3. Образование армянского народа

До сих пор мы занимались вопросом о выявлении носителей протоармянского языка. Образование самого армянского народа составляет отдельную проблему.

Численность протоармян по сравнению с местным населением. Нет ни малейшего сомнения в том, что протоармяне фрако-фригийской языковой группы были не единственным и даже не главным компонентом в образовании армянского народа. Число мушков и урумейцев не могло быть значительным. Анналы Тиглатпаласара I говорят о вторжении в Кадмухи 20000 воинов-мушков (причем среди этих воинов, вероятно, могли быть и местные жители Алзи; не исключено, что эта цифра преувеличена)¹⁰⁴⁾ и о 4000 воинах-касках и урумейцах. Если считать, что в те времена воином был каждый четвертый, то надо полагать, что общая численность вторгшихся племен была от ста до двухсот тысяч, даже считая тех, кто не участвовал в походе на Кадмухи. Между тем местное население было более многочисленным. Так, по данным анналов Сардури II, он отменил по Урартской державе 350 тыс. воинских повинностных единиц¹⁰⁵⁾, из чего видно, что население Урарту значительно превышало миллион и могло составлять два-три миллиона. Надо полагать, что около четверти этого числа жило в богатой долине верхнего Евфрата и в долине Арацани; таким образом, местное население в три-четыре раза превышало по численности вторгшиеся племена.

Нет никаких данных о том, чтобы пришельцы вытеснили или истребили местное население, которое ассирийские источники, как мы видели, показывают нам активно поддерживающими мушков против общего врага. Эти области продолжают и после вторжения называться «шубарейскими», то [230] есть хурритскими, и здесь царствуют хурритские (а на правом берегу Евфрата — лувийские) династии¹⁰⁶⁾.

Период двуязычия. Огромный пласт субстратной лексики в древнеармянском еще яснее показывает, что вытеснения местных жителей не было. Для сравнения отметим, что кельтский (бриттский) субстрат в англо-саксонском и современном английском языке составляет всего несколько слов; или, беря другой пример, отметим, что также и в грузинском количество субстратной лексики очень мало¹⁰⁷⁾. Помимо этого, выясняется, что фонетика армянского языка в значительной мере воспроизводит урартский, а не индоевропейский фонетический состав¹⁰⁸⁾. Эти явления с несомненностью говорят о длительном периоде двуязычия, когда местное население, переходя на древнеармянский язык, продолжало одновременно пользоваться и старым языком, говоря по-древнеармянски по нормам произношения прежнего родного языка¹⁰⁹⁾ и перенося из него множество слов в древнеармянский.[231]

Как мы видели, к моменту появления мушков и урумейцев, местное население верхнеевфратской долины говорило по-хурритски и по-лувийски, то есть в значительной мере было уже смешанным. Урартское владычество, продолжавшееся около 200 лет, должно было принести еще и примесь урартоязычного населения. Именно этим смешанным по языку характером местного населения, пользовавшегося в быту не менее чем четырьмя языками (протоармянским, лувийским, хурритским и урартским), очевидно, и объясняется то, что оно в конце концов, в условиях наступившего политического и экономического единства, сначала стало пользоваться, наряду с родным, еще и вторым, общепонятным языком, а затем перешло на единый язык.

Можно было бы ожидать, что этим языком будет урартский. Однако древние державы никогда не навязывали своего языка подданным¹¹⁰⁾; довольствуясь сбором дани и повинностным трудом, они не интересовались культурой покоренного населения; переселяя жителей из одного конца державы в другой, они даже были заинтересованы во многоязычии, не позволявшем покоренным сговориться между собой. Народ же, чувствуя потребность во взаимопонимании, вырабатывал общий для всех язык (сначала lingua franca, то есть общепонятный язык для отдельных случаев сношения с иноязычными соседями, а затем койнэ, то есть собственно общий язык при возможном сохранении местных языков и диалектов только в домашнем обиходе). Для этого народные массы принимали тот язык, который повсюду было легче выучивать, в силу ли его большей распространенности или в силу его простоты. Так, для Хеттской державы общенародным языком был, видимо, не хеттский-неситский, а лувийский, который и пережил ее падение.[232]

И в Ассирийской державе создался единый язык, но это был не ассирийский диалект аккадского, а арамейский язык сравнительно недавно пришедшего и частично еще кочевого, но именно потому широко распространенного повсюду населения. Для жителей западных областей Урартской державы урартский был языком официальной письменности, которой они не знали, и господствующей верхушки, которой они были чужды. Но даже те, кто говорил по-хурритски и по-лувийски, вскоре после прихода мушков и урумейцев, вероятно, стали представлять собой только тонкий местный господствующий слой, истребленный при ассирийских и урартских завоеваниях, подобно тому как была истреблена аккадская знать при завоевании Ассирии Мидией.

Распространению протоармянского языка чрезвычайно содействовали сами урарты своей политикой переселений захваченных жителей. Так, мы знаем, что когда урартский царь Аргишти I в 782 (или 776) г. до н.э. построил крепость Эребуни на месте современного Еревана, он заселил ее людьми, выведенными из Цупы (Цоп'к', Софена) и Хате (Мелитеа-Мелид)¹¹¹⁾, то есть как раз из верхнеевфратской долины с ее смешанным протоармянско-лувийско-хурритским населением, которое в то время несомненно уже пользовалось протоармянским как вторым, а может быть — и как единственным языком. Они принесли сюда культ лувийского бога Иварша, официально признанный урартами¹¹²⁾, и, вероятно, протоармянский [233] язык. Таких случаев в истории Урарту было немало, и этническое смешение, как и в Ассирии, было очень большим^112a).

Важную роль в усилении значения протоармянского языка, — в ущерб хурритскому и лувийскому, на которых, видимо, говорил местный господствующий класс, — могло сыграть и то обстоятельство, что существовало два очага, куда эксплуатируемое население могло бежать от угнетения: Арме-Шубрия и Мелид-Камману; эти области, по-видимому, в дальнейшем и явились ядром образования армянской народности, может быть, именно по той причине, что, ввиду существовавших здесь более свободных порядков, в них скапливались люди из народа, вероятно раньше других переходившие на общий язык (так и в Ассирии, а позже в Вавилонии, народ раньше знати и граждан привилегированных городов стал говорить по-арамейски).

Наименование. Будучи смешанным по своему этническому составу, население верхнеевфратской долины начала I тыс. до н.э., вероятно, не имело своего общего самоназвания или названия, которое было бы общепринятым у его соседей. Поэтому эти последние называли их по имени наиболее близкой из населенных ими областей. Такой областью для грузин была Сухму на севере долины, для арамеев — Арме в Сасунских горах, соседившая с наиболее северным из районов с арамейским населением (Амида). Поэтому для грузин представитель этого населения был сомехи¹¹³⁾, а для арамеев — *арминā¹¹⁴⁾. Древние персы [234] заимствовали этот термин, как и другие географические термины Передней Азии¹¹⁵⁾, от арамеев, из которых вербовались чиновники ахеменидских канцелярий¹¹⁶⁾, а от персов — греки.

Что касается урартов, то для них все жители к западу от их державы были «хеттами» (хатини), и вся область западнее Евфрата называлась у них Хате. Термин «лувийцы» для I тыс. до н.э. не известен: для жителей Передней Азии этого времени все лувийцы были «хеттами», да, видимо, и сами себя они так называли¹¹⁷⁾. По-видимому, к лувийцам-«хеттам» причислялось и все смешанное население правобережья верхнеевфратской долины вообще¹¹⁸⁾.[235]

Если, как мы предполагаем, протоармяне жили не только на левобережье, но и на правобережье, то для урартов были вполне естественно называть язык их западных соседей «хеттским», а самих этих соседей — «хеттами». Так этот язык, вероятно, и назывался в течение долгого периода двуязычия. Впоследствии, когда и сами урарты перешли на древнеармянский язык и влились в состав армянского народа, — в котором они, вероятно, составили большинство, — название «хетты» стало и их самообозначением. По-протоармянски это название могло звучать *хатйос или *хатийос (հատ(ի)յոս) в дальнейшем отсюда по законам армянской фонетики получилось հայ(ո-)¹¹⁹⁾.[236]

Компоненты древнеармянского народа. Итак, с нашей точки зрения древнеармянский народ первоначально сложился в верхнеевфратской долине из трех компонентов — хурритов, лувийцев и протоармян (мушков и, возможно, урумейцев). При этом хурриты, как более многочисленные, составили основную массу народа и определили основную линию физической преемственности, а протоармяне, в силу ряда исторических причин, передали новому народу свой язык. Менее значителен, по-видимому, был вклад лувийцев¹²⁰⁾. Этот процесс начался в XII в. до. н.э. и завершился к VI в. до н.э., причем, возможно, в конце этого периода в древнеармянский народ пошел и еще один небольшой по численности компонент — скифы¹²¹⁾.[237]

Когда в VI в. до н.э. впервые в древнеперсидских и греческих источниках начинают упоминаться «арменин» и «Армения», то первый из этих терминов применяется либо ко всему населению нагорья¹²²⁾, либо к новообразованному древнеармянскому народу в западной части Армянского нагорья, а второй — либо как обозначение Армянского нагорья в целом (но вавилоняне¹²³⁾ и, может быть, древние евреи¹²⁴⁾ продолжают применять для него старый термин «Урарту»), либо как обозначение XIII сатрапии Ахеменидского царства, в отличие от XVIII, населенной eщe и в то время преимущественно урартами (алародиями; вероятно этот термин включал и остатки «этивцев»)¹²⁵⁾; вавилоняне же называли XIII сатрапию (армянскую) «Мелид», по-видимому, по ее столице, а XVIII сатрапию (алародийскую) — опять-таки «Урарту»¹²⁶⁾.[238]

Обозначение всего нагорья термином «Армения» (древнеперсидск. «Армина») вероятно указывает на то, что к концу VI в. до н.э. армянский язык уже распространялся и за пределами XIII сатрапии. Если (как сообщает Ксенофонт в «Киропедии», и что, как будто, вытекает из древнеармянских легенд, переданных Моисеем Хоренским¹²⁷⁾) уже в период гегемонии Мидии существовало Армянское царство, то его создание могло содействовать распространению древнеармянского языка на всю территорию нагорья¹²⁸⁾. С V в. до н.э. алародии больше не упоминаются в истории, но, по всей вероятности, окончательное слияние урартов с древнеармянским народом завершилось в период создания армянского государства Еруандидов (IV—II вв. до н.э.) и Великой Армении Арташесидов (II в. до н.э.)¹²⁹⁾. Таким образом, урарты вошли еще одним, чрезвычайно мощным в численном и культурном отношении компонентом в состав армянского народа.

Хурриты, урарты и лувиицы за пределами древнеармянского этнического ареала. Грузины. В то же время нельзя забывать об огромной культурной роли Урартского государства и за пределами сообственно урартской языковой территории. В этом смысле культурная преемственность от Урарту является достоянием всех народов Закавказья, а не одного только армянского народа. [239] Кроме того, за время урартского владычества известная часть урартов успела осесть по всей территории державы¹³⁰⁾и затем должна была влиться в состав местного населения, не только армяноязычного.

Но основня часть урартоязычного населения жила на территории образования армянского народа и влилась в его состав. Что же касается хурритов, «этивцев», лувийцев, то значительная часть их жила вне этой территории и, понятно, эта их часть не вошла в состав армян. Есть предположение о сохранении в Сасуне вплоть до средневековья особой этнической группы, отличной от армян (хурритской?)¹³¹⁾. На месте горных хурритов восточной части Армянского Тавра и Курдистанских гор (кардухов?), а также кутиев мы в средние века встречаем курдов, говорящих на языке, видимо, являющимся потомками мидийского, но развившимся в своеобразном направлении, в чем, быть может, следует видеть влияние хурритского субстрата(?)¹³²⁾. Значительная часть «этивцев» должна была, очевидно, войти на востоке их ареала — в состав албанов, на западе — грузин¹³³⁾, а в пределах Араратской долины и прилегающих территорий в конечном счете влилась в состав армянского народа, северо-западная же группа хурритов должна [240] была войти в состав грузинского народа¹³⁴⁾, который, как мы видели, широко распространился в течение XII(?)—VIII вв., вобрав в себя местное автохтонное население многих областей Закавказья и Понта. С тех пор он является одним из ведущих народов изучаемой территории, занимавшим весьма значительный в географическом, культурном и политическом отношении ареал и разделяя общий культурно-исторический субстрат с армянским народом¹³⁵⁾.

Что касается лувийцев, то большая часть их жила западнее основного района образования армянского народа: их потомками, по всей вероятности, явились жители Киликии и Катаонии эллинистического времени, впоследствии эллинизировавшиеся, и уже значительно позже изучаемого времени подвергавшиеся и арменизации.

Выводы. Из всего изложенного видно, что история армянского народа — прямое продолжение истории не только протоармян, но и, — во всяком случае в не меньшей мере, — хурритов, урартов и [241] лувийцев. Основная масса армянского народа составилась из их потомков; в какой-то исторический момент, если потомок говорил по-древнеармянски, то его отец, дед и прадед чаще всего были двуязычны, а предок был еще чистым хурритом или урартом. Уловить этот момент очень трудно; письменных источников на древнеармянском нет до V столетия н.э., а собственные имена, сохраненные другими источниками, почти ничего не дают: так, из армянской исторической традиции мы знаем, например, что царь Арташес I во II в. до н.э. был армянином, а он носил иранское имя и пользовался для официальных целей арамейским языком и арамейской письменностью. Поскольку армянская историческая традиция не заходит вглубь далее, самое большее, 2-й четверти I тыс. до н.э., то можем ли мы поручиться, что все династы нагорья в IX—VII вв. до н.э., носившие хурритские или лувийские имена и пользовавшиеся «хеттской иероглифической» письменностью и клинописью, действительно были хурритами и лувийцами?¹³⁶⁾ Но с исторической точки зрения это не так уж и существенно: их подданные, во всяком случае, были прямыми предками армяноязычных жителей этих мест в последующие столетия. Поэтому, изучая древнейшую социально-экономическую или культурную историю армянского народа, нельзя начинать ее как бы с чистого листа и искать в VI—V вв. до н.э. первобытнообщинных отношений; нет сомнения в том, что древнейшую армянскую историю можно правильно понять только как продолжение [242] еще более древней истории хурритов и урартов, а также лувийцев¹³⁷⁾.

Сейчас уже признано, что зачатки армянской государственности уходят не только в эпоху падения Урарту и Ассирии, но и глубже; зачатком ее могло быть царство Арме-Шубрия, как считает Б.Б. Пиотровский, предполагающий здесь создание скифско-армянского объединения на рубеже VII и VI вв. до н.э., но которое сложилось как государство значительно раньше; зачатком ее могло быть и царство Мелида — столицы сатрапии Армении в V в. до н.э., а может быть и столицы Армянского царства легендарного Тиграна I в VI в до н.э., — «Великая Хатти» XII—VIII вв. до н.э. В качестве зачатка армянской государственности можно рассматривать и мушкское царство Алзи XII—IX вв. до н.э.; но отчасти и любое хурритское, урартское или лувийское государство на территории Армянского нагорья — и эти государства были тоже созданы не чуждыми армянам этническими группами, а людьми, потомки которых влились в армянский народ, хотя сами они и говорили на других языках.

¹⁰³⁾ Предположение Г. А. Меликишвили (Наири-Урарту, стр. 89) о том, что страна Цупа обязана происхождением своего названия нахскому племени цова (бацбийцам), не может быть принято, так как, в противоположность абхазо-адыгским и грузинским племенам, племена нахско-дагестанские, уже и тогда совершенно отличные от них по языку (см. Е.А. Бокарев, Введение в сравнительно-историческое изучение дагестанских языков, Махачкала, 1901, стр. 18), ни разу не были засвидетельствованы на территории Армянского нагорья, и нет никаких причин предполагать их вторжение сюда на основании одного только отдаленного сходства единичного названия. Характерно, что такие более новые топонимы данного района, как Энзите, или тесно связанные с новыми пришельцами, как Цупа, Алзи, сохранились вплоть до средних веков, в то время как древние хурритские топонимы — Паххува, Исува и т.д. — исчезли. В надписи Салманасара III (АВИИУ I, № 27, II, 40-44) термин «Ишуа» — явный архаизм, и в параллельном тексте № 28, 35 сл. он заменен термином Алзи.

¹⁰⁴⁾ Тем не менее, следует учитывать, что вряд ли мушки отважились бы на столь рискованное предприятие, как нападение на ассирийские земли малым отрядом, не составлявшим бóльшей части их вооруженных сил.

¹⁰⁵⁾ И.М. Дьяконов, Некоторые данные о социальном устройстве Урарту, «Проблемы социально-экономической истории древнего мира. Сб. памяти акад. А. И. Тюменева», М.-Л., 1963, стр. 57.

¹⁰⁶⁾ Это кажется странным, так как, казалось бы, мушки и урумейцы, как завоеватели, должны были бы образовать и местные династии. По-видимому, верхушка мушкской племенной знати восприняла хурритско-лувийскую культуру и принимала соответствующие личные имена. Этому есть много аналогий. Возможно, мушки поступали и на службу к местным династам.

¹⁰⁷⁾ Г.А. Климов, Этимологический словарь картвельских языков, М. 1964, стр. 27 и сл., не упоминает ее в своей характеристике исторического состава грузинской лексики.

¹⁰⁸⁾ И. М. Дьяконов, Материалы к фонетике урартского языка, «Вопросы грамматики и истории восточных языков», М.-Л., 1958, стр. 51. Речь идет не об отдельных армянских диалектах, которые, — например, в районе Вана, — сохраняют особо сильные следы субстрата в фонетике, а о всем древнеармянском языке в целом.

¹⁰⁹⁾ Для сравнения отметим, что население Шетландских островов у берегов Шотландии, когда-то говорившее на древненорвежском языке, но к XVII в., после периода двуязычия, перешедшее на английский, до недавнего времени сохраняло в местном английском диалекте следы норвежской фонетики. Речь с так называемым «акцентом» всегда свидетельствует о двуязычии говорящего, но в случае быстрого и полного перехода целиком на новый язык «акцент» исчезает в следующем поколении. Для того, чтобы фонетические нормы прежнего языка укоренились у говорящих на языке новом, нужны многие поколения двуязычия.

¹¹⁰⁾ См. о роли языка и этноса в древневосточной истории: И. М. Дьяконов, Народы древней Передней Азии, «Переднеазиатский этнографический сборник», М., 1958, стр. 5 и сл.; его же. Этнический и социальный фактор в истории древнего мира, «Вестник древней истории», 1963, № 2, стр. 167-179; его же. Этнос и социальное деление в Ассирии, «Советское востоковедение», 1958, № 6, стр. 56.

¹¹¹⁾ В своих анналах Аргишти I говорит, что в пятом году своего правления «я построил город Эрбуни для могущества Биаинели и усмирения (?) вражеской страны... 6600 бойцов из стран Хате и Цупа я там поселил» (УКН, № 127, II, 33-37, № 128, А2, 15-23). Речь идет о пленных, захваченных в предшествующем году во время походa на Мелитеа (Maлатью — впоследствии столицу XIII сатрапии «Армения»). О значении термина «Хате» см. ниже.

¹¹²⁾ УКН, доп. 8-9, Н.В. Арутюнян. Новые урартские надписи..., I.8; ср. Г. А. Меликишвили, К вопросу о хетто-цупанийских переселенцах в Урарту, «Вестник древней истории», 1958, № 2, стр. 10-47. Первоначально лувийским божеством был, по-видимому, и древнеармянский бог Торк, почитавшийся в Ангел-туне, то есть в южной части протоармянского ареала, — лувийск. Тарху(нтас), в Киликии, согласно греческой передаче, Троко, в Ликии trqq. См. Г.А. Капанцян, Хайаса — колыбель армян, стр. 201.

^112a) Среди признанных в Эребуни (и Тейшебаини) божеств был и Мардук, бог Вавилона, см. Н. В. Арутюнян, там же, III, 8 и стр. 96; ср. здесь стр. 159, прим. 225.

¹¹³⁾ Это название справедливо возводят к хеттскому Цухма, ассирийскому Сухму (действительное произношение, вероятно, Сóхма). Значительно менее вероятно производство термина сомехи от мушки, даже помимо несовпадения звуков. При любой из этих двух этимологий приходится предполагать метатезу (перестановку) согласных, но она гораздо более вероятна в первом случае.

¹¹⁴⁾ Мы предполагаем, что др.-перс. *армина образовано с помощью арамейского окончания на -ā долгое от не засвидетельствованного, но грамматически закономерного урартского *армини «житель Арме», также «армеская (страна)». Такое двойственное значение исходного *армини привело к тому, что термином *Арминā стала называться и самая страна, откуда уже образовалось древнеперсидское прилагательное арминия и позднейшее сирийско-арамейское армнайā «армянин».

¹¹⁵⁾ Например, Атура «Ассирия» (арамейская форма; по-ассирийски Ашшур)

¹¹⁶⁾ Что чиновниками Персидской державы Ахеменидов были арамеи — общеизвестно. Термин Армина «Армянское нагорье» и арминия «житель Армении» (не только «армянин»: так назван, между прочим, претендент на вавилонский престол Араха или Арха, который, судя по имени его отца Халдита, то есть Халди-теаэ «Халди велик», был урартом) появляется впервые в Бисутунской надписи Дария I, высеченной в начале второго десятилетия VI в. до н.э., а соответствующие греческие термины — у Геродота, пользовавшегося (через Гекатея?) официальными персидскими источниками. До восприятия греками арамейско-персидского термина армении, они, по-видимому, пользовались для них обозначением «мелиттеняне».

¹¹⁷⁾ Во всяком случае, лувийские государства и официально назывались Хатти.

¹¹⁸⁾ «Страной хеттов» в урартских источниках называется правобережье верхнеевфратской долины (УКН, № 39), в частности царство Мелид (Мелитеа), см. УКН, № 39, а также ср. УКН, 28: «В тот же год я (Минуа — И.Д.) собрал воинов, и они взяли из [.... ]ской страны город Шуришили, город Тархигама, на той стороне, (что в направлении) (.....)тура, (принадлежащего династии?) Шада'али. от берега (? — собственно: скалы) [реки Ме]ли(?) (и) на той стороне, (что в направлении) страны хеттской от [.....] ... из алзийцев (собственно, алзийца) 2113 человек — одних я убил, других я живыми увел; [муж]чин, которые были, воинам я отдал» (i-ku-ú-ka-ni [šá-a-li]-e ^LÚḫu-ra-di-né-li^meš ké-da-nu-ú-li ḫa-a-i-tú-ú [...] ...-ḫi-ni-ni KUR-ni-ni ^URUŠu-ri-ši-li-ni ^URUTar-ḫi-ga-ma-a-ni [...] ṭu-ra-a-ni ^mŠá-da-'a-le-e-ḫi-né-da-a-ni ap-ti-ni [^ÍDMe(?)-le-e-i NA₄qar-bi-e ^KURḪa-ti-na-áš-ta-a-ni ар-ti-ni [...]-ú-е(?) ^KURAl-z[i]-i-ni-ni II LIM I МЕ XIII ^LÚta-аr-šú-а-ni [šá-a-li-]-е а-lе-ké zа-áš-gu-ú-bi а-lе-ke ТI^meš а-gu-ú-bi ['а-šе]-е а-iе mа-а-nu а-ru-ú-bi ^LÚḫu-ra-di-na-ú-e^meš).

К сожалению, локализация Шуришили и Тархигамы неизвестна. См. также надпись УКН, № 127, II, 12-21: «Отправился (Аргишти I — И.Д.) на хеттскую страну, захватил долину Нириба; страны́ [Нириба(?)] город [...]урма укрепленным был, штурмом я его взял; [.....]-ада, царский город, я захватил... вступил в хеттскую страну, влпоть до(?) страны (династии) Туате, подчинил (ее?) вместе с городом Мелитеа, дошел до города Пити[ру] ниже ...... (и до) .... (??) Мелиайской реки, гор. Мармуа, гор. Ка[.....]а; мужчин и женщин и увел, крепость разрушил, селения сжег, 25[3]9 юношей (?), 8698 мужей живыми увел, 10847 женщин, всего [2]9284 человека в год, одних убил, других живыми увел». Долина (перевал) Нириба, как и город Питиру, по ассирийским данным находились к востоку от Евфрата, который здесь имеется в виду под названием Мелиайской реки (ср. по-хеттски Мала). Горы Мармуа или Марма — горы Армянского Тавра, как видно из текста Минуи (УКН, № 28, 9), где «по ту сторону гор Марма» (то есть к югу от них) лежат хорошо известные из ассирийских источников г. Курбан (урартск. Кербуни) и области Уллуба (урартск. Улиба) и Дирриа (урартск. Дирыо), расположенные на южных склонах Армянского Тавра, а также Ицалла (урартск. Ишала) в Северной Месопотамии. Судя по последней надписи, возможно, что к «хеттской стране» урарты относили и некоторые области левобережья до отрогов Армянского Тавра у истоков Тигра. В надписи Русы II (УКН, № 278, 4) термин «страна Хате» употреблен в смысле областей к югу-востоку от Фригии (Мушки), то есть, по-видимому — как и в надписях Минуи и Аргишти I — в смысле царства Мелид-Камману (Мелитеа). Ассирийцы называли «хеттами» все население западнее Евфрата.

¹¹⁹⁾ Предположение это было сделано еще полстолетия назад П. Иензеном и П. Ташяном. Перенос названия ”хеттов" на армян исторически легче обосновать, чем перенос названия „хайасцев"; однако и тут мы встречаемся с той же трудностью: в слове Хатти, Хате был не звук հ, а звук խ. Быть может, это խ х перешло в հ h на урартской почве? Если верить этимологии армянского հովիտ из урартского ḫubi „долина", то такой переход был возможен. Следует также считаться с возможностью, что хеттское — или лувийское — ḫ в слове ḫat(t)i/ḫate является не խ х, а все еще индоевропейским ларингальным *H, которое в армянском регулярно давало հ h (однако неясно, к какому времени относится переход и.-е. *Н > др.-арм. հ h). Из-за этой лингвистической трудности происхождения термина Հայք от Хате не может считаться пока окончательно доказанным. Как уже указывалось, исходным звуком для հ- мог быть и р-, и s- и др., и поэтому возможны и другие этимологии.

¹²⁰⁾ Лувийское влияние можно видеть в замене родительного падежа множественного числа, унаследованного от праиндоевропейского, на окончание притяжательного прилагательного -ск-, развивавшегося в дальнейшем в -ц, и в некоторых других особенностях древнеармянского склонения. Впрочем, тенденция к замене родительного падежа притяжательные прилагательным характерна для широкого ареала, включающего все анатолийские языки, кроме хеттского, урартский (и частично хурритский) и некоторые нахско-дагестанские.

¹²¹⁾ См. об этом подробно Б. Б. Пиотровский, Ванское царство, стр. 126-128. Предположение о тождестве «Паруйра, сына Скайорди (то есть «потомка саков» = скифов)», по Моисею Хоренскому (I, 21), участника взятия Ниневии и разрушения Ассирийской державы, с Партатуа, вождем скифов в начале VII в. до н.э. см. также: Г.А. Капанцян, Хайаса — колыбель армян, стр. 149-151. Если объяснение имени Скайорди как «сына скифа» верно, и легенда о Паруйре имеет под собой эпико-историческую основу, то это должно, действительно, свидетельствовать о скифском элементе в армянском этногенезе и об участии как скифов, так и армян в бурных событиях конца VII — начала VI в. до н.э., приведших к свержению и Ассирийской и Урартской держав. Конечно, сам, Партатуа в этом участвовать не мог, но только кто-либо из его потомков.

¹²²⁾ У греков, в частности у Геродота — только к древним армянам; в Бисутунской надписи он применяется, как мы видели, также и к урартам. Маловероятно также, чтобы полководец Дария I с иранским именем Дадршиш (тезка сатрапа Арахосии) был действительно «армянином» а не просто «жителем Армении».

¹²³⁾ Uraštu (действительное чтение Оралт) передает древне-персидское Армина в вавилонской версии Бисутунской надписи Дария I.

¹²⁴⁾ Неясно, к Урарту или уже к Армянскому царству относится термин Арарат (или, в версии, сохраненной в пещерах пустыни Мертвого моря, Урарат) в тексте Кн. Иеремии (51, 27), где на помощь Мидии призываются ее союзники — Арарат, Минни (царство Maнa) и Скифское царство. Текст датируется 594/3 г. до н.э.

¹²⁵⁾ Геродот (III, 94; VII, 79) не упоминает в XVIII сатрапии об армениях, но только об алародиях (урартах) и саспирах (иберах центрального Закавказья и «этивцах»?), а также о матиенах (хурритах, III, 94).

¹²⁶⁾ В вавилонских документах времени Ахеменидов нередко встречаются упоминания начальников отрядов, причем, как это видно из Геродота (VII, 61-81), отряды образовывались по племенному признаку из племен каждой сатрапии или двух-трех соседних сатрапий. Таким образом можно установить вавилонские названия сатрапий, иной раз отличающиеся от тех названий, обозначающих более общие, скорее географические, чем административные области, которые упоминаются в царских надписях Ахеменидов. Так, в надписях упоминается только Армения как целое, однако из Геродота и других греческих авторов мы знаем, что на Армянском нагорье существовали две сатрапии — XVIII, населенная преимущественно алародиями, и XIII, населенная преимущественно армениями. И действительно, начальник соответствующего отряда называется и в вавилонских документах начальником жителей Урашту и Мелида (Е. Unger, Urartu Reallexikon der Vorgeschichte ed. M. Ebert, XIV, Berlin, 1928, стр. 32). Точно также люди сатрапий Фригии (древнеперсидск. Катпатука, то есть Каппадокия) и Лидии (древнеперсидск. Спарда, то есть Сарды, по столице Лидии) были объединены в один отряд и назывались мушкайа и сапардайа (М.А. Дандамaeв. Контракты о сдаче внаем скота, принадлежащего сатрапу Аршаму, «Проблемы социально-экономической истории древнего мира», Сб. памяти акад. А. И. Тюменева, М., 1963, стр. 142-143; вместо «лидянин» читать «лидян»).

¹²⁷⁾ См. выше, стр. 185 и сл., а также подробно в разделе «Армения» в кн. И. М. Дьяконов, История Мидии, стр. 350 и сл.

¹²⁸⁾ XVIII сатрапия была, видимо, отделена от XIII только при Дарии I, см. И. М. Дьяконов, История Мидии, стр. 346-348, 350 и сл.

¹²⁹⁾ К началу н.э. вся Армения была одноязычна, включая и территорию бывшей XVIII сатрапии, см. Страбон. XI. 14, 5.

¹³⁰⁾ Это, по-видимому, следует из находки урартских кремационных погребений в Закавказье (раскопки Б.А.Бурсина, А.А. Мартиросяна и А.О.Мнацаканяна), не говоря уже о факте наличия на неурартских территориях таких урартских городов-крепостей, как Аргиштихинили (Армавир), Эребуни (Арин-берд), Тейшебани (Кармир-блур), крепость на холме Алтын-тепе и мн. др.

¹³¹⁾ Г.А. Капацян, Хайаса — колыбель армян, стр. 198, 238, со ссылкой на Историю Фомы Арцруни, СПб, 1887, стр. 120-121. Однако, возможно, речь идет о сильно отличавшемся от общеармянского, но все же армянском диалекте.

¹³²⁾ Сюда относится своеобразная глагольная система северных курдов, имеющая много общего с хурритской.

¹³³⁾ Так уже у Геродота (I, 104) место гипотетических «этивцев» занимают саспиры, убедительно отождествляемые с восточными грузинами, и жившие «между Колхидой и Мидией», под которой здесь вероятно, надо понимать владения Мидийской державы на Араксе в восточном Закавказье; мидийское население на территории современной Нахичеванской АССР отмечает и Моисей Хоренский (I, 20).

¹³⁴⁾ Весьма любопытное открытие было сделано А. Сванидзе (Материалы по истории алародийских племен, Тбилиси, 1937, стр. 37): в припевах грузинских песен сохранились целые хуррито-урартские фразы — ivri alale, tari alale, ari alale, что соответствует хуррито-урартскому iwri Alala, tar(a)e Alala, ari Alala! «господин Алала, великий Алала, подай Алала!». Г.А. Меликишвили (Наири-Урарту, стр. 417; К истории древней Грузии, стр. 117) полагает, вслед за А. Сванидзе, что эти фразы — урартские, однако бог Алала известен только хуритам (см. H.G. Gϋterbock, Kumarbi, Zϋrich-New York, 1946, стр. 6-12), но не урартам (см. Г.А. Меликишвили, Наири-Урарту, гл. VI раздел I «Пантеон урартских божеств»); слово tarae засвидетельствовано пока, правда, только в урартском, но стяжение ae в е характерно лишь для хурритского; остальные слова есть как в хурритском, так и урартском языке. По-видимому, это — как и можно было ожидать для грузиноязычных областей — севернохурритский диалект, во многом более близкий к урартскому, чем митаннийский. На это указывает и форма iwri, свойственная и другому севернохурритскому диалекту, известному по памятникам Богаз-кёя (нa юге ewri, erwi).

¹³⁵⁾ О расселении грузинского народа подробно говорится в кн. Г.А. Меликишвили, К истории грузинского народа, и здесь нет необходимости останавливаться на этом вопросе. Юго-западная граница грузиноязычных племен к VI в. до н.э., вероятно, шла по хребту Северного Тавра и, может быть, доходила до верховьев Аракса. Следует заметить, что, по лингвистическим данным о субстратной лексике, протогрузинский элемент был основным при создании грузинского народа, а племена, говорившие на каскском, хуррито-урартских и тому подобных языках, были здесь малочисленны.

¹³⁶⁾ Поручиться в этом нельзя, но все же весьма вероятно, что они действительно были хурритами и лувийцами, или же, в некоторых случаях, хурритизированными и «хеттизированными» мушками и урумейцами. Дело в том, что в доахеменидский период древнему Востоку были известны только общинные религии, но не прозелитические и догматические религии типа зороастризма и христианства; соответственно не были распространены и «конфессиональные» имена, и большинство людей носило имена, имевшие определенное благопожелательное значение на их родном языке. Однако это не опровергает приведенное ниже рассуждение, так как существенна не столько языковая принадлежность династов, сколько народа.

¹³⁷⁾ Одним из свидетельств этого является уже упоминавшийся факт сохранения в древнеармянском важнейших хуррито-урартских социальных терминов, см. выше. стр. 77, прим. 7 и стр. 200, прим. 28.