Элементы фольклора в Талмуде

Концепция мира и человека Екклесиаста и Иова была литературно оформлена в то самое время, когда складывались выдвинутые книжниками первоначальные законоположения, т. е. те основные принципы, на которых зиждется Талмуд. И хотя Талмуд, по замыслу его авторов, должен был стать непроницаемой броней вокруг Торы, все же он не смог оградить народ от неиудейских и антииудейских влияний. Более того, в самом Талмуде сохранились элементы духовной культуры, связанные с философией вольнодумных произведений Библии и фольклором, отображавшим реалистическое миропонимание и вольномыслие народных низов.

Вольнодумство Талмуда не представляет собой системы взглядов. Если бы и была такая, то она решительно истреблялась бы законоучителями.

Уместно отметить, что имя божье вызывало у верующих особое благоговение, страницы, на которых оно значилось, прятали поэтому от уничтожения. И в настоящее время набожные евреи свято берегут от порчи тексты, в которых фигурируют имена бога: Яхве, Элохим, Шаддай и т. п. Однако талмудисты истребляли вольнодумные произведения целиком и полностью, в том числе и страницы, заполненные божьими именами. Рабби Измаил говорил: «Книги минов не спасают от пожара, но оставляют гореть вместе с именем бога, в них заключающимся». Рабби Тарфон сказал: «Клянусь детьми, если они (книги еретиков. — М. Б.) попадутся мне в руки, я их сожгу вместе с именем бога, ибо если меня преследует кто-нибудь, я скорее зайду в языческое капище, чем к ним (к еретикам. — М. Б.), ибо язычники отрицают бога (Яхве. — М. Б.) по незнанию, а эти знают и все-таки отрицают». Рабби Измаил сказал: «...должны быть уничтожены вместе с именем бога книги минов, вносящие не мир, а вражду, ненависть и разлад между Израилем и Отцом его в небесах» (Тосефта Шаббат XIV, 4).

Идеологи иудейства не ограничивались только цензурными актами, они любого человека, распространявшего свободомыслие, подвергали остракизму. «Какие лица не имеют удела в будущей жизни?» — спрашивают авторы трактата Сангедрин (X, 1). Ответ гласит: «Кто говорит, что нет воскресения мертвых, что Тора не от бога, и эпикуреец. Рабби Акиба добавил: также кто читает сефарим хицоним» (книги, не вошедшие в канон. — М. Б.). К этим лицам прибавили тех, «кто отвергает иго (т. е. вероотступник. — М. Б.), кто нарушает знак завета, кто изобличает Тору...»

Разумеется, в этих условиях трудно было создать систему материалистических воззрений и произведения свободомыслия. Тем более наивно думать, что они могли войти в состав Талмуда. Дошедшие до нас элементы вольномыслия затаились в фольклоре, в анонимных и остроумных произведениях малых форм, т. е. главным образом в притчах и афоризмах. «Не отнесись к притче пренебрежительно, — сказано в Талмуде. — Подобно тому, как при свете грошовой свечки отыскивается оброненный золотой или жемчужина, так с помощью притчи познается истина»¹. Во многих притчах и афоризмах высказывается негативное отношение к мудрецам Торы и Мишны (к талмид-хахамам). Симон бен Гамлиила говорил: «Всю свою жизнь я воспитывался между мудрецами и не нашел в сущности ничего лучше, чем молчание; не мудрствование главное, а дело» (Абот I, 17); рабби Элеазар говорил: «Грейся у огня мудрецов, да берегись только — не обожгись об их уголья, ибо кусаются они едко, по-лисьему; ужалят метко, по-ехидному; шипят они, словно змеи лютые, что слово, то уголь раскаленный» (Абот II, 16).

Резко отрицательно относится к талмид-хахамам, составившим когорту фарисеев, автор Абота де рабби Натана. Дифференцируя их по разрядам, он многих классифицирует как ханжей и лицемеров, исполнявших Тору ради почести и славы. В трактате Хагига 14б разоблачается святотатство и лицемерие талмудистов: «Красиво проповедуют (основы Торы и Мишны.— М. Б.)у а безобразно живут». Ненависть к составителям законоположений была настолько велика, что она выразилась в требовании: «Если на одежде талмид-хахама обнаружено пятно, то он подлежит смертной казни» (Шаббат 114а).

Приведенные афоризмы отличаются беспощадной трезвостью и свободой. В подобных изречениях народный гнев вольно и безнаказанно нашел впечатляющую форму для своего выражения. Широко и глубоко использовав афоризмы, народная мудрость высмеивала серьезничаниѳ официальных учителей, их заносчивость и отчужденность. Можно привести много сентенций, восхваляющих труд и подлинную мудрость, к примеру: «Люби работу, ненавидь господство» (Абот де рабби Натана, 1-я версия, XI); «Если человек не пашет летом, то чем же он будет питаться зимой?» (мидраш к Притчам Соломоновым, VI); «Подлинный мудрец лучше пророка» (Баба-батра 12а); «Человек, который не обладает знанием, не вызывает сочувствия» (Сангедрин 92а); «Люби труд, презирай напыщенную ученость и не навязывайся в знакомство к барам» (Абот 1, 10); «Кто гонится за знаменитостью, теряет популярность; кто не совершенствуется, измельчается; не приобретающий знания, не достоин существования; злоупотребляющий властью долго не удержится» (Абот I, 13); «Если тебе скажут искали, но не нашли — не верь; если тебе скажут не искали, но нашли — не верь; если тебе скажут искали и нашли — верь» (Металла 6б). Лапидарен афоризм: «Меньше говори, да больше делай» (Абот I, 15).

Сохранились изречения, направленные против догмата богооткровенности Ветхого завета. Отдельные талмудисты наталкивались на противоречия, сохранившиеся в Пятикнижии. Так, например, они отметили, что по рассказу книги Исход (XIX, 20) Яхве во время синайского откровения спустился на вершину горы, а по сведениям Второзакония (IV, 36) он говорил с неба; по книге Чисел (XXXIII, 38) Аарон умер на горе Гор, по Второзаконию (X, 6) — в Мосере; согласно книге Чисел (VIII, 24), служебный возраст левитов определяется в 25 лет и старше, а в той же книге (IV, 23) он определяется в 30 лет и старше; в книге Исход (XII, 15) Яхве обязывает евреев в праздник пасхи семь дней подряд есть мацу, а согласно Второзаконию (XVI, 8) — только шесть дней. Встречается даже соображение и общего характера: «Не все Пятикнижие (не вся Тора) было преподано Моисею, а лишь основные положения» (мидраш Танхума)². Бесспорно, кое-кто из талмудистов смутно чувствовал, что даже Моисеево Пятикнижие, не говоря уже о других произведениях Ветхого завета, является не речением господним, а сочинением смертных.

Если отдельные талмудисты поняли, что Пятикнижие полно противоречий и, следовательно, опровергали доктрину о его божественном происхождении, то «эпикурейцы» открыто высмеивали фантастическую теорию богооткровенности Торы и комическую серьезность теологов, проповедовавших догмат об исконности иудейского монотеизма. В Талмуде зафиксирован патетический призыв главы Ямнийской школы Иоханана к своим последователям и единомышленникам быть во всеоружии в борьбе против еретиков-эпикурейцев, которые открыто заявляли, что сама Библия проповедует веру не в одного и единственного бога Яхве, а во множество ему подобных. Чаще всего они аргументировали свои положения текстом Ветхого завета: «Сказал Элохим (т. е. боги. — М. Б.): создадим человека по образу нашему» (Бытие I, 26). Библейское свидетельство об участии многих богов в сотворении человека подрывало, надо полагать, веру в яхвизм, которую танаи стремились во что бы то ни стало внушить пастве. Потому жаждущий спасения от критики «эпикурейцев» иудейского монотеизма Иоханан искажает прямой смысл «священных» текстов Торы и молит своих учеников на «злое исчадие» еретиков ответить так: «Везде, где в Торе излагаются деяния бога во множественном числе, подразумевается не сам бог, а исполнители его воли, чудотворные небожители»³.

Примечательно отношение отдельных талмудистов к истории, описанной в Числах. Не успел Моисей убедить древних евреев в своей пророческой миссии, как Корей и с ним «из сынов Израилевых еще двести пятьдесят мужей, начальники общества, призываемые на собрания, люди именитые», восстали против Моисея и Аарона, сказав им: «Полно вам, ведь все общество, все святы, и среди их Яхве: почему же вы ставите себя выше народа Яхве?» (Числа XVI, 3). Нетрудно догадаться, что Корей поднял бунт против религии откровения, против «пророка», олицетворявшего эту религию. И все же в мидраше Бамидбар рабба (XVIII, 2) Корея считают «великим мудрецом».

В одном из трактатов Талмуда (Иома 85б) откровенно сказано, что предписания Торы не заслуживают того, чтобы ради них жертвовать жизнью. Комментируя текст книги Левит (XVIII, 5) «И соблюдайте законы Мои и уставы Мои, которые исполняя, человек будет жив через них: Я Яхве...», талмудист резонно отмечает: «Оказано живы будете ими, но не должны же умирать из-за них».

Среди талмудистов были единичные, но откровенные представители атеистической мысли. К ним принадлежит Элиша бен Абуйя (I—II вв. н. э.⁴). Уже в ту эпоху, когда стали широко проповедовать, будто Талмуд является «боговдохновенным» словом, Элиша поднял свой голос против догматического утверждения о небесном происхождении иудейских священных книг. Законоучители называли его Ахером — другим, т. е. отступником. «Другим» он стал называться потому, что он не расставался с «еретическими книгами» (Хагига 16б)⁵. Под последними понимали произведения древнегреческих мыслителей-материалистов. Упоминается философ Авнимос Гагарди, в дружбе с которым состоял Ахер. Г. Грец полагает, что Авнимос — это древнегреческий мыслитель Эвонимос из Гадары (И в. н. э.)⁶. Система его взглядов характеризуется как антирелигиозная, поскольку она высмеивала оракулов и проповедь о сверхъестественном происхождении вещей.

Следуя философии книг Когелета и Иова, Элиша отвергал догматы воскресения мертвых и прихода мессии. Ахер призывал молодежь к познанию светских книг. «Кто изучает науку в юности, — говорил он, — подобен пишущему чернилами на новой бумаге, а кто начинает учение в старости, подобен пишущему чернилами на старой бумаге» (Абот IV, 20). Элиша бен Абуйя был ненавистен талмудистам, и в трактате Хагига он причислен к тем, кто навсегда лишен «будущей жизни».

Средневековый еврейский философ Ибн Дауд (около 1100 — около 1180) в своем произведении «Emunah ramah» («Возвышенная вера») по поводу Элиши бен Абуйи говорил: «Когда зажигается светоч мудрости, гаснет свет религии»⁷.

Наиболее ярким последователем Элиши был талмудист Иеремия (IV в.). Он открыто заявлял, что занятие полезными делами — такая же добродетель, как изучение Торы. Иронически относился он к усердным занятиям танаев по увеличению количества галахот, высмеивал законотворчество талмудистов (Рош-хашана 13а; Сота 16б). За протест против казуистики иудейских теологов Иеремия был изгнан из богословской тивериадской академии (Баба-батра 23б). По Сангедрину (246), Иеремия характеризовал вавилонский Талмуд как темное царство, выражая свою мысль словами из Плача Иеремии: «Посадил меня (бог. — М. Б.) в темное место, как давно умерших» (III, 6).

О книгах Когелет и Притчи Соломоновы он говорил: утверждают, будто автором этих книг является Соломон, но не потому, что он их действительно написал, а потому, что опасались их уничтожения (Когелет рабба XIII, 14).

Образуя «мир осязаемых, ощущаемых призраков»⁸, религиозное сознание чувствует себя в безопасности до тех пор, пока оно не подвергается осмеянию. Любая религия поэтому осуждает смех и шутку. Иудаизм не составляет исключения. Акиба бен Иосиф проповедовал, что «смех и шутки приучают человека к разврату» (Абот III, 13). Надо полагать, именно потому, что в Екклесиасте слышен смех остроумного мыслителя, Акиба был против его канонизации (Иер. Сота 80, 14). Преследовал он и того, кто Песнь песней считал поэмой веселья и любви и распевал ее стихи на празднествах. Авторы Псалтиря также открывают свои проповеди благочестия с решительного запрета: избегайте общества «лецим», т. е. собрания насмешников (Псалом I, 1).

Для талмудической литературы характерна серьезность. Она связана с запретами, с повелениями, насилием и ограничением личности (на церковном языке: со смирением духа), устрашением и страхом. В Талмуде редко кто смеется. Смеялось вольномыслие. «Жили-были, — отмечает Талмуд, — два еретика, одного звали Веселость, другого — Радость»⁹. Примечательно, что, описывая занятие людей по созданию золотого тельца, талмудист говорит: «Они играют и веселятся, ибо являются вероотступниками» (Шемот рабба XLI, 7). Смех подрывал веру в единого бога Яхве, смех превратил священного тельца в обычного теленка. Смеялся ам-хаарец. Смеялась народная масса.

Смех ам-хаареца приобрел глубокое, мировоззренческое значение. Смех выражал особую точку зрения. Она сохранилась, в частности, в маленькой сатирической повести, разоблачающей жрецов, от имени Торы обирающих бедноту. «Жила вдова с двумя дочерьми, все ее имущество состояло из небольшого участка земли. Когда она пахала свое поле, Моисей ей сказал: «не запрягай вола вместе с ослом». Вдова стала сеять, Моисей запретил ей пользоваться смешанными семенами. Когда настало время жатвы, Моисей напомнил ей, что она обязана оставить для бедняков упавшие колосья, забытые снопы, а края поля оставить в пользу бедных несжатыми. После обмолота Моисей повелел вдове отложить долю жрецу в качестве приношения десятины. Она исполнила повеление, но ввиду ожидаемого разорения поспешила продать поле и купить пару молодых овечек, чтобы воспользоваться шерстью и приплодом. Но как только приплод появился, пришел Аарон и сказал: «дай мне первенца, ибо так повелел Яхве». Когда пришла пора стричь овец, Аарон сказал ей: «отдай мне первую стрижку». Тогда вдова возроптала: «у меня нет больше сил выносить этого человека; я заколю животных и воспользуюсь их мясом». Но когда она их заколола, Аарон сказал ей: «Отдай мне плечо, щеки и внутренности». Тогда она воскликнула: «Даже заколов животных, я не могу избавиться от этого человека, пусть тогда все будет посвящено богу». «В таком случае, — возразил Аарон, — оно целиком принадлежит мне, ибо Яхве сказал: «Все посвященное в Израиле принадлежит тебе» (Числа XVIII, 14). Он забрал мясо и унес с собой, оставив вдову с дочерьми плачущими»¹⁰.

Сатира, направленная против официального культа и его служителей, переплеталась с радостным смехом народных праздников. Талмудисты старались вытравить смех, его светлое начало и обновляющую силу, придавая праздникам мрачно-религиозный характер. Одним из главных праздников иудаизма является йом-кинпур (Судный день), в современном виде он обставлен постом, розгами и другими ритуалами, имеющими целью вызвать чувство уничижения, беспомощности, упования на бога, сокрушенности и покорности. Но некоторые материалы показывают, что Судный день в древности был буйным праздником веселья молодежи. «Рабби Симон сын Гамлпила сказал: не было таких праздников для Израиля, как пятнадцатое Аба и йом-киппур. В эти дни иерусалимские девушки выходили в белых одеяниях... и плясали в виноградниках. А что они говорили? — Юноша, подними глаза свои и смотри, кого ты себе выбираешь» (Таанит IV, 8). Или возьмем субботу. Талмудисты делали все от них зависящее, чтобы испортить этот день отдыха. Они нагромоздили на нее «такую уйму запрещений и предписаний, что богобоязненный еврей должен был быть в вечном страхе пред нарушением бесчисленных повелений. Религия заботилась не об отдыхе, а о царстве небесном, ради которого она готова была жертвовать небольшими радостями, доставляемыми еврею праздничными днями»¹¹.

Праздничный смех не обходится без иронии. Для официального мировоззрения она представляет особую опасность. Пронизанная скепсисом, ирония выражает критически насмешливое отношение к действительности и призрачному ее отражению в умах людей. Ирония не терпит авторитетов, она возвышается над воображаемыми фантомами, издевается над фанатизмом, разрушает идолы и подрывает основы догматического мышления.

Критический анализ текстов Талмуда сатирического и юмористического характера показывает, что они, как правило, связаны со свободомыслием. Полны юмора отточенные по форме, лаконичные и обобщающие афоризмы, подвергающие осмеянию иудейских богословов, их учение и нрав, злобу и ханжество: «Мудрец поучает народ не давать деньги в рост, а сам ростовщик, не грабить, а сам грабитель, не воровать, а сам вор» (Дебарим рабба II, 12); «Что творится в твоем рту ты не знаешь, а что творится на небе ты знаешь» (Сангедрин 38а); «Падает камень на горшок — горе горшку, падает горшок на камень — горе горшку, кругом одно: горе горшку» (Эстер рабба VII); «Если сами жрецы обворовывают богов, кто же им (жрецам) будет приносить клятвы и жертвы» (Берешит рабба XXVI, 8).

Анализ духовной культуры, созданной народной массой, показывает, что рядом с галахот, т. е. с каноническими формами авторитарного иудейского мировоззрения, параллельно создавались вольные формы народного творчества, в которых зафиксированы основы реалистической концепции мира и жизни человека. Материал галахот, казуистические методы комментирования библейских текстов дали раввинам возможность развивать бурную богословскую деятельность и нагромождать одно вероопределение на другое, обволакивая сознание народных масс невежеством и тьмой. Элементы же народного творчества в Талмуде способствовали развитию в еврействе наивно-материалистических воззрений и вольнодумства и оказывали глубокое влияние на формирование рационалистической критики Библии и догматов иудаизма.

¹ «Шир-хаширим рабба; Агада». Иерев. Фруга, ч. 1, стр. 1.
² Цих. по: M. Соловейчик. Основные проблемы библейской науки. СПб., 1913, прим. к стр. 33.
³ Сангедрин, 38а—386; «Сефер хагада, составленный X. Бяликом и И. Равницким», ч. II, кн. III. Одесса, 1910, стр. 192 (на яз. иврит).
⁴ Штрак его называет «Фаустом иудаизма». См. H. Strасk. Einleitung in den Talmud. Leipzig, 1900, S. 91.
⁵ Читать древнегреческую литературу было запрещено. В Тосефта Абода-зара (I, 20) записано: «Спросили рабби Иисуса: можно ли учить сына греческой книге? Он ответил: ее можно учить в такое время, когда ни день, ни ночь», т. е. никогда. Любое общение с греческой культурой считалось вероотступничеством. «Хождение в театры язычников, — говорится в Сантедрин VII, 4, — запрещается как идолослужение».
⁶ Г. Грец. История евреев, т. 5. Одесса, 1906, стр. 144.
⁷ «Еврейская энциклопедия», т. III, стр. 502.
⁸ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 202.
⁹ Трактат Мегилла. Цит. по: «Сефер хагада», ч. II, кн. IV. Одесса, 1910, стр. 193.
¹⁰ J. Hasidah. Biblical personalities. As seen by the Sages of the Talmud and Midrash. Jerusalem, 1967, p. 379.
¹¹ «Сафрут», кн. III, стр. 93.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 3320

загрузка...

Другие книги по данной тематике