Богоедство
|
В «Завещании» Жан Мелье гневно обличал христианские таинства. Обращаясь к верующим, он писал:
«Все, что ваши богословы и священники с таким пылом и красноречием проповедуют о религии, превосходстве и святости таинств, которым они заставляют вас поклоняться, все, что они с такой серьезностью рассказывают об их мнимых чудесах, все, что они с таким рвением и уверенностью расписывают о небесных наградах и о страшных адских муках,— все это в сущности не что иное, как иллюзии, заблуждение, обман, измышление и надувательство. Этому слепо верили невежественные и темные люди из народа. Это поддержано было властью государей и сильных мира сего, которые потворствовали обману и заблуждениям, суевериям и шарлатанству и закрепили их своими законами для того, чтобы таким путем держать в узде массы и заставлять их плясать под свою дудку. Правители безнаказанно злоупотребляют именем и авторитетом божьим для того, чтобы заставить почитать и бояться себя, чтобы внушать слабым и темным людям все, что им вздумается. Религиозные правила и обряды для правителей и их сообщников, а также для священников, которые управляют совестью людей и обеспечены теплыми местечками,— это золотое дно, рог изобилия, доставляющий им, как по мановению жезла, все блага и позволяющий этим господам развлекаться и жить в свое удовольствие, тогда как нищий народ, который находится в сети религиозного кошмара и суеверий, тяжко и горько вздыхает и все же смиренно несет иго сильных мира сего. Он терпеливо переносит свои невзгоды и утешает себя тщетными молитвами, возносимыми к не слушающим его богам и святым. Он предается пустым религиозным обрядам, исполняет все покаяния, налагаемые на него после мнимого и суеверного исповедания грехов, и денно и нощно работает не покладая рук, чтобы кровью и потом добыть себе свое нищенское пропитание и обеспечить привольное и радостное житье виновникам всех его несчастий»1. Жан Мелье вспоминает по этому случаю пожелание одного человека: «Он не отличался образованием и ученостью, но, по-видимому, не лишен был здравого смысла, потому что трезво судил о всех тех возмутительных злоупотреблениях и обрядах, которые я здесь порицаю». Мелье приводит его пожелание, чтобы «все сильные мира и знатные господа были перевешаны и удавлены петлями из кишок священников». Народная молва настойчиво приписывала А. С. Пушкину крылатое изречение: Народ мы русский позабавим И у позорного столба Кишкой последнего попа Последнего царя удавим. Жан Мелье особенно подробно критиковал таинство причащения: «Наши римские христо-поклонники, равно как и прочие, не римские, бранят и осуждают язычников за то, что они поклоняются идолам из дерева, меди, камня, гипса, золота или серебра; находят, что великое безумие и великое ослепление человеческое было и есть поклоняться таким образом статуям и неподвижным идолам, в которых нет ни жизни, ни чувства и которые не могут оказать никому ни добра, ни зла. Римские христо-поклонники смеются над этими идолами и воображаемыми божествами из дерева или камня, золота, серебра и т. п., эти идолы, говорят они, имеют глаза и не видят, имеют уши и не слышат, имеют уста и не говорят, имеют ноги и не ходят, имеют руки и ничего не могут делать и т. д. Разумеется, они вполне правы, насмехаясь над такими божествами и над теми, кто им поклоняется. Но почему же они сами так глупы и безумны, что делают то же самое и сами почитают бессильных идолов или фигурки из теста, которые в некотором смысле еще меньше, чем идолы из золота и серебра? К нашим римским христо-поклонникам можно применить тот упрек, который делал черный чугунок котелку, когда они друг друга попрекали своей чернотой. «Соре черному»,— говорил котелок чугунку. Они видят у своих братьев-язычников безумие их идолопоклонства, но в то же время совсем не замечают в самих себе гораздо большего безумия, большего идолопоклонства, большего суеверия. Я имею здесь в виду не идолов из дерева, камня, меди, гипса, золота и серебра, которым наши римские христо-поклонники воздают такие же внешние почести, как язычники своим ложным божествам. Я говорю главным образом об их малых идолах из теста и муки, которые они пекут между двух железных листов, затем светят и вкушают повседневно, хотя почитают их действительно за своего бога и спасителя. Если божество действительно желает, как уверяют наши христо-поклонники, чтобы ему поклонялись под видом хлеба и вина, то почему оно не может и не могло воплотиться в дереве, камне, гипсе, меди, золоте и серебре и принимать поклонение в этих или подобных вещах или, если угодно, под видимостью их? Наши христо-поклонники не станут отрицать, что их бог Христос мог бы с такой же легкостью превращать дерево, камень, золото и серебро в свое тело и кровь, с какой он якобы превращает в последние хлеб и вино; ибо если бы они стали отрицать первое, то столько же оснований отрицать и второе: значит, по их учению, одинаково возможны были бы оба эти случая, и, следовательно, божество могло бы, если угодно, столь же истинно обретаться в идолах из дерева, камня, золота, серебра и гипса, как и в малых идолах, или фигурках из теста, которым поклоняются римские христо-поклонники. Последние оказались бы в этом отношении в одинаковом положении с язычниками, и основания были бы одинаковы у тех и у других, потому что одинаково легко сказать, что божество пребывает в идолах из дерева, камня, золота и серебра или — в идолах из теста и муки. А впрочем, если поразмыслить о том, что более подобает величию бога, то, по всей видимости, ему скорее подобало бы заставлять поклоняться себе в прочных и солидных предметах из дерева и камня или из другого дорогого материала, как золото, серебро, а не в ничтожных малых фигурках из теста и муки, лишенных всякой прочности, могущих расползтись от дождя, разлететься от ветра или же стать добычей крыс и мышей. Без сомнения, слепота и безумие со стороны язычников — верить, будто божество действительно пребывает в их идолах из дерева, камня, золота и серебра или гипса. Но ослепление еще гораздо большее и безумие несравненно более великое у наших христо-поклонников, верящих, что их бог истинно пребывает телом и душой, со всей своей плотью, костями и кровью в ничтожных фигурках из теста и муки, которые может сдуть Слабый ветерок или же съесть крохотная мышь. Что бы вы сказали, мои милые друзья, если бы вам сообщили, что в некоторых иноземных странах существует народ и религия, у которых народные массы и жрецы поедают своих богов и боги представляют собой лишь жалкие фигурки из теста, пекущиеся между двух железных листов, освященные жрецами при помощи четырех произносимых тайно слов, причем эти боги заботливо сохраняются в ящичках из боязни, чтобы их не поели крысы и мыши, или чтобы их не унес ветер? Конечно, вы посмеялись бы над простодушием или, вернее сказать, глупостью этих бедных невежд, поклоняющихся богам, которых могут съесть крысы и мыши и которых способен унести малейший ветер, если не позаботиться об их сохранении, как упомянуто выше. Вы, конечно, рассмеялись бы, если бы не чувствовали, что этот смех обратится против вас, потому что вы — тот народ, который так безрассудно поедает своего бога, вы обоготворяете и в то же время благочестиво и благоговейно вкушаете фигурки из теста, которые ваши священники учат вас отождествлять с вашим богом и с вашим божественным искупителем. Удивительно странный обычай существует у христиан: народы исповедуют у них благочестивое поедание богов. Веруя, что они таинственно вкушают своего бога, они поют: «О, чуда! бедный, смиренный жует своего господа». Это верх варварства. Каким-образом можно было внушить людям, как бы ни было мало в них здравого смысла, такие странные, такие нелепые вещи? Как удалось убедить их в том, что все тело и кровь, душа и божественность богочеловека действительно оказываются под видом и образом ничтожной фигурки из теста или капли вина? Мало того, это тело и кровь находятся не только в целой фигурке из теста и в капле вина, они в то же время находятся целиком в каждой части этой фигурки и в каждой доле этой капли вина! Как убедить людей в том, что все вещество этой фигурки из теста и все вещество этого вина превращается в тело и кровь богочеловека и что это превращение совершается в одно мгновение силой и действием только четырех слов, произносимых священником над этими фигурками и вином? Сколько раз ни вздумают священники произносить упомянутые слова над фигурками и вином, последние каждый раз будут менять свою субстанцию на вещество тела и крови богочеловека! Последний, таким образом, оказывается одновременно в тысяче и тысяче тысяч, в миллионах различных мест, притом без всякого умножения своего существа, и без всякого разделения его! Без сомнения, во всех языческих религиях нет ничего до такой степени смешного и нелепого. Богословы, умеющие так хорошо порицать и осуждать заблуждения идолопоклонства у язычников, не стыдятся сами простираться ниц перед немыми идолами и перед ничтожными маленькими фигурками из теста, как самые невежественные люди из народа. Они не стыдятся проповедовать всенародно и во всеуслышание среди народа то, что сами так открыто осуждают у язычников? Разве это не обман, не явное злоупотребление своими функциями? Неужели они думают, что пустое и смешное освящение, которое они совершают над этими ничтожными кумирами из теста, имеет больше силы, чем обряд освящения, совершаемый язычниками над своими идолами из дерева, камня, золота или серебра? Разве не видят эти слепые учители, что поклоняться и требовать поклонения фигурам и идолам из теста, предполагать, будто священники имеют власть освящать их и превращать в богов с помощью четырех пустых и легкомысленных слов,— значит распахивать настежь двери всякого рода идолопоклонству?»2 1 Правда о религии. Сост. Л. И. Емлях. М., 1959, с. 30—31. 2 Правда о религии. Сост. Л. И. Емелях. М., 1959, с. 111—115. |
загрузка...