Глава XII. Успехи нового понимания христианства и доминиканский орден

1. Условия, обеспечивавшие успех францисканства, сказались не только на распространении примыкавших к тому же идеалу еретических течениях эпохи. Тенденции, вызвавшие францисканство, обнаружились и в еремитизме XIII века. Почти одновременно с Франциском на севере Италии начал вести жизнь покаяния бывший скоморох (joculator) Джьянбуоно. Вместе с учениками своими он поселился в «пустыне», не уступая суровостью своей «дисциплины» аскетам XI века. Но «пустыня» его находилась рядом с городом; братья сами ходили за сбором милостыни, воздействовали своими проповедями и увещаниями на мирян. Воздействие на мир — призыв к покаянию и даже борьба с еретиками — было существенною стороной деятельности Джьянбуоно, а его учеников — «джьянбонитов» часто смешивали с францисканцами. Подобные же течения проявились и в других еремиториях: у сильвестринцев, на которых, кажется, оказали влияние минориты (первый монастырь сильвестринцев на Монте-Фано около Фабриано был основан в 1231 году. В 1247 году конгрегация их, включавшая ко времени смерти Сильвестра, к 1267 году более 11 общежитий, была утверждена Иннокентием III), у появившихся сначала в Испании (при Иннокентии III), a потом проникших во Францию и Англию «кающихся братьев Христа» (fratres saccati), в многочисленных независимых друг от друга еремиториях Тосканы и т.д.

Общему течению поддались и кармелиты. Во второй половине XII века крестоносец Бертольд с десятью товарищами поселился на горе Кармель, что подало впоследствии повод к легенде об основании ордена жившим на ней в пещере пророком Ильей. Около «пещеры Ильи» еремиты Бертольда выстроили посвящённую Богоматери капеллу и, приняв от иерусалимского патриарха Альберта составленный по образцу василианского устав, были утверждены как орден папою Гонорием III в 1226 году. Неудачи христиан на Востоке принудили кармелитов передвинуться на [130] Запад: сначала на Кипр, потом в Сицилию, Францию и Англию. Провозглашённый ими с самого начала принцип бедности и влияние примера и успехов миноритов и доминиканцев заставили и кармелитов войти в число нищенствующих орденов (1245 г.), в том смысле термина «нищенствующий», в каком он употреблялся к половине XIII века.

Идея новой жизни, новое понимание евангельского идеала отразились и на судьбе женских монастырей, к этому времени под влиянием роста монашеского идеала все более и более обособлявшихся от мира. Ученица Франциска, «его дочь и цветочек» св. Клара, оставила свою знатную семью и решила жить, как Франциск. Проповедывать и скитаться ни она, ни присоединившиеся к ней не могли, потому что и то, и другое шло вразрез с воззрениями эпохи и существовало только у еретиков, да и у них не достигло заметного развития. Клариссам оставался только один способ воздействия на мир — столь ценимая Франциском проповедь примером. Но, если францисканцы, несмотря на нивелирующее влияние традиции, могли сохранить своё лицо и занять в ряду других орденов совершенно особое место, клариссы с первых же шагов своих должны были пойти на уступки традиции по пути приближения к обычным женским монастырям, преобразовываемым в это время в духе наивозможного обособления от мира. Этот процесс облегчился тем, что первый же монастырёк кларисс, расположенный на склоне ассизского холма, Сан-Дамьяно, вызвал ответные течения в других местах Италии, течения, не всегда связанные с Кларою или Франциском, а часто с папою Григорием IX или только со смутным стремлением к более совершенной жизни. Понятно, что при таких условиях значительная часть новых общежитий отличалась от женских монастырей старого типа только по имени. Идеал бедности должен был мириться с осёдлостью, с владением монастырем, а иногда и с собственностью на него. Даже в строгих монастырях, как Сан-Дамьяно или флорентийский монастырь, руководимый сестрою Клары Агнессою, или пражское общежитие, во главе которого стояла Агнесса Пражская, организация сбора милостыни, для чего вводятся особые елемозинарии,⁹¹⁾ приводила к экономической обеспеченности монастыря, а эта организация была необходима в силу принципа безусловной обособленности от мира. Францисканский идеал старались осуществить за стенами монастыря, за которыми могли проявиться только любовь, смирение, мистическое стремление к Богу — все, что не требует общения с миром. Но и эти черты жизни вместе с упорным желанием соблюсти возможную бедность удержались лишь в немногих строгих общежитиях. Остальные же так и не поднялись над уровнем обыкновенного, только, может быть, более строгого [131] монастыря. Впрочем, несколько отрывочных указаний говорят о каких-то «миноретках» на севере Италии и во Франции, которые бродили по городам, собирали милостыню и как будто стояли в каком-то отношении к миноритам. Но их было немного, существовали они недолго, встретив вполне отрицательное отношение со стороны церкви, и возникновение их нам неизвестно.

2. Апостольская деятельность францисканцев довольно рано направилась и против еретиков. Борьба с еретиками была, несомненно, выгодною для церкви. Это понимал папа Иннокентий III, принимая в лоно церкви группу раскаявшихся французских вальденсов, которые во главе с Дурандом де Оска, продолжая вести апостольскую жизнь, с благословения Рима решили посвятить себя делу обращения в католичество своих бывших единоверцев. Они получили название «католических бедняков» (Pauperes Catholici) и через несколько лет усилились ещё группою итальянских вальденсов, руководимых Бернардом Примом и составлявших самостоятельную организацию. Но проповедь «католических бедняков» не привела к блестящим результатам. Еретическое прошлое лежало на них несмываемым пятном, давая удобный повод к оппозиции со стороны видевшего в них своих конкурентов клира. Да и сама задача — обращение еретиков (вальденсов) — не была благодарною: вальденсы в эту пору уже слишком резко для того, чтобы возможно было примирение с Римом, противопоставляли себя католической церкви. И, тем не менее, появление «католических бедняков» весьма ценно для уразумения того, как понимала церковь свои задачи и насколько она ценила практическую пользу существования в ней людей, ведущих апостольскую жизнь. Ещё показательнее в этом отношении доминиканский орден.

В конце XII и начале XIII веков еретики, главным образом катары и вальденсы, вели ожесточённую борьбу с церковью. Они, особенно первые, начали богословскую и философскую полемику с догмами церкви, и эта полемика пользовалась большим успехом, потому что еретики, обращаясь к массам, искусно популяризировали догму и в подтверждение своих мнений ссылались на приводимые на местных языках тексты Священного Писания. Но, не довольствуясь этим, еретики сосредоточивали свою пропаганду около нового евангельского идеала, противопоставляя свою апостольскую жизнь жизни обмирщённого с точки зрения строгого понимания Евангелия клира. Сложна совокупность причин, создавших успех еретическим движениям, но главные сводились к указанным сейчас двум сторонам деятельности «детей антихриста». Со времени начал клюнизма повышение религиозности масс выражалось не только в ереси и не главным образом в ней, а и в ряде движений в самой церкви, движений, [132] постепенно захвативших и низшие классы общества. С половины XII века апостольский идеал всё более и более начинает проявляться и в ортодоксальных течениях: в деятельности бродячих проповедников — аскетов, в премонстранстве и францисканстве. Нельзя забывать и того, что вальденсы прожили первые свои годы в лоне церкви и лишь силою обстоятельств принуждены были порвать с нею и против собственной воли перейти в стан еретиков.

В первой четверти XIII века Рим уже мог противопоставлять нещадно гонимой им ереси тех, кто осуществлял моральный идеал эпохи в самой церкви, выдвинуть против апостолов катаров и вальденсов — апостолов премонстранцев, католических бедняков и францисканцев. Но богословская борьба с еретиками ещё не отличалась должными планомерностью и энергиею. Епископы, каноники и монахи проповедывали против еретиков, но их слова не отличались необходимою убедительностью: народ сочувствовал еретикам, вместе с ними отворачиваясь от богатых преемников апостолов. «Епископы — собиратели сокровищ, думающие только о том, как разбогатеть и увеличить свои владения. Монахи и каноники, не обладая личною собственностью, сообща владеют благами мира». Слова служителей церкви не могли действовать с убедительностью слов еретика, согласующего проповедуемый им идеал со своею жизнью. Каноники писали трактаты, опровергающие бесовские лжеучения, составляли руководства для защитников церкви, но нужного кадра этих защитников у них не было; идейная борьба не отличалась организованностью, а кровавые усмирения, самая возможность которых зависела от сложных политических отношений, не приводили к желанным результатам. Новые нищенствующие ордена, за исключением малочисленной группы католических бедняков, не считали главною своею задачею борьбу с ересью, ограничиваясь случайным и непланомерным опровержением её учений. А между тем, по условиям момента, идейная борьба с врагами церкви могла рассчитывать на успех лишь в том случае, если она будет вестись людьми апостольской жизни. Это понял получивший хорошее богословское образование испанский каноник Доминик (род. 1170 г.).

В начале XIII века вместе со своим епископом, папскими легатами и двенадцатью аббатами цистерцианского ордена Доминик обсуждал в Лангедоке меры борьбы с альбигойцами. Он думал, что для успеха дела церкви необходимо усилить энергию и экстенсивность проповеди и соединить её с апостольскою жизнью. Проповедники должны отказаться от большой свиты и внешнего блеска своей миссии; по примеру апостолов должны они скитаться с места на место и воздействовать на альбигойцев [133] не только проповедью, но и апостольским образом жизни. Доминик не отрицал и других способов борьбы: истребления закоренелых еретиков и деятельности церковных судилищ, ещё не переродившихся в инквизиционные, но уже посылавших на костер врагов церкви. Новый орден, мысль о котором зрела в уме Доминика, должен был стать новым могущественным орудием борьбы наряду с уже испытанными. Члены его противопоставлялись в уме основателя проповедникам-альбигойцам как проповедники католической истины, словом, примером и молитвою побеждающие противников. Необходимые для достижения личной святости молитва, созерцание и аскеза, приспособленные к задачам борьбы, скитальчество и бедность должны быть соединены с глубоким и католическим знанием.

Два тулузских горожанина были первыми учениками Доминика. К ним примкнуло ещё четверо. Архиепископ Тулузы и стоявший во главе крестоносного воинства, боровшегося с еретиками, граф Симон де Монфор оказали святому энергичное содействие. Осенью 1215 года Доминик появился на Латеранском соборе, надеясь получить от пап утверждение своего ордена. Ещё ранее принявший под своё покровительство католических бедняков, Иннокентий III одобрил план Доминика, но, согласно с постановлением собора, запретившим основание новых орденов, предложил святому принять один из утверждённых уже уставов. Вернувшись в Тулузу, Доминик вместе с товарищами своими решил положить в основание своего ордена устав Августина, дополненный некоторыми постановлениями премонстранского, и, таким образом, сумел создать форму жизни, удобную для осуществления намеченных им задач. В том же 1216 году орден был утвержден папою Гонорием III.

Доминиканцы ближе стояли к традиционным монашеским формам жизни, чем минориты. Уже в 1216 году Доминик основал свой первый монастырь, за которым последовали другие. В этом первом монастыре (около Тулузы), служившем образцом для последующих, у каждого брата была своя келья, чем обеспечивалась возможность научных занятий. Жизнь не отличалась существенно от жизни августинцев или премонстранцев, и доминиканцы были такими же «уставными канониками». Но в соответствии с планом Доминика и отчасти под влиянием францисканства в 1220 году на общем соборе в Болонье было провозглашено отречение от всякой собственности, и орден вошел в число нищенствующих. Однако ввиду особенных задач ордена бедность не могла быть доведена до таких пределов, как у ранних миноритов. Для борьбы с еретиками и за догму церкви требовались знания. Для приобретения знаний — обучение братьев, немыслимое без относительной осёдлости, без библиотек, трудно [134] осуществимое без отдельных келий, предполагавших большой и благоустроенный монастырь, хотя бы и расположенный в центре города. Идеал добровольной нищеты и скитальчества приспособляется к целям ордена, смягчаясь, с одной стороны, приобретая значение орудия борьбы — с другой. Отсутствие безусловной осёдлости (stabilitas loci) и бродячесть способствовали расширению сферы деятельности ордена и необходимой для этого свободе передвижения доминиканских проповедников. Отсутствие личной и общей (в последнем случае только формальное) собственности придавало ордену удобоподвижность и сосредоточенность его на одной цели — заботе о душе ближних (cura animarum). Точно так же целям доминиканцев соответствовали и внесённые ими в жизнь каноников изменения. Отсутствие предписаний о необходимости физического труда позволяло посвятить более времени обучению братьев, аскеза и молчание содействовали внутренней подготовке проповедника. Существование монастырей, лишь формально примиримое с идеалом абсолютной бедности, сделало возможным систематическое обучение братьев и организацию преподавания. Позднее в каждом доминиканском монастыре было свое studium particulare,⁹²⁾ для завершения же образования служили введённые с 1248 года studia generalia⁹³⁾ в Монпелье для Прованса, Болонье для Италии, Кёльне для Германии и Оксфорде для Англии. Это делало ненужною посылку доминиканцев в университеты и возможным желательное направление преподавания. Организация самого преподавания была завершена общим собором 1259 года, на котором присутствовали такие светила доминиканской науки, как Альберт Великий и его ученик Фома Аквинский.⁹⁴⁾ Курс обучения, имевшего главною целью подготовку проповедников, был рассчитан на 6-8 лет. Первые два года посвящались философии, вторые два — основному богословию, церковной истории и праву. Последние два — углублённому изучению богословия, руководством для чего служила Summa theologica⁹⁵⁾ Фомы Аквинского. Наиболее способные ученики по окончании этого шестилетнего курса делались лекторами (lectores), а через семь лет магистрами (magistri studentium). Через тринадцать лет, пройдя степень бакалавра, они могли стать магистрами богословия (magistri theologicae) — высший сан ордена, рядом с которым стоит сан «общего проповедника» (praedicator generalis), получаемый после успешной двадцатипятилетней проповеднической деятельности.

В первой четверти XIII века окончательно, сложилась и организация ордена, развивавшаяся — что объясняется составом ордена — более планомерно и спокойно, чем миноритская. Подчиненные приорам монастыри объединялись в находящиеся под властью провинциалов провинции. Во главе ордена стоял [135] избираемый провинциалами и особыми избирателями (по два на провинцию) пожизненный генеральный магистр (magister generalis), власть которого была ограничена ежегодным (позже каждые два года) генеральным собором, причем законодательная инициатива собора была умеряема необходимостью для действенности той или иной меры принятия её последовательно тремя соборами (inchoatio, approbatio, confirmatio).⁹⁶⁾ Состав ордена не вполне однороден: наряду с братьями-клириками существовали ещё братья-миряне. И это естественно сложившееся и у францисканцев деление обеспечивало деление функций внутри ордена и, следовательно, возможность для клириков, возложивших все материальные заботы на мирян, всецело отдаться своей учёной и проповеднической деятельности.

⁹⁰⁾ Бонавентура (Джованни Фиденца) (1221—1274) — святой, крупнейший представитель мистической теологии, генерал францисканского ордена с 1256 г., кардинал с 1273 г.

⁹¹⁾ Елемозинарий — от греческого слова, означающего милосердие, подаяние, благочестивый дар, — место сбора милостыни.

⁹²⁾ Школа средней ступени (лат.).

⁹³⁾ Школа высшей ступени (лат.).

⁹⁴⁾ Альберт Великий (ок. 1193 или 1206/1207 — 1280) — немецкий геолог и философ-схоласт, стремился совместить аристотелизм с христианским учением. Фома Аквинский (1225 или 1226 — 1274) — святой, величайший средневековый теолог-схоласт, создатель томизма — официальной доктрины католической церкви.

⁹⁵⁾ «Теологическая сумма» — главный, незавершённый труд Фомы.

⁹⁶⁾ Внесение, одобрение, утверждение (лат.).