Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Наталья Макарова.   Тайные общества и секты: культовые убийцы, масоны, религиозные союзы и ордена, сатанисты и фанатики

Развитие масонства в Англии. «Невидимая философская коллегия». «Сократовское общество»

Описанные общества франк-масонов, всецело пропитанные ещё духом старых ремесленных братств, в идейном отношении мало соприкасаются с позднейшим масонством. Более тесной была его идейная связь с философским и социально-реформаторским движением XVII века — с теми тайными и полутайными кружками учёных и утопистов, которые были так типичны для этой эпохи.

Не всё в них было пустой фантастикой, пережитком далёких эпох: в туманной мистике и загадочных символах, бывших данью культурным особенностям момента, скрывалось здоровое зерно свободной мысли, прокладывавшей себе путь через лес церковной схоластики и фанатизма, обессиленная десятилетиями конфессиональных войн, она была ещё слишком слаба, чтобы доверху открыть перед врагом своё забрало, и глубокими корнями слишком тесно соприкасалась с вековыми воззрениями народа, чтобы сразу облечь себя в современное платье.

Этим стремлением были проникнуты и все утопические романы XVII века.

Уже в самом раннем из них — в «Описании христианской республики» (1619 г.) автора «Химического брака» Андрэ — видную роль играет «Академия естественных наук», а в планах ученика его Комениуса (Амос Комениус — 1592—1671 — известный педагог и вождь современного ему гуманитарного движения. В 1641 году он, по приглашению Долгого Парламента, приезжал для организации протестантских школ и в Англию) «универсальная коллегия» учёных занимает уже центральное место дорога «света» (Via Lucis) идёт к нашему сознанию через 7 ступеней — отказ от брака, общение друзей, публичные празднества, школы, печать, мореплавание и седьмую ступень, возвещающую «всеобщее возрождение»: она осуществляется работой «универсальной коллегии благочестивых и даровитых людей всех стран», орудия её — «универсальные знания» (пансофия, панистория и пандогматика) и «универсальный язык», раз в год она устраивает в пределах Англии общие съезды, «Храм Мудрости», воздвигаемый ею, строится по принципам самого Верховного Строителя (Бога) и открывает свои двери для «всех, рождённых людьми».

Близкими Комениусу идеями было проникнуто и посмертное произведение Бэкона «Новая Атлантида» (изд. в 1638 году). На далёком острове Бензалем живёт неизвестный доселе европейцам христианский народ, он обращён из язычества путём чудесного откровения, через 20 лет после вознесения Христа. Самым замечательным учреждением острова является «Орден Соломонова Храма», или «Коллегия дней творения», стремящегося к духовному обогащению человечества и к усилению его власти над природой, тайные эмиссары коллегии — так называемые «коммерсанты света» — разъезжают в поисках знания по всей земле, их товарищи — «плагиаторы» и «коллекторы» — собирают знания в книгах и в технической практике; «пионеры» занимаются научными экспериментами, «компиляторы» и «эвергеты» систематизируют и классифицируют добытый материал и т. д. — законченная система научной работы, план универсальной академии наук.

Скромное начало практическому осуществлению всех этих планов было положено в 1645 году основателем кружка Лондонских и Оксфордских профессоров, или «невидимой философской коллегии», как называет кружок в своих письмах один из главных основателей его Роберт Бойль. Во время революции кружок пришёл в упадок и возродился лишь в 1662 году в виде «Королевского Общества Естественных Наук».

«Акт о веротерпимости», изданный Парламентом после изгнания Стюартов (1688 год), кроме католиков исключал из числа полноправных граждан и «атеистов», которыми назывались тогда все сомневающиеся в истинности традиционных религий, хотя бы и признающие существование Бога. К числу таких вольнодумцев принадлежалии сторонники «разумной религии» — деисты.

Поколения, выросшие в Англии после революции 1688 года, вообще более решительно, чем предыдущие, порывали со стариной, и в области религиозной критики шли гораздо дальше протестанских филантропов первой половины столетия: молодые философы вроде Шефтсбери (1671—1713) и Толанда (1670—1722) не останавливались перед критикой самых основ христианства, и на место библии выдвигали отвлечённый человеческий разум.

Их было немного: господствующие классы опасались их «разрушительных» идей, народные массы их не понимали.

Вождь деистов Джон Толанд на горьком опыте убедился в невозможности открытой пропаганды своих идей: его «Христианство без тайн» было уничтожено рукой палата, а сам он бегством спасся от неминуемого ареста.

Создавалась почва для новых эзотерических учений и нового поворота к символизму. Последнее, анонимно изданное в 1720 году, сочинение Толанда — «Пантеизм» написано уже туманным символическим языком, и опять выдвигает, известную со времён розенкрейцерства, фикцию тайного общества: «Сократовское общество» пантеистов процветает в Амстердаме, Париже, Риме, Венеции, Лондоне, поддерживая культ «трёх величайших благ мудреца — Здоровья, Свободы и Истины», особый ритуал — «сократовская литургия» — служить прославлению великих мыслителей с Сократом во главе, но и из их памяти уже не делают кумира: идейный прогресс достигается усилиями свободного от всяких оков и авторитетов ума…

Франк-масонский орден — потомок старого масонского братства — возник не раньше второго десятилетия XVIII века, и основателями его были люди, вовсе не задававшиеся широкими реформаторскими и философскими целями.

Первые Великие ложи возникли в Англии в более мирную эпоху, когда огромное большинство людей высшего и среднего класса не помышляло уже ни о чём, кроме отдыха от бесконечных смут и борьбы предшествующих десятилетий. С водворением новой династии жизнь страны входила в мирное русло: всё нужное для её спокойствия казалось достигнутым. От былого увлечения политикой осталась лишь простая склонность к общественности, привычка находиться среди людей. Развилась страсть к разного рода кружкам и клубам.

Одной из таких великосветских и просто светских организаций явился, по-видимому, и орден свободных каменщиков.

Остатки «почётного франк-масонского общества» в начале XVIII столетия сохранились ещё и в Лондоне, и в других английских городах. Ореол старины, окружавший их, и легендарная история масонства привлекли к ним внимание, соблазнили на попытку использовать их для организации интересного клуба.

Андерсен, автор «Новой Книги масонских конституций» во втором издании её, вышедшем в 1738 году, следующим образом рассказывает об основании «Великой Лондонской Ложи»:

«После торжественного въезда в Лондон короля Георга I и усмирения в 1716 году восстания (восстание 1715 года, произведённое „якобитами“, или сторонниками династии Стюартов (от имени Якова II и его сына Якова III) несколько Лондонских лож решили сплотиться вокруг одного Великого Мастера (Гроссмейстера), как центра единения и гармонии. Это были — ложа „Гуся и Противня“, ложа „Короны“, ложа „Яблони“ и ложа „Виноградной Кисти“ (название таверн, в которых они собирались)… Было решено устраивать ежегодные собрания всех четырёх лож и каждые три месяца — собрания Великой Ложи, т. е. всех должностных лиц каждой ложи во главе с великим мастером и великими надзирателями…»

«В ожидании чести увидеть во главе всего общества представителя благородного сословия» Гроссмейстера выбрали пока из своей среды. «В день Св. Иоанна Крестителя» ( в 1717 году) в таверне «Гуся и Противня» состоялся первый общий банкет франк-масонов: «Старший мастер, занимавший председательское кресло, предложил собранию лист кандидатов и большинством голосов были выбраны — дворянин Антон Сойэр великим мастером, а капитан Джордж Элиот и столяр Яков Ламболь — великими надзирателями…»

Раньше других обратили внимание на вновь ожившую масонскую организацию члены Королевского Общества, вероятно заинтересовавшиеся ею и с археологической, и с социальной точки зрения. Первым из них примкнул к масонству доктор прав и придворный принца Уэльского — Теофиль Дезагюльэ, в 1719 году, выбранный третьим по счёту Гроссмейстером Великой Ложи, в 1721 году его примеру последовал доктор Стэкли, — соблазнённый, по его собственному признанию, надеждой открыть в масонстве пережитки античных мистерий, — а вскоре после него ещё один член Королевского Общества, скрывавшийся под псевдонимом Филалет.

«Филалет известен как автор предисловия к вышедшему в 1722 году английскому переводу одного алхимичного трактата (О долговечных людях), предисловия очень характерного как для тогдашнего масонства, так и для успевших создаться вокруг него толков. В масонах видели уже носителей великих тайн — новый вид „розенкрейцерских братьев“, а с другой стороны подозревали атеистов и политически опасных людей. Несмотря на некоторый шум, успевший уже создаться вокруг масонства, в момент вступления в него Стэкли оно представляло собой ещё очень скромную величину — было численно невелико и не привлекало новых членов: по словам Стэкли в его дневнике, приём его в Лондонскую ложу было первым за несколько лет случаем принятия в масонство нового члена, и для выполнения вступительных обрядов в Лондоне не сразу нашлось даже нужное количество посвящённых.

Печать обходила масонство полным молчанием. Но именно в это время уже намечалась перемена: в масонство начали вступать представители знати и весь социальный состав его постоянно менялся. Дезагюльэ и его преемник и предшественник Пэн были последними нетитулованными гроссмейстерами Великой Ложи: за ними следовали уже герцог Монтагю, герцог Уартон, граф Долькес и другие герцоги, графы и лорды, непрерывно следующие друг за другом вплоть до наших дней. После 1723 года и в составе «великих надзирателей» не встречается уже лиц, не носящих по крайней мере звания сквайра (сельского дворянина).

В декабре 1721 года в газетах распространялся слух о предстоящем принятии в масонство наследника престола (принца Уэльского). Известия о масонах вообще всё чаще заполняли теперь страницы Лондонских газет: то такой герцог вступил в масонскую ложу и «возвращался с собрания в белом кожаном фартуке», то масоны праздновали в такой-то день закладку новой церкви и «щедро угощали рабочих». Масонство решительно входило в моду. По выражению упомянутой выше книги Андерсена (1723 г.) «свободорожденные британские нации, вкушая после внешних и внутренних войн сладкие плоды мира и свободы, проявили счастливую склонность к масонству во всех видах, и запустевшие было Лондонские ложи наполнились новой жизнью».

Одним из проявлений этой «новой жизни» было издание кодекса масонских уставов, обычаев и традиций — так называемой «Новой Книги Конституций». Она была составлена в 1721 году пресвитерианским пастором и доктором богословия Андерсеном и посвящалась первому титулованному гроссмейстеру франк-масонов герцогу Монтагю. В 1723 году с одобрения Великой Ложи её издали как официальное «руководство для Лондонских лож и братьев, живущих в Лондоне и его окрестностях».

Самой важной и интересной частью Книги является глава об «Обязанностях франк-масона», отразившая в себе современную культурную и политическую физиономию английского масонства. «Масон по самому положению своему, — гласит первый № „Обязанностей“, — подчиняется законам морали, и не может стать ни бессмысленным атеистом, ни лишённым нравственности нечестивцем. В старые времена масоны поневоле держались в каждой стране её местной религии, какова бы она ни была, но в наше время человек свободно выбирает себе веру, и лишь одна религия действительно обязательна для всех, это — та всеобщая, всех людей объединяющая религия, которая состоит в обязанности каждого из нас быть добрым и верным долгу, быть человеком чести и совести, каким бы именем ни называлось наше вероисповедание и какие бы религиозные догматы ни отличали нас от других людей. Верность этим началам превратит масонство в объединяющий центр, поможет ему связать узами искренней дружбы людей доселе бывших друг другу чужими».

Тем же настроением проникнуты и параграфы о гражданских обязанностях масонства: «Масон является мирным подданным гражданской власти, где бы ни приходилось ему жить и работать. Он не примет участия ни в каких замыслах против мира и блага народа» (№ 2). В ложах запрещались всякие религиозные, национальные и политические споры: «как масоны мы принадлежим лишь к упомянутой выше всеобщей религии и, заключая в своей среде людей всех языков, племён и наречий, объявляем себя врагами всякой политической распри (№ 6). Под „всеми племенами“ тут разумелись, как полагает Бегеман, нации британской империи: никакого иного смысла это выражение в то время иметь, конечно, не могло…

В июне 1722 года к государственному секретарю лорду Таунсгснду явилась депутация лондонских масонов, чтобы уведомить его о предстоящем годичном собрании Великой Ложи и по этому поводу лишний раз засвидетельствовать перед правительством свою безусловную лояльность и преданность престолу. «Его Сиятельство, — рассказывала об этом событии газета (London Journal, 16 июня 1722 года), — отнёсся к депутации благосклонно и заявил, что франк-масоны могут спокойно продолжать свою деятельность, пока в ней нет ничего более опасного, чем старые масонские тайны, носящие, очевидно, самый невинный характер».

Единственной отраслью деятельности масонства, носившей общественный характер, была благотворительность, завещанная новому масонству ещё старыми ремесленными гильдиями, в действительность которых всегда входила забота о нуждающихся в поддержке «братьях».

В одном сочинении о масонах, вышедшем в 1724 году, основные принципы масонства излагались в следующем виде:

«Вопрос. Сколько существует правил, имеющих отношение к франк-масонству?

Ответ. Три — Братство, Верность, Молчание.

Вопрос. Что означают они?

Ответ. Братскую любовь, помощь и верность в среде всех истинных масонов, ибо предписания эти даны были всем масонам при постройке Вавилонской башни и Иерусалимского Храма…»

Эта «масонская троица» неоднократно выступает и в других местах — в рассказах современников о масонах, и в публичных речах и декларациях самих масонов.

Несмотря на столь мирный в общем и чуждый политике характер деятельности, в английском масонстве проявились было и другие тенденции: как раз вместе с титулованной знатью в Лондонские ложи проникла «крамола». Филалет в предисловии к «Долговечным» уже предупреждал масонов против ложных братьев и «святителей раздора, живущих в доме», а Андерсен со свойственной ему осторожностью пытался разрешить затруднение при помощи компромисса: «Если кто-либо из членов ложи окажется в числе мятежников против государства, гласит параграф „о гражданских обязанностях“, он не может, конечно, рассчитывать в своей политической деятельности на поддержку со стороны братьев, которые могут лишь пожалеть его, как человека постигнутого несчастьем. Но, если он не уличён ни в каком ином преступлении, то, хотя в силу своей преданности государству и для избежания неприятностей со стороны правительства, братство обязано заявить о своей несолидарности с ним, он тем не менее не может быть исключён из ложи, так как связь его с нею нерасторжима».

В числе первых «мятежников против государства» оказался вскоре не кто иной, как сам герцог Уартон — тот самый гроссмейстер Великой Ложи.

Избрание его гроссмейстером масонов произошло при не совсем обычных условиях. Андерсен во 2-м издании Книги Конституций (1738 год) рассказывает о нём так «Когда приблизился конец полномочий герцога Монтагю, влиятельнейшие масоны подняли вопрос о продлении их ещё на один год, герцог Уартон самовольно созвал тогда общее собрание под председательством старейшего мастера, которое без соблюдения установленных церемоний объявило его гроссмейстером, не желавшие нарушения устава отказались признать действительность этих выборов, и только после того как сам герцог Монтагю созвал Великую Ложу, и выборы, уже по правилам устава, были произведены вторично, авторитет нового гроссмейстера был признан всеми». В июне 1723 года герцог Уартон стал издавать оппозиционный листок «Истинный британец», направленный против Ганноверской династии и вступил в деятельные сношения с заграничными якобитами; через 2 года он эмигрировал из Англии, принял за границей католичество и стал открытым сторонником Стюартов, в 1731 году он окончил свою жизнь монахом одного испанского монастыря.

Несомненно, что в период 1723—24 гг. в масонство проникли политические разногласия, причём большинство его сохраняло, однако, верность династии и провозглашённым ею принципам либерализма. Вероятно, на этой почве и создалась вражда к масонскому ордену со стороны иезуитов и находившегося под их влиянием римского престола. В 1738 году появилась папская булла, осуждавшая масонов как вредную для апостольской церкви секту.

Почти все проявления антимасонского настроения и в печати, и в обществе, стали особенно часты с начала 40-х годов — в период подготовки последнего покушения на реставрацию Стюартов (1745 г.) Именно в это время на Лондонских улицах появились так называемые «масоны наизнанку» с их шутовскими шествиями, подражавшими шествиям масонов. Чтобы спасти своё достоинство от насмешек толпы, масоны принуждены были не только прекратить всякие уличные процессии, но и отказаться от ношения масонского костюма вне закрытых заседаний ложи. Масонские «тайны» сделались также достоянием всех.

С этих пор масоны с большей осторожностью стали допускать в свою среду чиновников и даже изменили пароли. Эта перемена послужила одним из поводов к «великому расколу» английского масонства.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Н. Л. Бутми.
Каббала, ереси и тайные общества

Льюис Кори.
Морганы. Династия крупнейших олигархов
e-mail: historylib@yandex.ru