2.1.1. К постановке вопроса
В истории политических взаимоотношений Византии и Запада значительную роль играл церковный вопрос. После того как в 1054 г. раскол христианской церкви стал свершившимся и необратимым фактом, на Востоке и на Западе время от времени раздавались голоса в пользу объединения двух церквей. История раскола была историей попыток его преодоления. Лионская уния, заключенная в 1274 г., стала первым пробным шагом. Ее провал на долгое время охладил стремление сторон к поискам компромисса. Однако со второй половины XIV в. в византийском обществе наблюдается заметное усиление прозападной ориентации. Латинофильские настроения постепенно охватывают часть интеллектуальной элиты империи1. Одновременно этот вопрос занял прочное место во внешней политике Константинополя.
Проблема церковной унии, ее актуализация в разные периоды всегда имела под собой политическую подоплеку. «Идея унии была, по сути дела, идеологической вуалью, прикрывавшей развитие политических связей Византии как с римским папой, так и с западными странами в целом»2. Не секрет, что Лионская уния являлась, по существу, выражением временного альянса между империей и папством, призванным защитить государство первых Палеологов от агрессивных поползновений западных держав. В XIV-XV вв. эта проблема подогревалась стойким убеждением многих византийских государственных деятелей и интеллектуалов в том, что только военная помощь Запада даст империи дополнительную возможность противостоять турецкой экспансии. Религиозная проблематика в этой ситуации приобретала ярко выраженную политическую окраску. Это справедливо и по отношению к Западу, так как средневековое папство обладало всеми чертами политического института. Одним словом, переговоры о церковной унии носили не религиозный, а ярко выраженный политический характер, поэтому инициатива в этом направлении всегда проистекала не от патриарха, а от императора. Когда он обращался к папе, то видел в нем не столько наследника св. Петра, сколько сюзерена по отношению к западным государствам3. В папе греки могли видеть единственную интегрирующую силу в европейском сообществе наций, хотя реальное положение вещей в XV в. было уже существенно иным. Чтобы приблизиться к пониманию особенностей отношений Византии и Запада в этой области, необходимо вкратце остановиться на некоторых ее аспектах. Прежде всего следует установить, каким образом стороны представляли себе пути решения столь сложной задачи, как воссоединение церквей. Византийцы и латиняне были едины во мнении: христианская церковь - единый вселенский институт и осознавали раскол как противоестественное и трагическое явление. Однако их взгляды относительно природы и сущности этого единства расходились. На представления греков сильное влияние оказывали категории имперского мышления. Они проистекали из древней ойкуменистической теории, которая существовала на протяжении всей византийской истории4 и согласно которой власть византийского императора теоретически распространялась на все христианское мировое сообщество, вне зависимости от того, как далеко простирались собственно государственные границы империи. Их несоответствие границам «ойкумены» воспринималось как факт противоестественный и преходящий. В поздневизантийский период эта доктрина уже не имела ничего общего с исторической реальностью, но по-прежнему была в официальном употреблении. Более того, в условиях сокращения сферы распространения императорской власти особый интерес к ней проявила византийская церковь, взяв ее под свою защиту. Одним из элементов этого имперского представления о христианском мире являлась так называемая теория пентархии5. Она предполагала, что вселенская церковь возглавляется пятью патриархами - Рима, Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима. Корни этой системы уходят в IV в. Именно она легла в основу византийской концепции вселенского собора, на котором требовалось обязательное присутствие всех патриархов либо их полномочных представителей, даже после того как три восточных патриархата утратили реальное значение в жизни церкви6. Вселенский собор, в свою очередь, был для византийцев главным и непременным условием, при котором вообще могла идти речь о восстановлении единства христианской церкви. Он был призван гарантировать византийской церкви равноправное положение по отношению к папскому престолу. Примат последнего понимался ими исключительно как примат чести, а не юрисдикции. В то время как в Византии усиливалось движение в сторону заключения церковной унии с Западом, в недрах самого Запада происходили важные внутренние перемены, связанные с возникновением такого явления, как соборное движение, или конциляризм. Под этим термином следует понимать комплекс идей и возникшую на их основе реальную практику, направленную на преобразование организационных структур католической церкви, оказавшейся в состоянии кризиса7. Без этого невозможно понять глубину вопроса и специфику ситуации, в которой шли переговоры. Кризис римско-католической церкви был предопределен политическим развитием Запада. Усиление национально-государственного партикуляризма, который переживала Европа, вступило в противоречие с космополитическим характером папства и церкви в целом. Внешним выражением этого стало падение авторитета папского престола, ставшего объектом национальных притязаний. В 1378 г. в результате соперничества французской и итальянской партий разразился печально знаменитый «великий раскол» (великая западная схизма, 1378-1417), приведший к установлению двоепапства8. В 1409 г. латинские кардиналы попытались решить вопрос, избрав нового папу на Пизанском церковном соборе9. Но это лишь усугубило положение, так как отныне уже три кандидата оспаривали друг у друга престол св. Петра. Идеологи конциляризма требовали решительным образом пересмотреть роль и место римского папы в системе церкви. Основное условие состояло в подчинении его церковному собору, который трактовался как высшая церковная инстанция, наделенная сакральной властью. Принцип непогрешимости папы при этом также отрицался. Конциляризм ломал традиционный иерархический строй церкви, формируя его на корпоративных началах. В этой новой модели папа считался уже не наместником Христа, а первым лицом и представителем корпорации верующих, которая налагала на него ответственность. Он стоял выше любого представителя церкви, но не церкви в целом10. В первой половине XV в. концилиарная идея сыграла решающую роль в практике церковных соборов, состоявшихся в Констанце (1414-1418) и Базеле (1431-1449). Новый подход к церкви выразился уже в самой структуре этих соборов, в основу которой был официально положен принцип деления по нациям11. Деятельность соборов была весьма разносторонней. Они стали сильнейшими факторами общественной и политической жизни на Западе, фактически поднявшись до уровня европейских конгрессов12. Переговоры о церковной унии с Востоком в первой половине XV в. происходили в этом историческом контексте. Хотя конциляризм был продуктом развития западной цивилизации, его приверженцы мыслили категориями вселенского масштаба, понимая, что церковный собор будет обладать абсолютным авторитетом, если в нем будет представлено все христианское сообщество, включая православные народы. На Западе начинали проявлять повышенный интерес к восточным христианам13. Византийцы со своей стороны тоже должны были считаться с той трансформацией, которую испытывала западная церковь. При том, что конциляризм пустил в ней глубокие корни и на Констанцском соборе дал реальный толчок церковной реформе, сохранялись позиции папалистов, сторонников папской власти в ее привычном понимании. Грекам, конечно, подходил принцип решения всех вопросов через церковный собор, постановления которого для папы считались обязательными. Теоретически это должно было увеличить их шансы на то, чтобы стать равноправными участниками переговорного процесса и освободиться от простого давления со стороны папского престола. Однако во многом другом конциляризм византийцам отнюдь не был близок. Достаточно сказать, что он не смягчил отношения к грекам как к схизматикам. Процессы, происходившие в латинской церкви, преломились в политической сфере и вызвали на Западе цепь острых коллизий. В силу исторических обстоятельств Византия сыграла здесь далеко не последнюю роль. 1См.: Поляковская М. А. Димитрий Кидонис и Запад (60-е гг. XIV в.) // АДСВ. 1980. Вып. 16. С. 46. 2Поляковская М. А., Медведев И. П. Развитие политических идей в поздней Византии // Культура Византии: XIII - первая половина XV в. М., 1991. С. 276. 3См.: Viller M. La Question de I'union des eglises entre grecs et latins depuis le concilede Lyon jusque'a celui de Florence (1274-1438) // RHE. 1921. T. 17. P. 280. 4См.: Медведев И. П. Империя и суверенитет в Средние века (на примере истории Византии и некоторых сопредельных государств) // Проблемы истории международных отношений: Сб. ст. памяти академика Е. В. Тарле. Л., 1972. С. 412-424; Dieten van J.-L. Politische Ideologic und Niedergang in Byzanz der Palaiologen // ZHF. 1979. Bd. 1, S. 1-24. 5См.: Dvornik F. Byzanz und der romische Primat. Stuttgart, 1966. S. 115-119. Об отношениях восточных патриархатов и римского престола см. также: Vries W. Rom und die Patriarchate des Ostens. Freiburg; Munchen, 1963. 6Подробнее о византийской концепции вселенского собора см.: Sieben J. H. Griechische Konzilsidce zur Zeit des Florentinums // ThPh. 1995. Bd. 65. S. 184-215. 7О конциляризме имеется очень обширная литература - см.: Geschichte der Konzilien/ Hrsg. von G. Alberigo. Wiesbaden, 1998. S. 288-290. 8По окончании периода авиньонского пленения в 1378 г. папой был выбран итальянец Урбан VI (1378-1389), который вернул резиденцию в Рим. Французские кардиналы отказались признать его и через несколько месяцев провозгласили папой Клемента VII (1378-1394). За каждым из них группировались политические силы. Урбана VI и его преемников признавали в Италии, Германии, Англии, Северной и Восточной Европе, тогда как Клемента VII и сменившего его Бенедикта XIII (1394-1417) - во Франции и государствах Пиренейского полуострова (кроме Португалии). 9Папой был избран Александр V (1409-1410). 10О новой трактовке папского примата в конциляризме см.: Schatz К. Der papstliche Primat: seine Geschichte von den Ursprungen bis zur Gegenwart Wurzburg. 1990. S. 129-132. 11На Констанцском соборе было представлено пять наций: итальянская, французская, германская, испанская и английская. В Базеле место наций заняли четыре депутации, однако нации оставались полуофициальными представительными единицами (за счет английской нации их количество было уменьшено до четырех), и именно они формировали реальную политику собора, поэтому структура обоих соборов, Базельского и Констанцского, может считаться вполне идентичной - см.: Geschichte der Konzilien. S. 277. Здесь налицо попытка совместить интересы церкви с интересами формирующихся национальных государств. 12См.: Грабарь В. Э. Вселенские соборы XII-XV вв. как орган международного общения // Вопр. истории. 1945. Т. 3-4. С. 86-98; Он же. Вселенские соборы западно-христианской церкви и светские конгрессы XV века // Средние века. 1946. Вып. 2. С. 233-277. 13См.: Beck H.-G. Byzanz und der Westen im Zeitalter des Konziliarismus // Die Welt zur Zeit des Konstanzer Konzils. Konstanz; Stuttgart, 1965. S. 141. |
загрузка...