Трансформация административно-политической структуры
|
Как упоминалось, на протяжении всей эпохи Чжоу друг другу противостояли две тенденции политического развития — центробежная и центростремительная. Первая порождала децентрализацию, междоусобицы и раздробленность, причем апогеем ее был VII век до н. э. Вторая, весьма сильно и эффективно действовавшая в начале Чжоу, с переносом столицы вана на восток практически перестала играть роль во всекитайском масштабе. Но зато в каждом из царств, возникших на базе западночжоуских уделов, она возродилась, а в VI в. до н. э. стала набирать силу и задавать тон.
О социально-экономическом аспекте рассматриваемого процесса только что было сказано. Но как эта сторона его отразилась на административно-территориальной структуре царств Чуньцю? Здесь следует обратить внимание на те данные источников, которые позволяют проследить возникновение и развитие территориальных связей и административно-бюрократической системы управления территориальными подразделениями царств и крупных уделов. Речь идет прежде всего о территориальных единицах сянь, бывших вначале чем-то вроде анклавов в удельной структуре Чуньцю и постепенно превратившихся в основную, а затем и в повсеместную единицу административного членения Китая (совр. «уезд»). Посвятивший специальное исследование анализу проблемы возникновения сянь в чжоуском Китае, Г. Крил пришел к выводу, что впервые этим термином стали обозначать территориальные единицы в двух царствах-аутсайдерах чжоуского Китая, в Чу и Цинь, причем происхождение института сянь следует искать в Чу [117]. Расположенное в междуречье Хуанхэ и Янцзы, царство Чу долгие века формально не входило в. чжоуский Китай и даже практически не соприкасалось с ним, хотя существует версия, что чжоуский Чжао-ван нашел свою погибель в длительном походе на юг, в сторону Чу. Вожди Чу, ведшие свое происхождение от легендарного Чжуаньсюя, не принимали активного участия в завоевании Инь чжоусцами, но впоследствии они настаивали на том, что именно первые чжоуские ваны дали чускому Сюн И его удел и титул [296, гл. 40, с. 561; 101, т. 4, с. 340]. Удел довольно быстрыми темпами развивался и уже в начале IX в. до н. э. стал столь значительным, что его вожди приняли титул «ван». Это было неслыханным для любого чжоуского удела-царства и возможно лишь для «варвара», каковым, явно рисуясь, называл, себя чуский правитель [296, гл. 40, с. 562]. На рубеже VIII—VII вв. до н. э. владения Чу на севере вплотную приблизились к границам Чжоу, а чуские правители стали активно приобщаться к чжоуским стандартам. Особенно энергично эту политику проводил чуский У-ван, а его внук Чэн-ван (стоит обратить внимание на их имена) был как раз тем правителем, который весьма миролюбиво встретил направленную в Чу экспедиционную армию во главе с Гуань Чжуном, от имени циского гегемона-ба и чжоуского вана потребовавшим у правителя Чу объяснений и извинений. Объяснения (по поводу гибели Чжао-вана, от причастности к которой Чу отказалось) и извинения (в частности, обещание регулярно посылать чжоускому вану ритуальные подношения) были даны, и тем самым чуский правитель продемонстрировал свое желание быть принятым в союз царств и княжеств Чжоу [296, гл. 40, с. 563, гл. 32, с. 490; 101, т. 4, с. 52—53, 346; 313, т. 28, с. 483— 485]. Тактика эта имела успех, и Чу стало играть активную и политически заметную роль, а его нажим на чжоуские княжества и царства с юга становился все ощутимее. Как явствует из «Цзо чжуань» (15, 19 гг. Си-гуна), Чу принимало участие в коалициях и войнах [313, т. 28, с. 547, 568, см. также с. 631, 635]. В 606 г. до н. э. оно оказало помощь чжоускому вану, за что чуский Чжуан-ван был удостоен высочайшей благодарности (разумеется, в текстах «Цзо чжуань» и вообще в официальных документах Чжоу он не именовался ваном — только титулом «цзы», весьма низким в чжоуской табели о рангах) [296, гл. 40, с. 564; 101, т. 4, с. 351]. После этого Чу стало играть еще более активную роль в политической жизни Чжоу. Оно принимало ведущее участие в совещаниях правителей [313, т. 29, с. 1013— 1014], а под 597 г. (12 г. Сюань-гуна) в «Цзо чжуань» помещено даже похвальное слово чуским правителям, которые упорядочили администрацию, соблюдают нормы и правила, отличаются добродетелями и т. п. [313, т. 29, с. 920 и сл.; см. также 296, гл. 40, с. 565; 101, т. 4, с. 354—356]. Словом, Чу было сильным и жизнеспособным государством, игравшим важную, а позже даже ведущую роль в чжоуском Китае, демонстрировавшим завидную прочность своей централизованной структуры, несмотря на временами раздиравшие его внутренние распри, на свержения и гибель отдельных правителей, на достаточно частые интриги и заговоры. Что же способствовало этой структурной цельности и прочности? По данным Б. Блэкли, в Чу заправляли в основном родственные, кланы, так что по этому показателю оно стоит рядом с Лу [90, ч. 3, с. 106—107]. Между тем нет никакого сомнения в том, что развитие Чу шло не по луской модели. Пытаясь раскрыть закономерности чуского пути, Мэй Сыпин еще в 1930 г. обратил внимание на то, что в нем отличались от чжоуских не только номенклатура должностей, но и функции высших администраторов. Суть различий сводилась к тому, что в Чу существовали территориальные единицы-сяни и что управлявшие ими сановники-инь не были феодалами [291, с. 165—166]. И хотя такая постановка вопроса представляется излишне категоричной, ибо в Чу были и мощные уделы-кланы, выступавшие против вана своими силами, так что тезис Мэй Сыпина справедливо ставится специалистами под некоторое сомнение [117, с. 151, прим. 112], в нем все же, безусловно, есть определенное рациональное зерно. По мнению Г. Крила, аристократические кланы в Чу действительно были в общем и целом менее крепкими, в них не было столь явно выраженной клановой солидарности, как на севере 11, и хотя некоторые из них, как Жоао в 605 г. до н. э., выступали даже против вана, в целом система централизованного контроля (особенно в ее реформированном после восстания Жоао виде), позволявшая перемещать управителей с одной должности на другую, была достаточно эффективна с точки зрения укрепления администрации центра. Разумеется, стройность и последовательность этой системы не стоит преувеличивать. «Цзо чжуань» (30 г. Чжуан-г.уна, 17 г. Ай-гуна) сообщает, например, что в 689—688 гг. до н. э. завоеванные Чу княжества Шэнь и Си были превращены в сяни, однако на должности их администраторов были назначены бывшие правители княжеств, превратившиеся таким образом в полувассалов-полуадминистраторов чуского вана [313, т. 28, с. 432, т. 32, с. 2425]. Если принять во внимание, что они сохранили и свои титулы, а Шэнь- хоу продолжал активно действовать на политической сцене чжоуского Китая (правда, на стороне Чу) еще долгие десятилетия, то трудно уловить слишком уж существенную разницу между обычным владетельным аристократом, главой феодального удела, и управителем чуского сяня. Но, видимо, некоторая разница все-таки была. Мэй Сыпин предположил, что в Чу в отличие от других царств правители уделов не жили за счет доходов с них, но получали довольствие из казны [291, с. 167]. Тезис этот, едва ли полностью справедливый даже для VI в. до н. э., не может быть безоговорочно принят для начала VII в. до н. э. Однако нет сомнения, что эффективность административного управления всеми землями со стороны центра в Чу была, видимо, большей, чем где-либо еще в чжоуском Китае. И свою роль в этом играла система административных единиц-сяней, отличавшихся от обычных уделов (которые в Чу тоже были) хотя бы тем, что допускали определенное вмешательство из центра. Было ли Чу единственным царством, знакомым с системой сяней в начале VII в. до н. э.? Видимо, нет. Подобная система была в то время уже известна по меньшей мере в двух царствах чжоуского Китая — в отсталом полуварварском Цинь и в очень развитом Ци. Вопрос лишь в том, какую роль сыграло Чу в появлении института сяней в Цинь и Ци. Цинь, расположенное на западных окраинах чжоуского Китая, возникло позже других. Правитель небольшого полуварварского государственного образования помог чжоускому Пин-вану переехать на восток, в награду за что получил титул гуна и право владения теми землями бывшего чжоуского домена, которые Пин-ван навсегда покинул. Царство Цинь, как и Чу, развивалось быстрыми темпами, осуществляя различные реформы и заимствуя у более передовых соседей все, что можно. В частности, Цинь находилось в контакте и с Чу, по крайней мере в середине VII в. до н. э., как о том свидетельствует история некоего Байли Си, бежавшего в Чу и вытребованного назад циньским Му-гуном после специальной переписки [296, гл. 5, с. 89; 69, с. 23]. Правда, нет прямых свидетельств более ранних контактов, хотя можно допустить, что они были — прямые или косвенные. Во всяком случае доподлинно известно, что, когда в 688 г. до н. э. циньский У-гун захватил у соседей-жунов местности Гуй и Цзи, а в 687 г.— Ду и Чжэн, все они были превращены в сяни [296, гл. 5, с. 88]. Крайняя лаконичность приведенных сведений Сыма Цяня, по-видимому, свидетельствует о случайности данного эпизода. Достаточно весомым представляется довод Г. Крила, отметившего, что, когда полвека спустя, в 623 г. до н. э., Цинь присоединило к себе еще 12 местностей тех же жунов, о сянях в этой связи более не упоминалось [117, с. 144, прим. 91]. Затем в течение трех веков о сянях в Цинь ничего не сообщается, пока в середине IV в. до н. э. они — уже в сложившейся форме уездов — не были введены там реформатором Шан Яном. Следовательно, первые сяни в Цинь в отличие от Чу представляли собой нечто, чужеродное и эпизодическое. Но они там все-таки были, если верить Сыма Цяню (источники, из которых он почерпнул такие сведения, нам неизвестны),— в начале VII в. до н. э. Стоит подчеркнуть указанную дату: ведь именно тем же временем датируются не только первые точные сведения о наличии сяней в Чу (приоритет Чу перед Цинь в этом смысле едва ли может быть поставлен под сомнение), но и деятельность Гуань Чжуна, которому приписывается множество реформ, в том числе и административно-территориальную, элементом которой было введение в Ци системы административных единиц, включая и сяни. Об административной реформе Гуань Чжуна уже шла речь, хотя и вкратце. Согласно «Го юй», она сводилась к созданию особых административных схем для двух разных зон — пристоличной и периферийной. Первая должна была состоять из 21 дистрикта-сяна (15 для воинов-ши и по 3 —для ремесленников и торговцев), причем каждый сян состоял примерно из 2 тыс. семей, организованных по административно-иерархической системе: пять семей — гуй; 10 гуй — ли; 4 ли — лянь и 10 лянь — сян. Вторая тоже должна была быть организована по той же системе, хотя и с иной номенклатурой и численностью единиц: 30 семей —и; 10 и —цзу; 10 цзу — сян; 3 сяна — сянь; 10 сяней — шу. Каждое шу, состоявшее из 90 тыс. семей, должно находиться под началом да-фу, причем всего их было пять [274, с. 80—83]. Нежизненность, нереальность подобной схемы для начала VII в. до н. э. очевидна. Видимо, именно поэтому Г. Крил в анализе проблемы уездов-сянь даже не упомянул о реформах Гуань Чжуна в Ци. Но интересно, что — независимо от вопроса о реальности схемы Гуань Чжуна — в некоторых источниках можно встретить данные, говорящие о существовании сяней в Ци во времена Гуань Чжуна или чуть позже. Так, в «Янь-цзы чунь цю» (гл. 7) сообщается, что циский Хуань-гун в свое время «пожаловал Гуань Чжуну Ху и Гу, всего 17 сяней» [340, с. 201]. Две местности, территория и население которых, видимо, составили основу удела-клана реформатора, состояли, если верить Янь-цзы, из 17 сяней. Впрочем, не исключено, что на сяни этот удел стал делиться позже, лишь при Янь-цзы, что и было им зафиксировано. Во всяком случае в VI в. до н. э. сяни в Ци уже были, как о том свидетельствует одна из надписей на сосуде, имеющем отношение к Ци. В ней среди прочего сказано: «Твоих сяней всего 300» [272, т. 8, с. 203]. Г. Крил отказался от использования этого свидетельства в своем анализе, сославшись на то, что речь идет, явно не о тех сянях, что термин «сянь» мог быть использован в ином смысле (пригородные территории) и не обозначать административные единицы [117, с. 143, прим. 88]. Следует согласиться с тем, что 300 сяней надписи не могут быть поставлены в один ряд с чускими — для этого их слишком много; такие сяни были, видимо, близки к тем поселениям-и, о 299 которых в том же Ци упоминается в надписи, помещенной в собрании Го Можо рядом с только что процитированной. Велика и цифра 17 сяней применительно к землям удела потомков Гуань Чжуна. Однако и в этом случае на обе стоит обратить внимание, ибо само упоминание о сянях как административных единицах применительно к Ци VII—VI вв. до н. э. означает, что там шел процесс административно-политической трансформации, сравнимый с теми, которые протекали в других развитых царствах чжоуского Китая, в первую очередь в Цзинь. Сведения о появлении сяней в Цзинь относятся ко второй половине VII в. до н. э., причем Г. Крил связывает их возникновение в этом наиболее крупном в то время царстве с историей Чжун Эра, побывавшего в дни своих скитаний в Чу и реализовавшего заимствованные из Чу принципы административного управления тогда, когда он стал цзиньским Вэнь-гуном [117, с, 156]. Первое упоминание о существовании управляемого администратором сяня в Цзинь зафиксировано в «Цзо чжуань» под 627 г. до н. э. (33 г. Си-гуна) [313, т. 28, с. 687]. Но уже несколько десятилетий спустя, в середине VII в. до н. э., все царство Цзинь было поделено на 49 сяней, причем это никак не мешало существованию там крупных уделов, каждый из которых подразделялся на несколько сяней. Иными словами, сяни в Цзинь были достаточно крупными. Еще более крупными они, видимо, были в VI в. до н. э. в Чу: когда в 597 г. до н. э. (11 г. Сюань-гуна) Чу завоевало княжество Чэнь, его правитель заявил, что он готов к тому, чтобы его княжество было превращено в сянь и существовало в таком качестве в составе Чу наряду с другими девятью сянями [313, т. 29, с. 906]. Похоже на то, что сяни в Ци, Цинь, Цзинь и Чу были весьма различными не только по величине, но и по степени автономии. Но одно несомненно: в целом появление системы сяней означало, что столь характерные для Чжоу уделы уходили в прошлое. На смену патриархально-клановым личностным связям, свойственным нерасчлененной вотчине, приходили административно-территориальные связи, в рамках которых личностный момент постепенно вытеснялся служебными отношениями. Это и неудивительно. Уделы в ходе ожесточенных междоусобиц укрупнялись, управление ими становилось порой столь же сложным, как и в некоторых царствах. Возникавшие в результате внутренние смуты и распри прекратить можно было лучше всего при посредстве выдвижения на чиновно-административные должности не претендующих на родство аутсайдеров, благо число их, особенно эмигрантов, все возрастало. Вот интересный пример из «Цзо чжуань» (17 г. Чэн-гуна). В луском уделе-клане Ши в 574 г. встал вопрос, кому быть управителем делами клана (цзай). Были выдвинуты кандидатуры, и гадание показало, что назначить следует некоего Куан Гоу-сюя. Однако он отказался от должности в пользу беженца из Ци аристократа Бао Го, правнука Бао Шу-я, мотивируя свое решение тем, что Бао Го справится с делами лучше. В результате циский беженец получил указанную должность, а с ней — жалованье-кормление, состоявшее из поселения-и в 100 дворов [313, т. 29, с. 1135]. Отсюда явствует, что, во-первых, на важную административную должность в уделе-клане славившегося своими патриархально-клановыми традициями царства Лу уже в первой четверти VI в. до н. э. можно было назначить чужестранца; а, во-вторых, должностные посты в уделе уже оплачивались служебными кормлениями, т. е. своего рода прилагавшимся к должности жалованьем. Если вспомнить, что примерно в то же время в Цзинь существовала шкала должностных кормлений, которая в общем и целом соответствовала жалованью, исчислявшемуся в поселениях-и, то станет очевидным, что процессы социально-экономических и административно-политических преобразований шли бок о бок, гармонично сочетаясь друг с другом. Изменение системы редистрибуции, реформы налогообложения с перенесением центра тяжести его на домохозяйство позволяли и даже вынуждали переходить к оплате труда чиновников в форме жалованья-кормления, что, в свою очередь, позволяло шире использовать труд неродственных служащих для укрепления центральной власти, будь то власть правителя царства или сановника, главы удела-клана. Тот и другой чем дальше, тем больше и очевиднее становились главами развитой административно-бюрократической структуры, шедшей на смену патриархально-клановой, феодально-аристократической. Картина будет неполной, если не остановиться еще на одном аспекте общего процесса — на социальных переменах, столь характерных для чжоуского Китая VI и тем более V—IV вв. до н. э. 11 Г. Крил напоминает в этой связи об известной цитате из «Луньюй» (гл. 13, § 18): «Шэ-гун сказал Конфуцию: “У нас есть честные люди: если отец украдет барана, сын уличит его”. Конфуций возразил: “У нас честность отличается от вашей: сын покрывает отца, отец — сына”» [287, с. 291]. Крил подчеркивает, что Шэ-гун был именно чуским сановником. |
загрузка...