Путешественник, который отправляется морем из Константинополя в город Дарданеллы, видит по обоим берегам Мраморного моря и Геллеспонта несколько конических холмов, о происхождении которых предание молчит и которые обычно именуются «тепе», турецким словом, обозначающим просто низкий и небольшой холм, но с помощью людского воображения оно, как и слово «курган» на Западе, приобрело еще и дополнительное значение – погребальный курган, который скрывает под собою останки одного или нескольких умерших.
Первый из этих «тепе», который традиция приписывает конкретному персонажу, – это курган на Фракийском Херсонесе, который расположен наискось напротив города Дарданеллы; его приписывают Гекубе, и Страбон об этом говорит: «Между этими двумя пунктами впадает в море река Родий, против которой на Херсонесе находится Кинос-Сема (Памятник Собаке), которая, по преданию, является могилой Гекабы»
[335].
Проезжая по земле от Дарданелл до Троянской долины, путешественник минует другой курган, который находится у него слева, близ того места, где находился город Дардан; непосредственно после этого третий курган будет у него справа и еще четвертый – слева, над деревней Рен-Кей. Спускаясь отсюда к морскому берегу, он проедет еще три «тепе» на холме, которые нависают над маленьким портом Каранлык; этот холм относится к горной цепи Ретия. Ни один из этих шести курганов предание не связывает с определенным именем.
К северу от вершин Ретия путешественник увидит вблизи берега очень низкий курган, который традиция считает первоначальной могилой Аякса, в то время как вторую его могилу отождествляют с большим курганом на нижнем отроге высот Ретия. Этот последний курган называется Ин-Тепе; название может происходить от корня AIANT, который можно видеть в родительном падеже имени Аякс.
Проехав оттуда по берегу Геллеспонта, путешественник достигнет низкого холма, непосредственно к северо-востоку от мыса Сигей; этот курган традиция в течение всей исторической древности считала гробницей Ахилла.
Отправившись оттуда на юг по дороге, которая прилегает к высотам Сигея и ведет в Ени-Кей, путешественник проедет на расстоянии всего 350 ярдов к юго-востоку от последнего кургана еще один холм, который отождествляют с гробницей Патрокла. Однако это отождествление должно быть совсем недавним, поскольку оно совершенно противоречит точным словам Гомера, который вкладывает в уста Ахилла такую речь:
Кости в фиале златом, двойным покрывши их туком,
В гроб положите, доколе я сам не сойду к Аидесу.
Гроба над другом моим не хочу я великого видеть,
Так, лишь пристойный курган; но широкий над ним и высокий
Вы сотворите, ахеяне, вы, которые в Трое
После меня при судах мореходных останетесь живы»
[336].
Его спутники повиновались; собрав кости Патрокла, они обернули их в двойной слой жира и положили их в золотую урну, которую принесли в палатку и покрыли мягкой тканью. Затем они разметили круглый участок для кургана, положили его основание вокруг погребального костра и насыпали землю. Закончив курган, они ушли
[337].
Итак, во всем этом нет ни слова, которое говорило бы, что золотая урна, где хранились кости Патрокла, была размещена в этом кургане или вообще когда-либо должна была быть размещена здесь. Все, что мы, видимо, можем из этого вывести, – это что после смерти Ахилла его кости должны были быть добавлены к костям Патрокла в его золотой урне и что по этому случаю курган должен был быть увеличен, однако здесь нет никаких упоминаний, что урну должны были положить в него. Если бы она была туда положена или должна была быть туда положена, то Гомер не умолчал бы об этом важном факте. Следовательно, гробница Патрокла была просто кенотафом. Я хотел бы еще процитировать в качестве дальнейшего доказательства прекрасный пассаж из «Одиссеи»
[338], где говорится, что кости Ахилла и Патрокла лежат вместе в золотой амфоре в кургане на берегу Геллеспонта, и пассаж «Илиады»
[339], согласно которому кости Гектора, после того как их положили в золотой ларец, были снесены в могилу и покрыты курганом из камней. Однако, к несчастью, обе эти книги «Одиссеи» и «Илиады» всеми признаны позднейшими дополнениями. Следовательно, все, что поэт сказал нам относительно характера одного из курганов на Троянской долине, – это то, что это был кенотаф, и это утверждение Гомера подтверждается всеми доселе проводившимися исследованиями. Но перед своими похоронами Патрокл явился Ахиллу во сне и сказал:
О! погреби ( <..>) ты меня, да войду я в обитель Аида!
[340]
Глагол
<..> здесь всегда переводили как «похорони» или «погреби». Однако, поскольку из процитированного выше пассажа очевидно, что погребения, как такового, не произошло, я предполагаю, что значение этого слова, как в этом примере, так и в трех других пассажах, в которых оно встречается в «Илиаде»
[341], может быть только «сжечь тело и провести погребальную церемонию»; при этом не предполагается, что кости будут захоронены. В этом смысле я также понимаю слово и в пассаже «Одиссеи», где описываются похороны Эльпенора
[342]:
Спутников скликав, послал я их к дому Цирцеи, чтоб взять там
Труп Ельпеноров, его принести и свершить погребенье.
Много дерев нарубив, мы на самом возвышенном месте
Берега предали тело земле с сокрушеньем и плачем.
После ж того, как сожжен был со всеми доспехами мертвый,
Холм гробовой мы насыпали, памятный столб (<..>) утвердили.
Однако в другом пассаже «Одиссеи» слово
<..> действительно должно означать «похоронить в земле»:
Прежде других предо мною явилась душа Ельпенора;
Бедный, еще не зарытый, лежал на земле путеносной
[343].
В том пассаже «Илиады», где описываются похороны Этиона, мы читаем:
…Сам он убил Этиона,
Но не смел обнажить: устрашался нечестия сердцем;
Старца он предал сожженью вместе с оружием пышным.
Создал над прахом могилу…
[344]
Здесь, как и в описании погребения Эльпенора, Гомер оставляет нас в неуверенности, был ли курган сооружен над телом умершего, или же, как в случае с Патроклом, кости унесли и курган был просто кенотафом. Но у меня нет причин сомневаться в том, что в послегомеровское время и, возможно, уже в эпоху, когда были написаны XXIV песнь «Илиады» и XXIV песнь «Одиссеи», действительно существовал обычай возводить курган над останками выдающихся людей. В любом случае в воображении Эсхила могила Агамемнона была курганом, поскольку он заставляет Электру сказать: «Над сим курганом кличу: я пришел, отец!»
[345] Далее, все искусственные курганы Сард, а также на побережье Крыма и в других областях юга России, судя по всему, являются настоящими могилами.
Проехав верхом еще полчаса дальше на юг по дороге на Ени-Кей, путешественник проезжает по левую руку еще один, гораздо более высокий курган, именуемый Агиос-Деметриос-Тепе, по близлежащей часовне Святого Димитрия. Но, как мы уже видели на предшествующих страницах, часовня эта получила свое посвящение по храму Деметры из белого мрамора, который стоял на этом месте и из мрамора которого отчасти и построена часовня. Этот холм из-за своего положения на самом краю высокого берега нависает над морем, и поэтому его можно увидеть с моря на большом расстоянии; и, как говорит профессор Вирхов, на земле нет такой точки на расстоянии от 9 до 12 миль, откуда его нельзя было бы увидеть.
Двигаясь далее, путешественник, проехав Ени-Кей, приедет к другому кургану высотой 60 футов, расположенному на высоте рядом с бухтой Бесика и к северу от нее; возможно, именно поэтому он и называется Бесика, или Бесика-Тепе, от турецкого слова
Beshik, что означает «колыбель». Он лежит непосредственно к востоку от небольшого мыса под названием Палеокастро, о котором мы уже рассказывали.
Еще дальше на юг следует группа третичных отрогов, отделенная глубокой долиной от высот Сигея; в середине ее, примерно на расстоянии 4 миль от морского берега, вздымается другой гигантский курган высотой 83 фута и 422 фута в диаметре у основания, под названием Ужек-Тепе. Чтобы хорошо представить себе высоту 83 фута, читатель должен вспомнить, что самые высокие дома на Бродвее в Нью-Йорке не выше 70 футов.
Отправившись оттуда к Бунарбаши и поднявшись на высоты за ним – Бали-Даг, путешественник увидит здесь еще четыре кургана, самый большой из которых состоит из груды галек, и поэтому сторонники теории «Троя – Бунарбаши» отождествляют его с могилой Гектора; в то время как из трех других, гораздо более низких, один они приписывают самому царю Приаму.
Опять поднявшись на Бунарбаши и переправившись через Скамандр, читатель находит напротив Бали-Даг – на склоне горы, которая нависает над рекой и которая, как уже говорилось, увенчана руинами древнего города, стоит еще один курган из гальки, который потерял значительную часть своей первоначальной высоты
[346]. Спустившись снова и проехав по правому берегу Скамандра, путешественник увидит на небольшом расстоянии к северо-западу от места слияния Скамандра и Фимбрия, на правом берегу последнего, большой курган под названием Ханай-Тепе, расположенный на ферме г-на Фрэнка Калверта, которому я помог раскопать его и который описал результаты наших изысканий в приложении IV.
Проехав оттуда в северо-западном направлении по дороге на Гиссарлык, путешественник проезжает справа еще один, меньший курган под названием Паша-Тепе
[347] на низком склоне холма, простирающемся от высот третичной формации достаточно далеко на долину. Далее на расстоянии не более 200–300 ярдов к югу от Нового Илиона он видит справа и слева от дороги два кургана еще поменьше.
Наконец, я должен упомянуть низкий курган на правом берегу Калифатли-Асмака на расстоянии около 300 ярдов к северу от Кум-Кея. Мне уже приходилось неоднократно упоминать этот курган на предшествующих страницах и объяснять причины, по которым я считаю его идентичным кургану Ила, упомянутому в «Илиаде» четыре раза.
Теперь я перехожу к истории исследований, проведенных на этих курганах Троады, которые обычно называют «курганами героев»; и я должен начать с кургана Аякса, поскольку согласно традиции он был открыт первым и не руками людей, но морскими волнами.
1.
Курган Аякса. Как уже говорилось, курган под названием Ин-Тепе на берегу Геллеспонта в 600 ярдах к северу от конического холма (именно его сейчас все приписывают Аяксу) в древности имел честь считаться подлинной гробницей этого героя. Согласно легенде, которую рассказывает Павсаний, та сторона кургана, которая теперь находится лицом к морю, была смыта волнами, что открыло легкий проход в гробницу: тело оказалось такого гигантского размера, что коленные кости, которые анатомы именуют коленными чашечками (patellae), были примерно размером с метательный диск (discus), такой, какие бросают мальчики, упражняющиеся в пятиборье
[348]. Эту легенду подтверждает Филострат, который говорит, что когда курган Аякса был разрушен морем, то показались его кости: это был скелет длиной 11 локтей, и Адриан во время своего визита в Трою обнимал и целовал эти кости и воздвиг над ними в честь Аякса современный курган, который сейчас называется Ин-Тепе
[349]. Согласно измерениям месье Бюрнуфа, высота этого кургана Ин-Тепе над уровнем моря составляет 131 фут. Страбон также подтверждает тот факт, что в его время гробница Аякса находилась на низком морском берегу, поскольку он пишет: «Затем следуют Ретий – город, расположенный на холме, и примыкающий к Ретию низкий морской берег, на котором находятся могила и святилище Эанта (Аякса) с его статуей; последнюю похитил и отвез в Египет Антоний, но Август Цезарь вернул ее ретийцам, так же как и другие статуи их владельцам»
[350]. Утверждение Страбона подтверждает Лукан
[351] (38–65 н. э.), который восхваляет красоту статуи Аякса.
Кажется действительно невероятным, что все археологи, которые цитируют этот пассаж Филострата, сочли, что слово означает «восстановить», и вследствие этого поняли так, что Адриан просто восстановил гробницу и храм, в то время как фактически выражение никогда не могло значить ничего иного, как «построить гробницу для кого-нибудь». Как ни странно, даже столь выдающийся ученый, как Карл Готтхольд Ленц
[352], один из величайших когда-либо живших филологов и специалистов по Гомеру, также впал в эту поразительную ошибку.
Рис. 1512. Курган Ин-Тепе, именуемый гробницей Аякса, с руинами храма, построенного Адрианом
Мы не будем пытаться исследовать вопрос, действительно ли тело, найденное в низком кургане на морском берегу, принадлежало Аяксу или нет; в любом случае представляется достоверным, что там были найдены какие-то останки и что Адриан перенес их на один из отрогов вершин Ретия, теперь именуемый Ин-Тепе, и построил над ними небольшое святилище, которое он покрыл высоким коническим курганом; несомненно, таким образом, что никакая его часть не была видна на вершине холма. Основание у этой постройки было круглое, и оно, по сообщению Шуазель-Гуффье, было укреплено несколькими кривыми стенами, построенными внутри круга и приспособленными для того, чтобы нести вес постройки. Судя по всему, в нее не было другого входа, кроме кругового прохода, сплошь покрытого сводом диаметром 3
1/
2 фута. Этот проход все еще достаточно хорошо сохранился, однако фундамент храма, который, возможно, состоял из больших обработанных камней, был в 1770 году отчасти снят одним турецким офицером
[353], который использовал эти материалы для постройки моста. Посетители могут увидеть в кургане и вблизи него большие массивные блоки каменной кладки, состоящей из небольших камней, сцементированных мелом. Вполне возможно, что ранние христиане, которые в своем благочестивом усердии уничтожили столько храмов и произведений искусства, уничтожили также и храм и статую Аякса, но этого, конечно, нельзя было сделать, не снеся отчасти и сам курган. Таким образом, турецкий офицер, разобравший в 1770-м фундаменты храма, лишь завершил разрушение, начатое, возможно, 1400 лет назад. На правом берегу Ин-Тепе-Асмака, вблизи от берега, посетители могут увидеть большую искалеченную мраморную статую, которая, возможно, идентична статуе Аякса. Море в 10 футах ниже, чем основание первоначального кургана Аякса, однако во время сильных бурь при южном ветре курган тем не менее затапливается, и, таким образом, весьма вероятно, что волны могли размыть его. Теперь от него осталось не больше 3 футов 4 дюймов выше поверхности, и он состоит из галек с большим числом фрагментов мраморных скульптур. Я врыл в землю шахту, но наткнулся на скалу на глубине 8 футов 4 дюйма и не нашел ничего, кроме галек и нескольких крупных костей, которые профессор Вирхов определил как лошадиные. Никаких следов храма там нет.
2.
Курган Ахилла. Второй по порядку курган, именуемый курганом Ахилла, был исследован в 1786 году одним евреем по приказу и за счет Шуазеля-Гуффье, который в то время был французским посланником в Константинополе. С самого верха холма была вырыта шахта
[354], и на глубине 29 футов она достигла материка. Верхняя часть конического кургана, как оказалось, состояла из хорошо утрамбованной глины на глубину до 6 футов; затем последовал плотный слой камней и глины глубиной 2 фута; третий слой состоял из земли, смешанной с песком; четвертый – из очень мелкого песка. В центре было найдено небольшое углубление длиной и шириной 4 фута, образованное каменной кладкой и покрытое плоским камнем, который разбился под давившим на него весом. В этом углублении были найдены угли, пепел со следами жира, фрагменты керамики, в точности похожей на этрусскую, множество костей; среди них легко можно было различить большеберцовую кость и фрагмент черепа; а также фрагменты
железного меча и бронзовую фигурку, сидевшую на колеснице с лошадьми. Многие из глиняных ваз были сильно разбиты и остеклились, в то время как все сосуды с росписями оказались нетронутыми. Таков вкратце рассказ об этих раскопках, который дает Шуазель-Гуффье
[355]. Однако, поскольку ни одного опытного или достойного доверия человека не присутствовало при этих раскопках, ученые, по-видимому, с самого начала не доверяли этому рассказу и решили, что тот еврей, дабы получить хорошее вознаграждение, достал и запас заранее все предметы, которые он якобы нашел в этом кургане. И все сведения, которые мы теперь имеем благодаря раскопкам столь многих похожих курганов, оказываются роковыми для рассказа еврея про его находки. Поскольку я был уверен, что фрагменты керамики, найденные в кургане, дадут мне ключ к его датировке, я очень хотел исследовать его, однако владелец земли, турок из Кум-Кале, не хотел дать мне разрешения выкопать шахту в ней, не получив от меня предварительно сумму 100 фунтов, и я решил воздержаться.
Рис. 1513. Курган, именуемый гробницей Ахилла
То, что этот курган во времена Античности считался гробницей Ахилла, очевидно из Плиния (Естественная история. V. 33) и Квинта Смирнского (VII. 402): оба они располагают его на левом берегу Скамандра. Гомер знал и собственными глазами видел курган, который в его время считался общей гробницей Ахилла и Патрокла, или по меньшей мере имел в виду конкретный курган, когда он приписывает общий курган двум героям, что очевидно из тех строк, в которых он заставляет Ахилла повелеть грекам построить для Патрокла небольшой курган и расширить и сделать его выше после его собственной гибели
[356]. Это подтверждает и тот пассаж, где Патрокл является Ахиллу во сне и просит его не класть его кости вдали от своих
[357], но воздвигнуть курган над костями обоих
[358]. Я обращаю внимание читателя на слово
<..>(встречается в источниках лишь единожды), которое в последнем стихе использовано вместо слова
<..>.
3. Следующий курган, который был раскопан, – тот, что расположен на высоте над Рен-Кеем. Он был исследован покойным г-ном Фредериком Калвертом, который убедился в том, что это искусственный курган, но не нашел там ни костей, ни пепла, ни предметов человеческой деятельности.
4.
Курган Приама. Четвертый курган был раскопан г-ном Фрэнком Калвертом, который дает об этом следующий отчет
[359]: «Согласно описанию Форххаммера, три из четырех курганов перед Гергифой расположены на вершине горного хребта Бали-Даг на небольшом расстоянии снаружи толстой стены, которая отделяет их от акрополя; и рядом с каждым находится глубокая яма, очевидно искусственного происхождения. Четвертый находится на том же хребте, дальше к западу. Однако Форххаммер не вполне прав, утверждая, что материалы для их постройки происходят из природной скалы, на которой они стоят, поскольку это можно сказать только об одном из них; а именно о том, который правильно описан тем же образом у Лешевалье и который тот называет могилой Гектора. Я решил раскопать крупнейший из этих курганов, который, как предполагается, является могилой Приама
[360]. Высота его составляет примерно 13 футов, и после того, как была срыта его вершина, показались следы четырехугольной постройки. Я велел начать копать открытую шахту у основания кургана, и она была проведена по поверхности материка через смесь земли и камней до каменной кладки в центре, которая стояла на скале. Я нашел, что эта постройка, как и на вершине, по форме квадратная и ее размеры – около 14 на 12 футов. Она сооружена из больших камней неправильной формы, грубо обтесанных только с наружной стороны и соединенных без цемента. Внутреннее пространство заполнено небольшими отдельными камушками. Несколько случайных черепков были найдены в ходе этих раскопок, но не было найдено ничего, что показывало бы, что этот холм использовался как место захоронения. Скорее всего, он служил основанием для какой-то статуи или общественного памятника или же, как замечает доктор Хант, как основание для какого-то алтаря или святилища»
[361].
5. Пятый курган, также исследованный г-ном Фрэнком Калвертом, – конический холм под Ени-Шехром, так называемый курган Патрокла. Он вырыл в нем открытую шахту и докопался в центре до материка, но не нашел здесь также ни костей, ни пепла, ни чего-либо иного. Гомер говорит о кенотафе Патрокла:
Кругом означили место могилы и, бросив основы
Около сруба, поспешно насыпали рыхлую землю…
[362]
Этот пассаж, естественно, должен заставить нас ожидать найти по крайней мере один круг камней внутри или вокруг этого и других курганов; однако ничего подобного не было найдено ни в одном из исследованных до сих пор курганов.
6.
Курган Гектора. В октябре 1872 года этот курган, который, как уже было упомянуто, находится на Бали-Даге, был раскопан моим досточтимым другом сэром Джоном Леббоком. Он полностью состоит из небольших камней и, возможно, именно по этой причине был приписан Лешевалье Гектору. Но в нем не было найдено ни костей, ни угля и никаких следов того, что этот холм когда-то служил погребальным курганом.
7.
Паша-Тепе. Седьмой курган, под названием Паша-Тепе, был раскопан в начале мая 1873 года г-жой Софией Шлиман. Как я уже говорил на предшествующих страницах, едва ли могут быть какие-либо сомнения в отождествлении этого кургана с холмом, который Страбон считал могилой Эсиета, упомянутой у Гомера
[363], поскольку Страбон говорит, что он находится на расстоянии 5 стадиев от Нового Илиона на дороге в Александрию-Троаду
[364]. Однако Александрия-Троада находится к юго-западу от Илиона, и дорога на нее, которая ясно отмечена бродом на Скамандре в том месте, где он вытекает на долину, идет прямо на юг до самого Бунарбаши. Итак, Паша-Тепе находится на расстоянии ровно 1017 ярдов к югу от южной стены Нового Илиона, и, таким образом, его расположение точно соответствует указаниям Страбона и даже дорога, рядом с которой он лежит, возможно, идентична той дороге, о которой говорит Страбон. Но отождествление этого кургана с могилой Эсиета совершенно невозможно, поскольку, согласно приведенному выше пассажу Гомера, сын Приама Полит смотрел с кургана Эсиета, «когда от судов нападут аргивяне», и, таким образом, он должен был находиться к северу от Илиона, между городом и Геллеспонтом, возможно, около Кум-Кея. Если, таким образом, Деметрий из Скепсиса и Страбон, который принял его теорию, считали, что Паша-Тепе – это курган Эсиета, то это было просто для того, чтобы поддержать их невозможную теорию, что Троя была расположена на месте «деревни илионцев».
Однако Паша-Тепе находится впереди Илиона и в сторону долины, и его положение полностью соответствует тем указаниям, которые Гомер
[365] дает нам относительно расположения памятника, который боги считали могилой Мирины, в то время как люди полагали, что это гробница Батиеи; не может быть никаких сомнений в том, что поэт, описывая нам эту могилу, имел в виду Паша-Тепе.
Рис. 1514. Паша-Тепе, или курган Батиеи, раскопанный г-жой Софией Шлиман
Мы уже видели, что Батиейя, или Батиея, была дочерью Тевкра, сына Скамандра и нимфы Идеи, и царицей-супругой Дардана. Мирина, которой этот курган приписывали боги, была одной из амазонок, которые предприняли кампанию против Трои
[366]. Я напоминаю читателю, что, согласно профессору Сэйсу, Мирина идентична Смирне: это одно из имен Артемиды-Кибелы, поскольку амазонки в первую очередь были жрицами этой азиатской богини.
Г-жа Шлиман вырыла с вершины кургана шахту шириной 10
3/
4 фута и длиной 17
1/
2 фута и нашла, что слой плодородной земли составляет едва ли
3/
4 дюйма; затем следует коричневая земля, твердая как камень, которая перемежается со слоями кремнистой земли. На глубине 15 футов раскопки дошли до известковой скалы. Не было найдено никакого пепла или угля, не говоря уж о костях от сожженного тела. Если принять во внимание размеры перпендикулярного раскопа, то невозможно представить себе, чтобы г-жа Шлиман могла пропустить следы погребального огня, если бы они действительно были. В коричневой земле было найдено несколько фрагментов сделанной от руки керамики, похожей на ту, что была найдена в третьем, сожженном городе Гиссарлыка, что и заставило меня приписать похожую дату этому кургану. Но когда зимние дожди расширили шахту и позволили обнаружить больше керамики, я нашел также черепки весьма обычной архаической греческой посуды, которые сперва заставили меня сомневаться в большой древности кургана. Однако, тщательно сравнив их с обычной архаической керамикой, обнаруженной в самом нижнем слое Нового Илиона, а также с архаической керамикой, найденной в моих раскопках на Итаке, я уже без всяких сомнений считаю их очень древними, хотя их возраст, конечно, даже близко не подходит к самому последнему доисторическому городу на Гиссарлыке. Таким образом, я не считаю, что эта керамика является препятствием моей теории о том, что этот курган существовал в эпоху Гомера и дал ему мысль о погребении царицы Батиеи или амазонки Мирины. Что касается фрагментов доисторической керамики, содержавшейся в кургане, то, несомненно, они лежали на земле или в земле, когда он был насыпан.
8.
Курган Ужек-Тепе. Хотя мой досточтимый друг сэр Остин Генри Лэйард уже в январе 1879 года добился для меня позволения исследовать оставшиеся курганы Троады, тем не менее предстояло преодолеть еще тысячи трудностей. Однако благодаря любезному заступничеству г-на Э. Мэлета, уполномоченного посла во время отсутствия сэра О.Г. Лэйарда, и графа Хатцфельдта, немецкого посланника в Константинополе, который помог мне по просьбе профессора Вирхова, я получил мой фирман 17 апреля и на следующее же утро начал копать шахты на вершинах гигантских курганов Ужек-Тепе и Бесика-Тепе. Ужек – это чисто турецкое слово
, которое значит «очаг». Высота кургана, согласно измерениям месье Бюрнуфа, составляет 213 футов над уровнем моря, и он получил свое имя от того странного факта, что жители Троады считают его могилой пророка Илии (возможно, путая Илию с Илом); в день этого святого, 1 августа, они отправляются сюда в паломничество и в его честь зажигают костры на вершине кургана. Такие огни, должно быть, христиане зажигали здесь в течение многих веков, поскольку на глубине 2 фута 2 дюйма я не нашел ничего, кроме желтого древесного пепла, смешанного с фрагментами неинтересной современной керамики.
Свои раскопки я начал с того, что выкопал шахту со стороной в 10 футов. В течение первых двух дней я работал только мотыгами и лопатами: последними я выбрасывал землю из шахты; но в течение следующих двух дней мне пришлось использовать корзины, и, когда глубина шахты достигла 13 футов, пришлось поставить деревянный треугольник (который строители называют «козловым краном»), с помощью которого землю в корзинах вытягивали на лебедках. На рис. 1515 представлен вид кургана с северной стороны, где, согласно месье Бюрнуфу, его перпендикулярная высота составляет 68 футов 6 дюймов; его наибольшая высота – 83 фута с восточной стороны, самая низкая – 53 фута 8 дюймов с западной стороны. Рис. 1516 показывает курган Ужек-Тепе со стороны места слияния Скамандра и Фимбрия.
Раскопки как на Ужек-Тепе, так и на Бесика-Тепе, проводил мой талантливый инженер г-н М. Горькевич. В первый день я мог работать на шахте на Ужек-Тепе только с четырьмя рабочими, но мне приходилось увеличивать их число по мере продвижения вглубь, пока у меня не оказалось двенадцать рабочих; именно столько и было занято на этой шахте до самого конца
[367].
Рис. 1515. Ужек-Тепе, кенотаф Феста; показан туннель и шахта; на заднем плане – гора Чигри (Кенхрейя)
Рис. 1516. Скамандр ниже места, где в него впадает Фимбрий; на заднем плане – курган Ужек-Тепе
На глубине 2 фута 8 дюймов ниже вершины холма я наткнулся на стену, которая состояла из слоев грубо обтесанных камней, больших и малых, длиной от 1 до 3 футов и толщиной от 8 дюймов до 1 фута 6 дюймов, сцементированных достаточно большим количеством глины, и, как могут видеть посетители, по счастливейшей случайности стена эта была обнаружена с западной стороны моей шахты и поэтому не стала для меня препятствием. Она проходит в направлении с севера на юг. Прокопавшись через слой пепла, я обнаружил перемежающиеся слои грубой желтой, коричневой и беловатой глины, которые на расстоянии от 4 до 5 футов пересекались горизонтальными слоями необработанных камней; и они, как мне кажется, не могли быть положены сюда ни по какой другой причине, кроме как для укрепления кургана. Достигнув глубины 6 футов, я понял, что начатая мною шахта оказалась слишком велика, и поэтому я сузил ее до квадрата со стороной в 6
1/
2 фута. Чтобы избежать роковых случайностей, я подпер четыре стороны шахты по вертикали, как и по горизонтали, большими балками и толстыми досками, которые были тщательно сбиты гвоздями. Тем не менее какая-то опасность все равно всегда была, особенно для тех рабочих, что трудились в шахте и которых всегда нужно было поднимать и опускать на канате с помощью лебедки. Поэтому я платил несколько более высокое жалованье тем, кто работал вверху на лебедке, и двойную плату – тем, кто работал внизу. Ни один греческий рабочий в Троаде никогда не работает в воскресенье и ни в один из множества других греческих праздников; однако, заплатив по 5 франков каждому, кто работал в эти дни, я вынудил их отбросить всю щепетильность по этому поводу, и у меня всегда были самые усердные рабочие. Таким образом за четыре недели я достиг на глубине 46 футов 4 дюйма материка, который состоял из очень твердой желтой глины, смешанной с камнями. Как можно видеть на плане раскопок (планы V и VI), большая стена на западной стороне моей шахты достигает высоты лишь 11,8 метра = 39 футов 4 дюйма и уходит вглубь на глубину 42 фута ниже поверхности; следовательно, она была построена не на материке, а в 4 футах 4 дюймах выше его. Сравнив эти цифры с высотой кургана, данной выше, читатель увидит, что курган был воздвигнут на естественном холмике.
Одновременно с этой шахтой я вырыл с северной стороны по перпендикуляру на глубину 66 футов 8 дюймов ниже вершины холма туннель в курган высотой 6 футов 8 дюймов, шириной внизу 5 футов 4 дюйма и вверху – 4 фута 4 дюйма; я обнес его сводом, чтобы уменьшить опасность для моих рабочих. Из-за узости туннеля там было место только для трех человек, из которых двое работали мотыгами, в то время как третий выносил землю в тачке.
Я не стал опускать туннель ниже из-за подъема почвы на западной стороне кургана: это заставило меня опасаться, что уже наткнусь здесь на материк. Земля была твердой как камень, и туннель был так узок, что я не мог работать здесь своими обычными мотыгами, и мне пришлось наспех сделать дюжину стальных мотыг половинного размера, один конец которых был заостренным, а другой – шириной
2/
3 дюйма и очень острый. Когда я проник на 29 футов по горизонтали в глубь кургана, я наткнулся на материк, состоявший из желтоватой песчаной глины и камней. На глубину 1 фут 7 дюймов он был покрыт слоем гумуса, который, несомненно, находился на поверхности в тот момент, когда курган был построен. Этот гумус был покрыт на глубину с 1 фута 2 дюймов до 1 фута 4 дюймов слоем коричневой глины, за которой следовал слой черной земли. За этой последней шел тонкий слой белой глины, на которой опять лежал слой гумуса; затем снова шел слой коричневатой глины глубиной 3 фута. Тогда я немедленно приказал поднять туннель на высоту 6
1/
2 фута; и, проникая дальше в курган, я тем не менее снова наткнулся на материк, и мне пришлось поднять туннель еще на 3
1/
2 фута выше и затем идти по поднимающемуся склону материка в направлении моей шахты, которой я наконец достиг после месяца очень тяжелого труда.
Слои коричневой, желтой или белой глины постоянно шли один за другим по мере моей работы. Посетители могут увидеть, что их толщина различна, что вполне естественно, поскольку, конечно, когда сооружали курган, землю приносили постепенно из разных мест. К счастью, у меня не было необходимости поддерживать стороны крыши туннеля деревянными столбами и досками: поскольку почва, как я уже сказал, была тверда как камень, для моих рабочих не было ни малейшей опасности. Однако жара в этом узком туннеле была страшная, и ее еще усиливали нефтяные лампы; кроме того, работа была очень тяжелой, и мне пришлось платить рабочим по 5 франков в день каждому. Какова же была наша радость, когда наконец мы достигли дна шахты и поток холодного воздуха пошел через туннель. Мои рабочие отпраздновали это событие 13 оками (32
1/
2 бутылки) вина и двумя зажаренными барашками, которых я подарил им по этому случаю. Длина туннеля составила 96 футов 8 дюймов. Прокопав галереи справа и слева на дне шахты, я нашел, что большая стена образовывала восточную сторону гигантской четырехугольной массы каменной кладки, нечто вроде башни со стороной в 15 футов; высота ее, как уже говорилось, доходила до 39 футов 4 дюймов. Далее я убедился в том, что она была поставлена непосредственно над круглой оградой высотой 4 фута 4 дюйма, состоящей из хорошо обтесанных многоугольников длиной от 1
1/
2 до 2
1/
2 фута, шириной 1 фут 2 дюйма и толщиной 2
1/
2 фута, которые настолько великолепно подогнаны друг к другу, что вся ограда кажется состоящей из одного блока; диаметр ее составляет 34 фута. Как можно видеть на плане и разрезе Ужек-Тепе (планы V и VI), на северо-западной стороне этого круга к нему прилегает другая стена, которая также образует изгиб, но с большим радиусом. Она той же высоты и состоит из довольно небольших четырехугольных обработанных камней, соединенных без какого-либо раствора. Прорубив галерею внутрь этой массивной квадратной постройки, я обнаружил в середине ее и в 6 футах выше основания квадратное углубление со стороной в 3 фута и 5 футов высотой
[368], заполненное мелкой землей, которая в течение веков просыпалась туда через трещины между камнями. Из этой впадины и прорыли вертикальную шахту через кладку до материка, не найдя ничего, кроме фрагментов керамики, среди которых было много позднеримских черепков, а также железного ножа. Я также прокопал галереи над двумя круглыми стенами и таким образом смог прорыть вертикальные шахты внутрь круглых ограждений. Из одной из этих шахт я также выкопал туннель и соединил его с шахтой, вырытой в середине массивной четырехугольной башни; однако везде я получил тот же самый результат – несколько фрагментов железных орудий и керамики различных эпох, среди которых преобладала позднеримская керамика. Тот же самый результат я получил и из большой вертикальной шахты, и из большого туннеля.
Насколько тяжело копать туннели в центре большого кургана, из них опять выкапывать шахты и снова копать туннели со дна этих шахт – может понять лишь тот, кто сам был свидетелем такого предприятия.
По мнению месье Бюрнуфа и моему собственному, круглая ограда из многоугольных камней, над которыми была воздвигнута четырехугольная башня, не могла быть ничем иным, как священным храмом, и, возможно, была построена гораздо раньше, чем были воздвигнуты стоящая над ней постройка и сам курган. Мы полагаем, что она принадлежит к македонской эпохе или же, возможно, к V веку до н. э.; поскольку многоугольники были обработаны железными отбойными молотками, мы не чувствуем себя вправе приписывать этому памятнику более глубокую древность. Профессор Сэйс считает, что кладка круглой ограды – определенно македонская, и не думает, что она может быть более древней.
Принимая все это во внимание и имея в виду, что история знает о постройке здесь только одного кургана, я без сомнений утверждаю, что это должен быть тот самый исторический памятник, именно курган, который, согласно Геродиану, построил император Каракалла (211–216 н. э.) в честь своего ближайшего друга Феста, которого, как считали некоторые, он сам и отравил лишь для того, чтобы у него был свой собственный Патрокл, для которого он мог бы воспроизвести совершенные Ахиллом для своего друга похороны
[369], которые Гомер так прекрасно и точно описывает в XXIII песни «Илиады».
Курган Патрокла был, как мы уже видели выше, просто кенотафом; таким образом, очевидно, что курган Феста не мог быть ничем иным, как кенотафом, поскольку погребальные обряды, описанные Гомером, Каракалла, конечно, повторил в точности. Отождествление этого кургана с курганом Феста подтверждают его гигантские размеры; поскольку тщеславный идиот вроде Каракаллы, который обезьянничал, подражая манерам Александра Великого, и хладнокровно убил своего самого дорогого друга, чтобы уподобиться Ахиллу, не мог не воздвигнуть надгробного кургана, который далеко превосходил величиной все прочие курганы Троады.
Следов погребального огня не было найдено ни внизу башни, ни в каком-либо другом месте кургана. Таким образом, мы можем считать вероятным, что тело Феста не было сожжено на этом самом месте. Но возможно, оно было сожжено где-то поблизости. Если Каракалла построил свой кенотаф прямо над открытым святилищем, местоположение которого, видимо, указывают две круглые ограды, то, возможно, это было именно для того, чтобы придать вящую торжественность своему фарсу.
Многие фрагменты терракот, найденные в этом кургане, я без сомнения отношу к V, а некоторые даже к VI или VII веку до н. э.; но не они, а множество позднеримских черепков дают нам ключ к датировке памятника, поскольку он может относиться к любому более позднему времени, но никак не может быть более ранним, чем самая поздняя керамика, найденная у его основания. Что касается большой четырехугольной башни, то очевидно, что она была построена ни для какой иной цели, кроме как для того, чтобы поддерживать и укреплять курган. Все мои туннели, шахты и галереи в этом кургане остаются открытыми для посетителей нынешнего и всех будущих поколений; сэр Остин Г. Лэйард любезно получил для меня позволение на этот счет от турецкого правительства.
Что касается четырехугольной башни, открытой мною в Ужек-Тепе, то я обращаю внимание читателя на сходство этого кургана с так называемым курганом Приама на Бали-Даге, который, как я уже упоминал, был раскопан г-ном Калвертом и где также была открыта четырехугольная постройка.
Мой досточтимый друг доктор Артур Мильххефер, член Германского археологического института в Афинах, любезно обратил мое внимание на существующую аналогию между курганом Ужек-Тепе и Кукумеллой под Вульчи в Этрурии, о котором он сообщает следующие подробности:
«Кукумелла – это курган, высота которого сейчас составляет от 40 до 50 футов при около 200 футах в диаметре у основания. Он был впервые исследован в 1829 года князем Канино, владельцем этой земли. Курган был окружен стеной из больших блоков, которая теперь разрушена и на которой, согласно всем аналогиям, должны были стоять скульптуры сфинксов и львов; многие из них были найдены снаружи. Под стеной было найдено несколько не имеющих большого значения погребений, которые, по мнению г-на Денниса
[370], принадлежали слугам и рабам. Ближе к середине кургана были обнаружены две башни высотой около 40 футов; одна четырехугольная, другая коническая; они отличаются от всего остального в этом роде своей небрежной и неправильной кладкой. Однако Микали
[371]замечает, что коническая башня состоит из лучших и более крупных строительных материалов, нежели другая. У этих башен нет, как нас уверяют, какого-либо видимого входа, хотя вход и показан на рисунке, приведенном у Микали
[372].
Ленуар
[373] уже обратил внимание на курган Алиатта в Лидии, у которого, согласно Геродоту
[374], на вершине было пять конических столбов (как и на могиле Порсенны близ Кьюзи и так называемой «могиле Горациев и Куриациев» близ Альбано), и из этого он делает вывод, что эти башни были построены и на кургане Кукумелла, чтобы поддерживать пять подобных столбов.
О дальнейших открытиях князя Канино, помимо Эд. Герхарда, г-н Деннис говорит: «У подножия этих башен теперь находится бесформенная пещера; но здесь были найдены две небольшие камеры, состоящие из массивной правильной кладки с дверными проемами примитивного вида с арками, образованными постепенным схождением горизонтальных слоев камня. К ним вел длинный проход, который шел прямо в центр кургана, и здесь на земле лежали фрагменты бронзовых и золотых пластинок, очень тонких, с листьями плюща и мирта. Два каменных сфинкса охраняли вход в коридор»
[375].
Замечателен тот факт, что гробница Порсенны в Клузии, единственная этрусская гробница, о которой мы имеем какие-то сведения, очень похожа на единственное лидийское погребение, описанное древними (могила Алиатта), только здесь квадрат просто занял место круга; поскольку сказано, что у нее «пять пирамидок» поднимались из квадратного основания из каменной кладки, по одной на каждом углу и одна в центре. И любопытный памятник в Альбано, который обычно называют могилой Горациев и Куриациев, имеет квадратное основание из каменной кладки, на котором воздвигнуты четыре конуса, а в середине – цилиндрическая башня
[376]. Действительно, кажется, что установленным числом конусов, пирамидок или колонн-
cippi[377*] на подобных гробницах было пять; поэтому высказывалось предположение, что под нераскопанной частью Кукумеллы, возможно, погребены три другие башни»
[378].
Доктор Мильххефер добавляет, что из-за сфинксов мы не можем отнести Кукумеллу позднее чем к V веку до н. э. «В этих памятниках, – говорит он, – мы имеем новое свидетельство древних и прямых связей азиатской и тирренской культур. В Малой Азии и особенно в некрополе Сард можно найти ключ к решению многих из этих спорных вопросов».
Однако курган в Ужек-Тепе, судя по всему, никак не связан со всеми этими гробницами. Очевидно, что он был скопирован Каракаллой с других гробниц Троады и с кенотафа Патрокла, так, как описал его Гомер. Большой размер четырехугольной башни, воздвигнутой прямо в центре, и тот факт, что никакой другой кладки в моем кургане найдено не было, доказывает, что это единственная башня в кургане и ее единственным назначением было укреплять курган.
9.
Курган Бесика-Тепе. Одновременно с исследованием Ужек-Тепе я исследовал также и Бесика-Тепе, о котором уже упоминал. О нем не упоминают античные авторы, но некоторые современные путешественники отождествили его с гробницей Пенелея
[379]. Этот курган, согласно измерениям месье Бюрнуфа, находится в 141 футе над уровнем моря; его высота составляет 48 футов 3 дюйма и диаметр – 266 футов у основания. Здесь я также вырыл с вершины кургана шахту со стороной 6
1/
2 фута и начал в то же самое время копать туннель в курган с северной стороны. Однако я забросил этот туннель через несколько дней и ограничился копанием шахты. Поскольку земля была очень рыхлой, мне постоянно приходилось удерживать все четыре стены шахты как по вертикали, так и по горизонтали балками и досками, чтобы избежать несчастных случаев. Точно так же, как и в Ужек-Тепе, здесь я сначала работал мотыгами и лопатами, выбрасывая землю по сторонам кургана. Однако, когда глубина шахты превысила 6 футов, мне пришлось поднимать землю в корзинах, и, когда этого уже нельзя было сделать, я соорудил деревянный треугольник из балок над шахтой и землю вынимали в корзинах с помощью лебедки: три человека все время работали на дне шахты, копая и наполняя корзину. Я начал с семью рабочими, но их число пришлось постепенно увеличить до десяти. Опасность от рыхлой земли здесь была еще больше, чем на Ужек-Тепе, и мне приходилось платить такие же высокие жалованья, как и на том кургане. В этом случае землю, которую поднимали на-гора, выбрасывали вокруг всей вершины, чтобы не обезобразить курган. Время от времени я натыкался на слои из больших камней, которые не могли иметь никакой другой цели, кроме как укрепление кургана. В очень многих местах можно видеть, как эти камни высовываются из склона кургана.
После беспрерывной работы в течение двадцати четырех дней моя шахта достигла материка, состоящего из известняка, на глубине 44 фута. Месье Бюрнуф, который тщательно измерял и исследовал различные слои земли в шахте, нашел, что материк покрыт слоем чернозема, который, возможно, был там уже тогда, когда был построен курган.
По углублению в земле у подножия кургана на северо-восточной стороне очевидно, что вся глина и земля для его изготовления были взяты из этого места. Далее в северо-восточном и восточном направлении материк, очевидно, был искусственно выровнен на расстояние примерно 200 ярдов, и, скорее всего, это небольшое плато было местом, где располагался доисторический город, которому мы обязаны странной керамикой, найденной в кургане.
Со дна шахты я выкопал две галереи, которые пересекают друг друга, каждая из которых имела в длину 18 футов 4 дюйма. Раскопки этих галерей были очень опасным делом, поскольку земля была такой рыхлой и полной огромных камней, что я не мог продвинуться ни на фут, не поддерживая крышу и обе стороны своего подземного прохода балками и досками. Из-за характера почвы я мог использовать здесь большие мотыги. Щебень, который выносили в корзинах из галерей в центральную шахту, высыпали здесь в большие корзины и вытаскивали на лебедках. Самый любопытный предмет, который я здесь нашел, – это фрагмент донышка вазы (рис. 1517) с прочерченными знаками, заполненными белым мелом, копию которых я послал профессору Сэйсу, который ответил мне: «Я не думаю, что это настоящая надпись, но, возможно, это неудачная попытка имитировать клинопись, которую видел кто-то, не понимавший ее, наподобие плохих копий египетских иероглифов, сделанных финикийцами».
Фрагмент донышка вазы, обнаруженный в кургане Бесика-Тепе. (Натуральная величина. Найден на глубине 43 фута)
В слоях желтой глины я никогда не находил ничего, в то время как в слоях черной земли, которые, видимо, были срезаны с поверхности почвы, когда строился курган, содержались огромные массы фрагментов очень грубой, а также и более качественной керамики красного, коричневого, желтого или черного цвета, которая была вылощена вручную; вся эта керамика сделана вручную. Эта грубая керамика, толщина которой иногда доходит до дюйма, или совершенно не вылощена, или вылощена с одной стороны, но редко с обеих. Крупнейший из этих сосудов, на наличие которых указывают фрагменты грубой керамики, не мог быть выше 3 футов. Иногда они орнаментированы рельефной лентой, похожей на веревку вокруг горлышка и ручки в форме веревки. В общем и целом эти грубые сосуды обожжены только примерно на одну треть толщины своей глины, и они своей грубостью далеко превосходят любую керамику, найденную мною в любом из пяти доисторических городов Гиссарлыка. Однако, как ни странно, на некоторых из них присутствует грубая роспись из больших черных лент.
Фрагменты керамики лучшего качества говорят о наличии небольших ваз, и первое впечатление, которое они производят, – это определенное сходство с керамикой второго города Гиссарлыка, и они той же работы; некоторые из них с первого взгляда кажутся схожими даже с керамикой первого города. Но при ближайшем рассмотрении мы находим, что они сильно различаются; поскольку глина их более грубая и содержит гораздо больше грубо раздробленного кремнеземного камня и сиенита с гораздо большим количеством слюды; кроме того, керамика, очевидно, полностью отличается по форме и материалу. Она редко обожжена более чем на половину толщины глины и в основном лишь на треть. Тем не менее, поскольку она в изобилии покрыта глиняной облицовкой и, очевидно, обожжена дважды и вылощена как снаружи, так и внутри перед каждым обжигом, эти вазы в основном гладкие на обеих сторонах; однако большое их число было отполировано только снаружи, а внутри они неотделанные и грубые. Донышки ваз в особенности грубые и тяжелые, все были плоскими, и в большинстве своем на них присутствуют отпечатки соломенной плетенки, на которой стояли эти вазы после того, как их вылепили. На донышках многих ваз отпечаток циновки настолько точен, что в нем можно посчитать все соломинки, из которых она состояла. Действительно, кажется, что эти отпечатки плетенки делались нарочно, чтобы украсить донышки ваз. В нескольких случаях донышки дают отпечатки плетенки из прутьев.
Керамика Бесики далее отличается от гиссарлыкской полным отсутствием выступов с отверстиями для подвешивания. Было найдено только два фрагмента с отверстиями; один из них принадлежал сосуду, другой является фрагментом пустотелой, похожей на крыло ручки, такой, как мы видим на вазах на рис. 180. Было найдено две таких крыловидных ручки, которые доказывают, что здесь использовались вазы, похожие на те, что представлены на иллюстрациях под этим номером. Было также найдено два фрагмента красной и черной вазы с грубо прочерченным геометрическим орнаментом, представляющим сеть, который, очевидно, был сделан
после обжига; а также два фрагмента вогнутого геометрического орнамента; то время как были обнаружены и сотни других фрагментов, расписанных весьма любопытным орнаментом, по большей части цветочным, изображающим коричневые деревья на светло-желтом фоне, но нарисованные так грубо, что можно сомневаться, действительно ли первобытный художник пытался изобразить деревья с ветками или же рыбьи позвонки. Иногда мы видим этот цветочный орнамент в блестящем черном цвете на светло-желтом фоне; и в таких случаях вся остальная ваза имеет один и тот же однообразный лощеный черный цвет, и я не могу не думать, что этот орнамент был изготовлен без краски, просто лощильным камнем. Иногда мы видим на вазах несколько параллельных черных лент, между которыми дерево или орнамент в виде рыбьего позвонка идут попеременно в противоположных направлениях. Иногда мы видим орнамент из коричневых лент, вертикальных или горизонтальных, нарисованных на светло-красном фоне. Но следует принять во внимание, что этот орнамент в случае ваз или кувшинов нарисован всегда снаружи, в чашах – внутри. Есть также чаши, которые снаружи имеют лощеный черный цвет, внутри – отчасти лощеный темно-красный, отчасти – светло-красный, и они орнаментированы темно-красными полосами с орнаментом из деревьев или рыбьих позвонков, описанным выше. Часто снаружи как на вазах, так и на чашах светло-коричневого или темно-красного цвета мы видим весьма любопытные черные знаки, напоминающие знаки письменности; однако они столь нечетки, что мне кажется, что они были нарисованы черной глиной. Точно так же дело, несомненно, обстоит и с расписными цветочными и другими орнаментами; они слишком нечетки, чтобы быть чем-либо иным, как росписью глиной. Полное отсутствие пряслиц и сосудов-треножников, которые встречаются на Гиссарлыке в таких огромных количествах, просто поразительно.
Ручки ваз из Бесика-Тепе обычно простые, но есть и некоторые с заостренными выступами. От сосудов с выступами, похожими на груди, было найдено только два фрагмента; у одного из них есть выступ у самого ободка.
Но не вся посуда здесь сделана вручную. Тщательно осмотрев по одному все эти тысячи фрагментов, я нашел фрагменты двух ваз, сделанных на гончарном круге, которые, по сравнению со всеми другими фрагментами, состоят из очень высококачественной глины, однако обжиг на обеих очень незначительный. Один из них серый, это нижняя часть вазы; она украшена едва заметной росписью в виде черной ленты, возможно цвета глины; другая, хотя и того же цвета, снаружи покрыта беловатой глиной, которая придает ей вид египетского фарфора.
Если, рискуя утомить читателя, я дал бы детальный отчет о керамике Бесика-Тепе, то это потому, что она имеет колоссальную важность для археологии, поскольку никакой подобной керамики я еще никогда не находил в других местах. Вся эта керамика должна была находиться на северо-восточной стороне кургана или же на почве, из которой последняя была построена. Итак, здесь находился город или деревня, который, несомненно, простирался намного дальше на северо-восток и восток, поскольку, как я уже говорил раньше, выступающая скала была искусственно выровнена. Однако высказать какое-либо мнение о хронологии этого поселения трудно, и тем более потому, что, за исключением пустотелых, похожих на крылья ручек ваз, керамика настолько отличается от всей керамики, найденной в пяти доисторических городах Гиссарлыка, и самым определеннейшим образом говорит о совершенно другой расе и народе. Тщетно пытался я найти ей аналогии в Британском музее. Единственная подобная керамика, которую я нашел там, состояла из двух коричневых фрагментов ваз с Мальты; однако их сходство весьма разительно.
Из других предметов человеческой деятельности, найденных в этом кургане, я могу упомянуть только несколько хороших лощильных камней для полировки керамики. Как ни странно, не было обнаружено ни единого кремневого ножа или пилы и даже ни одного каменного топора, дробильного камня или жернова, которые в таком огромном количестве мы находим во всех пяти доисторических городах Гиссарлыка.
Некоторые кости, очевидно принадлежавшие животным, были обнаружены в нескольких местах в кургане; также много раковин устриц, разбитая раковина багрянки и несколько других раковин.
Никаких следов погребального огня не было найдено ни на дне, ни в каких-либо других участках кургана.
10.
Агиос-Деметриос-Тепе. Я также исследовал в обществе профессора Вирхова и месье Бюрнуфа конический холм, именуемый Агиос-Деметриос-Тепе, который я уже упоминал на предыдущих страницах. Мы обнаружили, что он состоит полностью из известковой скалы. Тем не менее, поскольку месье Бюрнуф обнаружил близ поверхности небольшой кувшин римской эпохи, я в течение двух дней проводил раскопки на вершине холма, надеясь найти по крайней мере погребения греческого периода; однако я нашел, что слой земли нигде не глубже 5 футов и никаких следов погребений тут нет. Точно так же, как в старые дни жители толпами отправлялись на праздник Деметры в находившийся неподалеку мраморный храм этой богини, обширные руины которого все еще существуют, точно так же теперь они отправляются на праздник святого Димитрия, совершая паломничество к небольшой открытой часовне святого, и зажигают на холме костры в его честь.
11.
Гробница Ила. Далее я раскопал неоднократно упомянутую <..>, или гробницу Ила, расположенную на правом берегу Калифатли-Асмака, на очень небольшом расстоянии к северу от Кум-Кея. Поскольку этот курган, возможно, состоял из чистой земли и был распахан, постепенно он исчез, и его теперешние размеры составляют всего 38 футов 4 дюйма в диаметре и 3 фута 4 дюйма в высоту. Вокруг его центра есть круглое углубление, которое, судя по всему, показывает, что здесь было круглое помещение, камни из которого были извлечены для постройки. Я нашел здесь лишь слой камней и щебня толщиной 1 фут 8 дюймов, и даже ни одного фрагмента керамики. Под камнями я обнаружил слой глины, и затем – толстый слой грубого или мелкого речного песка, и под этим (на глубине в среднем от 5 до 8
1/
2 фута под поверхностью) очень плотную коричневую глину долины.
12. По предложению профессора Вирхова я также вырыл шахту на кургане, расположенном близ южного края Нового Илиона
[380]слева от дороги, идущей на Паша-Тепе, однако я не нашел здесь ничего, кроме нескольких фрагментов римских кирпичей, и наткнулся на материк на глубине около 5 футов.
13. Я не могу завершить разговор о могилах героев в Троаде, не упомянув о подлинной могиле Гектора. Согласно «Илиаде», тело Гектора было вынесено из Трои и поставлено на костер, воздвигнутый перед городом
[381]. Огонь поглотил тело, кости собрали, положили в золотую шкатулку и опустили в могилу, которую покрыли большими камнями; над ними был воздвигнут курган. Поэт оставляет нас в сомнении относительно того, из какого материала был сделан курган; но, поскольку он говорил, что курган был воздвигнут в спешке, мы должны предполагать, что он был сложен из земли. Вокруг него сидели стражники, которые следили, не нападут ли ахейцы до того, как курган будет построен. Когда работа была закончена, люди вернулись в город
[382].
Из обоих этих пассажей очевидно, что автор XXIV песни «Илиады» имел в виду не кенотаф, но настоящую гробницу и что эта гробница была воздвигнута перед Илионом или рядом с ним. Но здесь я должен повторить, что XXIV песнь «Илиады», как и XXIV песнь «Одиссеи», в основном считается псевдогомеровской и позднейшим добавлением. Это немедленно объясняет, почему мы видим здесь настоящую гробницу вместо простого кенотафа, как тот, что был воздвигнут для Патрокла
[383]; и далее, почему в XXIV песни «Илиады» мы видим курган Ила на правом берегу Скамандра
[384], в то время как в других пассажах он был расположен на левом берегу этой реки
[385]. Профессор Сэйс заметил мне, что «автор XXIV песни «Илиады», судя по всему, был уроженцем Смирны, хорошо знакомым с Лидией (см.: Il. XXIV. 544, 614–617); следовательно, он мог описывать практику лидийцев, чьи погребальные курганы в таком количестве встречаются в окрестностях Сард». Фактически представляется, что если не в ходе всей Античности, то по меньшей мере с македонского периода XXIV песнь «Илиады» считалась апокрифической, поскольку Ликофрон уже упоминает могилу Гектора в Офринии
[386]; это подтверждает также и Страбон
[387]. Но кажется, что и сами илионцы показывали в своем городе или вблизи него курган, который, как они говорили, был могилой Гектора, поскольку Дион Хризостом
[388] рассказывает, что могила Гектора находится в высокой чести у илионцев. Лукиан
[389] также упоминает жертвоприношения Гектору в Илионе. Далее, Филострат сообщает нам, что в Илионе существовала прославленная статуя Гектора, которая совершала множество чудес и была предметом всеобщего почитания; устраивались даже игры в честь ее
[390]. Я также напоминаю читателю о письме императора Юлиана, приведенном на предшествующих страницах
[391], в котором он утверждает, что в первую очередь его провели к героону Гектора, где в небольшом храме стояла бронзовая статуя; она была умащена маслом, и перед ней на алтаре все еще горел жертвенный огонь. Но уже, может быть, за 700 лет до эпохи Юлиана Фивы в Беотии спорили с Офринием и Илионом за честь обладать костями Гектора; поскольку, как рассказывает Павсаний
[392], вследствие оракула кости Гектора были перенесены из Илиона в Фивы, и над ними была воздвигнута гробница у источника Эдипа, где они пользовались почитанием. Далее я могу упомянуть о том, что в «Пеплосе» Аристотеля есть эпиграмма
[393]:
На погребение Гектора в Фивах
Гектору создали здесь великий мужи беотийцы
Холм на земле погребальный, знаменье потомкам.
Наконец, здесь на рис. 1518 я привожу гравюру терракотовой фигурки, возможно идола, которая была найдена мальчиком близ деревни Ени-Шехр и которая замечательна своим сходством с некоторыми из самых грубых микенских идолов
[394].
Рис. 1518. Фигурка из терракоты с шапочкой на голове; найдена в Троаде близ поверхности. (Натуральная величина)
Заканчивая этот рассказ о результатах моих раскопок на месте священного Илиона и страны троянцев, я хочу выразить самую горячую надежду на то, что исторические изыскания с помощью мотыги и лопаты, которые в наше время привлекают внимание ученых и вызывают большее любопытство и больше противоречивых мнений, нежели какой-либо другой метод исследования, развивались все более и чтобы они в конце концов помогли пролить яркий свет на темные доисторические эпохи великой эллинской расы. Пусть эти исследования
мотыгой и лопатой доказывают, что события, описанные в божественных гомеровских поэмах, – не мифические сказания, что они основаны на реальных фактах; и пусть возрастет всеобщая любовь к благородному изучению прекрасных античных авторов и в особенности Гомера, блистающего солнца мировой литературы!
Смиренно предлагая этот рассказ о моих бескорыстных трудах суду всего цивилизованного мира, я должен чувствовать глубочайшее удовлетворение и считать величайшей наградой, на которую я только мог надеяться, если всеми будет признано, что я сам способствовал достижению этой великой цели моей жизни.
Я не могу завершить эту книгу, не выразив глубочайшей благодарности моим досточтимым и ученым друзьям: профессору Рудольфу Вирхову из Берлина, профессору Максу Мюллеру и профессору Э.Г. Сэйсу из Оксфорда, профессору Д.П. Махаффи
[395*] из Дублина, месье Эмилю Бюрнуфу из Парижа, профессору Г. Бругш-бею и профессору Паулю Ахерсону из Берлина, г-ну Фрэнку Калверту, консулу США в Дарданеллах, и г-ну Э.Д. Даффилду из Лондона, который оказал мне любезность, написав ученейшие и драгоценные дополнения или примечания к данной работе. Наконец, здесь я выражаю свою самую теплую благодарность ученому издателю данной работы, моему досточтимому другу г-ну Джону Мюррею, а также моему досточтимому и ученому другу г-ну Филипу Смиту за все те добрые услуги, что они оказали мне, и за всю ценную помощь, которую я от них получил в ходе написания этой книги.
