Эпоха культур полей погребений Европы XIII–VIII вв. до н. э

Вместе с переходом к оседлой жизни и ведению производящего хозяйства в XIII в. до н. э. в Европе, и в первую очередь в её центральной части, произошёл переход от традиционного для кочевников курганного захоронения к обряду захоронения, свойственному достаточно оседлому населению на полях погребений или погребальных урн.

^{Европа второй половины II тыс. до н. э.}

Причём если в XV–XIV вв. до н. э. под курганами в Европе хоронили по обряду как трупоположения, так и трупосожжения, то к XIII в. до н. э. началось явное преобладание трупосожжения с захоронением праха в биконических урнах.

Культурным ядром эпохи полей погребений, как и в предыдущие времена, оставался центр Европы, а именно север Карпатской котловины, земли Чехии, Словакии и Польши, где складывается лужицкая археологическая культура полей погребений XIII–VIII вв… до н. э.

Одной из этнических основ населения культуры полей погребений явилось перешедшее к оседлости население культуры курганных погребений, в свою очередь вобравшее и поглотившее значительные массивы населения более древних индоевропейских культур Европы (культура воронковидных кубков IV–III тыс. до н. э., культура шаровидных амфор III тыс. до н. э., культура шнуровой керамики рубежа III–II тыс. до н. э.)

К XIII–XII вв. до н. э. в центре Европы, в первую очередь на территориях Польши и Восточной Германии, вовсю шел процесс вырубки лесов под пашни, строительство многочисленных поселков со значительным населением. Строились они по берегам рек и часто обносились валами и рвами, отсекавшими от напольной стороны края мысов береговых террас, либо на вершинах холмов, окруженных болотами и густыми лесами. Основой домостроения была каркасно-столбовая конструкция. Вокруг поселений на протяжении ряда веков прочной оседлости вырастали обширные поля погребений, содержавшие сотни захоронений, заключенных в биконические бронзовые или глиняные урны.

Успешное ведение сельского хозяйства обеспечивало значительный рост населения центра Европы, что, в свою очередь предопределило расширение не только самой лужицкой культуры, область распространения которой пролегала от Лейпцига на западе до Галиции на востоке и от Балтики на севере до Чехии, Моравии и Словакии на юге, но и общеевропейскую экспансию народа — носителя культуры и традиций полей погребений, именно в её центральноевропейском, то есть лужицком, варианте. И хотя всюду, где в Европе возникал обычай создания полей погребений или погребальных урн, этническая основа во многом оставалась местной, однако определяющее культурное влияние повсеместно было центральноевропейским, то есть лужицким.

Наряду с доминирующим культурным и этническим влиянием лужицкой культуры полей погребений в Европе XIII–VIII вв. до н. э. шло широчайшее распространение изделий бронзолитейной металлургии центра Европы, остававшегося, как и в первой половине II тыс. до н. э., ведущей металлургической провинцией континента. Центральноевропейские изделия из бронзы проникали в Элладу, на Апеннины, на острова Средиземноморья (Крит, Кипр, Киклады) и даже в Переднюю Азию, перевалочным торговым центром которой, как мы помним, служила хеттская крепость в Сирии Гаргамеш, охранявшая переправу через реку Евфрат.

Поля погребений обычно весьма обширны и содержат от нескольких сотен до нескольких тысяч захоронений. Сожжение совершалось на стороне, после чего пепел помещался в урну, устанавливавшуюся в грунтовую могилу. Нередко урну с прахом окружало несколько сосудов. Часто верх урны закрывался камнем.

Наряду с грунтовыми захоронениями полей погребений у населения сохранялась верность древней степной индоевропейской традиции насыпать курганы. Известен громадный курган лужицкой культуры у Седдина, высота которого достигает 11 м, диаметр 70 м. Курган скрывает круглую погребальную камеру с росписью по стенам, содержащую три бронзовые урны с останками мужчины и двух женщин и меч.

Земли Чехии и востока Германии в данную эпоху изобиловали множеством изделий из золота. Среди них особенно заметны классические индоевропейские, очень характерные как для славян, так и для кельтов шейные гривны, свитые из тончайшей золотой проволоки. Иные клады поры полей погребений данной территории содержат до нескольких килограммов золота в слитках или в ювелирных изделиях.

В Карпатской котловине в последней четверти II тыс. до н. э. — в первой четверти I тыс. до н. э. развивался целый ряд местных вариаций общеевропейской культурной традиции полей погребений.

Всюду в бассейне Среднего и Нижнего Дуная, от Черного моря до Восточных Альп и от Карпат до центра Балкан в данную эпоху производились захоронения на обширных полях погребений с помещением праха в большие бронзовые или керамические урны, обычно накрытые масками. Металлургия Подунавья блистала необыкновенным мастерством и мощью, наполняя рынки Европы и Азии множеством чудного бронзового оружия, украшений, орудий производства и домашней утвари. Керамическая посуда изобиловала богатством орнамента и разнообразием форм.

Широкое распространение получили ритуальные глиняные повозки, в упряжи которых вместо коней или быков оказывались птицы, являвшиеся ведическими и авестийскими символами солнца и плодородия.

И вместе с тем на Среднем и Нижнем Дунае наряду с культурой полей погребений продолжали сохраняться не только традиции культуры курганных погребений середины II тыс. до н. э., но и очаги более ранних индоевропейских культур первой половины II тыс. до н. э., сохранявшие приверженность древним мотивам шнуровой керамики. Отдельные, наиболее стойкие наследники индоевропейских вторжений в Европу рубежа III–II тыс. до н. э. в течение почти всего II тыс. до н. э. успешно отстаивали свое право на следование собственным традициям и вкусам, спасая независимость от новых вторжений на высоких холмах Карпат за рядами ощетинившихся частоколами валов и рвов. Таковой была культура Монтеору (северо-восток Мунтении), сумевшая на протяжении XX–XIII вв. до н. э. сохранить в укрепленных поселках древний уклад жизни, успешно противостоявший традициям культуры курганных погребений и отчасти культуры полей погребений.

На севере Апеннин, в долине реки По, где с XX в. до н. э. развивалась культура Террамар, в последней четверти II тыс. до н. э., так же как и в центре Европы, перешли к обряду трупосо-жжения и захоронения на полях погребальных урн, в непосредственной близости от поселений.

Вместе с тем на юге Апеннин около XIII в. до н. э. произошла трагедия, выразившаяся во внезапной гибели культур острова Сицилии и Липарского архипелага из-за вторжения носителей культуры полей погребений, привнесших на острова трупосожжение и захоронение в урнах.

После этого в Сицилии сложилась культура Панталика (XIII–VIII вв. до н. э.), характеризующаяся повсеместной защитой поселений укреплениями, широкой торговлей с Микенами (Эллада) и приверженностью общеевропейской традиции данной эпохи, выражавшейся в создании классических полей погребений.

Интересно, что на Пиренейском полуострове традиция и культура полей погребений распространились не ранее начала железного века, то есть около VIII в. до н. э., что лишний раз подчеркивает консерватизм и традиционализм крайнего юго-запада Европы.

В последней четверти II тыс. до н. э. на юге Германии, в бассейне Верхнего Рейна, наряду с продолжавшимся распространением металлургического влияния центра Европы, шло повсеместное религиозное влияние культуры полей погребений на осевшее с середины II тыс. до н. э. в здешних местах население культуры курганных погребений. Если на Верхнем Рейне в данную эпоху при преобладании плоских могил насыпались отдельные курганы, то на Среднем Рейне, в районе Майна, наряду с трупосожжением повсеместно было распространено трупоположение. А на Нижнем Рейне, на землях современных Бельгии и Нидерландов, и вовсе преобладали курганы, окруженные рвом.

На востоке Франции также весьма сильными оставались позиции культуры курганных погребений XV–XIV вв. до н. э., однако под самими курганами наряду с трупоположением было представлено и трупосожжение, а уж инвентарь и вовсе принадлежал классическому ряду эпохи полей погребений. В первой четверти I тыс. до н. э. поля погребений продвинулись на юг Франции.

На островах Британского архипелага поля погребальных урн распространяются между 1400 и 1200 г. до н. э., и главным образом из-за носителей восточноанглийской культуры «Food-vessel», связи которой с континентом были наиболее тесными.

Ярчайшее отражение традиций и культуры эпохи полей погребений мы находим на севере Европы, где около 1250–1150 гг. до н. э. распространились трупосожжение и захоронение праха в биконических урнах. Однако помещались урны в неизменные, со времени господства культуры курганных погребений могилы, сокрытые курганной насыпью, нередко сложенной из камня и окруженной каменными кругами. В среде древних индоевропейских виков Скандинавии появились новые образы, выраженные в изменении орнамента, отныне все шире содержавшего спирали, и новые формы изделий из металла в виде разнообразных браслетов, гривен, фибул, топоров-кельтов и т. д. На север распространились длинные трубы Луры.

На каменной плите кургана Кивик в Южной Швеции, насыпанного около 1200 г. до н. э., сохранилось чудное изображение колесницы, ведомой возничим и запряжённой парой лошадей. Описание подобных колесниц мы находим в гимнах Ригведы и Авесты II–I тыс. до н. э. Подобные колесницы сохранили курганы юга Урала XVII–XV вв. до н. э. и центра Европы XV–XIV вв. до н. э.

Согласно канонам древнейших индоевропейских традиций Евразии, отражение духовных основ которых мы находим в Ригведе и Авесте, население юга Скандинавии и севера Германии обожествляло силы природы и души всех ее видимых проявлений. Рекам и озерам приносились многочисленные жертвы, по сей день хранимые их лоном в виде кладов оружия и украшений.

Торжество культуры полей погребений XIII–VIII вв. до н. э. в Европе было не столько следствием расселения век от века возраставшего численно населения центра Европы на ее дальнюю и ближнюю периферии, сколько результатом крупной религиозной реформы, произошедшей в наиболее экономически развитом районе тогдашней индоевропейской Европы. При этом решающую роль сыграло ее первенство в переходе от полукочевого образа жизни и ведению хозяйства к устойчиво оседлому. Эпоха полей погребений XIII–VIII вв. до н. э. на западе Евразии — это своего рода зеркальное отражение реформы Зороастра (Заратуштры) XIII–VIII вв. до н. э. в среде оседлых арийцев юга Средней Азии, Афганистана и Ирана, шедшей в пику продолжавшим поддерживать древнейший ведический уклад жизни степнякам-туранцам, оставшимся кочевниками и занимавшим не только равнины Средней Азии, но и все пространство степей от верховьев Енисея до гирла Дуная.

Шедшая в Европе почти повсеместно замена кургана на грунтовую могилу символизировала смену всего жизненного уклада недавнего степняка-кочевника. Подобный излом не мог не отразиться на самой сути духовного мира индоевропейцев Европы, как это случилось и с религиозной доктриной авестийских иранцев. Шел общий для обоих крыльев индоевропейцев Евразии отход от общения с силами природы и самосокрытие в защищенные укреплениями поселки, в мастерские ремесленников, в большие крытые хлева, заменившие степные загоны.

Впрочем, не такой уж и оседлой продолжала оставаться жизнь индоевропейского мира Европы, и далеко не всюду шло лишь распространение влияния религиозного или экономического.

Около 1200 г. до н. э. мчащийся на боевых колесницах, словно степная буря, поток исторических дорийцев, устремившийся подобно снежной лавине с Нижнего и Среднего Дуная на юг Балканского полуострова, разрушил до основания циклопические крепости ахейцев, главными среди которых были Микены, Ти-ринф, Пилос. Только разгромом Поздней Эллады дорийцы не удовольствовались, и в середине XI в. до н. э. в полное запустение вследствие вторжения пришел некогда цветущий остров Кипр. А около 1100 г. до н. э. окончательно погибла критская цивилизация, являвшаяся древнейшим очагом индоевропейской письменности и бронзовой металлургии в Европе.

Эпоха полей погребений Европы XIII–VIII вв. до н. э. была временем окончательного сложения исторических общностей классического Древнего мира античных авторов. По мере роста оседлости все активнее развивались процессы культурного, языкового и экономического размежевания некогда единого бурлящего индоевропейского мира Евразии. Население обособившихся, ощетинившихся частоколами городищ Европы все меньше понимало наречия соседей. Ив то же время цементировались суперэтносы континента, сплочённые не только общим прошлым, но и самой географией территории, занятой их предками в течение целой череды индоевропейских нашествий IV–II тыс. до н. э.

Так, крайний запад Европы стал местом сложения исторических кельтов, формированию языковых, культурных и прочих особенностей которых послужила обособленность их территории с юга, запада и севера морем, а с востока — Альпами. Естественным рубежом для кельтов на северо-востоке служил Рейн.

Юг Скандинавии, полуостров Ютландия (Дания) и самый север Германии стали местами кристаллизации германской общности континента. Естественная и в высшей мере эффективная защита морем служила для протогерманцев залогом яркого своеобразия их языка, культуры и национального характера.

Индоевропейское население Апеннин, пережив на протяжении XIII–VIII вв. до н. э. крупные вторжения воинственного полукочевого населения, шедшего из долины Среднего Дуная, так же как и протокельты и протогерманцы, благодаря защите морем и альпийским горным массивом обособилось и явилось основой для сложения исторической латинской и этрусской, пришедшей на Апеннины из Малой Азии, общностей континента.

Вторжение дорийцев в Элладу, Малую Азию и на острова Средиземноморья представляется последней крупной вехой в сложении греческой общности Европы.

Индоевропейские носители культуры курганных погребений, позже (XIII–VIII вв. до н. э.) трансформировавшейся в культуру полей погребений, на северо-западе Балкан явились основой и иллирийской общности классических античных авторов.

Северо-восток Балкан и восток Карпатской котловины в XIII–VIII вв. до н. э. занимали индоевропейцы, следовавшие традициям эпохи полей погребений и известные древним авторам как фракийцы. Особенность их положения заключалась в том, что на юге они смыкались с динамично развивавшейся Элладой, на востоке — с вечно беспокойным кочевым иранским миром киммерийцев, скифов и сарматов, а на западе и севере — с могучими кельтами, германцами, славянами и иллирийцами.

Заброшенные в Прибалтику и в леса центра и запада России потоком носителей культуры шнуровой керамики рубежа III–II тыс. до н. э., так и не потревоженные позже серьезными внешними вторжениями, индоевропейцы получили уникальную возможность в течение нескольких тысячелетий вырабатывать яркое своеобразие защищенного морем и труднопроходимыми лесами и болотами балтского мира.

Протославяне оказались той центральной группой индоевропейского мира Евразии, которая соприкасалась со всеми без исключения его языковыми, культурными, экономическими и религиозными общностями на протяжении V–I тыс. до н. э. Про-тославянская общность уже в I тыс. до н. э. сумела пережить, и при этом выстоять, натиски иранцев (VIII–I вв. до н. э.), кельтов (V–I вв. до н. э.), германцев (VI–I вв. до н. э.), фракийцев. Срединное положение славянства обеспечило не только мощь, образность и универсальность его языка, но и несокрушимую устойчивость культуры и стойкость самого славянского типа, на первый взгляд податливого, а на деле всепобеждающего и глубоко при этом гуманного даже к истязавшим его, но поверженным врагам.

Местом сложения славянской общности Евразии явилась территория, расположенная к югу от Балтики, к востоку от Верхней Эльбы и Дуная и к западу от Средней Волги. Район Карпатской котловины входил начиная с III тыс. до н. э. (кл. шаровидных амфор) в зону влияния и расселения одного из древнейших протославянских этнических пластов, однако всегда был ареной столкновений между различными народами и из-за извечной нестабильности и доступности для вторжений устойчивой языковой и культурной общности создать не мог.

В то же время пояс Карпатских гор, протянувшийся от Галиции до верховьев Эльбы, не только служил громадным, трудноодолимым барьером, защищавшим протославянские поселения бассейнов Эльбы, Одера, Вислы с юга, но и сам являлся естественной, густо заселенной славянской крепостью, не раз спасавшей оседлых земледельцев, скотоводов и охотников от уничтожающих все живое нашествий.

Полоса лесостепи, пролегшая от Карпат до верховьев Оки и Средней Волги, являлась одновременно и пастбищем, и огромной пашней. Близость девственных лесов в бассейнах Припяти, Верхнего Днепра, Десны и Сожа всякий раз с ростом вооруженного напора со стороны причерноморской степи позволяла спасти от полного уничтожения восточнославянское крыло большой западной группы индоевропейцев Евразии. Однако всякий раз, когда буря над головами восточных протославян затихала, они спускались с Карпат в долину Дуная и выходили из лесов Днепровско-Волжского бассейна в степи юга России, расселяясь до устьев Дуная, Днестра, Днепра и Дона.