Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Н. П. Соколов.   Образование Венецианской колониальной империи

1. Подготовка похода

Знаменитый поход начала XIII в. был делом Иннокентия III. С самого начала своего понтификата папа одновременно преследовал две цели: поставить византийскую церковь в зависимость от Рима и укрепить положение католического мира в Сирии. Первую из этих задач он думал разрешить, используя метод угроз и политического шантажа, через византийского императора Алексея III, положение которого на византийском троне, как узурпатора, не было прочным. Вторая цель могла быть достигнута только путем вооруженного нападения на мусульманские владения в Сирии или Египте, — для завоевания Палестины нужен был крестовый поход.1) Но папе принадлежала только инициатива похода, он только привел в движение крестоносные ополчения. Обстоятельства и хитрые венецианские политики, однако, в самом начале похода исторгли руководство им из рук Иннокентия III, и оно целиком перешло в руки республики св. Марка и ее дожа Энрико Дандоло.

Этот восьмидесятилетний дож — символическая фигура. В нем купеческая республика на лагунах нашла живое воплощение своего политического идеала государственного деятеля, а правящая плутократия — представителя своих классовых интересов. Неукротимая энергия, уменье дерзать, мудрая дальновидность и тонкий политический расчет, беззастенчивость в выборе средств для достижения поставленных целей, безусловная преданность интересам своего класса и государства сочетались в нем с редкой в те времена свободой от религиозных предрассудков, делавшей его нечувствительным к громам папской курии и равнодушным к делам веры и благочестия, если они не сочетались с серьезными мирскими интересами. [358] Неудивительно, что под руководством такого вождя крестоносное движение впервые ярко обнаружило свою действительную природу: религиозные лозунги впервые были отброшены, грубо материальные цели бесстыдно обнажены, колониальный грабеж лишь очень поверхностно был прикрыт видимостью права.2)

Выдающаяся роль, которую играла Венеция в четвертом крестовом походе, широкое использование ею результатов его в целях своей захватнической политики дали повод рассматривать весь этот поход, как тонко и издалека задуманное и проведенное с большим мастерством предприятие политиков св. Марка. При этом одни из историков выдвигали в качестве мотива, толкнувшего венецианцев на «измену христианскому делу», их желание получить остаток задолженности по убыткам, причиненным Византией во времена императора Мануила;3) другие рассматривают поход, как акт мести за причиненные греками венецианцам обиды;4) третьи считали его вызванным неуверенностью Венеции в том, что договор 1198 г., для нее выгодный, будет Алексеем III соблюдаться;5) четвертые обвиняли Венецию в том, что она была подкуплена египетским султаном Малек Адилем и т. п.6)

Несомненно, поход, как нельзя более отвечал целям восточной политики Венеции, и ей принадлежит выдающаяся роль в деле изменения его первоначального направления, — мы склонны допустить, что без участия в нем Венеции Византия не имела бы латинского перерыва в своей истории. Не следует, однако, переоценивать дар человеческого предведения: венецианцы и их дож «делали» историю четвертого крестового похода в рамках, которые были созданы не ими, а ходом событий, им благоприятствовавшим, но от них непосредственно не зависящим.7)

В феврале 1201 г. в Венецию прибыли шесть делегатов от некоторых крупных сеньоров восточной и северовосточной Франции и Фландрии, «принявших крест» вместе с большим числом рыцарей других стран и королем венгерским. Среди посланцев был и знаменитый бытописатель похода, маршал графа Шампанского, Жоффруа Вильардуэн. Целью посольства было заключение с республикой св. Марка договора на перевозку средствами республики крестносного ополчения на Восток. Идея [359] использования транспортных средств Венеции для борьбы против мусульман была не новой: мы в своем месте видели, что она родилась еще в начале XI в., за несколько десятилетий до начала крестоносного движения, в энциклике папы Сергия IV, если только считать ее подлинной. С того времени Венеция в еще большей степени приобрела право на ту роль, которую теперь крестоносцы хотели возложить на нее. Нет поэтому ничего удивительного в том, что именно к Венеции адресовались крестоносцы за необходимыми для них вспомогательными средствами. Этим целям могли бы служить также флоты Генуи и Пизы, но они находились в это время в состоянии войны друг с другом, и попытки примирить их, предпринятые в частности, вождем ополчения Бонифацием, остались совершенно безрезультатными.8)

От имени вождей крестоносного ополчения посольство в апреле 1201 г. заключило с венецианским правительством договор о предоставлении в распоряжение крестоносцев достаточных перевозочных средств для армии в 4500 всадников в полном вооружении, 9000 щитоносцев и 20000 пехотинцев с необходимым на один год количеством фуража и продуктов.9) Все это венецианцы должны были приготовить ко дню Петра и Павла следующего 1202 г. Венецианцы для того, чтобы избежать конкуренции со стороны крестоносцев при закупке фуража и продуктов, указали в договоре те районы северной Италии, в которых они не могли производить для себя закупок иначе, как от имени Венеции.10) Плата в 85 000 марок серебра должна была быть внесена в рассрочку,11) но не позднее апреля 1202 г. и при том независимо от того, какое количество войск будет представлено к перевозке.12) Апрель 1202 г. был указан в качестве срока, к которому должны были собраться крестоносцы в Венецию. Одновременно венецианцы обещали со своей стороны снарядить флот в 50 кораблей и отправиться с ними на Восток. За это участие в походе Венеция выговорила себе половину тех завоеваний и той добычи, которую они могли общими усилиями захватить во время похода.13) Договором предусматривался также и порядок разрешения конфликтов, которые могли возникнуть в процессе его выполнения, — для этой цели намечалась комиссия в составе 12 членов, по 6 человек от каждой стороны. На всякий [360] случай венецианцы возложили на крестоносцев обязанность добиться санкции договора со стороны папы.14)

В договоре не было указано направление похода и это потому, вероятно, что и сами крестоносцы еще колебались между его сирийским и египетским направлениями. Эти колебания довольно ясно отражаются в наших источниках: у Робера де Кляри Бонифаций обсуждает с баронами этот вопрос;15) тот же автор сообщает, что во время позднейших споров, поднимавшихся в крестоносном войске о дальнейшем направлении похода, рядом с Каиро, Константинополем и Александрией фигурировала также и Сирия.16) Однако сторонники египетского направления среди тех крестоносцев, которые не желали отвлекаться от прямых целей похода, по-видимому преобладали; это видно, отчасти из сообщения того же источника,17) но особенно энергично подчеркивается Гунтером Парижским, который дает и развернутую мотивировку преимуществ египетского направления.18)

Для нас особенно важна в этом вопросе позиция венецианцев. В исторических сочинениях обычно подчеркивается совершенная неприемлемость для венецианцев египетского варианта похода. Мы считаем это едва ли не общепринятое мнение по меньшей мере спорным. С экономической точки зрения интересы Венеции гарантировались обусловленным в договоре сроком службы зафрахтованного флота, а с политической точки зрения они и в этом и в другом случае должны были вступить в конфликт с одним и тем же Эйюбидом, братом Саладина, Мелек Адилем, который как раз к 1200 г. овладел южной Сирией и Египтом.19) Мы склонны даже полагать, что египетское направление было выгоднее венецианцам, чем сирийское. Овладение Египтом и подступами к Красному морю, древнейшему морскому пути, по которому и во времена фараонов, и во времена владычества Птолемеев, и в период римского господства шли на Запад драгоценные товары Востока, — это было такою заманчивой перспективой, перед которой не могла бы устоять купеческая дружба, если Венеция и находилась в это время в добрых отношениях с Египтом. Неприемлемым этот план был бы для Венеции лишь в том случае, если бы с уверенностью можно было думать, что поход обязательно закончится неудачей. Между тем политическая обстановка на юго-восточных берегах Средиземного моря скорее [361] говорила против такого предположения. Между наследниками Саладина уже несколько лет подряд шли кровавые распри, и утверждение Мелек Адиля в Египте и Сирии никто не мог считать прочным. При аналогичных условиях крестоносцы первого похода овладели Иерусалимом, — почему бы теперь не овладеть Александрией и Каиром? Тут было необходимо дерзание, а дерзать, когда это было нужно, Венеция умела. Нет никаких оснований, поэтому, не доверять Вильардуэну, который сообщает, что в переговорах, предшествовавших подписанию договора о перевозке, речь шла о направлении похода в Египет.20)

Венецианцы отклонили несколько поправок к договору, которые Иннокентий III будто бы предложил в целях обеспечения антимусульманского направления похода. Отклонили их венецианцы, — если только это имело место,21) — надо думать, потому, что опыт предшествующих крестовых походов говорил о возможности враждебных столкновений и с греками, и с пизанцами, и с генуэзцами, и самих крестоносцев между собою, а не с одними только «неверными». Венецианские коммерсанты не могли ставить торговой сделки в зависимость от всех этих случайностей и воли третьих лиц, не ответственных по договору материально, каким был в данном случае папа. Когда летом 1202 г. в Венецию прибыл папский легат, кардинал Петр Капуанский, то верные взятой ими линии венецианцы отклонили участие кардинала в предстоящем походе в качестве руководящего лица,22) и тому ничего не оставалось более, как вернуться в Италию и несколько позднее направиться в Сирию, куда направлялись и многие другие, кто не был согласен с принятым направлением похода.23)

Весной 1202 г. начался сбор крестоносного ополчения в Венеции.24) Это были по преимуществу французские и фламандские рыцари. Во главе их стал, вместо умершего Теобальда Шампанского, Бонифаций Монферратский. Ближайшими сподвижниками его были Балдуин, граф Фландрии и Генегау, Луи, граф Блуа и Шартра, Юг де С. Поль и другие высокие бароны Франции и Фландрии.25)

Венецианцы не захотели, во избежание всякого рода столкновений, разместить прибывавшие массы крестоносцев по городским квартирам и отвели для них один из небольших островов лагун, остров с портом св. Николая [362] в непосредственной, однако, близости от Риальто.26) Пока у крестоносцев были деньги, венецианцы снабжали их в изобилии всем необходимым, и все шло прекрасно. Однако вскоре начались затруднения.

Венеция, в соответствии с принятым на себя обязательством, приготовила все необходимое для намечавшейся экспедиции. Крестоносцы, со своей стороны, должны были выплатить обусловленную в договоре сумму. Оказалось, однако, что сделать этого они не в состоянии, так как далеко не все ополчение собралось в Венеции, — часть его, главным образом, провансальцы, направилась в другие пункты, где предполагала соединиться с основными массами крестоносной армии.27) Это было обычное проявление феодальной недисциплинированности, сыгравшее на этот раз злую шутку с частью крестоносцев, собравшихся в Венеции: им теперь предстояло расплатиться за все ополчение. Робер де Кляри, представитель рядового рыцарства, подробно описывает нудную операцию по сбору среди крестоносцев необходимых для расплаты средств.28) Все усилия собрать необходимую сумму оказались, однако, тщетными, несмотря на «героические» усилия вождей и рядового рыцарства: в конце концов для расплаты с венецианцами все же не хватало более 30 тыс. марок.29) Сборы средств для расплаты со своим неумолимым контрагентом, веселая первоначально жизнь на острове в ожидании скорой отправки по назначению расстроили личный бюджет основной массы ополчения, вследствие чего положение из трудного сделалось трагическим: венецианцы не хотели ни отправить ополченцев по назначению до полной оплаты обусловленной по договору суммы, ни кредитовать их, снабжая хотя бы самым необходимым. У крестоносцев сложилось мнение, что дож хочет уморить их голодом.30) Суассонский аноним выразительно характеризует положение, говоря, что крестоносцы «почти три месяца не могли ни сесть на корабли, ни вернуться назад».31) Другой аноним, Гальберштадский, замечает: «Венецианцы держали их как пленников, не позволяя им даже вернуться назад до выплаты всего долга».32) Третий аноним, автор «Константинопольского погрома», рисует положение крестоносцев на острове св. Николая самыми мрачными красками: «Между ними поднялась удивительная смертность, так что живые не успевали хоронить мертвых».33) Сама собою [363] напрашивалась мысль, что венецианцы нарочито создали такую обстановку для того, чтобы подчинить себе «христово воинство».

Надо полагать, что именно в это время у венецианского правительства родилась мысль использовать крестоносную армию в своих, более узких чем египетские планы, интересах. Как ни заманчивы были перспективы захвата Египта, трезвые венецианские политики постепенно убеждались в том, что эти перспективы стали более чем туманными: общее число явившихся в Венецию крестоносцев составляло половину, а может быть и менее, численности предусмотренной в договоре армии,34) — было ясно, что загребать жар чужими руками не придется; положение Мелек Адиля — теперь это было ясно для всех — упрочилось, и надо было предвидеть, что борьба с ним будет тяжелой, особенно, если будет сделана попытка атаковать его в Египте; наконец отчетливо наметилась перспектива использования крестоносной армии для решения других политических задач. Венецианцы умели хорошо разбираться в складывавшейся политической обстановке и не желали ловить журавлей в небе, если синицы давались в руки. Венецианское правительство быстро перестроило свою политику: если силы собравшейся крестоносной армии могли оказаться слишком слабыми для решения большой египетской проблемы, то они все же были достаточны для решения других менее сложных, как могло казаться венецианцам, задач.

Волей судеб крестоносная армия оказалась в венецианских руках. Это обстоятельство было как нельзя более благоприятным для колониальных планов Венеции в Истрии, где, как мы видели, в самое последнее время позиции Венеции пробовали оспаривать пизанцы, и в Далмации, за которую республика св. Марка вынуждена была вести борьбу уже целое столетие против венгерской короны. Мы видели, что в самом конце предыдущего столетия венецианцы потерпели неудачу при попытке еще раз подчинить себе непокорный Задар, который упрямо тянул в сторону венгерского короля. Теперь естественно родилась мысль использовать крестоносное ополчение для подчинения этого далматинского города. Крестоносцам было предложено «отработать» отсрочку по уплате недостававшей суммы, совершив поход вместо египетских берегов к берегам Далмации, причем [364] крестоносцам дано было понять, что та добыча, которая их ждет в Задаре, поможет им расплатиться с венецианским правительством.35)

Даже оптимистически настроенный Вильардуэн сообщает, что крестоносцы согласились на сделанное им предложение «не без споров»; ряд других известий говорит нам о большом соблазне и великом замешательстве, которое оно вызвало по крайней мере среди части крестоносного воинства. Епископ Гальберштальский Конрад только по совету папского легата, тогда еще находившегося при войске, согласился остаться и «по возможности терпеть их (венецианцев) наглость».36) Другой прелат, участник похода, аббат Мартин «весь измучился, не зная куда склониться и что делать».37) В лагере поднялись великие споры и «много прошло времени в раздорах и разногласиях, причем венецианцы энергично настаивали (на походе под Задар), а наши (крестоносцы) робко возражали»... В результате «многие даже бедные люди, оставив войско и обратив свои стопы назад, вернулись домой».38) Положение, таким образом, оказалось трудным: поход этот, незначительный сам по себе, был крайне неприятен по крайней мере для части крестоносцев в том отношении, что он направлялся, вопреки папским предписаниям, или указаниям папского легата, против христианского города, принадлежавшего христианскому королю, также «принявшему крест». Суассонский аноним, поэтому, прав, когда он говорит, что «венецианцы заставили» крестоносцев совершить этот неприятный поход.39)

Когда, наконец, безвыходность положения одних, надежда на богатую добычу других, томительная бездеятельность третьих заставили согласиться с предложением Дандоло, дож, а по его примеру и много других венецианцев в особо торжественной обстановке приняли крест «к великой радости крестоносного ополчения».40) Венецианский флот быстро приготовился к отплытию; но прежде чем он покинул лагуны, возникло новое обстоятельство, которое сыграло исключительную роль в дальнейшей истории похода. Это были планы Бонифация Монферратского, за которым стоял Швабский дом.

В Венеции появилось немецкое посольство от Филиппа Швабского и царевича Алексея, сына Исаака Ангела, свергнутого с престола его братом Алексеем и [365] ослепленного им.41) Молодому принцу весной 1202 г.42) удалось бежать из тюрьмы, куда он был посажен своим дядей, и он теперь искал на Западе помощи против узурпатора. Он обращался к Иннокентию III, но встретил холодный прием: папа пока не желал осложнять крестового похода вмешательством во внутренние дела Византии и хоть косвенно оказать этим поддержку дому Гогенштауфенов.43) Наоборот, в Филиппе Швабском, женатом на его сестре Ирине, принц встретил живейшее участие, и при дворе Филиппа созрел план использовать для возвращения византийского трона Исааку крестоносное ополчение. Бытописатель четвертого крестового похода уверяет, что на эту мысль натолкнули Алексея пизанцы, помогшие ему бежать из Константинополя, при встрече в Вероне с крестоносными отрядами, двигавшимися в Венецию.44) Вероятно, это так и было, но форму определенной политической акции мысль эта приняла только после свидания Алексея со своим немецким зятем.

Нам недостаточно ясной представляется роль вождя крестоносного ополчения Бонифация Монферратского на первоначальной стадии развития этого проекта, но в дальнейшем он нашел в нем горячего сторонника, сумевшего увлечь за собой и ряд других высоких баронов ополчения. Единственным мотивом, который при этом руководил ими, могла быть только надежда на богатое вознаграждение за оказанную услугу, — Константинополь представлялся западным рыцарям городом сказочных богатств, каким он, по сравнению с западно-европейскими городами того времени, и был в действительности.

У венецианцев были свои и особо важные причины отнестись внимательно к предложению Филиппа и его шурина: предложение Алексея открывало перед Венецией исключительно заманчивые перспективы. Конечно, в это время Энрико Дандоло еще не мог предвидеть, что крестоносцам удастся овладеть Константинополем и тысячелетней империей, его, может быть, не особенно интересовала крупная денежная награда, которую можно было получить от Алексея, еще менее, надо полагать, планы объединения церквей; но венецианские политики с уверенностью могли рассчитывать на дальнейшее улучшение своих позиций на рынках империи, и прежде всего, на то, что им удастся, наконец, дать мат своим итальянским соперникам в Константинополе, пизанцам и генуэзцам. Мы [366] видели, как озабочены были венецианцы благосклонным отношением к Пизе императоров Исаака и Алексея и как им было неприятно, когда успешно развернули свою деятельность на Босфоре генуэзцы при императоре Мануиле. Нам думается, что соображения мести за причиненные ранее обиды и Венеции, и ее дожу играли тут ничтожную роль. Никита Хониат ближе к истине в 9-й книге своей «История Алексея Комнина (Ангела)», где он выдвигает материальные интересы участников похода, чем в 8-й, где вспоминает об обидах, нанесенных венецианцам византийскими императорами. Венецианские политики при разрешении больших политических вопросов обыкновенно руководились серьезными мотивами.45) Венецианцы могли при этом думать, что возведение претендента на канстантинопольский трон не потребует больших материальных затрат и военных усилий, ведь дворцовые перевороты в Византии и смена династий совершались так легко; между тем выгоды предприятия были заманчивы. Конечно, эти выгоды не могли идти в сравнение с тем, что могло быть завоевано в Египте; но это последнее могло обойтись очень дорого, тогда как поход под Константинополь, при наличии законного искателя византийского трона, мог быть простою военной прогулкой. Наконец, могли думать венецианские политики, водворив законного государя на византийском троне, они вместе со своими крестоносцами союзниками и с помощью своего ставленника будут иметь больше шансов и для успешного решения египетской проблемы.

Как бы то ни было, но предложение посланцев Филиппа Швабского и Алексея было встречено благосклонно.46) Открыта была новая страница в истории четвертого крестового похода.


1) Что это было прямо целью похода, — в этом сходятся все наши важнейшие источники по истории четвертого крестового похода, об этом свидетельствует в особенности богатая переписка Иннокентия III от 1198 по 1205 гг. Всякая попытка представить Иннокентия III союзником Филиппа Швабского, например, как это иногда делается в исторической литературе (Ф. И. Успенский в «Истории крестовых походов», стр. 125 и особенно следующий за ним М. А. Заборов в своих статьях и книге «Крестовые походы» стр. 205 и др.), должна быть признана по меньшей мере сомнительной. Основания, которые могут быть найдены для такого мнения в источниках — Морейская Хроника, (ed. Hopf, Chroniques, p. 414), Главные Кельнские Анналы (Annales Colonienses maximae, MGH, v. XVIII, p. 810), — совершенно недостаточны для такого вывода, так как эти источники, как и византиец Никита, передают чужие рассказы, представляющие в этом пункте простые сплетни. То же самое следует оказать и о Канале, который к тому же стремится представить действия венецианцев всегда в наилучшем виде. По Канале Дандоло в Константинополе выполнял прямое поручение папской курии (цит. соч., стр. 324, 326).

2) На этом основании некоторые из новых историков крестовых походов не находят возможным отвести места четвертому походу в своих книгах (среди прочих волн крестоносного движения) (Stevenson, op. cit., p. 296; Rene Grousset. L'empire du Levant, Paris, 1946, p. 442). Это — результат непонимания этими авторами существа крестоносного движения, — четвертый крестовый поход, напротив может почитаться классическим выражением истинной сущности крестоносных авантюр XII и XIII вв.

3) Belloc H. The crusade, p. 299; Hodgson, The early Hist., p. 438.

4) Musatti, op. cit., p. 101.

5) Streit L. Venezia e la quarta crociata (Arch. Ven. N 16, 1878, p. 249).

6) Hopf K. Geschichte Griechenlands, p. 188; Mas Latrie, Histoire de lîle de Chypre, v. I, p. 162.

7) См. приложение III.

8) Concordare se minimum potuerunt... (Annal. Jan., ed. cit., p. 119). {В тексте книги знак сноски не пропечатан; в электронной версии выставлен из общих соображений. OCR}

9) Cum victualibus ad annum unum... (FRA. DA., v. XII, p. 365); Chron. Just., ed. cit., p. 92.

10) Non debetis a Cremona et infra versus Venetiam, et a Bononia, Imola, Faventia et infra versus Venetiam, nisi verbo nostro (emere)...(FRA. DA., v. XII, p. 361). [498]

11) В одном из источников похода указано, что речь идет о кельнских марках, так как стоимость марки определена в 4 перпера. (Guntherii Parisiensis, Historia Const., Exuviae, p. 78).

12) De quibus... si deficerint, argentum inferius dictum nobis tarn minuere non debet (Ibid., p. 365). Нередко за этот последний пункт Вильардуэна и его товарищей упрекали в недальновидности и даже глупости, а венецианцев — в хитрости и жадности, — такова, например, позиция Митрофанова (назв. соч., стр. 468), Герцберга (цит. соч., стр. 350), Шарля Диля (назв. соч., стр. 416). Это — неосновательно. С коммерческой точки зрения, а венецианцы рассматривали этот подряд, конечно, не как дело благочестия, а как дело коммерческое, — еще Маркс в свое время метко заметил, что Энрико Дандоло «решил из крестоносной глупости сделать торговую операцию» (Архив Маркса, Энгельса, т. V, стр. 194) — договор почти безупречен. Венецианцы ведь вперед должны были, независимо от числа явившихся крестоносцев, произвести все необходимые затраты: покупку, зафрахтование или постройку кораблей, частичное авансирование экипажей для них, покупку или заключение договоров на постановку продовольствия. Правительство республики, надо думать, в свою очередь, должно было заключить ряд договоров с частными лицами, которые несомненно потребовали неустоек в обеспечение контрактов.

Требование всей обусловленной суммы вперед также, с коммерческой точки зрения, вполне основательно как потому, что большую часть затрат вперед должны были произвести и сами венецианцы, так и потому, что надо было финансировать такое ненадежное дело, как война. При наличии всего этого ни один толковый коммерсант не заключил бы другого, более приемлемого для крестоносцев договора.

Наконец, что касается самой договорной суммы, то историки не раз говорили о ее чрезмерности, но еще никто не взял на себя труда подсчитать, во сколько должна была обойтись перевозка и содержание армии в 30 тыс. человек и 5 тыс. лошадей в течение целого года.

По словам крестоносцев можно было поставить в упрек лишь то, что они не обеспечили выполнения договора со стороны венецианцев неустойкой; но это имеет в данном случае лишь теоретическое значение, так как венецианцы не только намеревались выполнить договор, но и действительно его выполнили. Из всего этого видно, что нет никаких оснований рассматривать договор, как косвенное доказательство преднамеренного «закрепощения» крестоносцев, как это делали и делают сторонники теории «преднамеренности».

13) FRA. DA., v. XII, р. 267.

14) Ibid., p. 268.

15) Robert de Clary, op. cit., p. 5.

16) Ibid., p. II.

17) Li barons respondirent que en le tere de Surie ne voloient il mie aler... (Ibid., p. 5).

18) Guntherii Parisiensis, op. cit., p. 71 — Quod ubique si fecissent, sperabile satis erat... in eorum potestatem posse transferri, ecquid totus fere populus terre vel consumptus fame perierat, vel squalebat penuria, propter sterilitatem ejusdem videlicet terre, qui Nilus frugiferas aquas... annis, ut ajunt, jam quinque subtraxerat...

19) Miller, Der Islam, v. II, p. 162. [499]

20) Се qu'ayant esté executé, chacûn sceût que l'on iroit á Babylon et en Egypte... (FRA. DA., v. XII, p. 413).

21) Вильардуэн, впрочем, говорит, что папа, которому договор был представлен на утверждение, сделал это очень охотно — et il le fist moult volentiers. Это заставляет заподозрить правдивость автора «Деяний Иннокентия III» и предположить, не является ли это известие его выдумкой post factum.

22) FRA. DA., v. XII, p. 443. — Tu autem, — писал в 1204 г. папа дожу — et tui, omnibus his (litteris) despectis et legato nostro repulso, contra regem (Ungarorum) impetum facientes...

23) Gunth. Parisiensis, op. cit., pp. 81, 82.

24) Villehardouin, op. cit., p. 18.

25) Ibid., pp. 18, 19.

26) Ibid., p. 5; Robert de Clary, op. cit., p. 8.

27) Это подтверждается и таким источником, в данном случае вполне компетентным, как сочинение Эрнуля и Б. Трезорье (цит. соч., стр. 340).

28) Robert de Clary, op. cit., pp. 7, 8.

29) Вильардуэн называет 34, Робер де Кляри — 36 тыс. марок.

30) Rob. de Clary, op. cit., p. 8.

31) Exuviae Sacrae, p. 5.

32) Devastatio Constantinopolitana, ed. cit., p. 87.

33) Ibid., p. 12.

34) Ж. Лоньон определяет число неявившихся в Венецию крестоносцев в половину обусловленного в договоре о перевозке количества воинов. (J. Longnon, L'empire Latin de Constantinople et la principauté de Morée. Paris, 1949, p. 30).

35) Villehardouin, ed. cit., p 20.

36) Exuviae Sacrae, ed. cit., p. 12.

37) Ibid., p. 72 — Nesciens quo verteret se, quidve ageret, totus in se exorruit...

38) Ibid., p. 71 — Unde et multi pauperes...relicto exercitu, versis vestigilis, ad propha regressi sunt...

39) Exuviae, p. 5.

40) Villehardouin, ed. cit., p. 21.

41) Ibid., p. 22; Nicetas, ed. cit., p. 715.

42) Об этой дате В. Г. Васильевский — «Критические заметки. Об образовании второго Болгарского царства. Ф. И. Успенский». (ЖМНП., 1879, авг., стр. 337 и след). На основании доводов Васильевского мы отвергаем взгляд, по которому бегство Алексея относится на 1201 г. (Гейд, цит. соч., т. I, стр. 265; Шаубе, цит. соч., стр. 254 и т.п.). Плодом недоразумения является статья, принадлежащая известному византинисту Грегуару, в которой он думает «одним наречием разрешить старую контроверзу» (Byzantion, m., v. XV. 1940—1941, p. 158) и в которой он обвиняет в тенденциозности Фараля, также считавшего датой бегства Алексея 1202 г., что делает и академик В. Г. Васильевский. (Подробно об этом см. Приложение II).

43) Иннокентий III писал императору Алексею III: nоn praestaremus subsidium vel favorem... (FRA. DA., v. XII, p. 404).

44) Nicetas, op. cit., p. 715; Anon. Halb. Exuviae, p. 13; Новгородская летопись, цит. изд., стр. 26.

45) Мы отвергаем много раз высказывавшуюся в исторической литературе мысль о том, что четвертый крестовый поход представлял [500] собою в какой то степени акт мести за коварство греков, обнаруженное ими вo время предыдущих крестовых походов и в других сношениях с западными европейцами. Норден в своей небольшой книге, посвященной этому походу, развернул эту мысль в целую «теорию». (W. Norden. Der vierte Kreuzzug in Rahm en der Beziehungen des Abendlandes zu Byzanz. Berlin, 1898). Здесь он высказывается в том смысле, что поход был одним из актов той длинной серии столкновений стран Запада с Византией, какие бывали ранее — с норманами, с крестоносцами первых крестовых походов, с венецианцами, с Генрихом VI (стр. 11, 13, 21, 30). Мы повторяем, поход был результатом общего хода исторических событий, которыми очень умело воспользовались венецианцы, а авантюристам, принявшим участие в походе, в конце концов было безразлично, где и кого грабить, — византийский вариант представлял собою даже некоторые преимущества.

46) Villehardouin, ed. cit., p. 23.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Мария Згурская.
50 знаменитых загадок Средневековья

А. Л. Мортон.
История Англии

И. М. Кулишер.
История экономического быта Западной Европы. Том 2

Вильгельм Майер.
Деревня и город Германии в XIV-XVI вв.
e-mail: historylib@yandex.ru