1
|
I. В течение первой эпохи, продолжавшейся примерно со времен революции до периода президентства Джона Адамса включительно, светские, экономические, политические и военные институты были более или менее объединены и их единство осуществлялось простым и непосредственным образом: представители различных кругов элиты легко меняли сферу своей деятельности, передвигаясь из верхов одной из этих основных иерархий в другую. Многие из них были разносторонними людьми, способными подвизаться на глубоко различных поприщах: в качестве законодателей и негоциантов, вооруженных поселенцев, раздвигавших границы американских поселений, и военных деятелей, ученых и землемеров.
Вплоть до провала в 1824 г. предвыборных фракционных совещаний в конгрессе политические институты выглядели вполне централизованными. Высокой политике придавалось большое значение; многие политики считались выдающимися государственными деятелями национального масштаба. "Костяк светского общества, каким оно запечатлелось в моих первых воспоминаниях, - рассказывал некогда Генри КэботЛодж, ведя речь о Бостоне времен его отрочества, - составляли старинные семьи; доктор Холмс в "Автократе" характеризует их как семьи, занимавшие высокое положение еще в те времена, когда США были колонией, а затем "провинцией", во времена революции и в течение первых десятилетий после основания Соединенных Штатов. Они имели в своем роду несколько поколений образованных и занимавших высокое общественное положение людей... Предки этих знатных фамилий проповедовали с церковных кафедр, восседали в судейских креслах и принимали участие в управлении страной во времена английского господства. В годы революции они сражались, участвовали в разработке конституций - как федеральной, так и отдельных штатов - и служили в армии или во флоте; они состояли членами палаты представителей и сената в начальный период существования республики и составили себе состояние в качестве коммерсантов, фабрикантов, адвокатов или литераторов". Круг именитых людей подобного склада, составлявших - как я уже отмечал - главное ядро светского общества, собиравшегося в 1787 г. в доме Джона Джея, несомненно включал в себя и выдающихся политических деятелей. Важная особенность этого раннего периода развития американской элиты заключалась в том, что светские, деловые, военные и политические круги тесно переплетались в те времена между собой; высокопоставленные политические деятели играли руководящую роль и в сфере экономики и вместе со своими семьями входили в круг высокочтимых людей, составлявших местное светское общество. Можно считать доказанным, что этот первый период развития элиты знаменателен тем, что руководство страной принадлежало людям, высокое общественное положение которых покоилось не только на их политических прерогативах, хотя, правда, их политическая деятельность также играла в этом отношении важную роль, ибо политики пользовались в те времена высоким уважением (таким уважением пользовались, по-видимому, не только члены правительства, но и видные члены конгресса). Элита состояла тогда из образованных и имевших административный опыт политических деятелей, обладавших, как отмечал лорд Брайс, известной "широтой кругозора и чувством собственного достоинства". II. В начале XIX в., в период, отмеченный влиянием политической философии Джефферсона, а позднее и влиянием экономических принципов Гамильтона, экономические, политические и военные иерархии превратились в рыхлые образования, приспосабливавшиеся к условиям великой раздробленности сил, характерной для тогдашней американской социальной системы. Рост политического влияния экономической иерархии (ставшей к тому времени преимущественно иерархией собственников единоличных предприятий) наиболее ярко выразился в таких фактах, как приобретение Джефферсоном за деньги территории Луизианы и образование демократически-республиканской партии, пришедшей на смену федералистам. Элита превратилась в этом обществе во множество верхушечных групп, каждая из которых в свою очередь не представляла собой компактного образования. Эти группы, разумеется, частично смыкались друг с другом, но опять-таки весьма неплотно. Наиболее важным для понимания этого периода и вместе с тем, конечно, тех представлений, которые у нас сложились о нем, является то обстоятельство, что переворот, совершенный Джексоном, в гораздо большей мере подорвал основы прежней системы распределения общественного престижа, чем основы экономики и политической системы. Прослойка "четырехсот семейств" центральных городов не могла по-настоящему процветать в такие времена, когда над ними довлели антиаристократические тенденции джексоновской демократии; и к тому же она сталкивалась с новыми элементами элиты из среды кадровых политических руководителей новой партийной системы. Централизованные средства власти не контролировались в ту пору какой-либо узкой группой лиц; в экономических, а тем более в политических делах не господствовала какая-либо небольшая клика. Люди, преуспевавшие на экономическом поприще, имели больше веса, чем люди, подвизавшиеся в светских кругах и в сфере политики; и в самой экономической сфере политику делала весьма внушительная часть общей массы занятых в ней дельцов. Ибо это был период (длившийся приблизительно от президентства Джефферсона до президентства Линкольна), когда элита представляла собой в лучшем случае рыхлую коалицию. Этот период, несомненно, закончился после резкого раскола правящего класса на южную и северную группировки. III. Господство корпораций в сфере экономики началось - если говорить о формальных датах - после выборов в конгресс, происходивших в 1866 г., и оно было укреплено в 1886 г. решением Верховного суда, провозгласившим, что четырнадцатая поправка к конституции предусматривает право создания корпораций. Этот период был ознаменован переходом инициативы от правительства к корпорациям. И вплоть до первой мировой войны (которая принесла с собой явления, весьма похожие на некоторые особенности нынешней эпохи) происходило постоянное вторжение экономической элиты в сферу деятельности правительства. То был период открытой коррупции, когда сенаторов и судей покупали оптом и в розницу. Эта эпоха, кажущаяся теперь такой далекой, эпоха Мак-Кинли и Моргана, весьма непохожая посвоим порядкам на те негласные, сложные дела, которые творятся в наше время, являлась, как думают теперь многие, золотым веком американского правящего класса. В третью эпоху развития властвующей элиты, так же как и во вторую, военная иерархия занимала подчиненное положение по отношению к политической, а последняя в свою очередь занимала подчиненное положение по отношению к экономической иерархии. Военщина, следовательно, не принадлежала в описываемый Период к основным движущим силам американской истории. Что же касается политических учреждений США, то они никогда не представляли собой централизованной и самостоятельной сферы власти; процесс их расширения и централизации постоянно наталкивался на сопротивление и совершался только в форме замедленной реакции на требования, вытекавшие из развития экономики, организованной в форме капиталистических корпораций. В эпоху, наступившую после гражданской войны, корпорации стали в стране главной движущей силой, и "трестам" легко удавалось использовать сравнительно слабый правительственный аппарат в своих целях; об этом со всей очевидностью свидетельствуют события и политический курс того времени. То обстоятельство, что возможности регулирующего воздействия на экономику, которыми располагали и федеральное правительство и правительства отдельных штатов, были резко ограничены, на деле означало, что они сами находились под регулирующим воздействием крупных капиталистических объединений. Силы государственной власти были раздроблены и неорганизованны; силы же промышленных и финансовых корпораций отличались концентрацией и взаимосвязанностью. Одна лишь группа Моргана занимала 341 руководящий пост в 112 корпорациях с общим капиталом 22 млрд. долл., что более чем втрое превышало официальную оценочную стоимость всей движимой и недвижимой собственности в Новой Англии. Корпорации, обладавшие более крупными доходами и более многочисленным персоналом, чем правительства многих штатов, контролировали деятельность политических партий, добивались с помощью денег проведения угодных им законов, содержали членов законодательных органов государственной власти, придерживавшейся "нейтральной" позиции по отношению к экономике. И так же как экономическое могущество, базирующееся на частной собственности, затмевало собой в эту эпоху политическое могущество, базирующееся на общественных прерогативах, так и экономическая элита затмевала собой политическую. Однако уже в период 1896-1919 гг. крупные события экономической жизни приобретали политический характер, что предвещало появление той формы власти, которой суждено было стать господствующей формой в эпоху "нового курса", наступившую после частичного бума 20-х годов. В истории Америки никогда не было, пожалуй, столь политически прозрачного периода, как "Прогрессивная эра", прославившаяся мультимиллионерами, "делавшими президентов", и "любителями копаться в грязи". IV. "Новый курс" не внес коренных изменений в политические и экономические отношения, установившиеся в течение третьей из рассматриваемых нами эпох, но он создал на политической арене, а равно и в самом мире корпораций конкурирующие друг с другом влиятельные группы, которые бросили вызов заправилам корпораций. Когда лидеры "нового курса" обрели политическую власть, экономическая элита, боровшаяся на протяжении третьей эпохи против роста влияния "государственной власти" (ловко используя ее в то же время в своих корыстных интересах), сделала запоздалую попытку проникнуть в высшие звенья этой власти. Проникнув туда, она столкнулась там с другими лицами и интересами, ибо сфера высокой политики была переполнена претендентами. Со временем экономической элите удалось взять под свой контроль и использовать в своих собственных целях возникшие в период "нового курса" институты, созданию которых она противилась с таким ожесточением. Но это удалось ей не сразу. В 30-х годах новая государственная власть еще являлась орудием мелких фермеров и бизнесменов. Во времена "Прогрессивной эры" эти элементы были, правда, ослаблены и потеряли последнюю надежду на реальное господство. Однако на арене политических столкновений, образовавшейся при "новом курсе", борьба между крупной и мелкой собственностью разгорелась вновь и была усилена - как мы уже видели - современной борьбой организованных рабочих и неорганизованных безработных. Успешное развертывание этой новой, силы происходило, правда, под опекой государственной власти, но так или иначе социальное законодательство и вопросы, связанные с положением низших общественных классов, стали впервые в истории США важными факторами в движении за осуществление реформ. В 30-х годах содержание борьбы за определение политического курса страны и его практическое осуществление сводилось к менявшемуся соотношению сил между различными группировками; наряду с представителями крупного капитала в этой борьбе участвовали защитники предпринятых в те времена мероприятий в пользу фермерства и представители вновь организованных профсоюзов. Следует добавить, что все эти фермерские, рабочие и капиталистические группировки были в большей или меньшей степени представлены в самом государственном аппарате, который в те времена разросся и верхушка которого придавала в те времена своим решениям резко выраженную политическую окраску. Эти группы активно стремились воздействовать на политический курс страны, и давление, которое они оказывали друг на друга, на правительство и на партии, способствовало формированию политической ориентации каждой из этих сил. Однако нельзя сказать, чтобы какой-либо из этих групп удалось использовать в течение сколько-нибудь продолжительного времени тогдашнее правительство в качестве орудия осуществления одних только своих целей. Вот почему десятилетие 30-х годов оказалось политическим десятилетием: власть бизнеса не была свергнута, но она оспаривалась, и наряду с ней действовали и другие силы. Она стала главной, но не единственной силой в системе политического господства, управлявшейся главным образом политиками, а не дельцами или военными, подвизающимися на политической арене. Политика правительств, находившихся у власти в начальный и средний период президентства Рузвельта, может быть точнее всего охарактеризована как отчаянное искание средств и способов сокращения - в рамках существующей капиталистической системы - потрясающей и зловещей по своим масштабам армии безработных. В те годы "новый курс", как система управления страной, сводился в основном к установлению равновесия между влиятельными группами и блоками, представлявшими разнородные интересы. Политическая верхушка улаживала многие конфликты, уступала одним требованиям, откладывала удовлетворение других, никому не оказывала исключительного покровительства и подобными маневрами уравновешивала все эти противоборствующие интересы в пределах некоей конъюнктурной политической линии, существовавшей в промежутках от одного мелкого кризиса к другому. Политический курс являлся результатом политического уравновешивания, осуществляемого сверху. Проводившаяся Рузвельтом политика уравновешивания не затронула, конечно, основы капитализма как экономической системы. Своей политикой он помогал капиталистической экономике (которая попросту разваливалась) выбраться из состояния банкротства, а своей риторикой он ослаблял направленные против нее политические страсти; из этих соображений он посадил на политическую цепь "экономических роялистов". "Государство благоденствия", созданное для поддержания равновесия и оказания помощи капиталистической экономике, отличалось от государства, придерживавшегося принципа "laissez-faire". "Если во времена Теодора Рузвельта, - писал Ричард Гофштадтер, - государство считалось нейтральным, так как его руководители утверждали, что они никому не оказывают особого покровительства, то государство, возглавлявшееся Франклином Делано Рузвельтом, могло быть названо нейтральным лишь в том смысле, что оно оказывало покровительство всем". В последний период президентства Рузвельта государство, в котором тон задавали ставленники корпораций, отличалось от прежнего рузвельтовского "государства благоденствия". В самом деле, политическая линия, господствовавшая в более поздний период президентства Рузвельта - со времени вступления США в полосу открытых действий, предвещавших войну, и подготовки ко второй мировой войне, - не может быть охарактеризована как всего лишь искусное уравновешивание политических сил. |
загрузка...