|
Если верить Диодору, утверждавшему, что он со всем тщанием изучил летописи египетских жрецов, жизнь царя – как общественная, так и частная – была строго регламентирована. Так, едва пробудившись ото сна, он должен был заняться чтением корреспонденции; затем, умывшись и облачившись в царское одеяние, он приносил жертвы, выслушивал молитвы, проповеди и назидательные истории верховного жреца. Дальнейшее его время распределялось между приемами, судебными заседаниями, прогулками и развлечениями. Царь должен был во всем проявлять умеренность и неукоснительно соблюдать закон – так требовала древняя традиция, и царь был вполне доволен своим жребием. Разумеется, не все фараоны вели себя столь безупречно, как это виделось Диодору, однако в целом его представление о распорядке дня египетского царя, по-видимому, вполне соответствует действительности, поскольку известные нам факты нисколько не противоречат его описанию.
Нет сомнений, что многие цари добросовестно выполняли свои обязанности: внимательно выслушивали официальные донесения, участвовали во всех государственных делах, диктовали писцам ответы и при необходимости консультировались с советом. Многие официальные надписи на стелах начинаются словами: «До ушей его величества было доведено, что…» Чаще всего эта фраза касается вражеских нападений. Например, когда царь Псамметих II посещал Танис, в котором совершил множество богоугодных дел, до него дошла новость, что негр Куар поднял меч против Египта. Царь был властителем мира и войны, но он занимался и чисто практическими вопросами. Мы уже знаем, какие усилия приложил Сети I, чтобы обеспечить водой добытчиков золота, работающих к югу от Эдфу: царь отправился к ним, чтобы из первых рук узнать о нуждах своих верных слуг, измученных тяжелым трудом под палящим солнцем. Когда царь Рамсес IV решил увековечить память своих предков, он начал с изучения книг, хранящихся в Доме Жизни, чтобы узнать пути, ведущие к горе камня бехет; больше того, он сам предпринял путешествие через священную гору.
Положение Рамсеса II не позволяло ему просто так покинуть берега Нила, однако он не поленился провести серьезную работу в своем дворце Хаткаптах, чтобы изыскать способ добыть воду в ужасной знойной пустыне Икаита. Воссев на золотой трон, надев на голову диадему и взяв в руки скипетр, он велел сидящему подле него хранителю царской печати: «Созови советников моих, которые снаружи [моей приемной залы], скажи, что мое величество хочет слышать их совет об этой земле». Советники предстали перед царем, дрожа, словно преступники, ибо никто не мог без страха взирать на величественный лик фараона. Они поцеловали землю, и царь изложил им суть проблемы. Правила этикета не позволяли им прямо высказать свое мнение, продемонстрировав тем самым свою мудрость, ибо вся слава любого смелого начинания должна была принадлежать только царю. Поэтому они повели себя так же, как придворные, собранные Рамсесом несколько месяцев назад, чтобы выслушать его соображения о завершении строительства абидосского храма: они произнесли восторженную хвалебную речь о правителе, не знающем себе равных. Так и в этот раз, напомнив царю о прежних бесплодных попытках найти воду в Икайте, советники закончили свою речь словами: «Если теперь ты скажешь Хапи, отцу твоему, отцу богов, что ты желаешь, чтобы он поднял воду в горы, он сделает все, как ты желаешь. Ибо отцы твои боги любят тебя больше, чем любого царя, который управлял Египтом со времен Ра». На этом совет закончился, и теперь дело было лишь за специалистами. На всех этапах работы они постоянно сообщали царю о достигнутом, и, наконец, гранитная стела увековечила успех этого дерзкого предприятия.
Назначение чиновников и высших сановников, очевидно, было царской прерогативой. Выбор верховного жреца Амона был делом крайней важности. Рамсес не забыл споров, которые привели к разрыву между светской властью и жречеством, выступающим от лица самого богатого и самого честолюбивого члена египетского пантеона богов. В начале своего правления Рамсес II лично принял титул верховного жреца. Очень скоро он решил назначить еще кого-то на эту должность, и предпочел он не выходца из жречества Амона, а того, кто не был особенно выдающимся, – верховного жреца Анхура в номе Тините, которого царь заметил, когда посещал здание, взятое под покровительство его отцом в этом священном регионе. Прежде чем сделать окончательный выбор, он предпринял своего рода консультацию, детали которой нам неизвестны, в присутствии самого бога, которому перечислил имена всех членов двора, полководцев, пророков богов и его личных офицеров. Амон не был удовлетворен ни одним из них и выразил свое удовольствие, лишь когда было названо имя Небуннеф. «Будь милостив к нему, – сказал царь в заключение, – ибо он молит тебя». Услышав эти слова, придворные и тридцать советников объединились восславить великодушие его величества, неоднократно поклонившись милостивому богу, и пожелали его душе достигнуть небесных сводов. Когда шквал восхвалений наконец смолк, царь вручил новому верховному жрецу два золотых кольца и жезл из электрума (серебристого золота), что означало для всего Египта, что отныне все владения Амона переданы в управление Небуннефу.
|
