|
Царь Шульги был поистине могущественным правителем, который властвовал над многими странами, диктовал свою волю многочисленным царям, князьям и наместникам. Чуть не до края света простиралась его власть. Его храбрые воины готовы были в любой момент нанести сокрушительный удар по непокорным и бунтовщикам. Могущество Шульги было столь огромно, что он решил взять себе титул бога: в надписях перед его именем, как и перед именами древних шумерских богов, стоит знак — символ бога. Однако не только сознание своего могущества побудило царя принять такое решение. Приравнивая себя к богам, Шульги следовал традиции аккадских царей (после него этот обычай переняли его наследники). Этот явно пропагандистский политический акт сослужил царям–богам неплохую службу: одно дело бунтовать против царя–человека, другое — против царя–бога. Это соображение тоже, несомненно, сыграло свою роль, ибо все предпринимаемые шаги царей третьей династии Ура, якобы придерживавшихся традиции, но при этом энергично реорганизовывавших политическую и общественную жизнь, содержали рациональное зерно, были направлены на достижение определённых практических целей. Таким образом, при деификации Шульги и его преемников не последнюю роль сыграли интересы государства. В результате Шульги был окружён восторженным почитанием своего народа. В глазах шумеров и аккадцев он был равен богам. Он открыл пути во все страны, принёс народу богатство и благосостояние. Энлиль, Инанна, весь огромный пантеон шумерских богов — далеко, Шульги же — рядом. И от этого создавалось ощущение уверенности в завтрашнем дне. Царь приносил своей стране реальное благо, был её подлинным защитником и благодетелем. До нас дошёл почти полный текст гимна Шульги, записанный после падения третьей династии Ура, но составленный, несомненно, при жизни этого царя. На основании четырнадцати более или менее удачно дополняющих друг друга фрагментов и почти неиспорченных копий Адам Фалькенштейн восстановил полный текст этого замечательного литературного произведения, в котором отражены исторические события и нарисована фигура отважного и мудрого вождя.
Зиккурат Ура и реконструированные части стен дворца Шульги
Безымянный поэт превозносит до небес величие своего царя, который воздаёт хвалу самому себе:
Я царь, я в материнском чреве был уже героем,
Я дикоглазый лев, драконом порождённый,
Царь четырёх стран света,
Страж и пастырь «черноголовых»,
Герой и бог всех стран.
Дитя, рождённое Нинсун,
Священным Аном в его сердце призван,
Судьбу мою определил Энлиль,
Нинлиль любимец, — таков я, Шульги.
Путём Нинтур шагающий смиренно,
От бога Энки получивший мудрость,
Могущественный царь Нанны,
Лев Уту, пасть свою раскрывший,
Инанной избранный ради свершения побед, — таков я, Шульги.
Осёл, что гордо шествует своей дорогой,
Конь быстроногий с развевающимся хвостом,
Жеребец Шакана, любящий быстрый бег, — таков я.
Я как писец, обученный Нисабой,
Доблести и мужеству моим
Равны мои познанья,
Я соперник его вечных слов.
Влюблённый в справедливость,
Я презираю зло,
Слова вражды я ненавижу,
Я, Шульги, царь могучий, идущий впереди людей.
Я богатырь, коего тешит сила его чресл,
Одно движение стопы — и пробежал по всем дорогам,
Пути все обозначив, замки там построил,
У их подножий я разбил сады, места для отдыха там создал
И поселил надёжных там людей.
Тот, кто приходит сверху и кто приходит снизу,
Может […] не бояться,
Идущий по дороге идти может и ночью
И чувствовать себя как в укреплённом городе.
Дабы достигло моё имя дней далёких, избежав забвения,
Дабы в стране Шумер хвалу мне воздавали,
Дабы чужие страны были мне подвластны,
Я, всем владеющий, постигший быстроту, отправился
Из Ниппура на строительство в Ур,
Как будто это близко; сердце спешить велело.
Как юный лев неутомимый, я показал всем свою силу,
Короткой юбкой опоясал бёдра,
Подобно голубю, что, вспугнутый змеёй, внезапно ввысь взлетает,
Так двигал я руками,
Такие делал я огромные шаги, как птица Имдугуд, стремящаяся в горы.
Построенные мною города пришли ко мне,
И благосклонным взглядом я поглядел на «черноголовых», бесчисленных, как овцы,
Подобно стебелькам на склонах гор, к земле прижатым,
Подобно богу солнца, что людям дарит свет,
Так в Эгишнугаль вошёл я.
Храму Нанны и его хозяйствам достаток я принёс,
Зарезал скот, забил овец немало,
Велел трубить и в барабаны бить,
И весело звучать велел я барабанам.
Я, Шульги, приумноживший богатства, принёс я в жертву хлебы,
Как лев на царском троне, испугавшись,
Я пал в «высоком храме» Нингаль на колени,
Дал питьевую воду, льющуюся Долго,
Колени преклонил, хлеб для еды принёс я,
Подобно соколу Ниншаре, я взлетел
Направившись из Ниппура в свой город.
В тот день ревела буря, ураган поднялся,
Южный ветер боролся с северным,
А молнии с семью ветрами заполонили небо,
От рёва бури земля дрожала.
Ишкур рычал во глубине небес,
А ветры неба сковали воды на земле,
Крупинки града, мелкие и крупные,
Секли мне спину.
Я, царь, не устрашился, не выказал тревоги,
Как юный лев, я продолжал свой путь,
И, как осёл степей, я нёсся быстрым шагом,
Как жеребёнок, мчался я один…
Подобно Уту, вечером спешащему в свой дом,
Так я прошёл огромный путь.
И с удивлением взирали на меня солдаты храбрые мои.
В один и тот же день я праздновал эшеш и в Ниппуре и в Уре,
И с юным Уту, братом мне и другом,
В дворце, что Ан построил, напиток крепкий пил я.
Певцы мне пели, барабанам и барабанчикам вторя,
С моей невестой, девственной Инанной,
владычицей побед на небе и земле,
Я сел, вкушая яства и напитки.
Ни один судья не в силах отменить мой приговор,
Куда я обращу свой взор, туда и шествую,
И всё, что пожелает моё сердце, моим становится.
Ан возложил на мою главу истинный венец,
И скипетр я получил в святом Экуре.
На трон, излучающий свет и стоящий
На мощном фундаменте, я вступил и гордо поднял голову к небесам,
Сделал великим могущество моего царства.
Себе я подчинил чужие страны, дал людям прочность и надёжность жизни,
Во всех концах земли народ в своих жилищах
До дней далёких будет славить моё имя […] в песне
И прославлять величие моё.
Великой царской мощью вознесённый
В Эгишнугале Нанной,
Могуществом, и силой богатырской, и жизнью в радости богами одарённый,
Великой силой Нинамниром наделённый,
Я, Шульги, тот, кто разгромил все вражеские страны, кто людям дал надёжность жизни,
Кто владел «божествеными силами» неба и земли, кто не имеет равного себе,
Дитя, о ком заботится герой небес священный Нанна!
Сюжетную основу песни составляет рассказ о путешествии Шульги по случаю ежемесячного праздника полнолуния — эшеш. Погода не благоприятствует поездке царя — разражается буря с градом, тем не менее он, преодолев за один день около 150 км, принимает участие в празднествах в Ниппуре и Уре. Насколько это совпадает с реальными историческими фактами, для нас не столь уж важно. Интересно другое: многократное упоминание о скорости передвижения Шульги. Вероятно, здесь автор имеет в виду его военные походы, способность Шульги быстро перебрасывать войска с одного конца обширного государства на другой. Заслуживает внимания также сообщение о строительстве «замков» на далёких торговых путях. Гимн Шульги оперирует конкретными фактами, насыщен историческими реалиями, которые известны по другим источникам. В нём рассказывается о ряде мероприятий царя: он послал доверенных людей на отдалённые пограничные заставы, разместил там воинские гарнизоны, солдаты которых имели свои «сады», обеспечил безопасность купеческих караванов.
Царь–бог Шульги не ограничивался строительством одних только храмов. Он соорудил в Уре огромный дворец Эхурсаг, в котором разместился весь чиновничий аппарат государства. Богу — богово, кесарю — кесарево. Все те функции, которые прежде выполняла храмовая администрация, теперь перешли к царским чиновникам. Дворец контролирует все стороны хозяйственной жизни Шумера, ведёт учёт налоговых поступлений, доходов от царских поместий и мастерских, податей и дани. Продолжая начатую отцом унификацию, Шульги вводит обязательную для всего государства единую систему мер и весов, определяет точный размер пошлин и т. д.
Желая ещё больше утвердить себя в роли бога, а может быть, для поддержания традиции, восходящей к первой династии Ура, Шульги строит для себя рядом с гробницей своего отца и матери на древнем царском кладбище, на глубине Юм обширную гробницу из обожжённого кирпича — настоящий подземный «дом». Следующий после Шульги царь построил там же ещё два «дома» — для себя и своей жены. Над подземными гробницами, обнаруженными Вулли, высился мавзолей.
Хотя военные походы отнимали у царя немало времени, он, как мы видим, управлялся и с другими делами. У него даже было хобби. Обнаруженные в Пузриш–Дагане, недалеко от Ниппура, таблички привлекли к этой местности внимание учёных. Первоначально считалось, что Шульги имел здесь свою личную резиденцию, построенную на тридцать девятом году царствования. Однако исследования последних лет показали, что в этом месте находилась не резиденция, а ферма царя. В документах хозяйственной отчётности перечислены животные, которые здесь содержались. Сохранились таблички, удостоверяющие поступление на ферму в Пузриш–Дагане крупного рогатого скота, овец, коз, ягнят и других животных (в качестве налогов, даров и жертвоприношений от подданных царя). Есть и таблички расхода, из которых явствует, что ферма поставляла на царскую кухню всевозможные мясные продукты. В Пузриш–Дагане держали не только домашних животных: коров, баранов, коз, свиней, ослов, но и диких: зубров, туров, ланей, оленей и др. Молоко косули считалось любимым напитком богов и приносилось им в дар. Страстно увлекавшийся охотой царь собирал на своей ферме различные виды диких горных козлов, муфлонов, антилоп, газелей, а также кабанов и медведей. Последних, по–видимому, было много, так как мясо молодых медведей поставлялось на дворцовую кухню, а старые «несли охрану» городских ворот, что вызывало у приезжающих страх и восхищение перед царём, которому служат даже грозные дикие звери.
Перечни пойманных царём и для царя животных являются сейчас бесценным источником сведений об азиатской фауне того времени. Шульги процарствовал 48 лет. Он оставил после себя огромное, богатое, прекрасно организованное государство. Понятие «богатое» требует небольшого комментария. Не подлежит сомнению, что в результате политики Ур–Намму и Шульги противоречие между богатством и бедностью резко углубилось. Возродились храмы как экономическая сила страны. Благочестие царей — строителей храмов должно было служить примером для граждан, и без того достаточно преданных своим богам. Широкой рекой потекли в храмы жертвоприношения богам, которые совершались из самых различных побуждений: из чувства долга, ради получения помощи от храма, в порыве религиозных чувств или для того, чтобы заслужить милость небес. Интересные сведения по этому вопросу содержат таблички из архивов Ниппура, обработанные в 1910 г. Гильпрехтом и в 30–е годы Т. Фишером. Характерно, что в них нет никаких упоминаний о вывозе товаров из священного города. Зато о ввозе говорится очень много. Из Лагаша привозились рыба, ячмень, ценные минералы, орудия труда, из Гирсу — рыба и пшеница, из Ура — ячмень и фасоль (или бобы), из Уммы — ячмень и тростник, из Урубиля (города богини Нинтинугга) — кирпич. Все эти товары большими партиями доставлялись судами. Многочисленные таблички сообщают о том, что в шумерских храмах, по старинному обычаю, было развито производство самых разнообразных изделий, например в Ниппуре — изделий из шерсти — тканей и одежды. Шерсть получали от овец и коз, которые поступали в храм в виде жертвоприношений и паслись на храмовых лугах. Размах производства шерсти в Ниппуре был так велик, что его храмы превратились в настоящую сокровищницу государства.
Дворец (так принято называть всё, что находилось в непосредственном подчинении царя), несомненно, играл в экономической жизни страны не меньшую роль, чем храмы. Царю, как и храмам, принадлежали поля, луга, бесчисленные стада, корабли, ремесленные мастерские. Кроме того, наряду с «предприятиями» царя существовали «предприятия» высших дворцовых чиновников и энси — наместников и губернаторов отдельных городов и провинций. Имущественное положение царских подданных зависело от их положения в обществе. Чем ниже ступенька лестницы, на которой стоял человек, тем скромнее был его достаток.
Обогащалось и купечество. Торговля благодаря безопасности торговых путей стала прибыльным делом. Судебные документы того времени сообщают об имущественных спорах, о долговых обязательствах и даже о купле–продаже земли. Не следует забывать и о царском войске. Солдаты наживались за счёт военной добычи, часто весьма богатой, и всевозможных льгот; например, они получали от царя земельные наделы. Число богатых граждан росло, а рядом множились ряды бедняков. В некоторых документах говорится о том, как отцы вынуждены продавать в рабство свои семьи, детей, чтобы избавиться от долгов и не умереть с голоду. Правда, рабы–шумеры находились в относительно лучшем положении, чем представители других племён, взятые в плен на войне или проданные своими военачальниками. Прошли времена, когда каждый раб был на вес золота, когда о них заботились и обращались с ними «по–семейному». В результате военных походов Шульги число рабов в стране значительно увеличилось, да и традиционные шумерские нравы изменились, стали более суровыми.
|
