Глава 9. Военные действия

География и обстоятельства сделали финикийцев мореплавателями в большей степени, чем воинами. Такое утверждение о соотечественниках Ганнибала может показаться странным, однако исключение доказывает правило, и, в любом случае, даже армии Ганнибала не были полностью пуническими; в них служило много иберов и ливийцев, галлов и итальянцев.

Восточная Финикия лежала на сухопутном пути между Египтом и лучшими землями Западной Азии (рис. 9), и по этому пути в обоих направлениях постоянно перемещались завоеватели. Таким образом, финикийским городам, как мы уже отмечали, часто приходилось выдерживать осады, если только они не открывали ворота завоевателям без сопротивления. Судя по множеству ассирийских рельефов, включая изображения сражений за Тир на Балаватских воротах и рельефе Лули, сидонским монетам начала IV века до н. э. (рис. 37), эти города были хорошо укреплены. Представление об осаде подобного города мы получаем из пророчества Иезекииля об осаде Тира Навуходоносором (Библия, Иезекииль XXVI, 7.12):

«Ибо так говорит Господь Бог: вот, Я приведу против Тира от севера Навуходоносора, царя Вавилонского... Дочерей твоих на земле он побьет мечом и устроит против тебя осадные башни, и насыплет против тебя вал и поставит против тебя щиты. И к стенам твоим придвинет стенобитные машины и башни твои разрушит секирами своими... От множества коней его покроет тебя пыль, от шума всадников и колес и колесниц потрясутся стены твои, когда он будет входить в ворота твои, как входят в разбитый город. Копытами коней своих он истопчет все улицы твои, народ твой побьет мечом и памятники могущества твоего повергнет на землю. И разграбят богатство твое и расхитят товары твои, и разрушат стены твои и разобьют красивые дома твои, и камни твои и дерева твои, и землю твою бросят в воду».

Мы почти ничего не знаем о битвах на суше, в которых участвовали бы восточные финикийцы, но известен случай, когда Салманасар III победил царя Арада в важном сражении. Нам гораздо больше известно об их флотах. Главные вражеские силы, с которыми им приходилось биться, хотя и были сухопутными, но часто необходимы были военные действия на море, и тогда мобилизовалась вся мощь финикийского флота. Когда Саргон II напал на Кипр, он использовал финикийцев; их военные корабли участвовали в морских сражениях на стороне персов. Дарий использовал их в войне с ионийскими греками, а во флоте Ксеркса при Саламине (480 г. до н. э.) из 1207 кораблей было 300 финикийских трирем. Экипажи носили шлемы и полотняные латы, имели легкие щиты и копья. Финикийская эскадра, считавшаяся лучшей во флоте, действовала на левом фланге против афинян и великолепно проявила себя в бою.

Использовавшиеся тогда триремы представляли собой новый тип боевых кораблей. Они заменили прежние боевые корабли, имевшие только два ряда весел, как мы видим на рельефе Лули, где-то в VII веке до н. э. Клемент Александрийский говорит, что эти суда впервые построили сидоняне, и, возможно, так оно и было: убедительные аргументы, доказывающие, что это было финикийским, а не греческим изобретением, выдвинуты совсем недавно. Согласно Геродоту, триремы строил для своего флота фараон Нехо II около 600 года до н. э., и скорее всего он перенял этот тип кораблей у финикийцев. Греки же начали строить триремы уже позже, где-то в VI веке до н. э.^[24]

С тех пор около 150 лет триремы были основными боевыми кораблями как для греков, так и для финикийцев, хотя греческие корабли отличались от финикийских формой и многими другими характеристиками. Затем, около 400 года до н. э., стали строить четырехпарные галеры, и вскоре после этого были изобретены галеры с пятью рядами весел. Вероятно, раньше всего они появились в Карфагене, а затем их стал строить Дионисий Сиракузский, чтобы одолеть своих соперников-карфагенян, с которыми он тогда воевал. С конца IV столетия галеры с пятью рядами весел оставались лучшими кораблями в военном флоте финикийцев, греков и римлян в течение всего эллинистического периода.

В течение интересующих нас столетий отличительной чертой всех военных судов был изогнутый остроконечный нос, предназначенный для тарана вражеских кораблей; был даже изощренный боевой прием: проплывая мимо на очень близком расстоянии, нос судна ломал лопасти весел корабля противника. Кое-кто считал это финикийским изобретением, но такие сцены мы иногда видим на аттических геометрических вазах, а потому теперь господствует мнение о том, что и Финикия и Греция пользовались микенскими образцами.

Похоже, что большинство восточных финикийских гаваней являлись рейдами. Тирский правитель Хирам Великий понял, что положение города на двух островах (рис. 2) дает прекрасный шанс организовать между ними и материком северный и южный рейды, защищенные от ветров любого направления, – подобная система позже стала обычной для финикийцев. Только северный из этих рейдов вплоть до нашего времени укрывает местные барки, а вот южный засорился из-за построенной Александром дамбы. Восточная Финикия, похоже, не восприняла «котон» или внутренний док.

Из детальных описаний Сицилийских и Римских войн Полибием, Ливием и другими авторами мы знаем гораздо больше о боевых традициях западных финикийцев, чем их восточных соплеменников. Карфаген, обладавший большими территориями в глубине страны, со временем обнаружил, что его африканские подданные могут быть отличными солдатами, и использовал их по полной программе. Однако такой подход заставил карфагенян выработать стратегию по сухопутным сражениям в периоды местных волнений. К VI веку, когда шли войны Малха и его преемников Магонидов, Карфаген уже наверняка располагал армией, состоявшей как из горожан, ополченцев, так и достаточно хорошо обученных профессионалов. Когда к карфагенской армии присоединились союзные сицилийские города и наемники, образовалось могучее войско. С последних лет V века до своего окончательного поражения Карфаген воевал очень часто, однако так и не создал регулярную армию. Регулярной армии в то время не было ни у греков, ни у римлян, лишь в I веке до н. э. у римлян появилась профессиональная армия – римские легионы.

Неизвестно наверняка, были ли у Карфагена профессиональные офицеры, однако мы знаем, что его полководцы назначались на предстоящую кампанию, тогда как в Риме они обычно избирались на год. Если военачальники достигали успеха, как, например, Баркиды до и во время 2-й Пунической войны, то они сохраняли свои посты на долгие годы. Видимо, в этом и состояло огромное преимущество Карфагена над его противниками, и те стремились следовать карфагенскому примеру, надолго оставляя командирами достигших успехов полководцев. Это и Дионисий Сиракузский, и Тимолеон, и Сципион Африканский, которым в конце концов удалось взять верх над Карфагеном.

Во время решающих войн Карфаген стал использовать наемников. Идея была не нова, ибо наемники упоминаются много раньше и, видимо, именно они имеются в виду, когда Иезекииль говорит о Тире VI столетия: «Перс и Лидиянин и Ливиец находились в войске твоем и были у тебя ратниками...» (Иезекииль XXVII, 10). Однако широко наемничество распространилось в V веке, и Диодор рассказывает нам, что в битве при Гимере (480 г.) в армии Гамилькара были наемники из Италии, Галлии и Испании. Позже греки в качестве наемников воевали за Карфаген против своих соплеменников, и иногда, как, например, после захвата Мотии, греки-победители с ними жестоко расправлялись. Однако главной силой пунических армий были сами граждане Карфагена и его подданные – в основном ливийцы и испанцы; чего в общем-то можно было ожидать. Содержание наемной военной силы было тяжелым бременем, и к концу 2-й Пунической войны, когда Карфаген, обладая обширной территорией, не испытывал трудностей в наборе солдат, он использовал наемников лишь для генеральных сражений, тем более, как доказала война наемников, они не всегда бывали лояльными.

В главных сражениях пунические армии использовали тяжело вооруженную пехоту. Такова была мода в ту эпоху (сравните с греческими гоплитами), и наемники – среди них много греков – поддерживали однообразие в обеих противодействующих армиях. Воины, как правило, были вооружены мечами, копьями и сначала круглыми щитами, а позже удлиненными, какими пользовались в то время и римляне и галлы. Солдаты носили и защитную броню. Бронзовые грудные и спинные пластины доспехов тонкой кампанской работы найдены в деревянном сундуке в захоронении конца III века до н. э. в Ксур-эс-Сафе в Тунисе. Возможно, они принадлежали наемнику из Италии или ветерану-карфагенянину армии Ганнибала, который приобрел их в Кампании.

Армии того периода также включали кавалерию, метателей из пращи, лучников и легковооруженную пехоту, и Карфаген не был исключением. Македонские завоеватели, Филипп и Александр, использовали македонскую и фесалийскую кавалерию, а Карфаген имел возможность нанимать прекрасных нумидийских всадников, а позже – испанцев и галлов. Когда Ганнибал вступил в Италию, кавалерия составляла около четверти всей его армии. До самых Пунических войн, но явно не в самих этих войнах Карфаген использовал множество боевых колесниц и часто посылал их в составе своего войска за моря, в Сицилию и другие регионы. Диодор упоминает, что иногда в битве участвовало до двух тысяч двуконных колесниц, и даже если их число преувеличено, можно с уверенностью сказать, что боевая колесница была главным мобильным средством карфагенского войска. Вероятно, этот обычай пришел с востока, где традиционно использовались боевые конные экипажи.

Похоже, что карфагеняне перестали пользоваться колесницами, когда в качестве боевых животных стали применяться слоны, хотя, может быть, не стоит видеть в этом прямую связь. Слоны вошли в моду в Средиземноморье после того, как греки встретились с ними в период индийских кампаний Александра. У Карфагена в Северной Африке слонов было предостаточно, и они стали входить в состав карфагенских армий с начала III столетия. Карфагеняне использовали слонов в Сицилии и в Испании, а Ганнибал совершил подвиг, переведя более тридцати слонов через Альпы в 218 году, правда, все, за исключением одного, погибли от зимних холодов. Обычно в генеральных сражениях в распоряжении полководца имелось от пятидесяти до ста боевых слонов. Их роль в битве была решающей, и по условиям мирного договора (201 г.) после сражения при Заме Карфаген даже обязали прекратить охоту на североафриканских слонов. На востоке слоны несли бойцов в напоминающем башенку паланкине; на западе на слоне сидел только погонщик. Слон был защищен броней и обычно врывался в ряды врага, сокрушая их. Сципион нашел способ противодействовать этой разрушительной силе: ряды его солдат расступались, и слоны мчались, не причиняя людям вреда. Боевые слоны не всегда были благом: иногда они впадали в панику и нападали на собственных солдат.

В IV веке до н. э. в Средиземноморье совершенствовалось искусство осады, особенно в Сицилии. Однако многие военные хитрости, казавшиеся новыми в Средиземноморье, наверняка были давно известны на востоке, где было достаточно сложно обучить ассирийцев обычным методам осады: применению таранов, стенобитных машин, осадных башен и рытью подземных ходов к стенам и даже под них. Однако одно оружие, катапульта, могло быть изобретено именно для Дионисия, так как Диодор говорит, что впервые катапульту использовал именно Дионисий при осаде Мотии в 398 году до н. э. Катапульта посылала стрелы и ядра на несколько сот метров и была революционным ноу-хау. Города, имевшие одну только линию стен, уже не чувствовали себя в безопасности и должны были углублять оборону, чтобы удерживать нападавших на достаточном расстоянии. Мотия с ее единственной крепостной стеной, прижавшейся к берегу, была обречена, как только Дионисий восстановил дамбу, соединявшую город с материком, и близко подвел осадные механизмы. Безусловно, и другие города вскоре испытали те же беды. К III веку до н. э. Карфаген, извлекший урок из чужих неприятностей, построил свою знаменитую оборону в узкой части перешейка (рис. 3), состоявшую из трех элементов: мощной крепостной стены с башнями на определенном расстоянии друг от друга и двухъярусными эскарпными галереями для людей, слонов и коней; промежуточным валом (возможно, земляным) и, далее, рвом с деревянным забором за ним. Археологи долго искали эти укрепления. В 1949 году Дюваль обнаружил их с помощью аэрофотосъемки, а последующие раскопки вскрыли внешний ров шириной 20 метров и внутренний ров шириной 5,3 метра с рядами ям под столбы и канавы для частокола между ними. Были найдены также соединительные коридоры, пронизывающие укрепления, и несколько бастионов. Это хорошо согласуется с описанием внешних укреплений Полибия. Главную стену, которая должна была находиться в глубине всего этого, так и не обнаружили.

Хотя военный флот должен был бы составлять первую линию обороны Карфагена и кораблестроение, следовательно, было главной задачей, его флотилии в военное время не были так всесильны, как мы могли бы ожидать. Они часто терпели поражения не только от греков, но даже от римлян, которые, как свидетельствует история, во время 1-й Пунической войны были настолько беспомощны в военных действиях на море, что им пришлось захватить пуническую галеру с пятью рядами весел как образец для строительства своего нового флота! Римляне понимали, что во время 1-й Пунической войны они не могли соперничать с финикийцами в морском деле. Они даже обзавелись специальными крюками, чтобы брать на абордаж финикийские корабли, и с их помощью сумели победить в сражении при Милах (260 г.), первом крупном морском сражении той войны, и в трех других, включая и последнее – у Эгатских островов (241 г.). Карфагеняне все еще полагались на старые методы таранов вражеских кораблей или, проходя очень близко от корабля, разбивали все весла с одного борта. Гребцами были по большей части жители Карфагена, и их доблесть и мастерство часто отмечают древние писатели. В Сицилийских войнах флоты обычно состояли из 100 – 200 кораблей, а в 1-ю Пуническую войну их число превышало две сотни, однако, кроме пятирядных галер, продолжали использовать и триремы с четырьмя рядами весел.

Рис. 36. Прямоугольный водоем и южные ворота в Мотии, согласно Уайтекеру, 1921 год

Круглый порт Карфагена имел 220 доков, из которых 160 – 170 предназначались для галер с пятью рядами весел. Учитывая современную топографию окрестностей круглой лагуны, трудно представить, как такое большое сооружение могло быть построено, даже если доки были сухими. Однако мы не можем с легкостью отбросить древние свидетельства, и остается предположить, что реконструкция римского периода уничтожила топографические признаки, способные объяснить эту загадку. Уайтекер обнаружил в Мотии к западу от южных ворот прямоугольный водоем, который счел котоном. Это маленький резервуар, 51x35,5 метра, с каналом в семь метров шириной в самом узком месте, ведущим к морю (рис. 36). Что бы ни представлял собой этот резервуар в его настоящем виде, он не мог быть котоном, ибо недавние раскопки показали, что он был вспомогательным сооружением. Его южная стена, достаточно протяженная, не имеет доступов с моря. Датировка неопределенна, но, вероятно, резервуар существовал до падения города в 398 году до н. э. Однако есть доказательства того, что по меньшей мере стены резервуара, особенно в юго-западном углу, покоятся на более древней кладке. Кроме того, расчистка южной части канала, ведущего от моря, выявила боковые стены и облицовку из прекрасного тесаного камня, датируемую концом VI века до н. э. Облицовка имеет широкую канаву в середине, вероятно предназначенную для киля корабля. Поскольку канал тянется к северу, он не имеет боковых каменных стен и расширяется в восточной части. Возможно, на месте этого резервуара располагался древний котон. Если так, он был позже брошен, так как облицованная часть канала эффективно блокировала проход кораблей с помощью вспомогательной поперечной стены, покоящейся на слое наносного грунта^[25].