2. Ремесленники и торговцы
|
Что касается ремесленников и торговцев, то о них в текстах еще меньше материалов, чем о крестьянах. Правда, в «Чжоули», например, есть несколько глав [129, т. 14, гл. 37 и сл.], специально посвященных описанию ремесел, а также различных категорий ремесленников и их начальников, включавшихся в генеральную административную метасистему высокоразвитого централизованного государства Чжоу, которого, однако, никогда не существовало. Описания, о которых идет речь, весьма любопытны и информативны. В них подробно рассказано и о технологии, и об организации ремесленного производства в чжоуском Китае, причем все то, что касается конкретики производства, явно не было выдумано. Беда в том, что нам неизвестно, когда именно это производство существовало, что было знакомо чжоусцам в начале Чжоу, а что — лишь в самом его конце, через ряд веков после периода Чуньцю.
Конечно, многие из изделий ремесла известны по различным археологическим находкам, в обилии представленным в многочисленных специальных публикациях. Здесь и различные предметы из металла (орудия труда, оружие, утварь, украшения), и остатки колесниц со всем их оборудованием, и многие изделия или их истлевшие остатки из дерева, кожи, тканей и т.п. Словом, если бы перед нами стояла задача охарактеризовать уровень производства в период Чуньцю, материала оказалось бы немало. Однако наша проблема иная: понять, кем были и каким образом проявляли себя ремесленники периода Чуньцю как социальный слой. Профессиональное ремесло было не столько отраслью хозяйства, территориально базирующейся в городах, сколько делом общезначимой, государственной важности. И не только потому, что именно ремесленники изготовляли оружие и боевые колесницы, защитные латы и шлемы, т.е. работали прежде всего на войну, а война была смыслом и образом жизни феодальной знати. Дело скорее в том, что все профессиональное ремесленное производство, будь то литье бронзовых сосудов, изготовление изысканных изделий, домашней утвари и украшений или выделка мебели и одежды в обществе, где приватизация еще не достигла заметного уровня развития, а товарно-денежные отношения не играли существенной роли, везде и всегда было делом государственного регулирования. Существовали — что фиксируется уже с Шан — различного рода ведомства, в рамках которых объединялись ремесленники соответствующих категорий и многочисленные чиновники, отвечавшие за нормальное функционирование таких ведомств и эффективную работу подведомственных им ремесленников. Это же, впрочем, касалось и торговцев. В текстах «Цзо-чжуань» есть ряд упоминаний о такого рода ведомствах и их начальниках. Когда в 672 г. до н.э. в царстве Чэнь был убит наследник престола, его сын бежал в Ци, где циский Хуань-гун предложил ему высокий пост цина. Однако беглец от этой чести отказался, после чего ему был предложен пост гун-чжэна, который воспринимается комментаторами как должность руководителя ремесленников [114, 22-й год Чжуан-гуна; 212, т. V, с. 102 и 103]. Эта должность в Ци была ниже обычного поста цина. Зато она, видимо, оказалась весьма доходной. Именно наследственное владение такой должностью, прочно закрепившееся за кланом Чэнь (Тянь), со временем превратило этот клан в самый богатый (вспомним, как щедро он раздавал продукты населению) и влиятельный в Ци. Естественно, что клан Тянь вскоре оказался в числе высшего разряда цинов, а позже захватил в свои руки всю власть в Ци, включая и трон. Аналогичную позицию руководителя ремесленников занимал гун-чжэн и в царстве Сун, что видно из описания большого пожара в 564 г. до н.э., где всеми делами по тушению пожара руководил министр работ (сы-чэн), с подведомственными ему чиновниками рангом пониже. В их числе находился гун-чжэн, которому было поручено позаботиться о том, чтобы спасти от огня колесницы и арсенал [114, 9-й год Сян-гуна; 212, т. V, с. 436 и 439]. Должность гун-чжэна была и в царстве Лу [114, 4-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 595 и 599]. В царстве Чу в конце VII в. до н.э. несколько важных должностей, начиная с главного министра, занимали члены самого влиятельного и родственного правящему дому клана Жо-ао. Среди этих должностей, как явствует из «Цзо-чжуань» [114, 4-й год Сюань-гуна; 212, т. V, с. 295 и 296-297], был и пост руководителя ремесленников гун-чжэна. При этом параллельно существовала и должность гун-иня, которая также имела отношение к управлению ремесленниками. О чиновниках, отправлявших эту должность, в «Цзо-чжуань» упомянуто семь раз [189, с. 130]. Из всех упоминаний о гун-чжэнах и гун-инях и соответствующих контекстов хорошо видно, что в текстах речь идет о тех самых чиновниках, которые ведали в различных царствах чжоуского Китая периода Чуньцю казенным ремеслом. А все профессионалы-ремесленники, жившие вне общинных деревень, и были казенными, т.е. работали на заказ, выполняя поручения власть имущих. О самих этих профессионалах тоже есть ряд упоминаний в «Цзо-чжуань». В 712 г. до н.э. к лускому Инь-гуну (стоит напомнить, что царство Лу в конце VIII в. до н.э. имело больший престиж, чем позже) прибыли с визитом сразу два правителя, из Тэн и Се. Когда, ожидая приема, они стали спорить о старшинстве, луский гун послал своего сановника к одному из них с увещеваниями, суть которых сводилась к следующему: подобно тому как мастера-ремесленники (гун) измеряют (т.е. оценивают) растущие в горах деревья, хозяин вправе сам решить, кому из гостей отдать предпочтение [114, 11-й год Инь-гуна; 212, т. V, с. 30 и 32]. В одном из рассказов, где описывается иерархическая лестница социальных слоев, о ремесленниках сказано так: «бай-гун (все ремесленники) демонстрируют свое мастерство» [114, 14-й год Сян-гуна; 212, т. V, с. 462 и 467]. В беседе вэйского правителя с его советниками по поводу обострения отношений с Цзинь в 502 г. до н.э. было сказано, что если у Вэй будут сложности, все ремесленники и торговцы с готовностью разделят их, т.е. проявят полную лояльность [114, 8-й год Дин-гуна; 212, т. V, с. 767 и 769]. Из приведенных фрагментов (число их можно увеличить, хотя и ненамного, см. [189, с. 130]) можно сделать вывод, что в текстах нет рассказов о профессиональной деятельности ремесленников. Она подразумевается сама собой. Упоминания можно встретить лишь об их мастерстве или политической лояльности. К сожалению, практически нет данных о труде ремесленников и в других источниках. Даже в песнях «Шицзина», где так много мотивов, связанных с трудами и личными переживаниями простых людей, о мастерах-ремесленниках практически нет ни строки. И это неудивительно. В «Шицзине» собраны народные, т.е. в основном деревенские песни. Городских здесь нет. Быть может, их и вовсе не было, так как город, власть имущие представлены в каноне лишь высокопарными гимнами и громогласными одами, напоминающими о богатстве и заслугах социальных верхов: правителей, знати и их славных предков. Все сказанное относится и к торговцам. Они в перечислениях упоминаются рядом с ремесленниками. В проектах Гуань Чжуна, едва ли являющих собой применительно к периоду Чуньцю нечто большее, нежели идеальную схему, говорится, что торговцы (как, впрочем, и ремесленники) должны жить вместе, хорошо работать, учить младшее поколение своему делу. Специфика их труда в том, чтобы уметь носить на себе или перевозить на повозках необходимые товары и менять всюду то, что у них есть, на то, чего нет, не забывая при этом покупать подешевле, а продавать подороже [85, с. 79; 29, с. 111-112]. Сложность ситуации в том, что торговля во времена Гуань Чжуна, который сам в юности, по данным Сыма Цяня, был торговцем, обычно контролировалась властями. Власти на Востоке, и в частности в Китае, никогда не оставляли столь важную сферу экономики вне своего строгого контроля. Поэтому торговцы, видимо, находились под патронажем служащих, работавших от имени казны и по ее поручению. К сожалению, в нашем распоряжении нет данных, которые позволили бы как следует в этом разобраться. Пожалуй, самый интересный и интригующий в этом смысле эпизод связан с походом циньской армии в Чжэн в 627 г. до н.э., когда близ Хуа эта армия встретилась с чжэнским торговцем Сянь Гао, который вез в домен 12 быков с грузом шкур. Обычно упоминанием об этих быках, которых испугавшийся торговец подарил циньской армии, рассказ о собственно торговой функции завершается [103, гл.5; 71, т. И, с. 29 и 303, примеч. 74]. Далее речь идет о тактической хитрости торговца, обманувшего армию и заставившего циньцев повернуть обратно. Но в самом тексте «Цзо-чжуань» [114, 33-й год Си-гуна, т. XXVIII, с. 624-625; 212, т. V, с. 222 и 224] есть еще несколько слов, спорно интерпретируемых. Смысл их сводится к тому, что торговец ехал не только с 12 быками, но и с повозкой с кожами — видимо, предназначавшимися для продажи. Вез он достаточно много и ехал не один, ибо сумел послать информатора в Чжэн, дабы там узнали о приближении вражеского войска (вариант русского перевода эпизода см. [1,с. 59-60]). Нет бесспорных оснований утверждать, что торговец был служащим и вел торговые операции от имени соответствующего ведомства царства Чжэн, а не от себя лично. Более того, есть сведения о том, что шан-жэнь (торговцы? потомки шанцев и одновременно торговцы?) пользовались особым почетом в Чжэн. В «Цзо-чжуань» [114, 16-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 661-662 и 664] подробно рассказано о том, как основатель этого царства вместе с предком шан-жэнь прибыл в те места, где теперь оно расположено, и какими соглашениями было обусловлено их сотрудничество. Из текста невозможно понять, был ли тот древний шан-жэнь просто потомком перемещенных шанцев или уже торговцем. Скорее всего он был и тем и другим. Во всяком случае, его потомки в качестве торговцев (шан-жэнь) были в Чжэн людьми почитаемыми. Это косвенно может означать, что они занимали официальные должности и вели торговлю если не от имени казны, то с ее ведома и, быть может, даже на ее средства. Возможно, что не один лишь патриотический порыв, но и экономические выгоды заставили чжэнского Сянь Гао отдать продукцию врагу и тем обмануть циньскую армию. Я не настаиваю на своей версии. Тем более что я в ней сам полностью не уверен, ибо в чжоуском Китае периода Чуньцю были, похоже, торговцы различного вида, как разъездные, так и занимающиеся своим делом на одном месте, как контролировавшиеся государством и работавшие от казны, так и мелкие розничные, вроде бы работающие от себя и для себя. Разумеется, не всем источникам стоит полностью верить. Это касается и Сыма Цяня, жившего спустя много веков после тех событий, о которых писал, пользуясь материалом из вторых и третьих рук. Так, если верить Сыма Цяню, Гуань Чжун работал в паре с Бао Шу-я и делил с ним прибыль [103, гл. 62, с. 735; 71, т. VII, с. 34], не завися при этом ни от кого. Лично мне в это с трудом верится4 , хотя в начале VII в. до н.э. такое вовсе не было исключено, особенно если имеется в виду мелкая меновая торговля. О торговле подобного рода есть упоминание в «Шицзине», правда, только одно: Ты юношей простым пришел весной, ты пряжу выменял на шелк цветной Не пряжу ты менял на шелк цветной, ты к нам пришел увидеться со мной [136, №58; 74, с. 74]. Вообще же, как упоминалось, в «Шицзине», не говоря уже об основных наших источниках («Чуньцю», «Цзо-чжуань», «Го юй» и тем более «Шуцзин»), практически нет упоминаний ни о ремесленниках, ни о торговцах, ни об обмене, рынках или товарно-денежных отношениях. Это не значит, что ничего подобного в период Чуньцю чжоуский Китай не знал. Напротив, было развито ремесло, играла определенную роль торговля различного характера и масштаба, в конце периода существовали даже некоторые виды денег, как о том свидетельствуют, в частности, находки археологов. Но все это либо было в ведении государства (т.е. не становилось объектом купли-продажи, а принадлежало к сфере централизованной редистрибуции), либо находилось в зачаточном состоянии. Известно, например, что в городах были уже рынки и даже рыночные площади, своего рода места собраний горожан, особенно в кризисные моменты. В сообщении «Цзо-чжуань» от 559 г. до н.э. [114, 14-й год Сян-гуна; 212, т. V, с. 462 и 467] упоминается о том, что торговля производилась именно на рыночной площади. Однако ни о характере торговли, ни о деньгах и тем более прибыли или богатствах простолюдинов (к ним всегда относили, помимо крестьян, всех ремесленников и торговцев) данных нет. И создается впечатление, что зависимых не от казны, а от рынка торговцев или ремесленников, тем более земледельцев, в период Чуньцю — в отличие от следующего за ним Чжаньго — еще просто не было. Процесс приватизации и все связанные с ним явления находились еще на самой ранней стадии. 4Трудно поверить в то, что Гуань Чжун и Бао Шу-я были мелкими розничными торговцами и делили прибыль между собой, ни от кого не завися, потому что оба они одновременно служили помощниками важных аристократов, претендентов на циский престол. Одно с другим не очень вяжется. |
загрузка...