Процесс приватизации и сложение основ развитого государства в Древнем Китае (вместо заключения)
|
Середина I тысячелетия до н. э. была периодом кардинальной ломки всей древнекитайской структуры. На фоне рассмотренной уже трансформации ряда ее аспектов, хорошо видно, почему именно тогда бурно проявил себя уже достаточно давно вызревавший процесс приватизации. Рост престижного потребления знати, разложение общины, замена связанных с традициями общей собственности ранних форм редистрибуции новыми, сводившимися к индивидуальному налогу, быстрый рост народонаселения и резкое усложнение общества в целом — все это содействовало развитию частной собственности в древнем Китае.
Разумеется, элементы ее были и раньше, может быть уже на рубеже Западного Чжоу и Чуньцю (едва ли ранее), когда стали появляться первые образцы металлических денег, а торговля становилась все более регулярной и насущно необходимой для нормального функционирования экономики царств. Однако едва ли стоит преувеличивать степень развития частнособственнических отношений в ту пору: весь контекст общественных отношений в VIII—VI вв. до н. э. в чжоуском Китае свидетельствует, что ни частный торговый обмен, ни разорение неимущих, ни иные формы товарно-денежных отношений не достигли сколько-нибудь заметного уровня развития в то время. Ситуация решительно изменилась лишь в середине I тысячелетия до н. э., на рубеже Чуньцю и Чжаньго. Обычно специалисты обращают внимание на то, что этому способствовало вступление Китая в железный век. Дешевые железные орудия производства стали доступными всем, что привело к улучшению обработки пашни, освоению новых земель, развитию ирригации, дорожного строительства и вообще всей инфраструктуры. Новые производительные силы, стимулированные распространением железа, энергично способствовали развитию земледелия и различных видов ремесла, что, в свою очередь, создало основу для распространения частнособственнических отношений. Однако процесс не был столь прямолинейным, как то может показаться. Новые орудия труда — лишь фундамент, основа кардинальной ломки общественных отношений. Условия же для такого рода ломки были подготовлены всем ходом предшествующего социально-экономического и социально-политического развития, о котором шла речь в последней главе. Именно в благоприятных условиях и получили достаточный простор для своего развития явления, связанные с процессом приватизации. Речь идет о появлении свободного рынка и товарного производства, о быстром расцвете денежных отношений, вызвавших принципиальную возможность отчуждения имущества, которое до той поры практически было неотчуждаемым. В первую очередь имеется в виду земельный надел. Не сразу, но примерно с IV в. до н. э. в позднечжоуском Китае появились лишенные средств производства общинники, которые утратили свой надел и вынуждены были брать землю в аренду или идти в батраки-наемники. Они же пополняли ряды наемных работников в мастерских разбогатевших и работавших теперь на заказ и на рынок ремесленников, в конторах богатых купцов, на промыслах преуспевших откупщиков. Часть их, лишившись всего, нередко оказывалась даже в положении долговых рабов. Что же касается разбогатевших собственников, то их число тоже росло столь угрожающими темпами, что, как это хорошо известно, лейтмотивом реформ Шан Яна наряду со стремлением прикрепить разорявшихся крестьян к земле была решительная борьба со стяжателями, которых реформатор предлагал попросту обращать в рабство и уж во всяком случае лишать богатства посредством умело налаженного механизма его ограничения (продажа социальных рангов, приобретение которых за очень большие деньги позволяло их обладателям повысить статус и получить некоторые привилегии). Как упоминалось в первой главе, борьба со стяжателями, с частными собственниками, эксплуатация которыми неимущих вела к потере казной той самой доли ее дохода, которая теперь переливалась в карманы нуворишей, становилась с определенного момента важной задачей государства, развивавшегося по неевропейскому образцу. Древнекитайское чжоуское государство может считаться в некотором смысле эталоном, ибо едва ли где-нибудь еще борьба с частным собственником велась столь последовательно и решительно и была осмыслена на столь высоком теоретическом уровне, как то было в Китае, в частности в реформированном Шан Яном царстве Цинь, которому было суждено одолеть все остальные царства и объединить Китай в мощную централизованную империю. Именно борьба с собственником способствовала вызреванию тех важнейших институтов (писаный закон; принуждение; специализированная и строго упорядоченная административная система, дополненная хорошо продуманной системой социальных рангов, поощрений, выдвижений и т. п.; наконец, четкое административно-территориальное членение страны со стоящими во главе подразделений сменяемыми и ответственными перед центром чиновниками), благодаря которым развитое древнекитайское государство не только устояло под натиском поначалу энергично расцветавших и постепенно набиравших немалую силу «стяжателей», но и сумел в конечном счете выработать такую формулу власти, которая без существенных изменений, несмотря на спорадические социальные и политические катаклизмы, потрясавшие страну до основания, а то и ставившие ее на грань гибели, просуществовала до XX в. В процессе выработки конечной формулы сыграли свою роль обе модели развития, о которых упоминалось выше и которые, несмотря на существенную разницу между ними в исходных постулатах, были кое в чем (в частности, в кардинальном вопросе отношения к частному собственнику, к государству) достаточно близки друг к другу, что не замедлило сказаться на результатах. Что касается циско-цзиньской модели, оптимальная модификация которой была реализована в ходе реформ Шан Яна в Цинь и затем с доведенной до абсурда последовательностью навязана всей содрогнувшейся от ее тяжести и потому просуществовавшей менее полутора десятков лет тоталитарной империи Цинь, то с ней все более или менее ясно. Иное дело — луская модель. Вначале у нее, казалось бы, не было никаких шансов на успех, что было продемонстрировано и судьбой самого царства. Но позже положение изменилось. Во-первых, бурные темпы социальных перемен в последний период Чжоу, завершившийся чудовищным экспериментом легистов в форме империи Цинь, на протяжении ряда веков рождали в жителях чжоуских царств определенное ощущение идейно-политического дискомфорта. Доброе старое время с его замедленными темпами и патриархально-клановыми традициями на этом фоне многим могло казаться более предпочтительным. Во-вторых, отредактированные Конфуцием и его последователями нормы этого «доброго старого времени» привели с течением веков к выработке определенной идеализованной системы социальных, моральных, и духовных ценностей, потенциал которой наращивался, передаваясь от поколения к поколению, особенно в условиях, когда следование таким нормам могло быть формой социального протеста недовольных. Наконец, в-третьих, крушение империи Цинь создала идейно-институциональный вакуум, заполнить который после дискредитации легизма как доктрины оказалась в состоянии лишь выработанная на луской основе конфуцианская доктрина. В результате именно луская патерналистская модель государства сыграла ведущую роль в сложении конечной формулы древнекитайского государства. Синтез ее с легистской циско-цзиньско-циньской моделью и привел к тому, что представляла собой китайская империя на протяжении двух с лишним тысячелетий, т. е. к органическому и непротиворечивому слиянию воедино обоих кардинальных принципов («государство — большая, семья» и «слабый народ — сильное государство»). |
загрузка...