(По материалам Вл. Казакова)
На одном из балов, частотою и пышностью которых столь славился королевский двор Франции, Людовик XV приметил очаровательную незнакомку — миниатюрную блондинку со светло-голубыми томными глазами. Большой ценитель (и любитель) женских прелестей, король немедля пригласил её на танец, во время которого, улучив момент, привычно опустил руку вниз, чтобы ощупыванием определённой части тела партнёрши засвидетельствовать своё высочайшее расположение. В следующее мгновенье монарх побледнел — его пятерня обнаружила под юбками нечто такое, чего у дамы просто не могло быть!
— Поразительно! — не поверил себе король и потому счёл нужным уточнить: — Так вы — мужчина?
Это маленькое недоразумение скорее всего скоро забылось бы, но год спустя в Санкт-Петербурге появился некто Дуглас Макензи, скупщик мехов, сопровождаемый племянницей — девицей Луизой де Бомон. Дядя интересовался шкурками горностая и соболя, чёрными лисами, рысями… И кое-чем ещё, что предписывала ему секретная инструкция, датированная 1 июня 1755 г. Весьма обширная, однако изложенная мельчайшим почерком, она умещалась между стенками табакерки, с которой Макензи никогда не расставался. Она повелевала разведать численность русской армии и состояние русского флота, ход русской торговли, взаимоотношения в правительстве. И взгляды фаворитов царствующей Елизаветы Петровны на международную политику России. Требовалось узнать, кто из них симпатизирует Англии, кто — Австрии или Пруссии, а кто — Франции…
Оказалось, среди приверженцев Франции — граф Михаил Воронцов, вице-канцлер. К нему-то и направилась девица де Бомон, выпросив у графа тайное, тет-а-тет, свидание. Михаил Илларионович, не чуравшийся плотских удовольствий, уступил настойчивости прелестной иностранки, живо вообразив вероятные фривольные приключения. И впрямь, после обмена любезностями гостья решительно расстегнула корсет и сняла башмаки. Но, увы, совсем не для того, чего ждал игриво настроенный граф. Из корсета Луиза извлекла грамоту Людовика XV, подтверждающую полномочия предъявителя, а из подошвы башмака — ключ к шифрованной переписке.
Затем обескураженный граф выслушал по-военному краткое и чёткое изложение цели миссии скупщика мехов и его племянницы. Людовик XV хотел бы восстановления разрушенных дипломатических связей России и Франции. Более того, он приветствовал бы союз двух государств, коему видит в России немало как сочувствующих, так и противников, и посему полагает нужным воспользоваться услугами частных лиц для вручения императрице личного послания.
— Где оно? — спросил граф.
— В сочинении господина Монтескьё, — и Луиза протянула толстую книгу с золотым обрезом. В её переплёт, обтянутый телячьей кожей, было вложено письмо Людовика Елизавете и шифровальная азбука персонального назначения.
— Я надеюсь, граф, — добавила Луиза, — вы составите нарочную оказию, чтобы я могла вручить этот фолиант лично императрице…
Воронцов постарался, придумал повод, и Луиза де Бомон была представлена Елизавете Петровне, произвела, очевидно, приятное впечатление, поскольку вскоре была допущена в спальные комнаты государыни, изъявившей желание: «Пусть Лизонька почитает мне вслух что-нибудь из французских авторов…» В жарких покоях горели свечи, Елизавета Петровна, освободясь от одежд, полулежала на взбитых подушках.
Вероятно, в один из многих таких вечеров, когда чтение перемежалось рассказами о достоинствах Людовика XV, преклонявшегося, как оказалось, пред красотой и мудростью российской императрицы, Луиза де Бомон и вскрыла кожаный переплёт книги Монтескьё. Ну а в результате… По свидетельству историков, вопреки препонам, чинимым при царском дворе русско-французскому сближению, Лизонька успела «расположить императрицу в пользу короля до такой степени, что та написала Людовику самое дружелюбное письмо с предложением прислать официального дипломатического агента для заключения взаимного союза между обоими государствами».
С этим секретным письмом девица де Бомон уехала на родину. А вместо неё в Санкт-Петербург вскоре прибыл кавалер Дуглас Макензи в ранге посланника с секретарём — шевалье д'Эоном. Облик шевалье кое-кого смутил, кое у кого вызвал подозрение — был он внешне точной копией Лизоньки. Однако всё объяснилось причудой природы: секретарь и Луиза — близнецы!
Императрицу подобное объяснение удовлетворило, зато канцлер граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, предпочитавший Франции Австрию, столь удивительного сходства не принял и тотчас отрядил в Париж верного человека: найти девицу де Бомон и обманом ли, принуждением ли доставить к нему. Граф Бестужев предполагал, что никакой Луизы просто не существует, что под её именем в покои царицы проник и преступно наблюдал государыню в неглиже «ловкий французишка».
А может, граф ошибался? Может, это Луиза превратилась в шевалье, облачась в соответствующий костюм? Но д'Эон вызвался дать несколько уроков фехтования молодым русским вельможам и продемонстрировал искусное владение шпагой, недоступное и самой способной к тому девице.
Между тем пока верный человек странствовал по чужой стране, нигде не обнаруживая даже следов Лизоньки-чтицы, Дуглас и д'Эон задание своего короля выполнили, Елизавета скрепила автографом и договор с Людовиком, и план совместной военной кампании против Пруссии. Канцлер Бестужев против воли вынужден был вручить покидающему столицу д'Эону благодарственный подарок императрицы — 300 червоных.
Щедро вознаградил его и Людовик — пожаловал чин драгунского поручика и осыпанную бриллиантами золотую табакерку со своим портретом.
А сестрица шевалье словно сквозь землю провалилась. Впрочем, и Бестужеву было уже не до неё, он уступил пост канцлера Воронцову, а тот дружески вёл переговоры с д'Эоном, вновь навестившим Россию с дипломатической миссией.
Затаившаяся Луиза, однако, не пропала. На её брата сыпались милости короля за услуги, оказанные в России: орден Святого Людовика, ежегодная пенсия в 2000 ливров, частые аудиенции, похвальные отзывы о его статьях, посвящённых России, назначение сначала резидентом в Петербург, потом — тайным агентом при посольстве в Лондоне… И вот тогда-то в обществе (не парижском, а лондонском) объявилась постаревшая и скорбная Луиза, теперь не де Бомон, а д'Эон. Одновременно куда-то исчез её брат. Она отвечала любопытствующим, что он в отлучке, что у него недоразумения с королём, который обвинил Луи в растрате посольских денег, когда на самом-то деле казна задолжала ему 317 тысяч ливров, и он теперь пытается получить их у Версальского двора.
Её слушали с сочувствием, но, отвернувшись, иронически улыбались, потому что всеведущие светские сплетники в подробностях рассказывали: да, д'Эон действительно проворовался, после чего предъявил правительству финансовые претензии, за невыполнение которых грозил обнародовать имеющуюся у него секретную переписку между Людовиком и Елизаветой Петровной. Король поручил знаменитому писателю Бомарше переговорить со своим бывшим любимцем и изъять у него бумаги, могущие испортить отношения с Россией. Но д'Эон упрямился, требовал денег, и Людовик согласился в обмен на документы выдать приличествующее вознаграждение, но с условием — отныне и до смерти кавалеру д'Эону в память о перевоплощении в девицу Луизу де Бомон носить женское платье.
Он условие принял, вроде бы потешаясь над ним. А далее случилось странное: экс-д'Эон уже и сам заявлял о своей принадлежности к женскому полу и даже хвалился тем, что, находясь в армии, участвуя в сражениях, где был ранен в правую руку и в голову, среди военных людей сумел сохранить такое хрупкое добро, как девичье целомудрие. Потом вдруг жаловался: женская одежда несообразна с его полом, вызывает насмешки над ним. Узнав о кончине Людовика XV, он обратился к Людовику XVI: «Ваше величество, отмените указ предшественника хотя бы потому, что у меня нет никаких средств для снабжения себя таким дамским гардеробом, какой долженствует иметь при моём общественном положении». В ответ был сделан срочный заказ лучшей королевской модистке, и д'Эон, облачась в эти наряды, выглядел изящной щеголихой.
Княгиня Екатерина Дашкова, посетившая Лондон, увидев его, воскликнула:
— Мадемуазель Луиза! Вы по-прежнему великолепны!
Д'Эон, довольный похвалой, сделал реверанс:
— Вы меня помните молодой?
— Ещё бы! Мой дядя Михаил Илларионович восхищался девицей де Бомон…
— А как благоволила мне государыня! — печально отозвался он. — Бывало, просила: «Лизонька, почитай мне…»
Прослышав о революции, бывший шевалье направил в Национальное собрание Франции просьбу: готов сражаться под знамёнами армии республики, тем более что сердце восстаёт против опостылевших чепцов и юбок, которые он носит. И зря! Директория не только отказала ему в оружии, она лишила его и пенсии, назначенной Людовиком XV, и покровительства своих законов — как эмигранта.
Д'Эон умер в Лондоне 21 мая 1810 г., немного не дожив до 82 лет. Его хоронили бедно, как старую, одинокую женщину. Позже один из биографов сказал: он и рождён был девочкой, да вот отец ждал мальчика. К тому же, по завещанию одного из родственников, семье предназначалось солидное состояние, если она обзаведётся наследником. И мать с отцом решились на подлог, выдали новорождённую за сына, одевали и воспитывали её как мальчика. А раз так, легко понять, почему шевалье д'Эон талантливо перевоплотился в девицу, успешно послужив тем самым в России на пользу Франции…
|
