердцем, мои колесничие! Нет у меня отныне доверия к вам. Разве есть хоть один среди вас, кому я не сотворил бы добра в стране моей? Не одарял ли я вас как владыка, когда вы были бедны? Не назначал ли я вас по благосклонности своей начальниками? Не отдавал ли я сыну имущество отца его, положив конец всякому злу в сей стране? Я дал вам рабов и вернул вам других, отобранных у вас. Всякому, обращавшемуся с просьбой ко мне, я говорил каждодневно: «Исполню я это». Никогда еще не делал владыка для войска своего того, что я, ваш царь, по прошениям вашим. Я позволил вам обитать в городах ваших, когда вы не выполняли обязанности воинов, и моим колесничим открыл я доступ в города их, говоря: «Я тоже найду их в тот день, в час сражения».
Рамсес II, возможно, горько раскаивался, что так избаловал своих воинов. Но Рамсес III последовал его примеру. Через несколько лет после восшествия на престол, когда враги Египта не осмеливались уже нападать в открытую, он разрешил воинам жить со своими семьями в выбранном ими месте в абсолютном безделье. «Дал я пребывать в праздности войску и колесничим в мое время, причем шердены и кехеки (ливийские наемники) пребывали в своих городах в праздности. Не испытывали они страха, ибо не было мятежей в Сирии и схваток в Куше. Их луки и оружие мирно покоились на складах, тогда как они насыщались и пили с радостью. Их жены были с ними и дети при них. Не оглядывались они назад из беспокойства. Сердца их довольны, ибо был я с ними, защищая и охраняя их». В целом к египетскому войску времен Рамсесидов вполне можно применить слова Геродота, описывавшего армию Псамметиха. Существовали, говорит он, два рода войск: каласирии и гермотибии, что соответствует египетским меша (пешие воины) и тентхетер (колесничие). Военное дело было наследственной профессией, сын занимал в войске место отца. В семьях воинов обычно не занимались другими ремеслами. Личная гвардия царя получала дополнительный рацион зерна, вина и мяса.
|
