Из всех врагов Наполеона генерал Мале был самым давним и самым непримиримым. Во время революции Мале стал убежденным якобинцем. В ходе итальянской кампании генерал показал себя инициативным и бесстрашным командиром. За боевые заслуги его произвели в дивизионные генералы. Однако Бонапарт, придя к власти и хорошо зная прошлое Мале, не утвердил его в этом звании, оставив бригадным генералом.
Ходили упорные слухи, что, будучи начальником дижонского военного лагеря, Мале, войдя в сговор с генералом Брюном, собирался арестовать Бонапарта во время инспектирования войск и не сделал этого только потому, что первый консул в Дижон не поехал…
Генерал Мале
В 1804 г. в Париже был раскрыт так называемый «заговор предположений». Возмутителю спокойствия Мале удавалось какое-то время скрываться от полиции, но затем он угодил в тюрьму Ла Форс, откуда его перевели в клинику Дюбюиссона. Здесь «лечились» республиканцы, демократы и либералы, разошедшиеся во взглядах с режимом.
Пользуясь своей относительной свободой, Мале через свою жену Дениз наладил с сообщниками переписку. Один из них, Демайо, сидевший в тюрьме Ла Форс, сообщил, что в той же тюрьме находятся люди, которые при осуществлении переворота могут оказаться незаменимыми. Что же касается установления контактов с ними, то здесь бесценную помощь Мале оказала Софи Гюго – мать знаменитого писателя и любовница отставного бригадного генерала Виктора Лагори, находящегося в тюрьме Ла Форс за участие в заговоре Пишегрю – Кадудаля. В соседней камере сидели генерал Гидаль, пытавшийся поднять восстание в Марселе и ожидавший военного суда, и корсиканский патриот Бокеямпе, человек решительный и пылкий – его арестовали по ошибке, вместо однофамильца.
Поскольку Софи благодаря дружбе с Дениз знала в общих чертах о замыслах Мале и сочувствовала им всей душой, она заочно познакомила его с Гидалем, а Лагори генерал знал и раньше. К этой троице примкнул и Бокеямпе. Штаб восстания был создан.
Мале стал подыскивать надежных людей на воле. В этом ему помог аббат Лафон. Имея обширные связи, он познакомил генерала с капралом Жаком Огюстом Рато, сыном бордоского священника, и 28-летним анжуйцем Андре Бутро, также выходцем из семьи священника. Еще одним участником заговора стал испанский монах Хозе Мария Каамано, пострадавший от произвола наполеоновских властей: заподозренный в шпионаже, он без суда и следствия просидел четыре года в тюрьме Ла Форс. По поручению Лафона Каамано снял квартиру на улице Сен-Пьер.
22 октября, сразу после ужина, Мале и Лафон бежали из клиники. Рато и Бутро поджидали их в условленном месте. Через площадь Вогезов и улицу Сен-Жиль заговорщики благополучно добрались до глухого тупика Сен-Пьер.
На конспиративной квартире они занялись подделкой документов. Этим в основном занимался юрист Бутро. Лафон обновлял старые указы и воззвания. Мале составлял черновики, тщательно проверял переписанное и скреплял своей подписью. Наконец приготовления были закончены. Мале переоделся в генеральский мундир. Бутро получил трехцветную ленту комиссара, а Рато – мундир адъютанта. Все, кроме Лафона, поднялись. Аббат, сославшись на боль в ноге, решил пока остаться, у него были другие планы, этой же ночью он бежал из Парижа.
Мале в сопровождении своих спутников направился в центральную казарму. Командующий когортой Сулье был сильно простужен. Когда трое вошли в его комнату, он приподнялся на постели. «Генерал Ламот», – представился Мале. Это был экспромт. Мале вдруг сообразил, что на его мундире нашивки бригадного генерала, а он в качестве военного коменданта Парижа, которым сам себя назначил, должен быть генералом дивизии. И вот, чтобы в первый же момент не посеять подозрения, он избрал псевдоним, взяв имя реального лица. Выдержав паузу, Мале продолжил: «Император умер. Он убит 8 октября под Москвой…»
Затем был зачитан приказ военного коменданта Парижа. Сулье, получившему чин полковника, предписывалось незамедлительно вести вверенные ему войска на Гревскую площадь. Надлежало занять ратушу и вместе с префектом департамента Сены подготовить зал заседаний для временного правительства. Под приказом стояла подпись дивизионного генерала Мале.
Заместитель больного Сулье, капитан Пикерель, приступил к выполнению приказа. Так, дождливой ночью 23 октября 1812 г. началась одна из самых удивительных авантюр в мировой истории.
Пикерель собирал и выводил из казармы солдат, строя их в каре. Наконец Бутро при колеблющемся свете факела начал читать. «Постановление Сената от 22 октября 1812 года. Сенат, экстренно собравшийся, прослушал сообщение о смерти Наполеона, которая имела место под стенами Москвы 8 числа сего месяца…»
К концу чтения Бутро закашлялся. Мале пришел ему на помощь. Призвав к уничтожению всех, кто станет у них на пути, генерал мимоходом бросил намек на будущую республику: «Соединим же наши силы и дадим родине конституцию, которая принесет подлинное счастье французам!»
Мале приказал капитану Пикерелю послать двух вестовых, снабженных копиями соответствующих документов, в соседние казармы. Два других солдата в сопровождении Рато были отправлены на квартиру Каамано, чтобы забрать генеральские мундиры для Лагори и Гидаля. Пять рот из десятой когорты во главе с капитаном поступали в распоряжение Мале и Бутро, шестая же под командованием Сулье должна была утром идти прямо к ратуше.
Мале со своим отрядом отправился в тюрьму Ла Форс и освободил сообщников. Генерал Лагори, назначенный министром полиции, получил задание вместе с Гидалем и Бутро арестовать префекта Паскье, шефа тайной полиции Демаре, министра полиции Савари, герцога Ровиго. Бутро надлежало занять место Паскье. Кроме того, Гидалю поручалось арестовать архиканцлера Камбасереса, военного министра Кларка и графа Реаля – все трое проживали в одном округе. Бокеямпе должен был встретить у ратуши отряд с полковником Сулье, а затем занять должность префекта округа Сены вместо Фрошо, который вошел в состав правительства. Отдав распоряжения, Мале направился в главный штаб на Вандомской площади.
Вестовые, посланные утром из казарм десятой когорты, прекрасно справились с заданием. Прибыв на улицы Миниме и Куртиль, где находились казармы первого и второго батальонов, они передали начальству документы, дополнив их устными рассказами о действиях «генерала Ламота». В обеих казармах командиры подняли людей, совершенно не интересуясь достоверностью информации. Если у кого и возникали сомнения, то ненадолго. Роты поднимались и шли по приказу: одни – занимать казначейство и государственный банк, другие – охранять министерства, третьи – закрывать заставы.
Исполнительный Сулье, получив от нового начальства чин полковника, старался вовсю. В седьмом часу утра, превозмогая болезнь, он поднялся с постели и во главе шестой роты отправился на Гревскую площадь. Прибыв в ратушу, он потребовал графа Фрошо, префекта округа Сены. Фрошо не оказалось – он имел обыкновение ночевать в своей загородной вилле. За ним послали.
Граф Фрошо пользовался полным доверием Наполеона; именно ему он был обязан своим положением, титулом и богатством. Однако известие о смерти императора не слишком взволновало Фрошо, поскольку одновременно с этим ему доложили, что он является членом нового правительства. Вдохновленный полковником Сулье, граф стал готовить главный зал ратуши к приему нового правительства…
Но если средние и нижние звенья механизма работали безотказно, то о верхнем эшелоне этого сказать было нельзя. Штаб Мале – сам он об этом узнал слишком поздно – оказался не на высоте.
Лагори и Гидаль справились с первой частью своей миссии вполне успешно, арестовав Савари, Паскье и Демаре, потом дело застопорилось. Гидаль решил сделать передышку, и вместо того чтобы завершить доверенную ему операцию и обезвредить главных сановников империи – Камбасереса, Кларка и Реаля, он пошел подкрепиться спиртным – и ему стало не до арестов.
Граф Реаль, член Государственного совета и один из шефов полиции, со времени первых заговоров эпохи Консульства числился в любимцах Наполеона. Легкомысленность Гидаля дорого обошлась заговорщикам. Реаль и военный министр Кларк успели бежать.
Не лучше обстояло и с Нагори. Заняв место Ровиго в министерстве полиции, он не знал, что делать. Он отправился в ратушу, но там своего шефа не обнаружил и вернулся обратно.
Примерно те же ощущения испытал и Бутро. В кресле Паскье молодой, неопытный юрист растерялся. Через какое-то время он решил бросить все и, выйдя на улицу, смешался с пестрой толпой, не задумываясь о дальнейшем.
Что же касается Бокеямпе, то он, плохо зная язык и слабо представляя, что происходит, с самого начала почувствовал себя не в своей тарелке. И тоже бежал.
Главный виновник всех этих событий не подозревал о невзгодах членов своего штаба. Мале побывал на улице Сент-Оноре в доме № 307 у двух членов организации, которые должны были в положенное время ударить в набатный колокол. Он также распорядился отправить депеши в Марсель, Тулон и Женеву. Теперь ему предстояло обезвредить военно-жандармский аппарат, как перед тем были обезврежены полицейские власти.
Ближайший визит к генералу Гюлену был крайне неприятен уже потому, что тот являлся военным комендантом Парижа. Опасения Мале подтвердились. Гюлен быстро раскрыл авантюру генерала, обозвав его самозванцем. В ответ Мале выхватил пистолет и выстрелил в лицо коменданту. Вместе с капитаном Стеновером, сделавшим вид, будто ничего не произошло, он покинул роскошные покои Гюлена.
История эта глубоко взволновала Мале. Вскоре к первой неприятности прибавилась вторая. Одним из тех, на поддержку кого он рассчитывал, причем рассчитывал безоговорочно, был его старый соратник опальный генерал Денуайе. Однако посланный к нему адъютант вернулся ни с чем: генерал отказался поддержать заговорщиков.
Мале стало ясно, что нельзя доверять другим то, что обязан сделать сам. Перед тем как заняться Гюленом, он, желая выиграть время, послал к полковнику Генерального штаба Дузе своего лейтенанта с тем, чтобы тот к приходу Мале ознакомил полковника с главными документами, которые обеспечили бы его поддержку. Раздумывая над этим обстоятельством по дороге в штаб, Мале понял, что допустил двойную оплошность. Все его акции до сих пор действовали безотказно благодаря внезапности: своим сообщением и бумагами он ошеломлял собеседника. И даже в том единственном случае, когда ему не поверили, было время, чтобы обезвредить Гюлена. Тут же он давал незнакомому человеку возможность одуматься, прикинуть и внимательно рассмотреть фальшивые документы.
Полковник Дузе, едва полистав переданные ему документы, понял все. Его не прельстило назначение генералом бригады – назначение, которого он тщетно ждал многие годы, не подкупило его и обещание ста тысяч франков – он видел, что все бумаги подложные. И еще он увидел ненавистную революционную фразеологию, а для него, роялиста, автор подобных бумаг, давай он даже самые заманчивые обещания, был смертельным врагом.
В своем письме Мале, между прочим, давал наказ полковнику арестовать своего адъютанта Лаборда. Дело в том, что Лаборд – Мале знал это точно – был тайным агентом сверхсекретной разведки Наполеона. Правильно решив, что Лаборд должен быть устранен в первую очередь, Мале, вместо того чтобы сделать это самому, дал поручение Дузе, о настроениях которого не имел ни малейшего понятия.
Поднимаясь с этими мыслями на второй этаж Генерального штаба, он вдруг оторопел: прямо на него шел Лаборд, тот самый Лаборд, который должен был находиться под арестом…
Мале подумал о провале. И тут генерал сделал новую ошибку. Оставив Рато и двух солдат в прихожей, он вместе с Лабордом вошел в кабинет Дузе в сопровождении одного капитана Стеновера, который остановился у самой двери. Таким образом, Мале оказался один против двух врагов, которым, разумеется, не составило труда арестовать его и пассивного Стеновера.
Руководитель заговора был устранен, но отдельные звенья пущенной им машины продолжали раскручиваться. Гонцы с радостным известием летели в Марсель и Женеву, подразделения солдат бодро двигались по улицам, офицеры выполняли распоряжения «нового правительства», граф Фрошо готовил для него апартаменты, а добрые парижане обращались друг к другу, как в девяносто третьем, «гражданин».
Лишь к вечеру правительству удалось успокоить столицу. Офицеры и солдаты, избегнувшие ареста, были разведены по казармам. Почти всех членов штаба заговорщиков арестовали в тот же день или день спустя.
На суде Мале всю вину принял на себя, всячески стараясь выгородить других. По его словам, те, кто действовал с ним, не знали истины, верили в смерть императора и были полны благих намерений.
Другие подсудимые пытались отрицать свою вину: они действительно ничего не знали и в силу воинской дисциплины подчинялись вышестоящему.
Судьба двадцати четырех сознательных и невольных соучастников Мале была решена заранее. Четырнадцать, в том числе глава заговора, Лагори, Гидаль, Рато, Бокеямпе, Сулье, Пикерель, Стеновер, были приговорены к смерти, остальные десять лишены должностей и званий и оставлены в тюрьме. В последний момент, по воле императрицы, полковник Рабб и капрал Рато были помилованы. Первый заслужил снисхождение благодаря семейным связям, второй – длинному языку: спасая жизнь, Рато показал себя первоклассным осведомителем, и полицейские власти надеялись использовать его в дальнейшем.
Двенадцать заговорщиков были расстреляны 29 сентября на Гренельском поле. Согласно преданию, Мале сам командовал расстрелом. Тела казненных, погруженные на три телеги, отвезли в Валь де Грае и бросили в общую яму. Печальный кортеж сопровождала женщина, одетая в черное, с густой вуалью на лице. Это была Софи Гюго, провожавшая в последний путь любимого человека. Дениз Мале не могла составить ей компанию: за несколько дней до этого она была арестована и брошена в тюрьму…
(По материалам сайта Zagov Perev 2008)
|