3. Сближение при Андронике I и Ангелах

После смерти Мануила в Византии опять наступил период смут и дворцовых переворотов. Мануил оставил после себя малолетнего сына Алексея, который и был провозглашен императором под именем Алексея II. За малолетством императора регентство осуществляла его мать Мария Антиохийская, сблизившаяся с протосевастом Алексеем Комнином. В первом же году правления регентши была сделана попытка захватить власть со стороны дочери Мануила от первого брака и ее мужа [306] кесаря Райнерио. Попытка эта кончилась неудачей, но она была повторена весной следующего 1182 г. Андроником Комнином, двоюродным братом императора Мануила.

Кратковременное правление Андроника I было чрезвычайно бурным. Началось оно с кровавого погрома латинян в 1182 г. и через три года закончилось в буре восстания константинопольской черни, поднятой аристократами. За эти три неполных года в Константинополе свирепствовал террор, направленный императором против всегда склонных к мятежу феодальных аристократических фамилий, а перед империей еще раз возникла страшная опасность со стороны южной Италии. Вот этими затруднениями многовековой империи и воспользовались венецианцы, для того чтобы вновь обрести потерянный в пределах Романии торговый рай.

Надежда вернуть прежние позиции в пределах Византии появилась в Венеции несомненно тотчас же после смерти императора Мануила. Беспринципное правительство Марии и протосевастра Алексея, сразу же оказавшееся в довольно затруднительном положении, не могло быть таким несговорчивым, каким оказался под конец своего царствования Мануил. Это доказывается хотя бы тем только что приведенным фактом, что в Венеции в 1181 г. заключались сделки, учитывавшие возможность заключения мира с Византией в недалеком будущем. Вероятно это бы и случилось, если бы Мария и протосеваст не были вскоре низложены. Именно по этой причине, надо полагать, заключение мира было отсрочено еще на некоторое время.

Переворот 1182 г. сопровождался страшной Константинопольской баней, когда латиняне подверглись в столице беспощадному истреблению. Движение это было результатом ненависти, которую уже давно возбуждали к себе многочисленные представители италийских торговых республик, жестоко конкурировавшие на базе своих привилегий с местными купцами и ремесленниками. В момент исчезновения власти, во время переворота, это негодование против привилегированных иноземцев легко переросло в кровавую расправу с ними столичной толпы.

Вопреки общепринятому мнению, мы полагаем, что венецианцы во время этих событий или вовсе не [307] пострадали, что всего вероятнее, или пострадали из них отдельные немногие лица, хотя без сомнения для греков венецианцы были наиболее ненавистными, как наиболее привилегированные из всех латинян. Такой взгляд логически вытекает из того факта, что мирные связи между Венецией и Византией восстановлены не были и, конечно, сколь-нибудь значительного количества венецианских купцов и резидентов в роковые дни 1182 г. в Константинополе быть не могло, если не считать тех, что все еще томились в тюрьмах. Неподатливость императора Мануила да тюрьмы «спасли» тогда сынов св. Марка от кровавой расправы.

Этим легко объясняется то «странное» обстоятельство, что венецианские источники ничего не знают об этих событиях. Венецианцы редко следовали христианской заповеди о прощении обид и никогда не прощали материального ущерба, между тем в данном случае их бытописатели не говорят ни о том, ни о другом.⁹⁵⁾ Невенецианские источники по истории этих событий — Никита, Вильгельм Тирский, Евстрафий Солунский — говорят только вообще о латинянах. Нам кажется, однако, что у одного из них, именно Евстрафия, можно найти косвенное подтверждение правильности постановки нами этого вопроса. Евстафий Солунский в своем известном сочинении «О взятии Солуни», раскрывая понятие «латиняне», которым он оперировал, описывая злоключения их в момент прихода Андроника к власти, называет среди пострадавших людей из Пизы, Генуи, Тосканы, Ломбардии, но совершенно не упоминает венецианцев.⁹⁶⁾ Вряд ли это обстоятельство можно объяснить забвением, — это невероятно при тех чувствах, которые писал Евстафий по отношению к «земноводной змее, болотной лягушке, морским разбойникам с Адриатики», как он аттестует сынов св. Марка в своей речи по поводу освобождения Анконы.⁹⁷⁾

Из всего этого следует тот вывод, что взаимоотношения Венеции и Византии не были омрачены событиями 1182 г., и венецианцы могли спокойно продолжать уже начатые, вероятно, до переворота переговоры о восстановлении мира. Если все-таки венецианские источники относятся к Андронику отрицательно, то это легко объясняется классовыми симпатиями их авторов: аристократически настроенные венецианские анналисты не могли [308] быть довольны антифеодальной политикой Андроника. Но внутренняя политика Византии интересовала венецианское правительство гораздо менее чем проблема восстановления прежних отношений с империей и возмещения убытков, причиненных венецианским купцам в 1171 г. Начатые переговоры успешно продолжались и закончились уже известным нам по венецианским источникам соглашением, в силу которого Андроник освободил посаженных Мануилом в тюрьмы венецианских купцов и обещал возместить причиненные им убытки. В нашем распоряжении имеются бесспорные доказательства того, что это обещание не только было дано Андроником, но и начало им выполняться. Это видно из частных грамот от конца 1185 г. В грамоте от ноября этого года мы читаем: «Андроник, император Константинопольский, в возмещение убытков, которые были в свое время (tunc temporis) причинены венецианцам, прислал в Венецию через наших послов столько золотых перперов, что по определению наших экспертов (secundum quod nostri examinatores existimaverunt) за каждый перпер потерь причитается половина золотого карата и половина венецианского денария», т.е. около 2,5%.⁹⁸⁾ Грамота от декабря того же года гласит: «В возмещение этих потерь Андроник, император Константинопольский, переслал в Венецию через послов дожа 100 фунтов перперов. Отсюда следует, что каждому за свои потери по расчету, сделанному экспертами (facta ratione per prudentes viros), которым было поручено это дело, причитается половина карата и половина венецианского денария за перпер».⁹⁹⁾

Едва ли можно сомневаться в том, что тогда же были восстановлены и прежние привилегии венецианцев в пределах империи. Дандоло не говорит нам об этом прямо, но для венецианских политиков того времени мир с Византией и пользование на ее территории торговыми привилегиями были понятиями равнозначащими. Возможно, что в связи с этой венецианской политикой Андроника находится и его категорическое запрещение пользоваться на территории империи «береговым правом», против которого всегда и всюду боролись венецианцы.

Все это убедительно свидетельствует о том, что у Венеции не было оснований быть недовольной политикой Андроника.¹⁰⁰⁾ «Националист», каким этот император рисуется нередко в сочинениях новейших историков, оказался [309] гораздо более благосклонным к знаменитой торговой республике на лагунах, чем «западник» Мануил. Ни на чем не основанной выдумкой является обвинение Венеции в участии в разбойном нападении на Византию совместно с королем сицилийским в 1185 г.;¹⁰¹⁾ но справедливо, что в этом столкновении, оказавшимся для Андроника роковым, республика св. Марка сохраняла строгий нейтралитет и не пришла на помощь базилевсу: у нее не было побудительных причин вмешиваться в это дело, пока оно не приняло опасного для адриатической политики Венеции оборота, а море к югу от Дубровника, по договору от 1175 г. с сицилийским королем, лежало в сфере политических интересов последнего.

После того, как Андроник был низвергнут, и на троне появилась новая династия, Венеция должна была вновь хлопотать о восстановлении своих прав и возмещении убытков. Ее послы появились в Константинополе с этой целью тотчас же, как только выяснилось, что положение Исаака Ангела на троне базилевсов упрочилось. Венецианские послы с большей степенью вероятности могли рассчитывать на успех своей миссии. Норманское нашествие, правда, было отражено и на этот раз без помощи Венеции, тем не менее новая династия должна была избегать всяких внешнеполитических осложнений, чтобы окончательно укрепиться на троне. Тем не менее жертвы, которых требовала Венеция, были настолько велики, что Исаак довольно долго колебался, согласившись, наконец, подтвердить хрисовулы своих предшественников, он медлил с разрешением вопроса об убытках.¹⁰²⁾ Но венецианцы знали, чем припугнуть неподатливого основателя новой династии. Перед ним несомненно была нарисована перспектива активизации венецианско-сицилийского союза, а воспоминания о разгроме Солуни были так еще свежи в памяти, что Исаак должен был положить конец своим колебаниям. Так венецианцы добились своей цели и от императора новой династии. В 1187 г. Исаак подтвердил хрисовулы своих предшественников и заключил с Венецией оборонительный союз, но только через два года, в 1189 г., было достигнуто соглашение о возмещении убытков.¹⁰³⁾

Соглашение, о восстановлении прежних прав венецианских купцов на территории Византии и возобновлении союза Венеции с Восточной империей облечено было [310] в форму обширных документов, где после подтверждения Исааком хрисовулов императора Алексея, Калоиоанна и Мануила с почти дословным их воспроизведением и с обычными указаниями на «заслуги» венецианцев перед империей, следует договор о союзе республики с империей.¹⁰⁴⁾ Трудно сказать, в какой степени этот договор был новинкой по сравнению с предшествующим временем: хрисовулы Алексея, Калоиоанна и Мануила таким или ему подобным договором не сопровождаются, но союз Венеции с Византией стоит и для того времени вне всякого сомнения. Возможно, что такого рода дополнительные соглашения существовали и тогда, но до нас не дошли.¹⁰⁵⁾ В февральском соглашении во всяком случае есть ряд подробностей, которые вытекали из международной политической ситуации данного момента.

Договор начинается с указания, что в нем речь идет о восстановлении «прежнего союза». Венеция брала на себя обязательство не присоединяться ни к какой стране, с которой Византия находилась бы в состоянии войны, равно как и самой воздерживаться от всякого причинения ей вреда и ущерба.¹⁰⁶⁾ Больше того, если бы какое-либо государство напало на византийские владения, то Венеция по просьбе императора должна оказать ему помощь: в шестимесячный срок со дня уведомления императором о необходимости такой помощи Венеция должна была выставить от 40 до 100 кораблей, издержки по снаряжению которых ложились, однако, на империю, но людей должна была поставить Венеция и не каких-либо, а «способных к войне», не моложе 20 и не старше 60 лет. Командование этим флотом могло быть поручено как венецианцу, так и греку, но венецианцы во всяком случае должны были ревностно служить делу империи.¹⁰⁷⁾ Если бы по миновании непосредственной надобности, т.е. по окончании похода, император пожелал сохранить флот на своей службе, то он должен был делать это за свой собственный счет.¹⁰⁸⁾ Все венецианцы, оказавшиеся на территории империи, подвергшейся вражескому нападению, обязаны принять личное участие в ее защите.¹⁰⁹⁾ Империя со своей стороны не должна нападать на союзников Венеции или страны, ей дружественные. Свои войска проводить через владения Венеции Византия имеет право в одном единственном случае, именно тогда, когда они предназначаются для действия против заведомых врагов [311] Венеции. Для Венеции в условиях этого договора было, однако, одно затруднительное обстоятельство: в это время она стояла в дружественных отношениях с Западной империей и союзных — с Сицилийским королевством. Это знала и Византия, и, конечно, необходимо было внести в этот вопрос надлежащую ясность, — это должно было быть желанием обеих сторон. Вероятно не без продолжительных прений удалось подыскать нужную формулировку, — она могла быть, конечно, только компромиссом: договор терял для Венеции обязательную силу, если Византия втягивалась в войну с западным императором или королем сицилийским до истечения мирных договоров, существовавших между Венецией и этими государями. Такая формулировка не могла удовлетворить Византии, в особенности в той ее части, которая касалась Силиции, поэтому Византия настояла на добавлении: если, однако, король Сицилийского королевства сам нападет на владения Византии, то Венеция обязывалась в четырехмесячный срок выступить на поддержку армии и флота восточного императора.¹¹⁰⁾ Наконец, заранее выговорив восстановление всех прежних льгот и преимуществ на территории империи, Венеция, на всякий случай, оговорила в рассматриваемом договоре право на приобретение в любом городе, завоеванном совместными усилиями, экстерриториального квартала с обычными в таком случае бытовыми и торговыми удобствами.¹¹¹⁾

Так был возобновлен союз Венеции с Византией, снова отдавший в руки венецианских купцов командные высоты в торговле Византии и с западными странами, и отчасти с Востоком. Согласившись взять на себя некоторые военные обязательства, она строго ограничила их морской службой, да и то в значительной мере за счет империи. На море Византии могли угрожать в это время лишь другие итальянские торговые республики, как Пиза и Генуя, или королевство Сицилийское. Во всех этих случаях защита Византии была одновременно и защитой венецианских интересов, ибо ничто так не противоречило этим интересам, как усиление за счет Византии любого из этих государств. Таким образом, Венеция собиралась защищать свои собственные интересы за счет Византии под благовидным предлогом защиты владений императора. [312]

В 1189 г., преодолев, наконец, сопротивление Исаака Ангела, Венеция добилась договора о возмещении убытков, причиненных Мануилом.¹¹²⁾ Общую сумму убытков договор определял в 14 кентенариев золота, не считая ранее выплаченного кентенария. Это несомненно тот взнос, который был сделан еще Андроником, имя которого канцелярия императора Исаака по непонятным причинам упоминать не хочет. Одновременно или тотчас после заключения договора Исаак сделал еще один взнос в размере двух или двух с половиной кентенариев,¹¹³⁾ остальная же сумма должна была быть выплачена равными долями в течение шести лет, т.е. очевидно по два кентенария ежегодно.¹¹⁴⁾ Однако, венецианцам всего этого казалось мало. Поэтому они дополнительно потребовали и получили все те торговые кварталы, причалы, которыми до этого времени пользовались немцы или французы на территории Византии. При этом вновь полученные места должны быть начисто свободны от всяких налогов, и появление там агентов императорского фиска воспрещается совершенно так же, как во владениях самого императора.¹¹⁵⁾ Это был полный налоговый иммунитет.

Венецианцы без всякого сомнения полностью реализовали все те пункты договора, которые создавали им исключительное положение в империи. Труднее было добиться выполнения договора о возмещении убытков. Мы не можем шаг за шагом проследить ход выполнения принятых на себя императором Исааком денежных обязательств. Считается, что с некоторой вероятностью можно говорить о получении Венецией очередного взноса за 1191 г.,¹¹⁶⁾ получение же остальных сумм, на основании известного места из хроники Джустиниани,¹¹⁷⁾ обычно отрицается. Мы полагаем, однако, что Исаак аккуратно вплоть до года своего низвержения с трона выполнял и это обязательство. Это, по нашему мнению, следует из инструкции, которую в 1197 г. послал своим уполномоченным при императорском дворе Энрико Дандоло, ведшим с Алексеем III переговоры о возобновлении договоров, заключенных с Исааком. По этой инструкции Энрико Навигеозо, Андреа Донато и Бенуто Грильоне должны были потребовать уплаты четырех кентенариев за два последних года,¹¹⁸⁾ т.е. за 1195 и 1196 (посольство вело переговоры в 1197 г.), могли ограничиться половиной [313] этой суммы¹¹⁹⁾ и в крайнем случае согласиться на отсрочку уплаты и внести эту сумму задолженности в договор.¹²⁰⁾ Очевидно, что только эта сумма в четыре кентенария и не была еще уплачена, а это значит, что Исаак аккуратно выплачивал по своему обязательству все четыре года, когда он мог это сделать, т.е. в 1191, 1192, 1193 и 1194 гг.

Дворцовый переворот 1195 г. опять поставил перед Венецией вопрос о подтверждении полученных ею ранее привилегий. Новый император Алексей III на первых порах оказался столь же несговорчивым, сколь и его предшественник. Венеция вынуждена была послать одно за другим три посольства, прежде чем удалось добиться удовлетворительных, с точки зрения Венеции, результатов.

В 1195 или 1196 г. были посланы Райнерио Дзено и Марино Малипьери, но они, по-видимому, не смогли договориться с Алексеем. Это побудило Энрико Дандоло, сделавшегося дожем в 1192 г. и великолепно знакомого с византийскими дипломатическими порядками по своей прежней миссии в Константинополе, послать второе посольство в конце 1196 или в начале 1197 г., состав которого мы уже называли.¹²¹⁾ Из упомянутой выше инструкции этим послам мы видим, в чем заключались основные трудности переговоров, на чем настаивали в Византии и чего добивалась Венеция.

Это был прежде всего вопрос о военных обязанностях Венеции перед Византией. Договор с императором Исааком предусматривал помощь Венеции против Сицилийского королевства только в случае прямого нападения Сицилии на владения императора в течение всего срока действия договора Венеции с сицилийским королевством. Теперь этот срок кончился, — он истек в 1195 г. — император Алексей, естественно, хотел исключить этот пункт и возложить на Венецию помощь Византии против Cицилии и Апулии без всяких ограничений. В Венеции думали иначе: «Если он (т.е. император Алексей) поднимет вопрос о статье, касающейся Сицилии, — инструктировал дож своих послов — и скажет, что срок (действия договора Венеции с королем сицилийским) истек, и пожелает прямо указать, что мы обязаны помогать ему против Сицилии и Апулии, то скажите, что мы (т.е. дож и его советники) об этом еще не думали и не дали вам на [314] этот счет никаких поручений и что вы не можете, поэтому, здесь что-либо сделать. Если же он на этом настаивать не будет (т.е. на вопросе о Сицилии и Апулии), то согласитесь».¹²²⁾ Подобный же вопрос возникал и по поводу статьи, содержавшей оговорку относительно Западной империи. «Если он упомянет о статье, касающейся германского императора и захочет удалить эту статью, то скажите, — наставляет дож своих посланцев, — что послали мы вас просто и без обмана, что на эту тему мы еще не размышляли, а потому и не дали вам на этот счет никаких указаний (Dicetis, quod pure vos misimus et sine fraude nee posuinus mentem ad ista, nec inde vobis aliquid diximus). Поэтому вы можете согласиться только на существующую редакцию (Non aliter possetis facere, nisi sicut dicitur), а если он непременно захочет исключить этот пункт, то вы не соглашайтесь».¹²³⁾ Понятна позиция обоих государств в этом последнем вопросе. Это было как раз то время, когда Генрих VI шумно готовился к походу на восток, ставя своею задачей сокрушение Византийской империи. В 1197 г. в Италии, подготовлялось войско для отправки в этот поход. Византия прекрасно была осведомлена о всех этих приготовлениях, и ей нужны были союзники. Венецианская оговорка очевидно не могла быть приемлемой для Алексея III. Со своей стороны и Венеция опасалась ринуться в борьбу против императора, могущество которого быстро возрастало, и казалось, что после овладения Генрихом VI Апулией и частью Сицилии Гогенштауфены близки были, наконец, к реализации идеи «всемирной» империи. Такая империя была, конечно, неприемлемой и для Венеции, но не в союзе с Алексеем III можно было сокрушить ее. Отсюда выжидательная политика Венецианской республики. То же самое надо сказать и о сицилийском вопросе. После смерти Танкреда большая часть королевства оказалась в руках того же Генриха VI. Следовательно, в обоих этих вопросах Венеция должна была занять одну и ту же позицию, что она и сделала. Не желая поступиться выгодами дружественных отношений с Византией и не смея втянуться в борьбу с Западной империей, Венеция должна была держаться выжидательной политики и затягивать переговоры. В той же инструкции и в связи с тем же вопросом Энрико Дандоло рекомендует [315] своим послам: «Если император будет стоять на своем, постарайтесь привлечь его посольство в Венецию».¹²⁴⁾

Другим вопросом, волновавшим Венецию, был вопрос об отношении Алексея III к пизанцам. После изгнания венецианцев из пределов Византийской империи пизанские и генуэзские купцы постарались здесь занять место своего конкурента. За этот успех тем и другим пришлось в 1182 г. заплатить очень дорогою ценой: среди «латинян», подвергшихся погрому в этом году, Евстафий Солунский, как мы видели, на первом месте называет пизанцев и генуэзцев. Вероятно уже при Андронике представителям обеих торговых республик удалось вновь утвердиться в Восточной столице. При Исааке они во всяком случае обосновались там довольно прочно. Как мы увидим далее, в 90-х годах Венеция и Пиза находились во враждебных отношениях друг к другу; между тем Алексей III был к пизанцам особенно внимателен, что Венеции не могло быть приятно. Но в отношении своих конкурентов в Константинополе у венецианского правительства, по-видимому, не было тогда определенного плана, вследствие чего в своей инструкции Дандоло рекомендует послам по этому вопросу посоветоваться с «опытными и благоразумными» людьми из местной константинопольской колонии венецианских купцов и действовать в этом вопросе сообразно с их мнением и мнением самих послов (quod apparuerit vobis et illis).¹²⁵⁾

Наконец, Энрико Дандоло дал указания своим послам и относительно той позиции, которую они должны занять в отношении еще не выплаченных Византией сумм по договору с императором Исааком. Эти указания нами уже были рассмотрены.

Легко понять, что при такой позиции договаривающихся сторон переговоры не могли закончиться быстро. Второе посольство также, как и первое, возвратилось, не достигнув определенных результатов. Это побудило Венецию в 1198 г. направить в Константинополь третье посольство в составе двух полномочных представителей Пьетро Микьеле и Октавио Квирини. На этот раз международная обстановка была более благоприятной для успешного хода переговоров. Император Генрих в 1197 г. умер, и вместе с ним рухнули его честолюбивые замыслы в отношении Восточной империи, а в Германии началась борьба за королевский трон. В то же время законные [316] права на трон в сицилийском королевстве перешли к ребенку и женщине, его матери. Теперь ни германский император, ни король Сицилии не могли быть опасными. Но в это время появился новый фактор в международной политике: 1198 был первым годом пантификатора Иннокентия III, который сейчас же начал проповедь нового крестового похода. Опыт предшествующих крестовых походов и в частности третьего крестового похода и тех осложнений, которые он вызвал во взаимоотношениях Византии с Фридрихом Барбароссой, рекомендовал Алексею III осторожность и делал его более сговорчивым. По этим причинам миссия третьего посольства увенчалась полным успехом: Венеция не только добилась прежних уступок и привилегий, но и позаботилась о том, чтобы расширить их по крайней мере, в территориальном смысле.¹²⁶⁾

Новое соглашение было подписано Алексеем III в 1199 г. В этом соглашении Византия на первый план выдвинула договор о союзе с Венецией, заключенный при императоре Исааке. Венеция обязывалась свято соблюдать свои обязательства по этому договору, забыв обиды, нанесенные императором Мануилом, или «вызванные какой-либо иной причиной»,¹²⁷⁾ а император Алексей подтверждал все хрисовулы, выданные его предшественниками от Алексея I до Исаака II. Венецианские представители настояли на том, чтобы самым подробным образом были перечислены все те разнообразные налоги, которые отягощали подданных восточного императора и от которых полностью освобождались венецианские купцы, — очевидно общей формулировки в свободе от всяких налогов было недостаточно.¹²⁸⁾ Обращает на себя внимание также список тех городов и провинций империи, в которых венецианцы пользовались или желали пользоваться гарантированными им льготами. Здесь, кроме портовых городов, которые были преимущественным объектом внимания в прежних договорах, перечислены города и области, расположенные далеко от прибрежных территорий, как Прилеп, Скопле, Струмица, Кастория, Ниш и др.¹²⁹⁾ Возрастание числа территорий и городов, где венецианские купцы пользуются торговыми льготами, которое мы наблюдаем в следовавших один за другим хрисовулах, неопровержимо свидетельствует о том, что венецианцы все глубже и глубже внедрялись в поры империи, [317] что сфера их экономических интересов в ее пределах продолжала возрастать, несмотря на те перерывы, которые мы в этом росте наблюдали. Разумеется, права экстерриториальности, которыми венецианские колонии на территории империи пользовались издавна, в новом договоре были оговорены и особо подчеркнуты в статье, трактующей о вопросе судебных привилегий венецианских купцов и колониальной администрации.¹³⁰⁾

В договоре 1199 г., как и в предыдущих договорах, обращает на себя внимание то обстоятельство, что в них совершенно замалчивается вопрос о черноморских портовых городах и портах Крыма. Разумеется, это не может быть объяснено забывчивостью венецианских дипломатов. Правильнее будет заключить отсюда, что до XIII в. у Венеции не существовало здесь серьезных экономических интересов, вопреки неоднократно высказывавшемуся в исторической литературе мнению.¹³¹⁾ Это не значит, конечно, что отдельные торговые корабли и отдельные венецианские купцы до XIII в. не бывали в портах Черного моря; но наверное можно утверждать, что эта группа заинтересованных лиц не была настолько влиятельной, чтобы воздействовать на правительство в благоприятном для их интересов смысле. Проблема венецианской торговой экспансии в районах Черноморья — проблема не XII, а XIII в.

Таким образом, в 1199 г. Венеция уладила свои взаимоотношения с Восточной империей и единственно чем она могла быть недовольной, так это отношением Алексея III к пизанцам. Оно оставалось для них по-прежнему благоприятным. Пизанская колония была в Константинополе многочисленной и богатой. Пизанцы во второй половине 90-х годов владели здесь четырьмя причалами, двумя церквами, многочисленными лавками; налоги с пизанских купцов в 1198 г. были еще раз снижены.¹³²⁾ Алексей видел в пизанских купцах противников Венеции, которые при благоприятных условиях могли быть использованы против Адриатической республики. Со своей стороны пизанцы старались заслужить доверие императора, рассчитывая на венецианское наследство. Не случайным, поэтому, будет то обстоятельство, что в критические для Алексея III дни 1203 г., когда венецианцы вместе с крестоносцами будут осаждать Константинополь, пизанцы будут сражаться на его стороне, [318] но это обстоятельство не было настолько существенным, чтобы венецианцы испытывали чувство вражды к Алексею III и считали необходимым вооруженный конфликт с империей. Отношения между Византией и Венецией накануне четвертого крестового похода, с венецианской точки зрения, могли почитаться нормальными.

В самом деле, политика «натиска на Восток» на территории империи базилевсов принесла в течение XII в. такие обильные результаты, что венецианские политики могли быть вполне удовлетворены ими. При сохранении независимости империи большего добиться было невозможно. Венецианская плутократия вела бы себя, вероятно, иначе в период четвертого крестового похода, если бы она была уверена в двух вещах: во-первых в том, что империя сумеет сохранить свою независимость и во-вторых в том, что политика императоров в отношении Венеции останется неизменной. Ни в том, ни в другом у республики св. Марка уверенности не было, и здесь кроются предпосылки ее поведения в период четвертого крестового похода.

⁹⁵⁾ Среди венецианских источников, где встречается упоминание об интересующем нас вопросе, до сих пор известно лишь одно место из частной грамоты, опубликованной уже довольно давно в кратком итальянском ее изложении (В. Cecchetti. La vita dei veneziani al 1200., v. II, 1871), и недавно в полном виде в латинском подлиннике в тех же «Документах венецианской торговли» (№ 331), которые мы только что цитировали. Этот документ не находится в противоречии с нашей концепцией. В самом деле: кораблю, [492] направлявшемуся в византийские воды, встречаются по дороге несколько венецианских кораблей; пассажиры и матросы с них останавливают встречный корабль словами — «Куда вы плывете? В Константинополе бьют всех латинян без разбора»... Корабль остановился и взял курс на Александрию. Из документа вовсе не видно, чтобы встретившиеся венецианцы пострадали, или сами были очевидцами событий.

⁹⁶⁾ Eustath., De Thessalonica capta, ed. cit., pp. 395, 396, 415.

⁹⁷⁾ G. Tafel. Komnenen und Normanen. Stuttg., 1870, pp. 216, 217.

⁹⁸⁾ DCV, NN 358, 359.

⁹⁹⁾ Ibid., NN 360, 361.

¹⁰⁰⁾ Всякие рассуждения о мести со стороны Венеции за события 1182 г. не основываются на документах, а вытекают из ошибочного предположения о том, что среди пострадавших в Константинополе латинян надо разуметь преимущественно, если не исключительно, венецианцев. Мы должны с удовлетворением констатировать, что отстаиваемая нами точка зрения на венециано-византийские отношения при императорах Мануиле и Андронике (1171—1185) нашла признание со стороны такого знатока венецианской истории, как Роберто Чесси. В своей двухтомной «Истории Венецианской республики», вышедшей в сороковых годах текущего столетия, он еще стоял на оспариваемой нами точке зрения, но в начавшей выходить коллективной «Истории Венеции» (1957—58 гг.), он полностью отказался от общепринятых ранее взглядов на венециано-византийские отношения в последней четверти XII в. (назв. соч., т. II, стр. 406 и след.). Изложенный нами здесь взгляд впервые был опубликован в V. Зап. Горьк. Госуд. университ. в 1950 г. в статье под названием «Восточная политика венецианской плутократии в XII в.» и затем более подробно в статье, помещенной в Виз. Врем, в т. V от 1952 г. под заголовком «К вопросу о взаимоотношениях Византии и Венеции в последние годы правления Комнинов» (1171—1185).

¹⁰¹⁾ Эти выдумки являются логическим развитием той же ошибки. С ними мы встречаемся у Арменго (цит. соч., стр. 108). Брауна (цит. соч., стр. 113), Ходгсона («Ранняя история Венеции», стр. 333) и др.

¹⁰²⁾ De restituendis dapnis habuerunt dilationem... (Just. Chr., p. 90. Danduli Chr., col. 314).

¹⁰³⁾ FRA. DA., v. XII, pp. 179-210.

¹⁰⁴⁾ Ibid., p. 179.

¹⁰⁵⁾ Этим вопросом специально занимался Нейман (С. Neuman. Zur Geschichte der byzantinisch—venezianischen Beziehungen. BZ., т. I, 1892, pp. 370 ss.), и ответил на него именно таким образом. Мы должны признаться, что, хотя и допускаем такое решение этого частного вопроса, тем не менее доводы Неймана нам не кажутся убедительными. Вопрос этот, впрочем, не имеет большого значения и мы совершенно не согласны с Ф. И. Успенским, который на основании этих весьма спорных высказываний Неймана делает далеко идущие выводы относительно ценности публикации Тафеля и Томасса для истории взаимоотношений Византии и Венеции (История Византийской империи, т. III, стр. 124).

¹⁰⁶⁾ Nec per se unquam ei nocebit... (FRA. DA., v. XII, p. 196).

¹⁰⁷⁾ Ibid., p. 197.

¹⁰⁸⁾ Ibid., p. 198.

¹⁰⁹⁾ Ibid., p. 201.

¹¹⁰⁾ Ibid., p. 199.

¹¹¹⁾ Ecclesinm, embolum et scalam... (FRA. DA., v. XII, p. 207).

¹¹²⁾ Только желание во что бы то ни стало доказать, что во время константинопольского погрома латинян пострадали и венецианцы, [493] заставило Манфрони утверждать, что договор с Исааком предусматривал возмещение убытков, причиненных Андроником (цит. соч., стр. 274). В договоре, напротив, прямо указывается: «in redditionem rerum, que Veneticis ablate fuerunt tunc... domino Manuele Comnino... (FRA. DA., v. XII, p. 207).

¹¹³⁾ Договор называет два кентенария, одна частная грамота от марта месяца 1191 года говорит об illis ducentis quinquaginta libris de perperis, quas dominus Zurchacchius imperator Constantinopolitanus misit in Venetiam pro parte de ipso habere, quod Veneticis ablatum fuit in Romania. (DCV, NN 396, 403, 413).

¹¹⁴⁾ FRA. DA., v. XII, p. 210.

¹¹⁵⁾ Ibid., p. 203.

¹¹⁶⁾ Heinen, op. cit., p. 64.

¹¹⁷⁾ Tamen dicta pecunia integre soluta... nunquam fuit... (Just. Chron., p. 92).

¹¹⁸⁾ Quadringentis libras yperperorum, quas nobis dari debent pro annis duobus. Кречмайр, у которого эта инструкция напечатана полностью (цит. соч., т. I, стр. 473), почему то думает, что он опубликовал ее впервые, между тем как она была воспроизведена еще Арменго (цит. соч., стр. 114 и след.).

¹¹⁹⁾ Kretsch., op. cit., p. 473. Et si noilet mittere aut dare quadringentas, si saltern ducentas dederit vel miserit, faciatis...

¹²⁰⁾ Quod nec etiam ducentas veliet dare vel mittere, si nobis crisobula miserit ad hoc, quod eas debemus i abere, nec remaneat.

¹²¹⁾ Дата пребывания этого посольства в Константинополе определяется различно: Арменго указывает 1198 г. (цит. соч., стр. 114), Шаубе относит деятельность этого посольства на 1195—1196 гг. (цит. соч., стр. 256). С Арменго нельзя согласиться потому, что император Генрих VI по время написания инструкции был еще жив, а он умер осенью 1197 г.; соображения Шаубе, с другой стороны, не оставляют времени для деятельности первого посольства Венеции к царю Алексею III. Отсюда вытекает с большой степенью вероятности принятая нами датировка событий.

¹²²⁾ Kretschmayr, op. cit., В. I, p. 473.

¹²³⁾ Ibid., p. 473.

¹²⁴⁾ Ibid., p. 473.

¹²⁵⁾ Ibid., p. 473.

¹²⁶⁾ Совокупность именно всех этих обстоятельств облегчила Венеции возможность благополучно закончить переговоры в Византии, и нужно считать необоснованным домысел Гейда, объясняющего сговорчивость Алексея III угрозой со стороны Венеции противопоставить ему Алексея, сына эксимператора Исаака (Гейд, цит. соч., стр. 250). Эта угроза не могла в это время быть реальной уже по одному тому, что будущий Алексей IV в это время находился в руках Алексея III.

¹²⁷⁾ FRA. DA., v. XII, р. 255.

¹²⁸⁾ Nec commercium aut pedagium, aut samariaticum, vel pottuaticum, aut sauraticum (i.e. subuviaticum), aut causa onerandi, aut scalaticum... (FRA. DA., v. XII, p. 257).

¹²⁹⁾ Ibid., pp. 258-272.

¹³⁰⁾ Ibid., pp. 274-277.

¹³¹⁾ Из многочисленных примеров назовем: М. М. Ковалевский, К ранней истории Азова (ТАС, т. II, стр. 115), Романин, Документированная история Венеции (т. I, стр. 334).

¹³²⁾ Schaube, op. cit., pp. 251 ss. [494]