Смоленская земля в 30–50-е годы XII в.

Ростислав Мстиславич был самым крупным деятелем Смоленской земли домонгольского времени. При нем княжество необычно окрепло экономически и стало одним из важнейших в древней Руси. Первое известие о княжении здесь Ростислава находим в летописях под 1127 г.: в составе громадной коалиции отца он движется на Полоцкую землю. Очевидно, стол он получил двумя годами ранее, при перераспределении столов после смерти Мономаха (1125 г.).

30-е годы XII в. Кипучая натура Ростислава начала проявляться уже с конца 20-х годов и прежде всего выразилась в устройстве своих личных дел. Захватом северных радимичей в это время (как показал А. Н. Насонов, а точнее, по нашему предположению, в 1127 г.) были заложены основы княжеских домениальных владений, удаленных от Смоленска²⁷⁾.

Для характеристики страны и политики Ростислава этих лет нам важно летописное сообщение 1132 г.: «Ярополкъ посла Мстиславича Изяслава къ братьи Новугороду и даша дани печерьскыъ, и от Смолиньска даръ и тако хресть цъловаша»²⁸⁾. Интересно предположение В. А. Кучкина, что «дар» был выдан Ростиславом брату Изяславу по просьбе киевского Ярополка как бы в компенсацию за потерю Изяславом по вине Ярополка полоцкого, а затем и переяславского княжений, за что позднее Ростиславу была передана «суздале-залесская дань»²⁹⁾, он не учитывает, что Ярополк дал все это Изяславу, посылая его «к братьи Новугороду», и в результате этой поездки «крест целоваша». Видимо, «печерские дани» и смоленский «дар» предназначались не для Изяслава, а для кого-то другого, с кем в результате было заключено соглашение. Речь идет, несомненно, о Новгороде и новгородцах. 1132 год был в Новгороде бурным. Ярополк Владимирович, сменивший 14 апреля брата на киевском столе, перераспределил уделы, дав старшему сыну умершего Мстислава Всеволоду Новгородскому (минуя своих братьев Вячеслава и Юрия) Переяславль. Обиженный Юрий Долгорукий еще до обеда выбил оттуда Всеволода, и возвращение последнего в Новгород вызвало в городе «встань великую в людех». Общими усилиями новгородцев, псковичей и ладожан Всеволод был изгнан и только «сдумавше» в Устьях, «въспятиша и опять». Кому и какой ценой удалось уговорить [198] коалицию во главе с новгородцами вернуть Всеволода в Новгород? По дендрохронологии, 1132 год был засушливым и кривая угнетений годичных колец падает почти так же, как в 1161 г., когда в Новгороде «пригоръ всъ жито, а на осЪнь поби всю ярь морозъ (...) и купляхомъ кадьку малую по 7 кунъ»³⁰⁾. Однако новгородские летописи этого бедствия в 1132—1133 гг. не отмечают — может быть, голод был ослаблен искусственными мерами (?); по новгородской летописи, переговоры в Устье и возвращение Всеволода помещены после изложения всех событий этого года, т. е., очевидно, они произошли в конце 1132. Лаврентьевская летопись начинает следующий 1133 г. как раз с поездки Изяслава в Новгород. Создается впечатление, что события возврата Всеволода и поездки Изяслава «к братьи Новугороду» с печерскими данями и со смоленским даром тесно связаны, и это происходило в феврале — марте (мартовских) 1132—1133 гг.³¹⁾ Вернуть на новгородский стол изгнанного по вине Яро-полка Всеволода можно было, только обещав новгородцам вспомоществление. Соглашение, видимо, состоялось, и из Устья Всеволод был возвращен. Как было реализовать обещание? У Ярополка, только что севшего на киевский стол, достаточных запасов быть не могло. На каких-то условиях ему пришлось делать заем в Печерском монастыре, но этого, конечно, было недостаточно. С Ростово-Суздальской землей, Полоцком, Волынью (не говоря о Чернигове) отношения у него были подорваны. Оставался лишь богатый торговый Смоленск, но и там, судя по дендрохронологии, в 1132 г. был неурожай³²⁾ и для получения «дара», несомненно, требовались особые переговоры с Ростиславом. Наиболее подходящей кандидатурой для них, как и для вооруженной транспортировки в Новгород продовольствия, оказался второй из потерпевших из-за Ярополка Мстиславичей, брат Ростислава Изяслав. Он только что потерял Полоцк, был только что посажен, а потом выведен (насильно) Ярополком из Переяславля, был явно недоволен добавленными ему к Минску Туровым и Пинском и жаждал лучшего удела. Позднейшее сообщение Ипатьевской летописи показывает, что он был к тому же всегда в самых близких отношениях со смоленским братом Ростиславом и не приходится удивляться, что для данного поручения Ярополк избрал именно его³³⁾. [199] Крупное событие — устройство епископии в Смоленске в 1136 г. — свидетельствовало о растущей мощи Смоленска. В 1138 г. он участвует с киянами (Ярополк), суздальцами (Долгорукий) и полочанами в блокаде Новгорода, так как там сидел Святослав Ольгович. 17 апреля тот был изгнан и бежал через Смоленск, но был задержан в Смядынском монастыре. В Новгороде утвердился сын Юрия Долгорукого Ростислав³⁴⁾.

Участие Смоленска в антиольговичской коалиции конца 30 — первой половины 40-х годов XII в. Несмотря на победу в Новгороде, борьба с Ольговичами продолжала усиливаться в разных формах. В том же 1138 г. коалиция с помощью угров, берендеев и туровцев осаждает Чернигов Всеволода Ольговича и тот уступает черниговцам — просит мира³⁵⁾.

Смерть Ярополка 18 февраля 1138 г. и вокняжение в Киеве Всеволода Ольговича снова накалили страсти. Младший Мономахович — Юрий, имевший более прав на киевский стол, побудил коалицию к действиям. Смоленск стал центром, где скапливались войска. Здесь же Долгорукий ждал своего новгородского сына с воями. Но новгородцы идти отказались, Ростислав Юрьевич бежал в Смоленск. Поход был сорван, Новгород потерян, и, возвращаясь в Суздаль, Юрий опустошил новгородский Новый Торг³⁶⁾. Блокада Новгорода, где опять сидел Святослав Ольгович, возобновилась. Всеволод Ольгович бешенствовал и даже якобы «искаше под Ростиславом Смоленьска»³⁷⁾. Новгородцы не выдерживали: ночью с женой и дружиной в 1141 г. бежал от них на Полоцк Святослав Ольгович. [200] Но двинулся он не непосредственно к брату в Киев с просьбой волостей, а ... в Смоленск, где еще недавно он пострадал (!) Заехав «по пути» к заклятому врагу брата, Святослав Ольгович, очевидно, набивал себе цену. Он и дальше ехал не в Киев, а в свой законный Стародуб. И только там, получив прямое приглашение («брате, поЪди съмо»)³⁸⁾, он двинулся в Киев. Заезд в Смоленск, видимо, придал ему силы (не исключено, что и во время его пленения в Смоленске в 1138 г. Ростислав предлагал ему отколоться от Ольговичей!), он гордо держался в Киеве и уехал, «не уладившись». Начало розни между Ольговичами было положено. Этот удачный маневр принадлежал смоленскому Ростиславу. Распределение волостей 1142 г. вооружило против Всеволода Ольговича его братьев и дальше. У Святослава и Игоря стало «тяжко на сердце» против него. Обиды, чинимые Ольговичами Вячеславу и Изяславу, заставляют Ростислава прервать временный нейтралитет. В 1142 г. мы застаем его под Гомелем, где он «взя» «волость их всю» (Ольговичей)³⁹⁾.

1143 год приносит новые перегруппировки сил. «Не уладившись» с Юрием Долгоруким, Изяслав Мстиславич отправляется к брату в Смоленск, но зимует у другого брата в Новгороде. Ясно, что им предпринимается новая попытка сколотить блок против Киева и фиаско Долгорукого понятно: тот сам хочет сесть в Киеве. Одновременно идет дипломатическая игра вокруг вернувшихся из ссылки в Византию полоцких князей⁴⁰⁾. 1144 год ознаменовывается новой ссорой среди Ольговичей и Давыдовичей: Всеволод Ольгович рассорился с Владимиром Добрым. Поход огромной коалиции на этого князя, кроме Ольговичей, Изяслав и Ростислав Мстиславичи, Ростислав Глебович (Минский?), гродненские князья кончился контрибуцией с Владимира 1400 гривен серебра, которую тут же разделили участники⁴¹⁾. Коалиция эта существует и далее: в 1146 г. она идет на Галич из-за дождя и снега «на колих и на санех»⁴²⁾.

Смоленская земля при киевском княжении Изяслава Мстиславича (1146—1149 гг.). Утром 1 августа 1146 г. Всеволода Ольговича не стало. Стол был завещан его брату Игорю, но киевляне хотели Изяслава; нарушив крестоцелование, после непродолжительного боя, Изяслав въехал в русскую столицу. Активность Смоленской земли в южнорусских делах немедленно повысилась. При перераспределении столов было необходимо утихомирить дядю Вячеслава Туровского, для выполнения санкции туда направляется Ростислав Смоленский и ранее плененный, а теперь прощенный Святослав Всеволодович⁴³⁾.

Возникла новая распря среди Ольговичей и Давыдовичей. Святослав Ольгович входит в сношения с Юрием Долгоруким и после разграбления [201] его двора Изяславом, не найдя поддержки у половцев, уходит к нему в «лесную землю». С движением Давидовичей к Брянску угроза нависает и над Смоленской землей. Ростислав вступает в активную игру, и о его действиях мы читаем почти на каждой странице Ипатьевской летописи.

Разделив земли Ольговичей, Изяслав Мстиславич ушел. Святослав Всеволодович остался с Давидовичами на завоеванной земле, но, видимо, обделенный⁴⁴⁾, он пишет дяде Святославу Ольговичу из Карачева в Козельск письмо-перевет о дальнейших планах Давыдовичей. Они, оказывается, двинулись к Брянску затем, чтобы, соединившись с братом Ростислава Смоленского Изяславом, полностью его разгромить. Какие-то переговоры со Смоленском Давыдовичи, очевидно, действительно вели. Во всяком случае, туда перебежал один из воевод Святослава Ольговича — Иванко Берладник, унося с собой взятые у Святослава 200 гривен серебра и 12 гривен золота. Бросив Козельск, Святослав Ольгович двинулся к суздальской границе — городу Колтеску, куда наконец пришла и помощь Юрия Долгорукого (тысяча берендичей и белозерская дружина)⁴⁵⁾.

Первое время действия развивались вяло: Долгорукий двинулся на новгородцев, а Святославу Ольговичу было приказано воевать смоленские земли — его дружина «ополонишася» голядью на Протве (1147 г.). Аппетиты возросли, он посылает половцев под командой двух воевод на «верха Угры» (тоже смоленского), а сам возвращает себе земли вятичей. Здесь был раскрыт заговор Ольговичей и Давыдовичей против Изяслава Киевского, 19 сентября 1147 г. в Киеве гибнет старейший Ольгович — Игорь. В братоубийственной борьбе старших Мономаховичей с Ольговичами активно участвует и Смоленск. Братья Изяслав и Ростислав поминутно обмениваются грамотами вроде: «Брате! ТобЪ бог дал верхнюю землю, а ты тамо поиди противу Гюргеви, а тамо у тебе смолняне и новгородци и вто ратников твоихъ, ты же тамо удержи Гюргя, а я ся зде оставлю, а мне како Бог дасть с Ольговичема съ Давыдовичема». Эта грамота надолго закрепила за Смоленском первенствующую роль во всех политических действиях северо-западных земель Руси.

В 1148 г. в Чернигове в Спасском соборе торжественно (по-видимому, после молебна) был подписан мир с Ольговичами и Давидовичами «быти всим за один брат»⁴⁶⁾. Но уже осенью Святослав Ольгович не явился на снем, где обсуждался вопрос похода на Суздальскую землю. У него, правда, были свои причины: он выдавал дочь за Романа Ростиславича Смоленского, но неявка, судя по следующим его действиям, была не случайной. Было решено, что «едва ледо встануть», Изяслав и Ростислав с новгородцами должны будут встретиться с Ольговичами и Давыдовичами у устья р. Медведицы в Новгородской земле. [202] Торжественно праздновалась встреча Изяслава с Ростиславом в Смоленске. Они «пребыста в велицЪ любви и веселии с мужи своими и с смолняны и ту дариста дары многыми: Изяслав да дары Ростиславу что от Рускои землъ, и от всехъ царьских (византийских. — Л. А.) земель, а Ростислав да дары Изяславу от верхних земель и от варяг»⁴⁷⁾. Из Смоленска были посланы гонцы в Ростов с условиями. Коалиция была велика, и условия несомненно были жестки. Ответ на них ожидался в Кснятине, т. е. на территории Юрия, что было уже вызовом. Встреча на Медведице с новгородцами состоялась. Осложнения ждали лишь в Кснятине: Долгорукий молчал, не отпуская послов, но, главное, подвели Ольговичи и Давыдовичи. Здесь стало известно, что они стоят «в своих вятичЪхъ, ожидаюча и зряча, сто ся тамо учинить межи Гюргемъ (и) Изяславомъ». Поход отменили. Наступала весна, распутица («по чрево коневи на леду»), Юрий все молчал, но было ясно, что дерзостное проникновение в его владения добром не кончится.

Гнев Долгорукого прорвался при жалобе его сына Ростислава, с позором изгнанного из Руси, и возвратившегося в Киев Изяславом: «Тако ли мне чести нету в Русскои земли и моим детем?» — загремел он в бешенстве и 24 июля 1149 г. двинулся на юг кратчайшим путем через вятичей. В день преображенья (6 августа) он уже соединялся со Святославом Ольговичем. Давыдовичи остались выжидать, «неволею» присоединился «стрыя своего деля» лишь Святослав Всеволодович. Ростислав с войском из Смоленска явился по грамоте Изяслава. В двухдневной битве (22 и 23 августа) под Переяславлем Русским победил Долгорукий, братья бежали в Киев и по совету киевлян оставили город, захватив семью и митрополита Клима, Изяслав бежал во Владимир Волынский, Ростислав — в Смоленск.

Политика Ростислава при вторичном княжении в Киеве его брата Изяслава (1150—1154 гг.). В первое княжение Долгорукого в Киеве (1149—1150 гг.) никаких сведений о Смоленске летописи не сохранили. Не участвуют ни этот город, ни Новгород во вторичном завоевании Изяславом киевского стола. Он это сделал теперь, опираясь на угров и выгнав Юрия, создал дуумвират со своим дядей Вячеславом, укрепив тем самым юридическую сторону своего вокняжения в Киеве (в обход Долгорукого). Почему Смоленск и Новгород на этот раз не были привлечены к завоеванию киевского стола?

Ответ найден в одной из десяти грамот, посланных Изяславом брату в конце марта 1151 г. (из Киева в Смоленск): «Ты ми еси, брате, много понуживалъ, иакоже положити честь на стръи своемъ и на отци своемъ (Вячеславе. — Л. А.)...»⁴⁸⁾. Трезвый политик, Ростислав, видимо, давно понимал, какую выгоду может извлечь его брат из союза с престарелым братом Юрия Долгорукого, которого тот явно обходил. Когда-то Вячеслав [203] помогал брату в боях с Олегом Святославичем (1096 г.), участвовал в битве князей с половцами (1107 г.), был посажен отцом в Смоленске и помогал ему в борьбе с минским Глебом (1116 г.). Получив в удел Туров, Вячеслав сторонился междукняжеских усобиц⁴⁹⁾, но отказаться от Киева, видимо, было и ему не под силу.

Номинальное княжение Вячеслава в Киеве выбивало у Юрия Долгорукого основной козырь: на великокняжеском столе сидел теперь старший из оставшихся сыновей Мономаха. «Законность» обеспечивала дуумвирату популярность среди киевлян и т. д. Рвущийся к верховной власти, Изяслав Мстиславич, видимо, голосу рассудка брата не внимал, что, можно думать, и послужило к их временному охлаждению. Ростислав Смоленский не участвовал в новом добывании киевского стола. Но как было его удержать? Король Гейза II ушел, Долгорукий укрепился у самой границы Черниговской земли — в Остерском городце. На его стороне были Давыдовичи и Ольговичи. И накануне рождения своего сына Игоря (героя «Слова»), в понедельник на «Святой» 1151 г., Святослав Ольгович уже выходил из своих владений с Долгоруким. Изяслав понял разумность совета брата, последовал ему и просил у того помощи. Без «верхних» земель, видимо, обойтись он не мог. Около Юрьева дня (26 октября) 1151 г. «смолняны и множество вои» (видимо, с новгородцами) заполонили Киев. После кровопролитной битвы Юрий Долгорукий с Ольговичами откатились к Переяславлю. Изяслав бросился в погоню, Ростислав мог уводить свою победоносную подмогу.

По требованию Изяслава Долгорукий отказался от союза со Святославом Ольговичем, но двигаясь на Суздаль, все же пытался закрепиться в Остерском городце. Не выдержав осады Изяслава, которому помогал теперь Святослав Ольгович, он ушел на север, по дороге «с честию» его принял Святослав Ольгович (!) и снабдил «повозами...» Последний получил при Долгоруком Слуцк, Клецк и «вси дреговичи»⁵⁰⁾, а теперь от Изяслава — все владения Ольговичей. Он силен, но фортуна изменчива, он вел двойную игру и ему не верили не только Долгорукий, но и Изяслав с Ростиславом, которые все время были теперь настороже.

Врагов можно ждать с разных сторон, и братья расчленили силы: «тамо, брате, у тебе по Бозъ Новъгородъ сильныи и Смоленескъ, а скупивъся постерези же землъ своея. Юже Гюрги пойдет на тя, а язъ к тобЪ поиду: не поидет к тобъ, а поминеть твою волость, поиди же ты сЪмо ко мнЪ», — писал Изяслав⁵¹⁾. Опасения оправдались: Юрий уже сносился со Святославом Ольговичем и «поминул» смоленскую волость. Ростислав успел через Любеч прийти на помощь Изяславу Давыдовичу Черниговскому [204] и «затворился» в Чернигове с ним и со Святославом Всеволодовичем. Осада (Долгорукий, Святослав Ольгович и рязанские князья) длилась 12 дней и была снята при приближении Изяслава Мстиславича с Вячеславом. При отходе «вои» Долгорукого «потравили посевы» Святослава Ольговича. На его мольбы о защите суздальский князь ответил: оставил ему сына со смехотворным количеством дружины (50 человек), а сам, ограбив вятичей, скрылся в своих пределах.

Для расправы с изменившим старшим Ольговичем Ростислав был, видимо, не нужен: важнее было занять прежний участок борьбы, и Изяслав Мстиславич писал смоленскому брату, чтобы он со Смоленском и Новгородом держал Юрия, а к нему пустил лишь старшего сына Романа. Трехдневная осада вынудила Святослава Ольговича к сдаче, и Изяслав торжественно информировал своего смоленского брата об этой победе⁵²⁾.

Смоленск и Новгород в 1150-х годах. Итак, Новгород в 50-х годах часто выступал как союзник Ростислава Смоленского. Вопрос о выборе союзника был для этого города, как известно, не простым: этот город часто попадал в экономическую блокаду своих соседей⁵³⁾. В нем была партия бояр, ориентировавшихся на линию старших Мономаховичей (Изяслава и Ростислава), но также и партия, стоявшая за младших Мономаховичей (их суздальские земли могли снабжать Новгород хлебом, вероятно, не хуже южнорусских земель). 1142—1155 годы были временем победы сторонников старших Мономаховичей — посадника Судилы и др.⁵⁴⁾ На новгородском столе до 1148 г. был младший брат Изяслава и Ростислава Святополк Мстиславич, замененный затем сыном Изяслава Ярославом, а в 1154 г. якобы самим Ростиславом и далее кем-то из его сыновей. Приведенное письмо Изяслава, как и другие его письма, к брату Ростиславу, показывает, что Новгород в период княжения там Мстиславичей («старших Мономаховичей») имел верховную власть в лице не только киевского князя, но прежде всего подчинялся смоленскому Ростиславу, который единовластно руководил военными походами новгородцев. Но был ли Ростислав новгородским князем, как пишет летописец Новгородской летописи старшего извода? Ни один князь соседних и других земель никогда в Новгороде не княжил (в это время), а посылал лишь своих сыновей! Не так ли было и здесь? В. Л. Янин считает, что с 26 марта по ноябрь 1154 г. Ростислав княжил в Новгороде и, «узнав о смерти великого князя Изяслава, покинул Новгород и оставил вместо себя сына Давыда». Он ссылается при этом на шесть летописей, однако, не замечая, что в них этот вопрос запутан, и в каждой трактуется по-разному⁵⁵⁾. Новгородская первая старшего извода дает его вариант, называя Ростислава Мстиславича и его сына Давыда. Та же летопись младшего извода говорит о Мстиславе «сыне Ростиславиче (а не отце!)». Лаврентьевская летопись сообщает, что, изгнав Ярослава Изяславича, новгородцы «Ростиславича [205] Романа посадиша», то же повторяет Ипатьевская (с ошибкой: «Изяславича Ярославича», вместо «Ярослава»), Воскресенская свидетельствует то же, что и Лаврентьевская⁵⁶⁾. Наиболее вероятно, что в Новгороде в 1054 г. были и Роман и Давыд. Еще в 1152 г. Изяслав писал Ростиславу в Смоленск: «у тебе Новъгородъ сильныи и Смоленеск». Узнав об изгнании Ярослава Изяславича, Ростислав решил посадить в «Новгороде сильном» старшего сына Романа и вместе с ним приехал туда, чтобы все «урядить». Смерть Изяслава и необходимость ехать в Киев заставили его посадить Романа на освободившемся смоленском столе, а в Новгороде старшего сына сменить следующим — Давыдом. Замена дала лишний козырь в руки суздальской партии новгородских бояр (Якуна и др.⁵⁷⁾). 30 января 1154 г.⁵⁸⁾ Давыд был изгнан, княжеская власть в городе перешла к сыну Долгорукого Мстиславу. Так, нам представляется, следует реконструировать события в Новгороде 1154 г., и так объясняется путаница с именами трех смоленских князей. Новгород был в руках Смоленска в период наибольшей силы союза Изяслава и Ростислава. Мстиславичи вмешивались в дела новгородской республики властной рукой, всемерно реставрировали старые порядки, отмеченные восстанием 1136 г.⁵⁹⁾, лишь с их падением положение, видимо, изменилось.

²⁷⁾ Алексеев Л. В. Домен Ростислава Смоленского. — В кн.: Средневековая Русь. М., 1976.

²⁸⁾ Кучкин В. А. Ростово-Суздальская земля в X—XIII вв. (центры и границы) — История СССР, 1969, № 2.

²⁹⁾ ПСРЛ, т. I, вып. 2, стб. 302.

³⁰⁾ НПЛ, с. 31, 218.

³¹⁾ Бережков Н. Г. Хронология русского летописания. М., 1963, с. 24, 27.

³²⁾ Черных Н. Б. Абсолютные даты деревянных сооружений древнего Смоленска — МИСО, Смоленск, 1967, вып. VI, с. 282, рис. 3 (таблица).

³³⁾ Приведенный анализ событий 1132—1133 гг. вносит некоторые колебания в точность датировки В. Л. Яниным известных грамот Всеволода и Изяслава Мстиславичей Юрьеву и Пантелеймоновскому монастырям Новгорода, именно 1134 г. (ПРП. М., 1953, т. II, с. 103-105; Янин В. Л. К истории землевладения в Новгороде. — В кн.: Культура древней Руси. М., 1966, с. 321, 322). При помощи ряда остроумных сопоставлений автор приходит к мысли, что документы эти размежевывают земли Юрьева и Пантелеймоновского монастырей при основании последнего и, следовательно, одновременным. Дату этого события исследователь видит в 1134 г., когда Изяслав Мстиславич прибыл в Новгород в связи с попыткой (неудачной) Всеволода утвердить его на Суздальском столе. В эту поездку, следовательно, Изяслав нуждался в поддержке Новгорода для задуманного предприятия — отстройки Пантелеймоновского монастыря, по мысли В. Л. Янина, — она могла служить «одним из средств привлечения (...) новгородского духовенства». Основываясь только на Новгородской Первой летописи, ученый забывает, что по Лаврентьевской при жизни Всеволода Изяслав был в Новгороде дважды: в 1133 г. и в 1135 г. Первая поездка была связана с транспортировкой в Новгород продовольствия (о чем я говорил), вторая — та самая, о которой пишет В. Л. Янин, и которая Новгородской летописью отнесена к 1134 г. Выделение для монастырей земель (чуждый Новгороду князь был вынужден испрашивать их у Новгорода), возведение монастырских построек (даже деревянных), ограждение его, снаряжение церквей, отыскание игумена и монахов — все это дело далеко не одного месяца. Маловероятно, чтобы новгородцы двинулись на сомнительное предприятие захвата Изяславом суздальского стола, руководствуясь только обещанием его отстроить монастырь. Скорее было иначе, Изяслав уехал в Новгород, спасая его продовольствием. Тогда же, в голодный год, он дал обещание возвести монастырь и начал его отстраивать, что не могло не иметь успеха у средневековых жителей города. Именно тогда, в 1132—1133 гг., были даны монастырям упомянутые грамоты, а не в 1134 г. (или в 1135 г., по Лаврентьевской летописи), как это предположил В. Л. Янин. Снискание расположения новгородцев Изяславу в 1132—1133гг. было нужно потому, что в борьбе с братьями Ярополк по-прежнему опирался на двух племянников — сыновей умершего киевского Мстислава. Он не оставлял мысли вновь возвратить Всеволода в Переяславль, а обделенного Изяслава утвердить в Новгороде. Через 2 года все изменилось: Долгорукий рванулся в Переяславль, уступив Ростов и Суздаль. Всеволод оставался в Новгороде, а для Изяслава отчаянная попытка посадить его в Ростове ничем не кончилась.

³⁴⁾ НПЛ, с. 25, 210.

³⁵⁾ ПСРЛ, т. I, стб. 306; ПСРЛ, т. II, стб. 301-302.

³⁶⁾ НПЛ, с. 25, 211.

³⁷⁾ ПСРЛ, т. I, стб. 307.

³⁸⁾ ПСРЛ, т. II, стб. 309.

³⁹⁾ ПСРЛ, т. II, стб. 311.

⁴⁰⁾ Алексеев Л. В. Полоцкая земля, с. 265.

⁴¹⁾ ПСРЛ, т. II, стб. 315-316.

⁴²⁾ ПСРЛ, т. II, стб. 319.

⁴³⁾ ПСРЛ, т. II, стб. 330.

⁴⁴⁾ Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971, с. 108.

⁴⁵⁾ ПСРЛ, т. II, стб.338.

⁴⁶⁾ ПСРЛ, т. II, стб.366.

⁴⁷⁾ ПСРЛ, т. II, стб. 369.

⁴⁸⁾ ПСРЛ, т. II, стб. 422; Рыбаков Б. А. Древняя Русь: Сказания, былины, летописи. М., 1963, с. 330.

⁴⁹⁾ Прекрасный анализ деятельности Вячеслава см.: Поппэ А. В. Учредительная грамота смоленской епископии. — АЕ–1966. М., 1966, с. 66.

⁵⁰⁾ Полочане передаются Святославу Ольговичу — их южному сильному соседу, и это вовсе не «первый случай коммендации без феодальной связи» (Рыбаков В. А. «Слово о полку Игореве...», с. 126). См.: Алексеев Л. В. Полоцкая земля, с. 275-276; Зайцев А. К. До питания про формування территории древниорусских князiуств XII ст. — Украинский исторический журнал, 1974, № 5, с. 4.

⁵¹⁾ ПСРЛ, т. II, стб. 455.

⁵²⁾ ПСРЛ, т. II, стб. 459, 461.

⁵³⁾ НПЛ, с. 25, 210 и др.

⁵⁴⁾ НПЛ, с. 26, 212 и далее.

⁵⁵⁾ Янин В. Л. Новгородские посадники. М., 1962, с. 99.

⁵⁶⁾ НПЛ, с. 29, 215 (у Ростислава действительно был сын Мстислав, но это описка вместо «Ростиславе сыне Мстиславле»); ПСРЛ, 1927, т. I, вып. 2, стб. 341; ПСРЛ, т. II, стб. 468; ПСРЛ, 1856, VII, с. 60.

⁵⁷⁾ НПЛ, с. 29, 216. О политическом лице Якуна: Янин В. Л. Новгородские..., с. 100.

⁵⁸⁾ В. Л. Янин датирует 1155 г., но год был мартовским (там же).

⁵⁹⁾ Янин В. Л. Новгородские посадники, с. 99.