|
(1817—1841)
Русская актриса. С 1835 года выступала в Александрийском театре. Прославилась в водевилях. Первая исполнительница ролей Марьи Антоновны («Ревизор» Н.В. Гоголя) и Софьи («Горе от ума» А.С. Грибоедова).
От неё почти ничего не осталось, только пересуды современников, несколько писем и догадки потомков. Она сверкнула в русской культуре словно промчавшаяся комета, никто не сумел даже понять, зачем имя Асенковой вспыхнуло так ярко на театральном небосклоне, что принесла она с собой, а главное, что она утаила, что унесла в могилу, так и не высказавшись до конца.
Бывают мистические случайности, преследующие человека и после его смерти. В 1941 году, спустя ровно сто лет после кончины актрисы, немецкий снаряд попал точно в могилу Асенковой, оставив после себя осколки памятника и глубокую яму, а на дне её — ничего, тёмная вода. Казалось, сам злой рок уничтожал последние следы присутствия легендарной женщины на этой земле. И всё же её незримое причастие к русской культуре ощущается до сих пор, её актёрская судьба до сих пор волнует души тех, кто хотел бы посвятить себя театру.
Она стала знаменитой буквально с первой минуты пребывания на сцене Александринского театра. Зритель не мог оторвать глаз от стройной, черноволосой семнадцатилетней девушки, нервной и подвижной, с прекрасным голосом и детской искренностью. Варвара пришла на сцену не из-за большой любви к театру: нужно было помогать матери, зарабатывать на жизнь. Отца девушка почти не знала. Подполковник Кашкаров был осуждён за неурядицы по службе, сослан на Кавказ и к жене больше не возвратился.
Александре Егоровне, матери Вари, горевать долго не пришлось, она блистала в театре в роли молодых кокеток, «невинных» служанок и занимала в этом амплуа первое место на столичной сцене.
Из театрального училища тринадцатилетнюю Варю выставили за неимением таланта, что девочку не очень огорчило. Занятия декламацией, пением и танцами не вызывали у неё восторга. История театральной школы знает немало случаев, когда педагоги ошибались, определяя способности своих учеников. Возможно, так было и в тот раз, но не исключено, что директор императорских театров князь Гагарин преследовал корыстные цели, принимая на место Асенковой более обеспеченную ученицу.
После окончания обычного женского пансиона, где Варя получила довольно символическое образование, едва освоив французский язык и «хорошие манеры», наша героиня решила всё-таки, что ничего нет хуже безделья, и попросила мать договориться об уроках с корифеем русской сцены того времени Иваном Ивановичем Сосницким. Послушав Варю, известный актёр не стал медлить, и 21 января 1835 года Варя сыграла первые роли в бенефисе Сосницкого.
Асенкова, что называется, проснулась знаменитой буквально на следующее после спектакля утро. «И едва она заговорила, едва решилась поднять свои потупленные прекрасные глаза, в которых было столько блеска и огня, партер ещё громче, ещё единодушнее изъявил своё удивление шумными, восторженными криками „браво!“»
Вскоре на юную приму приехал взглянуть и сам самодержец всея Руси, первый кавалер Петербурга Николай I и, видимо, остался весьма доволен. По городу быстро разнеслась весть о подаренных Асенковой царём бриллиантовых серёжках. Отсюда, вероятно, и берёт начало та чёрная зависть, которая злобным облаком окружила молодую актрису и существенно укоротила её жизнь. Был ли Николай любовником Асенковой? Трудно сказать. Но то, что Варю окружало несчётное количество поклонников, это факт очевидный, и то, что ни один из них не стал её серьёзным романом, это тоже известно. Возможно, что Асенковой просто не хватало времени на увлечения.
Шутка ли сказать, она играла по триста спектаклей в год. А если ещё учесть, что утро она проводила в репетиционном зале, то о какой личной жизни можно было говорить. И всё-таки молодая актриса участвовала в жизни петербургской богемы. До нас дошли воспоминания об ужинах с шампанским в доме Асенковой, о пьяных кутежах офицеров, о глупых выходках её отвергнутых поклонников. Один из купцов, скупив первый ряд партера, высадил в него лысых мужчин. В зале начался хохот, представление было сорвано, и Асенкова в слезах убежала за кулисы. В другой раз слава в буквальном смысле едва не лишила жизни актрису. Когда она садилась в карету после спектакля, какой-то офицер, поджидавший её у выхода из театра, бросил в окно кареты зажжённую шутиху. По счастью, она угодила в шубу соседа Асенковой. Ревнивца схватили и, по царскому повелению, отправили, конечно, на Кавказ. Варвара Николаевна по-своему отомстила виновнику покушения. Когда офицера под арестом везли мимо Ораниенбаума, где Асенкова в то время отдыхала, актриса в нарядном платье и модной шляпке, под руку с генералом и с целой свитой офицеров приветливо помахала проезжавшей коляске, едко улыбнувшись проигравшему.
Первые годы актёрской карьеры Асенкова блистала в незатейливых пьесках с переодеванием в мужской костюм. Ей удивительно шли офицерские мундиры, шпоры, начищенные сапожки. Она, практически ровесница водевиля, стала королевой этого жанра. Но силой своего таланта Асенкова смогла преодолеть пошлость дешёвых розыгрышей, банальные приёмы старого театра. Асенкова казалась на сцене резвящимся ребёнком, который даже в самых фривольных и раскованных водевильных куплетах не утрачивал детской наивности и чистоты. «Восхищённое дитя выпорхнуло на сцену», — сказал о ней один из критиков.
Но она никогда бы не смогла только славой водевильной актриски перешагнуть порог своего времени, не будь в ней заложен великий драматический талант. Её роли взрослели вместе с ней, органично переходя из амплуа инженю в амплуа трагической героини. Асенкова одна из первых сыграла на русской сцене Офелию, с таким неподдельным чувством и драматизмом, что стало очевидным даже для врагов: эта актриса, сыгравшая сотни водевилей с переодеванием, способна вызвать слезы у зрителей высокой трагедии.
В постановке «Гамлета» Асенкова проявила себя как зрелый художник, способный внести новаторскую мысль. Обычно уступчивая и покладистая, Варвара наотрез отказалась от мелодраматических эффектов, которые обычно сопровождали трагедию в старом театре. Так, она провела сцену безумия Офелии в полной тишине, хотя по традиции её обязательно должна была сопровождать пафосная игра оркестра. Удачно сыграла Асенкова и роль Марьи Антоновны в пьесе молодого драматурга Гоголя. На спектакле, конечно, присутствовал и сам автор. Серьёзной драматической ролью актрисы стала дочь мельника в пушкинской «Русалке».
Связанная контрактами, обещаниями, долгами собственной семьи, Варвара все чаще должна была соглашаться на роли в весьма посредственных пьесах. Нервная, обидчивая, Асенкова едва приходила в себя от больных уколов, которые, не щадя, наносили её самолюбию товарищи по сцене. Находясь на гастролях в Петербурге, знаменитый Щепкин посетил представления водевиля «Полковник старых времён». После спектакля Асенкова не могла не подойти к мэтру:
«Михайло Семёнович, как Вы находите меня?»
«Вы, конечно, ждёте похвалы, — жёстко ответил Щепкин. — Ну так утешьтесь: вы в „Полковнике старых времён“ были так хороши, что гадко было смотреть».
Знаменитый актёр, безусловно, желал продемонстрировать высокие претензии театру. Безусловно, не следовало талантливой актрисе размениваться на ничтожные роли с переодеванием. (Щепкин называл это амплуа «сценическим гермафродитизмом».) Но ведь и самому Михайле Семёновичу приходилось не раз появляться в пустых и ничтожных пьесках. Почему же он не пощадил «товарища по несчастью», молодую женщину? Что ж, нравы театра, как известно, всегда отличались особой жестокостью.
Скандал, разгоравшийся вокруг имени талантливой актрисы, с годами приобретал все больший размах. Не проходило и дня, чтобы в столичных газетах не появлялись карикатуры на Асенкову, намекавшие на двусмысленные связи и сплетни. Анонимные угрозы злопыхателей преследовали актрису на каждом шагу. Ядром заговора против Асенковой стала её собственная подруга детства, которая соперничала на сцене с Варварой и не желала терпеть рядом явной победительницы, а может, и фаворитки самого царя. Обычная история — уничтожить талант, чтобы успокоить гений посредственности.
В театре все чаще за спиной Асенковой раздавался злорадный шёпот:
«Она уже выдохлась! Не та, что раньше».
«Слышали, с ней больше не продляют контракт».
Актрисе, с её истерически нервным характером, трудно было не обращать внимания на провоцирующие сплетни. Ещё труднее было не читать заведомо заказанной жёсткой критики.
"Госпожа Асенкова до такой степени небрежна, до такой степени дурна в ролях своих, что признаюсь, мне редко случалось испытывать в театре такое неприятное чувство. Желая добра г-же Асенковой, как актрисе не без таланта, мы советуем ей поучиться, как держать себя на сцене — не у г-жи Аллан.
Нам до неё, как до звезды
Небесной далеко! -
но хоть у г-жи Самойловой…" (Г-жа Самойлова — та самая коварная подруга детства, которая не раз делила с Варварой одни и те же роли.)
«Однообразное, безжизненное, часто (в смысле грамматическом) неправильное произношение, манерность в игре… Мы бы очень боялись за русскую комедию и даже водевиль, если б не видели прекрасной надежды для нашего театра в лице г-жи Самойловой»
«У г-жи Асенковой заметили мы на этот раз особенную сторону таланта: лет через пять эта талантливая артистка может с полным успехом занимать роли г-жи Гусевой (пожилых дам)…»
Потоки грязи, обрушившиеся на Асенкову, доводили её до нервного исступления. Возможно, её соперница Самойлова и была более безупречна в плане обывательской морали и оттого не подавала такой пищи для сплетен, но ведь талант, как известно, меньше всего защищён. В этой ситуации не нашлось ни одного поклонника, который бы открыто выступил в защиту актрисы. Наоборот, её имя стало одиозным. Один из современников, проведших немало вечеров в обществе Асенковой, в её шумных компаниях, беззастенчиво писал: «Заходил в Летний сад, где был сконфужен встречею с Асенковыми, которым поклониться при всех было неловко, а не поклониться совестно».
Травля актрисы, вкупе с её непосильным семилетним трудом, запах скипидара и клеевых красок, которые в изобилии каждый вечер излучал театральный зал, постоянные сквозняки за кулисами и в артистических уборных — все это подорвало здоровье Асенковой. Она в буквальном смысле сгорела от чахотки, будучи ещё очень молодой. Но по слишком запоздавшим воздыханиям современников: «…Было что-то неуловимое в облике этого ангела, „что-то“, о чём нельзя рассказать ни в одной рецензии, никакими словами. „Что-то“, которое можно только почувствовать».
|
