Глава V Первый доисторический город на холме Гиссарлык

Как я уже объяснял на предыдущих страницах^[1062], благодаря двадцати шахтам, вырытым на месте Нового Илиона, которые точно обозначены на плане эллинского Илиона^[1063], я установил, что ни один доисторический город из тех, что следовали один за другим здесь в ходе столетий, не выходил за пределы холма Гиссарлык, который образовывал северо-западный угол города и служил его акрополем. Этот акрополь, как и акрополь старой Трои, именовался Пергамом^[1064]. Здесь находились храмы богов^[1065], среди которых особенно славилось святилище Афины, богини – покровительницы города. Илионцы, которые твердо верили в древнюю традицию, что их город находится на том самом месте, что и древняя Троя, с гордостью показывали на своем Пергаме дом Приама, а также алтарь Зевса – хранителя домашнего очага, где был убит несчастный старец^[1066], и такой же камень, как тот, на котором Паламед учил греков играть в кости^[1067]. Они не имели совершенно никакого представления об археологии, поскольку принимали за несомненный факт, что троянцы ходили по той же самой поверхности земли, что и они сами, и что постройки, которые они показывали, было все, что осталось от старого города. Им и в голову не приходило, что руины могут существовать где-либо еще, кроме поверхности земли. Поскольку у них не было подвалов, то им не приходилось и делать раскопок; но тем не менее один раз они определенно произвели раскопки, поскольку на акрополе существует колодец^[1068], выложенный камнями и мелом, который, очевидно, был вырыт позднейшими илионцами. Этот колодец был с большим трудом прорыт через множество доисторических стен домов. По странной случайности он, на глубине около 30 футов под поверхностью, прошел через толстые стены дома, который был крупнейшим домом сожженного города и который, как я твердо уверен, был домом вождя или царя, поскольку, как уже говорилось на предыдущих страницах, в нем или рядом с ним я нашел девять малых и больших кладов. Однако они с величайшим трудом пробились через эти стены домов, даже не заметив их, поскольку если бы они их заметили, то они могли бы решить заняться археологией; может быть, они могли бы раскопать и весь дворец и могли бы провозгласить его настоящим домом Приама – вместо того, что они показывали в 28 или 30 футах над ним, на поверхности холма. Раскапывая с тем же безразличием, пробившись через многие еще более древние стены домов, наконец, на глубине 53 футов, они достигли скалы, в которую врыли шахту достаточно глубокую, чтобы она достала до воды. Илионцы копали этот колодец сверху, в то время как в описании результатов моих раскопок я начну снизу.
Скала состоит из мягкого известняка.
Первые обитатели этого священного участка не стали затруднять себя и срывать черную землю, которая покрывала эту скалу на глубину 8 дюймов; они выложили фундаменты своих домов, три стены которых, состоящие из небольших необработанных камней, скрепленных глиной, можно видеть в моей большой траншее, которая проходит с севера на юг через весь холм^[1069]. На некоторых из этих стен все еще сохранилась хорошо разглаженная глиняная обмазка, которой они когда-то были покрыты.
До сих пор я приписывал огромный слой руин глубиной 23 фута, который покрывает скалу и предшествует сожженному городу, только одной нации и называл эти огромные руины первым городом на холме Гиссарлык^[1070]. Однако керамика, содержавшаяся в самом нижнем слое глубиной от 6 до 7 футов, настолько радикально и полностью отличается от керамики последующего слоя глубиной 16 метров и далее (как проницательно заметил профессор Э.Г. Сэйс, который недавно посетил Троаду) и архитектура стен домов в этих двух слоях отличается так резко, что я не могу не признать, согласившись с ним, что первый город был разрушен или заброшен и затем построен снова другими людьми.
К величайшему моему сожалению, я сравнительно немного мог раскопать из этих двух самых нижних городов, поскольку я не мог откопать их, не уничтожив полностью сожженный город, третий от девственной земли, руины которого покоятся на руинах второго города. По этой причине я дам глубину руин первого города^[1071] лишь приблизительно, от 6 до 7 футов; в некоторых местах она может быть чуть меньше, в других – чуть больше. Так, например, глубина руин первого города составляет 9 футов в двух местах, где их наиболее тщательно осмотрел месье Бюрнуф. Он нашел, что они состоят из:
Дальше следуют постройки второго города. Месье Бюрнуф замечает, что эти слои часто прерываются большими «лепешками» глины (galettes – фр.) или группами их, которые в основном использовались жителями первых трех и даже первых четырех доисторических городов. Он объяснил, что эти глиняные «лепешки» использовались для укрепления и выравнивания слоев руин, поскольку, высыхая, они становились такими твердыми, что на них можно было ставить самые тяжелые стены. Он добавляет, что слой руин первого города часто содержит отдельные камни, небольшие отложения коричневого или черного пепла, а также раковины мидий и устриц, но лишь немного моллюсков и костей. Слои руин наклонены к северу вместе с холмом.
Первый город, очевидно, не был разрушен огнем, поскольку я никогда не находил обугленных ракушек или других примет большого пожара.
Теперь что касается защитных стен. В раскопанной части, которую я мог с какой-либо долей вероятности отнести к этому первому городу, их совсем нет; только на северо-восточной стороне холма на расстоянии 133 футов от его склона я обнаружил подпорную стену из белого камня^[1072], которую, соглашаясь с Бюрнуфом и Сэйсом, я могу отнести только к этому первому городу, поскольку на глубине 50 футов она проходит, поднимаясь под углом 45° в 6 футах ниже разрушенной городской стены, построенной из больших блоков, скрепленных небольшими камнями^[1073], и, таким образом, должна была быть построена задолго до последней, которую мы с очень большой вероятностью относим ко второму городу.
Представляется, что у первого города либо не было правильных защитных стен, или, что более вероятно, его стены показались недостаточно крепкими второму народу, который построил не только свои стены, но и свои дома из гораздо более крупных камней. Профессор Сэйс предполагает, что вход в этот первый город находился не на юго-западной стороне, где вторые поселенцы построили свои ворота, но что он должен был быть на западной стороне, где холм постепенно перетекает в долину под углом 70°. Я думаю, что это весьма вероятно.
Рис. 23. Круглая ваза с двойными трубчатыми отверстиями для подвешиванияс обеих сторон. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найдена на глубине 48 футов)

Говоря об объектах человеческой деятельности, обнаруженных в руинах, я начну с самого важного – керамики, поскольку она – рог изобилия археологической мудрости для этих темных веков, которые мы, ощупью пробираясь в туманах бесписьменного прошлого, привыкли называть «доисторическими». Действительно, «представляется, что искусство приготовления керамики, – как справедливо замечает г-н А.У. Фрэнкс^[1074], – «практиковалось человечеством с древнейших времен. Можно даже задаться вопросом, не было ли оно известно древнейшим обитателям Европы в те древние века, когда мамонты и северные олени все еще обитали на долинах Франции. Изобретение керамики в Китае местные авторы приписывают легендарному императору Хуан-ди, который, как говорят, начал свое столетнее царствование в 2697 году до н. э. Один из следующих императоров, Шунь (2255 до н. э.)^[1075*], как говорят, лично делал горшки до того, как взошел на трон. Гончарное колесо было известно в Египте уже в ранний период; возможно, оно было изобретено еще при VI египетской династии».
Из всех изобразительных искусств обработка глины, разумеется, была наиболее древней, поскольку лепка, естественно, предшествует отливке, резьбе или рисунку. Доисторические народы, обитавшие на холме Гиссарлык, изготовляли из обожженной глины всю утварь для повседневной жизни и для захоронения останков умерших. Вместо деревянных или каменных гробов они использовали погребальные урны из терракоты. Вместо подвалов, сундуков или ларцов у них были большие кувшины (<..>) высотой от 4 до 7 футов, которые вкапывали в землю, так что видно было только горлышко; их использовали либо для хранения еды, или как сосуды для масла, вина или воды. Вместо ванн они использовали большие терракотовые сосуды; из терракоты были сделаны все их сосуды для готовки, еды и питья; из терракоты были у них даже крючки для подвешивания одежды, ручки щеток, их ex-voto и грузики на рыболовных сетях. Так что нас не может удивить, когда мы находим в руинах их городов такие огромные массы битой керамики, среди которой, однако, нет никаких следов черепицы. Таким образом, представляется достоверным, что, как и дома теперешних обитателей Троады, дома всех пяти доисторических городов, которые здесь следовали один за другим, были покрыты крышами из бревен, на которых лежал толстый слой глины в качестве защиты от дождя.
Если мы судим о степени цивилизованности страны по ее литературе, и в особенности по ее газетам, то возможно судить о степени цивилизованности доисторического народа по большему или меньшему совершенству его керамики: тогда мы должны сделать вывод, что из всех народов, которые здесь следовали один за другим, народ первого города был наиболее цивилизованным, поскольку его керамика показывает как по материалу, так и по форме наиболее продвинутое состояние этого искусства. Однако я далек от того, чтобы поддерживать такую теорию; я приведу только факты. Этим древним людям уже было известно гончарное колесо, но оно еще не было во всеобщем пользовании, поскольку все горшки и тарелки, как и все более крупные сосуды, неизменно сделаны вручную. То же самое можно сказать и о почти всех более мелких вазах, среди которых, однако, мы то тут, то там находим такой, который, несомненно, был сделан на гончарном круге, как, например, ваза с рис. 23, черного цвета и шарообразной формы, так что она не может стоять без подставки^[1076]. Как и большинство ваз подобной формы в первом городе, на каждой стороне у нее два длинных вертикальных трубчатых отверстия для подвешивания на веревке. Мы видим ту же самую систему на сопровождающих ее фрагментах блестящей черной вазы, сделанной вручную (рис. 24 и 25).
Рис. 24. Фрагмент вазы с двумя трубчатыми отверстиями с обеих сторон для подвешивания. (Примерно половина натуральной величины. Найден на глубине около 48 футов)

Рис. 25. Фрагмент вазы с двумя трубчатыми отверстиями с каждой стороны для подвешивания. (Почти натуральная величина. Найден на глубине 48 футов)

Эта система двойных вертикальных трубчатых отверстий для подвешивания, которая была в повседневном использовании в первом городе, очень редко обнаруживается где-либо еще. В музее в Сен-Жермен-ан-Ле находится фрагмент темно-коричневой вазы с двумя вертикальными трубчатыми отверстиями, обнаруженный в пещере в Андалусии, который по материалу напоминает некоторые керамические изделия первого города Гиссарлыка. Есть также три фрагмента ваз с двумя вертикальными трубчатыми отверстиями, обнаруженные в дольменах, местоположение которых не обозначено; далее, формы для еще двух таких фрагментов, оригиналы которых, хранящиеся в музее Ванна, были найдены в дольмене в Керро, близ Лохмарьякер. В Дании, в погребении каменного века, также была найдена подобная ваза с двумя вертикальными отверстиями-трубками для подвешивания с каждой стороны; она хранится в Королевском музее северных древностей в Копенгагене и представлена среди ваз каменного века в книге Дж. Дж. А. Уорсааэ (J.J.A. Worsaae. Nordiske Oldsager. P. 20. № 100). Эта датская ваза покрыта крышкой, у которой на каждой стороне два соответствующих отверстия, через которые были пропущены шнуры: таким образом, ваза могла быть закрыта достаточно прочно. Подобные же крышки для ваз, с двумя трубчатыми отверстиями для подвешивания с каждой стороны, часто встречаются в первом городе. Сопровождающая гравюра представляет две такие крышки для сосудов, из которых у одной, стоящей сверху, было четыре выступа с отверстиями в форме ножек и пятый, без отверстия, в середине. У другой, которая перевернута, столько же подобных выступов-ножек, из которых отверстие имеет только один с каждой стороны; последняя, таким образом, относится к вазе, где на каждой стороне было только одно вертикальное отверстие-трубка с каждой стороны.
Рис. 26, 27. Крышки для ваз с вертикальными трубчатыми отверстиями для подвешивания. (Примерно половина натуральной величины. Найдены на глубине 48 футов)

К этому я могу добавить, что у пяти фрагментов ваз, найденных во французских дольменах, а также датской вазы с сосудами первого города Гиссарлыка общая только система подвешивания; способ изготовления и глина совершенно другие.
Огромное количество горшков и несколько ваз первого города на внутренней стороне ободка имели прочерченный геометрический орнамент, который был заполнен белой глиной, так что сразу бросался в глаза. К этому виду горшков принадлежат фрагменты на рис. 28 и 29, орнамент которых, видимо, был заимствован из тканых узоров. Фрагмент с рис. 31 представляет собой горлышко неглубокого сосуда с крышкой с отверстием. Многие другие имеют прочерченный геометрический орнамент на внешней стороне ободка, как на рис. 30, 32, 33 и 34, из которых орнамент на рис. 32 кажется узором на ткани. Рис. 35 – это нижняя часть вазы, украшенной насечками. Орнамент на рис. 33 весьма обычен и, судя по всему, изображает позвоночник рыбы. Очень любопытен прочерченный орнамент на фрагменте с рис. 36, который напоминает схематично изображенную мордочку совы, однако я далек от того, чтобы предполагать, что горшечник хотел изобразить именно сову. Однако, как заметил месье Бюрнуф, на сосудах легко проследить серию форм, постепенно переходящих от изображения совы к этой монограмме. Он обращает внимание на пучок вертикальных линий справа, которые, по его мнению, изображают женские волосы.
У большинства сосудов, как на рис. 37 и 38, есть небольшие выступы на ободке с горизонтальными трубчатыми отверстиями, которые – в пропорции к размеру сосуда – имеют длину от 2 до 4 дюймов и которые также служили для подвешивания сосудов.
Рис. 28—35. Фрагменты керамики, орнаментированной линейными и другими узорами, заполненными белым мелом. (Почти половина натуральной величины. Найдено на глубине от 46 до 53 футов)

Рис. 36. Фрагмент сосуда с орнаментом, заполненным белым мелом. (Примерно половина натуральной величины. Найден на глубине 48 футов)

Рис. 37. Блестящий черный сосуд с двумя горизонтальными отверстиями-трубками для подвешивания. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найден на глубине 45 футов)

Рис. 38. Блестящий черный сосуд с длинными горизонтальными отверстиямитрубками на ободе. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найден на глубине 48 футов)

Фрагменты с трубчатыми отверстиями (рис. 39–42) относятся к большим горшкам, поэтому отверстия гораздо больше, поскольку тяжелый вес заполненного сосуда требовал прочного шнура.
Рис. 39—42. Фрагменты керамики с трубчатыми отверстиями для подвешивания. (Примерно половина натуральной величины. Найдено на глубине от 46 до 52 футов)

На некоторых горшках эти выступы, в которых были проделаны отверстия-трубки для подвешивания, украшены орнаментом, как на рис. 40 и 42, с глубокими вдавленными бороздами, так что они похожи на руку со сжатыми пальцами.
В трубчатом отверстии фрагмента сосуда, находящегося в моей собственности, мой друг профессор химии Ксавье Ландерер (Landerer), работавший до последнего времени в университете Афин, обнаружил остатки шнура, служившего для подвешивания вазы. Он удостоверил, что эти остатки имеют органическую природу; они, по его словам, горели, как трут или как волокна нити или каната. По рассмотрении через микроскоп оказалось, что это остатки скрученного льняного шнура.
За исключением ваз на рис. 23, которая, как уже было сказано, имеет тусклый черный цвет, и рис. 40 и 42, которые желтого цвета, все вышеназванные фрагменты и горшки блестящего черного цвета; и чем они больше, тем толще они во многих местах, так что, например, на нижней части ободка и в основании горшка глина зачастую имеет до полудюйма в толщину. Хотя насыщенный, блестящий, глубокий черный цвет этих сосудов, который еще подчеркивается контрастом с фантастическим орнаментом ободка, заполненным белым мелом, просто чарует глаз и похож на зеркало, тем не менее по ближайшем рассмотрении мы находим, что поверхность этих сосудов, как снаружи, так и внутри, очень неровная. Однако иначе быть вряд ли могло, поскольку все они сделаны вручную и отполированы камнями – порфиром, диоритом или яшмой, специально вырубленными для этой цели; большое количество таких камней я нашел как в первом, так и во всех четырех следовавших друг за другом доисторических городах Гиссарлыка. Прекрасные образцы этих полировальных камней можно видеть в главе о третьем, сожженном городе на рис. 648–651, к которым я и отсылаю читателя.
Неровность поверхности керамики может также объясняться ингредиентами, из которых состоят эти сосуды; ибо на разломе мы видим, что глина была смешана с грубо размолотым гранитом, слюда в котором ясно видна по многочисленным мелким хлопьям, которые сверкают, как золото или серебро. Профессор Ландерер, который химически исследовал некоторые из этих фрагментов, обнаружил в них помимо гранита гнейс и кварц. Таким образом, представляется очевидным, что эта древнейшая и чрезвычайно любопытная керамика первого города изготовлялась так же, как доисторическая керамика, обнаруженная в Мекленбурге, о которой мой друг, знаменитый археолог доктор Лиш (Lisch) из Шверина, пишет мне следующее: «Что же касается изготовления глиняных сосудов в языческие времена, то многочисленные и тщательные исследования на этот счет проводились в последние пятьдесят лет в Мекленбурге. Во-первых, основа сосуда делалась вручную из обычной глины, которую тщательно перемешивали с раздробленным гранитом и слюдой. По этой причине существует множество урн с грубой поверхностью, из-за выдающихся крошечных камушков. Однако внутренняя поверхность таких урн гладко покрывалась чистой глиной. Толченый гранит нужен был для того, чтобы сосуд сохранил свою форму при обжиге, поскольку иначе он развалился бы. Этот способ изготовления доказывается также пластинками слюды, которые можно видеть на поверхности. Затем основу сосуда высушивали или слегка обжигали. Сделав это, всю наружную поверхность сосуда покрывали глиной, из которой вымывали водой все более грубые частицы, чтобы получилась гладкая поверхность и чтобы заполнить все впадины. Так мы можем объяснить этот удивительный и иначе необъяснимый феномен: у фрагментов этих сосудов мы видим внутри гранулированную, а снаружи чистую и гладкую поверхность. После этого на сосуде вырезали или выдавливали орнамент, и законченный сосуд высушивали или обжигали на открытом огне, причем многие сосуды окрашивались в угольно-черный цвет из-за сажи или дыма. Этот черный цвет – растительного происхождения, что можно легко доказать, поместив фрагмент такой угольно-черной керамики в печь горшечника, поскольку от жары он испаряется и не оставляет металлического осадка, в то время как после сильного обжига глина в таком фрагменте становится полностью кирпично-красной. Что касается остального, то ни одного следа печи доисторического горшечника пока не было найдено. Поверхность многих сосудов под конец могли полировать костями или гладкими камнями. Печи для обжига кирпича и печи горшечников были введены в Мекленбурге в XII веке н. э., в то время как в римских провинциях на Рейне они существовали уже в III веке н. э. или раньше, о чем свидетельствуют многочисленные римские кирпичи и сосуды. К этому я могу добавить, что посуда, которая была обожжена в печи горшечника, всегда производит звенящий звук при прикосновении к ней твердого предмета, в то время как керамика, которая была обожжена на открытом огне, всегда издает глухой звук».
Профессор Вирхов пишет мне: «Изготовление черных терракотовых сосудов стало в нашем Берлинском антропологическом обществе предметом множества длительных дискуссий. Было доказано, что самым обычным способом приготовления их был медленный обжиг в закрытом пространстве, чтобы произвести большое количество дыма, который проникает в глину и оставляет на ней свой отпечаток. Черному цвету можно придать любую желаемую интенсивность. Сосуды из Гиссарлыка, безусловно, были сделаны именно этим способом».
Месье Бюрнуф заметил мне, что для полного обжига керамики необходим большой жар, чаще всего до 800-1600° Цельсия = 1472–2944° Фаренгейта; такого жара никогда нельзя достичь на открытом воздухе.
Рис. 43. Фрагмент вазы из полированной черной глины с прочерченным орнаментом, заполненным белым мелом. (Примерно половина натуральной величины. Найден на глубине 46 футов)

Рис. 44. Ваза-треножник с четырьмя отверстиями-трубками и четырьмя отверстиями на ободке для подвешивания. (Натуральная величина. Найдена на глубине 52 футов)

Как бы то ни было, насыщенный блестящий черный цвет сосудов первого города был произведен с помощью какого-то особого процесса. Г-н Ландерер полагает, что он получался благодаря большому количеству сажи от сосны, которой сосуды окрашивались при втором обжиге на открытом огне. Рассматривая под микроскопом белый мел, которым наполнен прочерченный орнамент, он обнаружил в нем остатки льняных веревок.
Профессор Ландерер привлек мое внимание к тому факту, что цвет эллинских терракотовых ваз – угольно-черный, который производился следующим образом: «До обжига вазы обмазывали дегтем (<..>) или, возможно, асфальтовой смолой, о которой упоминает Геродот^[1077] и которая встречается на острове Закинф. При обжиге смола превращалась в наилучший уголь, который прилипал ко внешнему слою глины вазы и производил на них черный глянец».
Есть также в первом городе терракотовые сосуды с четырьмя отверстиями для подвешивания на каждой стороне ободка, как показано на сопровождающем рис. 43.
Еще один прекрасный образец такого рода керамики – это небольшой, сделанный вручную шарообразный сосуд-треножник с рис. 44, который не был покрыт высококачественной чистой глиной, и поэтому его поверхность очень грубая и неровная. Можно видеть, как в глине как снаружи, так и внутри сверкают искры слюды, похожие на золото или серебро. Разлом у основания окружен прочерченным кругом, который не оставляет сомнения в том, что уже после изготовления вазы здесь прикрепили кусок глины, в котором были вылеплены три ножки. Это предположение подтверждается также наличием круглой вмятины в середине разлома. Таким образом, данная ваза была треножником. Вокруг тулова мы видим на равных расстояниях друг от друга четыре вертикальных трубчатых отверстия для подвешивания и четыре отверстия в ободке, которые идут в том же направлении. Я не нашел крышки к этой вазе, но она, естественно, должна была походить на ту, что изображена на рис. 26. Поскольку у этих крышек четыре отверстия, они вполне могли быть привязаны с помощью четырех шнурков, каждый из которых был пропущен через каждое из отверстий-трубочек и соответствующие отверстия на ободке и крышке; на другом конце каждого шнурка раньше был завязан узел, остававшийся на нижнем конце трубчатых отверстий и мешавший шнуркам соскальзывать. Подобное же устройство видно на золотых ларцах, которые я обнаружил в царских погребениях Микен^[1078]. Такое же устройство, видимо, было и у ларца, которое Арета, супруга царя Алкиноя, наполнила подарками для Одиссея, поскольку она рекомендует ему:

Кровлей накрыв и тесьмою опутав ковчег, завяжи ты
Узел, чтоб кто на дороге чего не похитил, покуда
Будешь покоиться сном ты, плывя в корабле чернобоком^[1079].

В непосредственно следующих за этим стихах Гомер говорит:

То Одиссей богоравный, в бедах постоянный, услышав,
Кровлей накрыл и тесьмою опутал ковчег и искусный
Узел (как был научен хитроумной Цирцеею) сделал^[1080].

Рис. 45. Чаша с прочерченным орнаментом. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найдена на глубине 45 футов)

Телемах, готовясь к поездке в Спарту, просит свою нянюшку Эвриклею наполнить двенадцать амфор вином и приладить ко всем крышки; однако для жидкости эти крышки должны были быть очень плотно прилегающими^[1081]. Такие крышки для амфор были также найдены мною в королевских гробницах Микен^[1082].
Фрагменты подобных сосудов с четырьмя отверстиями для подвешивания с каждой стороны были обнаружены в пещерах в Инцигхофене на верхнем Дунае^[1083]. Есть и другие сосуды только с одним отверстием на каждой стороне ободка, как на рис. 45, у которых кругом сделан орнамент, образующий пять овалов, заполненных точками. У других же ваз на каждой стороне тулова только одно вертикальное отверстие-трубочка для подвешивания, как на рис. 46 (эта ваза также снабжена двумя женскими грудями). Эти вазы также сделаны вручную, но цвет у них зеленый; толщина глины составляет только ²/₁₀ дюйма, и поэтому она гораздо более высокого качества, чем у более крупных ваз или горшков. Изящная вазочка с рис. 47 также изготовлена вручную, и у нее только один выступ с отверстием с каждой стороны.
Рис. 46. Шарообразная ваза с двумя грудями и двумя выступами с отверстиями для подвешивания. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найдена на глубине 45 футов)

Рис. 47. Блестящая темно-коричневая ваза с трубчатыми кольцами для подвешивания. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найдена на глубине 48 футов)

В коллекции доисторических древностей, обнаруженных на Фере, под тремя слоями пемзы и вулканического пепла, которые хранятся во Французской школе в Афинах, есть две грубые, сделанные вручную вазы цилиндрической формы, с одним вертикальным трубчатым отверстием на каждой стороне для подвешивания; ваза в форме персика в той же коллекции также имеет аналогичное устройство для подвешивания. Эти древности Феры, как считают археологи, датируются XVI или XVII веком до н. э., однако заслуживает внимания то, что большая часть керамики Феры имеет грубо нарисованный орнамент, в то время как в Гиссарлыке нет и следов росписи.
В ассирийской коллекции Британского музея есть три вазы, найденные в Нимруде, которые имеют ту же систему с одним вертикальным трубчатым отверстием с каждой стороны. В коллекции вавилонских древностей также имеется фрагмент слегка обожженной, вылепленной от руки вазы, которая имеет такие же вертикальные трубчатые отверстия для подвешивания. Такая же система отмечена на вазе с Кипра в Лувре и на вазе в музее Сен-Жермен-ан-Ле, обнаруженной в дольмене; а также на фрагменте вазы в коллекции графа Белы Секеньи в Венгрии^[1084] и на маленькой вазе, помеченной № 1094, в коллекции антиквариата великого герцога в Шверине. Последняя ваза была обнаружена в коническом погребении (H?nengrab) близ Голденица в Мекленбурге. Профессор Вирхов обращает мое внимание на урну с тремя вертикальными выступами с отверстиями на боках и у ножки – то есть с тремя двойными трубчатыми отверстиями для подвешивания на шнурке. Эта урна была найдена в Делице близ Вайссенфельса на реке Заале в Германии^[1085]. Однако я не нашел такой системы где-либо еще.
Следует четко понять, что здесь я говорю только о сосудах с вертикальными трубчатыми кольцами или отверстиями для подвешивания, а не о вазах с выступами с горизонтально размещенными кольцами, поскольку эти встречаются: на вазе, обнаруженной в озерных жилищах каменного века на станции Эставайе^[1086]; на четырех вазах, обнаруженных в дольменах Франции и хранящихся в музее Сен-Жермен-ан-Ле; на нескольких фрагментах ваз в том же музее; на вазах Египетской коллекции Британского музея; на двух вазах каменного века в музее Копенгагена^[1087]; на многих вазах в коллекции германских древностей в Британском музее; на одной с Кипра в музее Южного Кенсингтона; на многих вазах, обнаруженных при раскопках в Пилине в Венгрии^[1088]; и на многих вазах в Коллекции антиквариата великого герцога в Шверине. Подобные же вазы с горизонтальными трубчатыми отверстиями для подвешивания часто обнаруживаются в Германии, и многие такие вазы хранятся в Меркишес-музеуме в Берлине. В личной коллекции профессора Вирхова также имеются некоторые прекрасные образцы таких ваз, обнаруженные во время производившихся им в обществе его высокообразованной дочери Адели и его сына, доктора Ганса Вирхова, обширных раскопок на большом доисторическом кладбище Заборово в провинции Позен.
Я подчеркиваю тот факт, что вазы с вертикальными отверстиями-трубками для подвешивания являются очень большой редкостью везде, кроме Гиссарлыка, где они встречаются тысячами во всех пяти доисторических городах, в то время как вазы с горизонтальными трубчатыми отверстиями встречаются здесь только в первом городе (горшки) и ни в одном из последующих городов.
С другой стороны, г-н Калверт и я обнаружили в ходе наших раскопок кургана Ханай-Тепе всего в 3 милях к югу от Гиссарлыка^[1089] исключительно вазы с горизонтальными трубчатыми отверстиями; а также горшки с той же системой, как и в первом городе Гиссарлыка, однако эти горизонтальные отверстия-трубки находились не на самом ободке, как там, но гораздо ниже; и, таким образом, люди, которым принадлежали древности Ханай-Тепе, должны были совершенно отличаться от обитателей любого из пяти городов Гиссарлыка, поскольку невозможно, чтобы один и тот же народ мог изготовлять такую совершенно различную керамику.
Рис. 48, 49. Две ножки от терракотовых сосудов. (Примерно половина натуральной величины. Найдены на глубине от 47 до 52 футов)

Рис. 48 и 49 представляют ножки сделанных от руки блестящих черных сосудов; они пустые, и в них сделаны три, иногда четыре круглых отверстия. Я собрал множество подобных же ножек от сосудов, но никогда не находил целого такого сосуда. Я обращаю особое внимание на значительное сходство ножек сосудов на рис. 48 и 49 с ножками курильниц, обнаруженных в германских погребениях, многие из которых хранятся в Меркишес-музеуме в Берлине, а некоторые, найденные на кладбище Заборово, находятся в коллекции профессора Вирхова. Нижняя часть сосуда на рис. 50 – это аналогичная ножка, на которую я подклеил фрагмент другого предмета цилиндрической формы, который не имеет к ней отношения. Последний предмет сделан из терракоты, и его предназначение неизвестно; верхняя часть его также реставрирована; он поразительно похож на два предмета из терракоты, обнаруженные в Пилине в Венгрии^[1090]. Такие ножки сосудов, как на рис. 48 и 49, встречаются очень часто.
Рис. 50. Любопытный сосуд неизвестного назначения (возможно, курильница), присоединенный к ножке другого сосуда. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найден на глубине 45 футов)

На рис. 51 – очень красивая блестящая красная чаша с одной ручкой, изготовленная вручную; она была найдена в виде фрагментов, но мне удалось ее собрать. Фрагменты другой подобной чаши, которые лежат у меня перед глазами, когда я это пишу, показывают тот же способ изготовления, как тот, что я описал для больших сосудов, – с той лишь разницей, что здесь была использована красная глина, и к тому же, как объяснил мне г-н Ландерер, эта чаша непосредственно перед вторым обжигом на открытом огне была несколько раз погружена в раствор высококачественной красной глины, содержащей большое количество окиси железа, в результате чего получилась глазурь, напоминающая лак.
Рис. 51. Красивая блестящая красная чаша с одной ручкой. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найдена на глубине 48 футов)

Здесь я хотел бы обратить особое внимание на тот факт, что чаша на рис. 51 более-менее точно воспроизводит форму всех кубков из терракоты, которые я обнаружил в Микенах и Тиринфе^[1091]. Те, что были найдены там в царских гробницах и являются наиболее древними, имеют светло-зеленый цвет и на них нанесен краской любопытный черный орнамент; сосуды, найденные в самых нижних слоях вне гробниц, однотонные светло-зеленые; немного выше идут кубки того же типа однотонного ярко-красного цвета, а также другие, с орнаментом из многочисленных темно-красных кругов, нарисованных краской на светло-красной однотонной грунтовке; за ними опять-таки следуют кубки из белой глины безо всякой раскраски. Эти последние должны были использоваться веками, поскольку они встречаются в таких огромных количествах, что я мог собрать тысячи таких ножек от кубков. За исключением светло-зеленых кубков с черным орнаментом, я обнаружил все эти разновидности кубков той же формы во время моих раскопок в Тиринфе^[1092]. Однако в погребениях Микен я нашел пять золотых чаш абсолютно такой же формы, как и та чаша из Гиссарлыка (рис. 51), что сейчас перед нами^[1093]. Кроме того, заслуживает особого внимания тот факт, что четырнадцать кубков совершенно такой же формы были найдены в погребении в Иалисе на Родосе и теперь находятся в Британском музее. Единственная разница состоит в том, что эти последние имеют рисованный орнамент, изображающий в основном каракатиц (sepia), хотя там изображены и спирали, а также то любопытное морское животное, которое так часто встречается на другой микенской керамике^[1094], но никогда на микенских кубках. Говоря о росписи, я должен сделать важное замечание: ни обитатели первого города, ни жители четырех следовавших за ним доисторических городов Гиссарлыка не имели никакого представления о красках, и, за исключением одной терракотовой коробки, найденной в третьем городе, на которой острый глаз моего досточтимого друга г-на Чаз. Т. Ньютона разглядел каракатицу, нарисованную темно-красной глиной на светло-красном грунте, и двух маленьких терракотовых горшков из четвертого города, на которых был темно-красной глиной нарисован большой крест, а также за исключением небольших грубых идолов из белого мрамора, на которых было грубо нарисовано черной глиной «лицо» совы, – ни на одном предмете, когда-либо найденном в любом из пяти доисторических городов на Гиссарлыке, нет никаких следов раскраски.
Из похожих кубков, найденных в других местах, я могу упомянуть только чашу, обнаруженную в Заборове (в коллекции профессора Вирхова), и другую, найденную в Пилине^[1095], которая несколько похожа на нее по форме; однако разница в том, что чаши из Заборова и Пилина не имеют широкой ножки, которая свойственна данному кубку, а также всем кубкам, найденным в Микенах. Кроме того, ручки у них гораздо длиннее.
На рис. 52 – очень маленький кувшин с одной ручкой; он никогда не был покрыт внутри или снаружи специально приготовленной глиной и, таким образом, сделан очень грубо.
Рис. 52. Миниатюрныйкувшинчик. (Половина натуральной величины. Найден на глубине около 50 футов)

Далее я воспроизвожу на рис. 53 внешнюю, а на рис. 54 внутреннюю сторону фрагмента большой вазы ручной работы, которая имеет вдавленные орнаменты в виде волн на обеих сторонах.
Рис. 53, 54. Фрагмент блестящего темно-серого сосуда. Рис. 53 – снаружи, рис. 54 – изнутри. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найден на глубине 50 футов)

На рис. 55 – фрагмент черной терракоты, возможно, часть коробки, украшением которой он служил; он украшен линиями и тремя или четырьмя рядами точек; все они заполнены белым мелом. Как видно по верхней и нижней стороне и двум отверстиям, это могло быть накладкой и украшением для деревянного ларца с украшениями. Он сделан так симметрично и выглядит так элегантно, что я сначала подумал, что это черное дерево, инкрустированное слоновой костью.
Рис. 55. Обломок терракоты, возможно, фрагмент коробки, найденный на первозданной скале. (Примерно половина натуральной величины. Найден на глубине 53 фута)

Что касается терракот из первого города, то далее я воспроизвожу здесь на рис. 56 и 57 гравюры двух черных блестящих кувшинов; оба имеют шарообразное тулово и были собраны из осколков.
Рис. 56. Кувшин. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найден на глубине 45 футов)

Рис. 57. Кувшин. (Примерно 1:3 натуральной величины. Найден на глубине 45 футов)

Рис. 58. Красивый блестящий черный кувшин из терракоты с тремя женскими грудями и прочерченными линейными узорами. (Почти половина натуральной величины. Найден на глубине 52 фута)

Все показанные здесь терракоты не пострадали от влажности; однако некоторые другие стали мягкими от влажности. Так, например, уже на скале, на глубине 51¹/₂ фута в небольшом тайнике, похожем на могилу, сформированном и защищенном тремя камнями длиной 26 дюймов и шириной 18 дюймов, две погребальные урны весьма замечательной формы с тремя длинными ножками, наполненные человеческим пеплом. Урны сделаны вручную; материалом, как обычно, послужила грубая глина, смешанная с кремнистой землей и толченым гранитом, содержащим много слюды; очевидно, они были обожжены весьма несовершенным образом только один раз на открытом огне и не были покрыты высококачественной глиной; тем не менее, благодаря окиси железа, содержащейся в глине, они имеют тусклый красный цвет. Они так сильно пострадали от влажности, что, несмотря на всю заботу и предосторожности, я не смог извлечь их, не разбив окончательно; однако, поскольку я собрал все фрагменты, я легко смог восстановить оба.
На рис. 59 изображен более крупный из двух кувшинов, в котором я среди человеческого пепла обнаружил кости шестимесячного эмбриона, весь скелет которого был восстановлен моим другом, прославленным хирургом Аретеосом из Афин, который полагает, что сохранение этих крошечных костей было возможно, только если предположить, что у матери начались преждевременные роды и она умерла от этого; затем ее тело было сожжено, и несгоревший эмбрион был помещен вместе с ее пеплом в погребальную урну, где я и нашел его.
Рис. 59. Урна-треножник, содержащая человеческий пепел и кости эмбриона. (Примерно 1:8 натуральной величины. Найдена на глубине 51 ¹/₂ фута)

Рис. 60 показывает обыкновенную большую вазу с двумя ручками, сделанную вручную: первоначальный кирпичный цвет глины стал от времени слегка коричневатым. Рис. 61 – это небольшая, сделанная вручную ваза весьма любопытной формы. Рис. 62 – изготовленный вручную блестящий черный сосуд без отверстий-трубочек для подвешивания; подобные сосуды весьма обычны в первом городе.
Рис. 60. Ваза, сделанная вручную. (Примерно 1:6 натуральной величины. Найдена на глубине 49 ¹/₂ фута)

Рис. 61. Ваза, сделанная вручную. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найдена на глубине 50 футов)

Рис. 62. Сделанный вручную черный блестящий сосуд. (Около 1:4 натуральной величины. Найден на глубине 46 футов)

Далее я могу упомянуть сделанную вручную вазу шарообразной формы, орнаментированную прочерченным узором из зигзагообразных линий, похожим на узор на двух вазах каменного века в музее Копенгагена^[1096], с той разницей, что на этой троянской вазе зигзаги на каждой стороне сопровождаются рядом глубоких точек.
Терракотовых пряслиц, тысячи которых я нашел в руинах третьего, четвертого и пятого городов, в слоях первого и второго городов я обнаружил сравнительно немного; особенно это относится к первому, о котором сейчас идет речь. Те, что я собрал в первом городе, или вообще лишены орнамента (в этом случае они имеют однообразный блестящий черный цвет и приблизительную форму конуса или двух конусов, соединенных у основания, см. рис. 1806 и 1807), или же они орнаментированы насечками (см. рис. 63–70); в этом случае они очень плоские и напоминают колеса деревенских турецких телег. Так, пряслице из первого города легко можно распознать среди тысяч других, найденных в последующих городах.
Рис. 63—66. Пряслица. (Примерно 1:4 натуральной величины. Найдены на глубине от 45 до 50 футов)

Рис. 67—70. Пряслица. (Примерно половина натуральной величины. Найдены на глубине от 48 до 52 футов)

Поскольку мы видим, что лишь на немногих из этих пряслиц есть следы использования, то я предполагаю, что они служили в качестве приношения богине – покровительнице города, которая могла по своему характеру напоминать Афину Эрган и, возможно, считалась покровительницей женской работы и особенно женщин, занимавшихся прядением и ткачеством. То, что такая богиня почиталась в Илионе, мы можем с большой вероятностью заключить из приведенной ранее легенды^[1097], согласно которой Зевс даровал основателю города, Илу, благоприятный знак – Палладий, который упал с неба, с прялкой и веретеном в одной руке и копьем другой, поскольку прялка и веретено не могут, видимо, значить ничего другого, как символизировать характер богини в качестве Эрганы. Я далек от того, чтобы утверждать, что этот Ил когда-либо существовал или что он мог основать этот первый город. Если он действительно построил тут город, то это, скорее всего, был третий город; однако странное совпадение этой легенды об Афине с прялкой и обнаруженных здесь многочисленных пряслиц заставляет меня думать, что почитание Афины Эрганы было введено не строителем третьего города, но что богиня аналогичного характера, хотя, возможно, и с другим именем, имела здесь свой культ за столетия до того, как был построен третий город.
Орнамент на пряслицах прочерченный, и, как и на вазах, он заполнен белым мелом, и узор бросается в глаза. Я не буду обсуждать, был ли этот орнамент символическим или же нет; я лишь скажу, что узоры на пряслицах того типа, что воспроизведен здесь на рис. 1817–1820, найдены в террамарах Италии и в озерных жилищах каменного века. Благодаря любезности моего друга, профессора Джузеппе Д. Бьянкони из Болоньи, я получил рисунки десяти таких пряслиц, которые хранятся в музее Модены и были обнаружены в террамаре в этой области; среди них шесть имеют тот же самый резной орнамент, что я нашел на пряслицах в моих раскопках на Гиссарлыке. Тот же самый друг также послал мне рисунки 18 похожих пряслиц, обнаруженных в погребениях на кладбище Виллановы и теперь хранящихся в музее графа Гоццадини в Болонье. Поскольку граф обнаружил «aes rude» в одной из этих гробниц, то он полагает, что кладбище должно относиться, как и она, к эпохе царя Нумы, то есть примерно к 700 году до н. э.; Де Мортийе^[1098], однако, приписывает этому кладбищу гораздо более глубокую древность. Но во всяком случае, 15 из 18 рисунков, лежащих передо мной, выглядят современно по сравнению с 10 пряслицами в музее Модены или же с пряслицами, обнаруженными на Гиссарлыке – даже в последнем доисторическом городе; это относится не только к орнаменту, но также и к форме самих пряслиц, которая здесь гораздо более совершенна.
Сравнение этих 18 пряслиц с теми, что были найдены на Гиссарлыке, убеждает меня, таким образом, что граф Гоццадини прав, считая, что данное кладбище не древнее 700 года до н. э. Два терракотовых пряслица, также с прочерченным орнаментом, теперь в музее Пармы, были обнаружены в террамарах Кастоне и Кампеджине^[1099]. От 300 до 400 терракотовых пряслиц были найдены в озерных жилищах каменного века на станции Меринген на озере Бьенн в Швейцарии^[1100]; некоторые из них имеют прочерченный орнамент. Среди этих орнаментированных терракотовых пряслиц многие украшены узорами, похожими на те, что были найдены в Гиссарлыке, но в общем и целом все пряслица с озера Бьенн представляются гораздо более совершенными и намного более современными, чем гиссарлыкские.
Терракотовое пряслице без орнамента было также найдено на кладбище Зивьец близ Оливы^[1101]. Кроме того, большое количество неорнаментированных терракотовых пряслиц хранится в музее Ной-Штрелица, ученым хранителем которого является г-н Карл Андрес, их любезно показал мне доктор Гец, а также в музее Ной-Бранденбурга, которые были любезно показаны мне его хранителем, главным лесничим Юлиусом Мюллером, сенатором Густавом Брюкнером и г-ном Конрадом Зимерлингом; а также в Коллекции антиквариата великого герцога в Шверине, хранителем которой является мой досточтимый друг, ученая мисс Амалия Буххайм. Однако во всех этих трех музеях есть несколько терракотовых пряслиц в форме дисков с прочерченным орнаментом – таких, как мы находим в Трое. По фотографям, которые любезно предоставил мне доктор Йозеф Хампель, ученый хранитель археологического департамента Венгерского национального музея в Будапеште, я вижу, что в этом музее выставлено 11 терракотовых пряслиц, обнаруженных во время раскопок в Сихаломе в графстве Борсод в Венгрии, которые отнесены к каменному веку. Из этих 11 пряслиц, представленных на витрине X, № 22–32, одна, № 30, имеет вдавленный или прочерченный орнамент^[1102].
В коллекции мексиканских древностей в Британском музее содержится значительное количество подобных пряслиц, в основном конической формы, многие из них несут на себе орнамент, который может быть надписью; однако этот орнамент идет вокруг конуса, а не у его основания, как на пряслицах Гиссарлыка. Некоторые из этих пряслиц более-менее плоские; некоторые окрашены в синий цвет. Насколько я знаю, орнаментированные терракотовые пряслица пока еще не находили в Греции. Неорнаментированные, с другой стороны, встречаются там часто. В Микенах я нашел около 300 каменных пряслиц и очень немного терракотовых. Терракотовое пряслице, орнаментированное прочерченным орнаментом, найденное в доисторических деревнях под тремя слоями пемзы и вулканического пепла на острове Фера, теперь находится в маленькой коллекции древностей во Французской школе в Афинах.
В первом, как и во всех остальных четырех доисторических городах Гиссарлыка, было обнаружено также очень большое количество небольших дисков из терракоты диаметром от 1¹/₂ до 3 дюймов с отверстием, просверленным в центре. Поскольку с одной стороны они слегка выпуклые, а с другой – слегка вогнутые и поскольку их края вырезаны очень грубо, то нельзя сомневаться, что они были вырезаны из разбитой посуды. Диски в первом городе имеют красивый блестящий темно-черный цвет, свойственный посуде первых поселенцев. Едва ли можно сомневаться в том, что эти диски использовались вместе с прялкой, как в прядении, так и в ткачестве, как грузики для нити^[1103].
Подобные же диски с теми же характеристиками, доказывающими, что они были вырезаны из разбитых сосудов, были найдены и в Сихаломе; два из них, выставленные в Венгерском национальном музее, представлены на витрине IX, № 2 и 4 из фотографий этой коллекции. Другой такой диск, обнаруженный в Мадьяраде, в графстве Хонт, представлен на рис. 37 на иллюстрации XIII у Йозефа Хампеля в «Доисторических древностях Венгрии».
На рис. 71 – фрагмент очень грубой фигурки из терракоты. Рис. 72 изображает совершенно плоский ярко-красный фрагмент из терракоты толщиной в 6 миллиметров (примерно четверть дюйма), который я нашел сам в присутствии месье Бюрнуфа в самом нижнем слое руин первого города и который, как я полагаю, является единственным образцом полностью обожженной терракоты, который я когда-либо находил на Гиссарлыке, за исключением, конечно, больших кувшинов, которые всегда тщательно обжигались, а также керамики третьего, сожженного города, большая часть которой была обожжена полностью из-за сильного пламени во время пожара. Фактически глина прекрасного красного кубка на рис. 51 имеет лишь 4 миллиметра (около одной шестой дюйма) в толщину, и только один миллиметр ее с каждой стороны действительно обожжен, в то время как в середине остались 2 миллиметра глины, которые совершенно не обожжены. Поскольку фрагмент на рис. 72 совсем плоский, то он не может принадлежать вазе. Профессор Русопулос предполагает, что он мог принадлежать деревянному ларцу, украшением которого служил. Орнамент из ветвей и концентрических кругов очень характерен: он выглядит, как заметил мне профессор Сэйс, хеттским и вавилонским. Этот фрагмент изготовлен, возможно, из самой высококачественной глины, которую я когда-либо находил на Гиссарлыке; тем не менее, если посмотреть на нее через мощную лупу, и в ней заметны маленькие камушки.
Рис. 71. Фрагмент грубой фигурки из терракоты. (Примерно половина натуральной величины. Найден на глубине 46 футов)

Рис. 72. Фрагмент из терракоты блестящего красного цвета с вдавленным орнаментом. (Натуральная величина. Найден на глубине 52 фута)

На рис. 73 – очень грубая плоская фигурка из мрамора. Я нашел примерно полдюжины таких фигурок в первом городе; они примерно одной формы и из одного материала, но на всех нет никаких следов каких-либо насечек. Таким образом, я бы и не счел их фигурками, если бы я не нашел около 500 фигурок примерно такой же плоской формы – на многих из которых были грубо вырезаны птичье «лицо», женские груди, пояс или женские волосы – в третьем, четвертом и пятом доисторических городах. На очень многих других фигурках птичье «лицо» было грубо нарисовано черной глиной по белой фигурке. Таким образом, весьма вероятно, что подобное же «лицо» когда-то было изображено на всех фигурках, где оно не вырезано, но что с течением веков оно стерлось из-за влажности в руинах. Поскольку все эти грубые фигурки изображают одно и то же, нет никаких сомнений в том, что все это – идолы богини, покровительницы города, называть ли ее Атой, или Афиной, или каким-либо другим именем; представляется наиболее вероятным, что все они являются копиями прославленного первобытного Палладия, с которым была связана судьба Трои и который якобы упал с неба (см. гл. III).
Рис. 73. Грубый плоский идол из мрамора. (Примерно половина натуральной величины. Найден на глубине 50 футов)

Согласно легенде, ноги Палладия были сжаты, и они не могут быть более сжаты, чем у этих идолов, у которых вся нижняя часть тела изображена как полусферический выступ. Я могу обратить внимание на тот факт, что форма, которую древние обычно придавали некоторым божествам в нижней части тела, как, например, статуям Гермеса, служила для того, чтобы указать на их постоянное пребывание в том месте, где они хранятся. Точно так же Победу изображали без крыльев, когда хотели выразить представление о ее вечности.
Г-н Гладстон привлекает мое внимание к тому факту, что у Гомера мы находим лишь один ясный пример изображения религиозного культа. В VI песни «Илиады» во время торжественной процессии в храм богини на вершине холма несут посвященную ей вуаль или одеяние, где жрица Феано получает его и кладет на колени богини:

Взяв, на колена кладет лепокудрой Афины Паллады^[1104].

Очевидно, что поэт представлял себе Палладий сидящим и в человеческом облике, точно так же, как изображали всех идолов в его время, и весьма отличным от тех уродливых и варварских идолов, которые я нашел на Гиссарлыке, даже в самом последнем из пяти доисторических городов. Можно заметить, что знаменитая фигура Ниобы на горе Сипил, о которой упоминается в XXIV песни «Илиады» (614–617) и которая, возможно, первоначально должна была изображать богиню Кибелу, также была сделана сидящей. Я охотно верю г-ну Гладстону^[1105], что поэт чаще упоминал бы эти статуи, если бы они были обычны, и что на самом деле они были редки или неинтересны для поэта; возможно, они были деревянными. Павсаний^[1106] упоминает о том, что в некоторых храмах были деревянные статуи богов (ксоаны), а также статуи из других материалов (в том числе глиняные), менее прочные, чем каменные и мраморные, или бронзовые; использование этих материалов преобладало прежде всего в первобытные времена. Такие предметы называли daidala, и именно от них, как полагает Павсаний, впоследствии произошло личное имя Дедал^[1107]. Только постепенно они вообще стали изображать человека^[1108]. Действительно, если бросить взгляд на весь мир вплоть до сегодняшнего дня, то лишь изредка мы увидим, как мало и как редко заметный религиозный культ и истинная красота объединяются в художественных образах.
Идолы Гиссарлыка, конечно, грубее, чем самые грубые идолы, когда-либо найденные в Греции или в других местах. Какими бы варварскими ни были идолы Микен и Тиринфа, они тем не менее просто шедевры искусства в сравнении с этими троянскими идолами. Понятие человеческого образа как единого целого, концепция, с которой мы встречаемся на самой заре творческого искусства Греции, здесь не появляется нигде. «Троянский художник, – как справедливо заметил г-н Ньютон, – начал, как показывают нам эти примитивные скульптуры, с чего-то даже еще более примитивного, чем шекспировская «фигурка вроде тех, которые вырезают за столом из корки сыра»^[1109*]; и то, что постепенно придало этой фигурке человеческую форму, было инстинктом греческого гения, натренированным и развившимся благодаря контакту с более цивилизованными расами вокруг него, который впивал идеи египетского и ассирийского искусства благодаря торговле с финикийцами»^[1110].
На рис. 74 и 75 показаны жернова из трахита, целые сотни которых содержатся в слоях руин всех пяти доисторических городов Гиссарлыка. Я нашел большое количество подобных жерновов во время моих раскопок в Микенах. Иногда, но редко они встречаются в Силезии и Саксонии, также из трахита; и они, как уверяет меня мой друг месье Александр Бертран, директор музея Сен-Жермен-ан-Ле, очень редко встречаются в дольменах Франции. Другой мой друг, доктор Джустиньяно Николуччи из Изола-дель-Лири в Италии, утверждает^[1111], что подобные жернова также были найдены в террамаре каменного и бронзового веков в Италии. Жернов, подобный иображенному на рис. 75, но из слюдяного сланца, был найден во время раскопок в Мадьяраде, в графстве Хонт в Венгрии, и находится в коллекции Б. Ене Ньяри^[1112]. Ручные мельницы, найденные в Мекленбурге и хранящиеся в Коллекции антиквариата великого герцога в Шверине, сделаны из гранита и имеют длину от 2 до 3 футов и ширину от 1 до 2 футов; есть поменьше, той же формы, для дробления зерна. Доктор Лиш полагает, что грубо вырезанные камни шарообразной формы (как на рис. 80 и 81) использовались как пестики для той же самой цели.
Рис. 74. Жернов из трахита. (Примерно 1:5 натуральной величины. Найден на глубине от 48 до 53 футов)

Рис. 75. Жернов из трахита. (Примерно 1:5 натуральной величины. Найден на глубине от 48 до 53 футов)

Троянские жернова сделаны либо из трахита, как два показанные выше, или из базальтовой лавы, но гораздо большее число их – из первого материала. Они овальной формы, с одной стороны плоские, с другой – выпуклые и напоминают яйцо, разрезанное по длине через середину. Их длина составляет от 7 до 14 и даже до 25 дюймов; очень длинные обычно изогнуты по длине; ширина их составляет от 5 до 14 дюймов. Зерно дробили между плоскими сторонами двух таких жерновов; но таким образом можно было делать не муку, а только что-то вроде крупы; раздробленное зерно нельзя было использовать для приготовления хлеба. У Гомера мы находим, что крупа используется для каши^[1113] и, кроме того, ею посыпают жареное мясо^[1114]. Плиний^[1115] подтверждает тот факт, что зерно просто раздавливали и варили из него кашу или ели в виде пирогов (offae).
На рис. 76 – предмет из базальтовой лавы, имеет шарообразное углубление и, возможно, использовался как ступка. Орудие на рис. 77, несомненно, служило пестиком. Г-н Томас Дэвис, член Геологического общества, сотрудник Британского музея, который любезно помог мне по рекомендации моего друга, профессора Невила Стори-Маскелайна, в последнее время работавшего хранителем департамента минералов в Британском музее, считает, что имеющий форму груши пестик на рис. 77 сделан из спрессованного известняка; цвет его – сероватый, смешанный с желтым. Инструмент на рис. 78, который тоже, как кажется, является пестиком, сделан из гранита.
Рис. 76. Орудие из базальта, возможно ступка. (Примерно 1:5 натуральной величины. Найдено на глубине от 48 до 53 футов)

Рис. 77. Пестик из спрессованного известняка. (Половина натуральной величины. Найден на глубине от 45 до 48 футов)

Рис. 78. Инструмент из гранита. (Половина натуральной величины. Найден на глубине от 45 до 48 футов)

Ступка из гранита, похожая на находку с рис. 76, находится в музее Сен-Жермен-ан-Ле; она была обнаружена в Дании. Месье Бертран считает, что она использовалась для того, чтобы разбивать медную руду и отбивать от нее куски для приготовления наконечников стрел.
На рис. 79 – прекрасно отполированный инструмент, который, согласно г-ну Дэвису, сделан из гематита; он, возможно, использовался для полировки больших терракотовых сосудов.
Рис. 79. Орудие из камня для полировки. (Половина натуральной величины. Найдено на глубине от 45 до 50 футов)

Грубо вырезанные, почти круглые каменные орудия, такие как на рис. 80 и 81, многочисленные во всех четырех нижних доисторических городах; я не допущу преувеличения, если скажу, что я мог собрать их тысячи. Они, согласно г-ну Дэвису, сделаны из базальтовой лавы, гранита, кварца, диорита, порфира или камня других сортов; есть только один образец из кремня.
Рис. 80. Круглый камень для дробления зерна. (Половина натуральной величины. Найден на глубине от 45 до 52 футов)

Рис. 81. Круглый камень для дробления зерна. (Половина натуральной величины. Найден на глубине от 45 до 52 футов)

Подобные орудия находят в пещерных жилищах Дордони, а также в дольменах Франции; многие их образцы хранятся в музее Сен-Жермен-ан-Ле. Они весьма многочисленны в древнейших швейцарских озерных жилищах, и особенно на озере Констанц, где все они сделаны из твердого песчаника. Несколько грубо вырезанных шарообразных каменных орудий, похожих на находки с рис. 80 и 81, были обнаружены в раскопках в Сихаломе и выставлены в Венгерском национальном музее в Будапеште^[1116]. По мнению моего друга, профессора Людвига Линденшмидта, основателя и директора прославленного музея в Майнце, эти орудия являются древнейшими мельничными камнями простейшего вида и использовались для разбивания зерен на плитах из песчаника, которые изобилуют в озерных поселениях^[1117].
Те же самые грубо вырубленные круглые камни встречаются также в доисторических деревнях на Фере^[1118]. Профессор Вирхов, месье Бюрнуф и доктор Николуччи^[1119] согласны с мнением профессора Линденшмидта, что они служили для толчения зерна или других веществ.
Не меньше, чем круглых жерновов, было найдено орудий более-менее такой же формы, как на рис. 82 или 83, которые сделаны из диорита и являются двумя лучшими образцами. Инструменты как на рис. 82 могли, возможно, использоваться, как предположил Николуччи, для разглаживания глины на больших вазах, возможно, также и для дробления грубых частиц, содержащихся в глине, или для дробления гранита, с которым смешивалась последняя.
Рис. 82. Каменный инструмент для толчения или полировки. (Половина натуральной величины. Найден на глубине от 45 до 50 футов)

Рис. 83. Грубый каменный молоток. (Половина натуральной величины. Найден на глубине от 45 до 50 футов)

Рис. 83 – грубый примитивный молоток, оба конца которого сильно сношены, что свидетельствует о том, что он долго находился в употреблении. Из-за его большого размера и тяжелого веса мы можем полагать, что его просто брали рукой и что он не был присоединен к расщепленной деревянной ручке. Я повторяю, что эти два предмета – лучшие образцы, поскольку в первых четырех доисторических городах есть тысячи подобных, но гораздо более грубых орудий из диорита, гранита, кремнеземного камня, роговой обманки, гнейса и камня других сортов.
Рис. 84 – это орудие из гранита овальной формы с глубокой бороздой, которая проходит вокруг по его длине. Оно напоминает каменное орудие, обнаруженное в Дании, которое находится в музее Копенгагена и воспроизведено в книге Уорсаэ (Worsaae J.J.A. Op. cit. Pl. XVIII, № 87) среди предметов каменного века. Эти предметы, видимо, служили грузиками для прялок или рыболовных сетей.
Рис. 84. Каменное орудие с бороздкой, проходящей вокруг по длине. (Половина натуральной величины. Найдено на глубине от 45 до 50 футов)

Теперь я перехожу к топорам, или кельтам^[1120], которых в четырех первых доисторических городах Гиссарлыка я смог собрать более пятисот.
Г-н Томас Дэвис, который тщательно осмотрел их, заявил, что они сделаны из голубого серпентинизированного камня, зеленого габбрового камня, черного сланцевого камня, темно-зеленой роговой обманки, черного или серого диорита, жадеита и жада (нефрита). Из пяти кельтов первого города, гравюры которых я даю здесь: кельт с рисунка 85 сделан из черного диорита, с рис. 88 – из жадеита, с рис. 86, 87 и 89 – из жада (нефрита).
Рис. 85. Топор из диорита. (Половина натуральной величины. Найден на глубине от 45 до 48 футов)

Рис. 86—89. Топоры из жадеита и жада (нефрита). (Примерно половина натуральной величины. Найдены на глубине от 45 до 52 футов)

«Такой топор был, – как справедливо замечает мой досточтимый друг, прославленный антрополог сэр Д. Леббок^[1121], – одним из главных орудий древности. Его использовали на войне и на охоте, а также для домашних целей, и большое количество кельтов было найдено в озерных жилищах в Вангене (озеро Констанц) и Консизе (озеро Невшатель). За немногими исключениями, они были небольшими по сравнению с великолепными образцами из Дании; длина их могла составлять от одного до 6 дюймов, в то время как ширина режущего лезвия могла составлять от ¹⁵/₁₂ до ²⁰/₁₂ дюйма».
Таковы же обычные размеры топоров из Гиссарлыка, однако есть и несколько таких, у которых режущий край (как у топора с рис. 87) составлял только ^4,5/₁₂ дюйма. Сэр Джон Леббок мастерски описывает изготовление таких топоров^[1122]: «Выбрав камень, сначала следовало уменьшить его с помощью ударов молотка до подходящих размеров. Затем искусственно изготовлялись борозды; это должна была быть очень утомительная и трудная операция, поскольку единственными доступными инструментами были кремневые ножи, песок и вода. Доведя бороздки до желаемой глубины, выдающиеся части снимали умелым ударом молота; затем орудие затачивали и полировали на блоках известняка. Затем топоры прикрепляли к ручкам. Для нас, привыкших к употреблению металлов, кажется трудным поверить, что такими вещами когда-либо пользовались; однако мы знаем, что у многих дикарей и сегодня нет орудий лучше. Однако именно такими топорами и в основном с помощью огня они могут срубать большие деревья и делать из них каноэ. Бревна, использовавшиеся в озерных жилищах Швейцарии каменного века, очевидно, судя по зарубкам на них, были подготовлены с помощью таких каменных топоров; и в датских торфяных болотах было обнаружено много деревьев с зарубками от каменных топоров и следами огня; и в одном или двух случаях рядом с деревьями даже были найдены каменные кельты. В раскопках в месте под названием Граймс-Грэйвз опять-таки был обнаружен базальтовый топорик, который, очевидно, использовался для вырубания галереи, что очевидно по отметинам, которые все еще видны на стенах. Одним из способов использования американского томагавка было разбивать кости, чтобы извлечь мозг; весьма возможно, что древние каменные топоры также служили для той же самой цели. Во многих случаях на самих топорах мы видим значительные следы долгого употребления. Вполне возможно, что они были и орудиями войны, причем это можно сказать не только априори, но и потому, что их часто находят в могилах вождей вместе с бронзовыми кинжалами. Примерно в 1809 году один фермер снес большой каирн в Керкубришире, который в народе считался могилой короля Альда Мак-Гальда. Когда каирн снесли, рабочий нашел очень грубо сделанный каменный гроб, и, сняв крышку, обнаружил необыкновенной величины скелет мужчины. Кости так разложились, что ребра и позвонки рассыпались в пыль при попытке поднять их. Оставшиеся кости разложились меньше, и их удалось вынуть: при этом оказалось, что одна из рук была почти отделена от плеча ударом каменного топора, и фрагмент топора все еще оставался в кости. Топор был сделан из зеленого порфира, который не встречается в этой части Шотландии. Вместе со скелетом был также обнаружен шар из кремня диаметром около 3 дюймов, совершенно круглый и прекрасно отполированный, и наконечник стрелы, также кремневый, но ни единой частицы какого-либо металлического вещества. Мы знаем также, что у жителей Северной Америки каменный топор, или томагавк, использовался не только как орудие, но и как оружие; его использовали как ручное и метательное оружие».
Я обязан моему другу профессору Х. Фишеру из Фрайбурга за то, что он обнаружил в моей троянской коллекции тринадцать топоров из нефрита. Прочтя в моей предыдущей публикации^[1123], что я нашел топоры из очень твердого прозрачного зеленого порфира, он настоял на том, чтобы я подверг их тщательному осмотру. Профессор Маскелайн, к которому я обратился, был настолько любезен, что обычным способом определил для меня удельный вес различных образцов; а именно они были взвешены последовательно в воздухе и в воде, чтобы определить отношение веса камня к весу равного объема воды. Это проделал его ассистент, г-н Томас Дэвис. В результате удельный вес двенадцати из моих зеленых прозрачных топоров и одного белого прозрачного топора оказался равным 2,91 и 2,99 и, следовательно, все они сделаны из жада (нефрита). Г-н Дэвис заметил мне вместе с этим, что «вместе с инструментами или оружием из нефрита, обнаруженными в Бретани, было обнаружено несколько бирюзовых бус^[1124]. Этот минерал на данный момент не обнаружен in situ в Европе, и, таким образом, мы имеем дополнительное доказательство того, что эти вещества могли быть доставлены из восточных стран».
Профессор Маскелайн пишет мне:
«Я должен сказать Вам, что Ваши тринадцать нефритовых орудий с Гиссарлыка представляют для меня чрезвычайный интерес, ибо ныне в первый раз я вижу настоящий белый нефрит как материал для каменных орудий, и при этом вместе с обычным зеленым нефритом, который является не таким редким материалом^[1125]. Это весьма любопытно, как любопытно и то, что он найден в Гиссарлыке, даже если не принимать во внимание гомеровские аспекты и —

…песен нищего слепца
С холмов кремнистого Хиоса^[1126*].

Присутствие белого нефрита особенно интересно, поскольку оно указывает на местность, откуда он произошел; и связь его с зеленым братом также любопытна, поскольку она помогает подтвердить это указание. Фактически очень вероятно, что материал, из которого сделаны эти материалы, был добыт в горах Куньлунь и что они прибыли из Хотана благодаря процессу первобытного обмена, который должен был дать начало торговле, способной, может быть, пройти через «крышу мира» или, что менее вероятно, через Кашмир, Афганистан и Персию – в самое сердце Европы. Если дорога проходила через Памир и область к северу от Гиндукуша, этот первобытный торговый поток мог проходить по течению Аму-Дарьи до того, как эта огромная судоходная артерия не ушла от своего старого русла, впадавшего в Каспий, из-за геологической катастрофы в Северной Персии. Меня всегда интересовало, почему нефрит перестал быть ценным материалом и предметом торговли, как только наша раса познакомилась с цивилизацией. Ассирийцы и египтяне едва ли знали нефрит (последние, может быть, и вообще не знали). Однако нефритовые орудия были обнаружены в первобытной Месопотамии, и торговля, которая перевозила эти орудия в гораздо более отдаленные времена, донесла их до самой Бретани. Ассирийцы и египтяне, как и все другие народы, ценили зеленые камни. Зеленую яшму и амазонит и даже гелиотроп они знали и дорожили ими; почему же не нефрит? Я ответил бы – потому, что они не могли получить его. В отличие от китайцев, у которых нефрит всегда был в чести, поскольку он был у самых дверей, художники Месопотамии и Египта не знали нефрита, или он попадался им лишь случайно, возможно как материал от доисторического орудия^[1127]. Мы должны узнать больше, чем мы знаем сейчас, о доисторических передвижениях человеческой расы, чтобы мы могли сказать, действительно ли регион Памира и Восточного Туркестана был некогда более густонаселен и фактически был более пригоден для обитания, чем сегодня; однако я весьма склонен полагать, что за исчезновением нефрита из числа ценных материалов архаической, античной и средневековой эпохи вплоть до трех-четырех сотен лет тому назад стоит геологическое изменение. Если катастрофа в регионах, по которым проходила торговля, сделала их менее обитаемыми, раскинула пустыни там, где некогда жили люди со своими стадами, разбросала ледяные поля там, где некогда зиму можно было выносить, и, наконец, отвела из ее русла великую реку, по которой проходила торговля или которая, по крайней мере, делала плодородным торговый путь, – то это могло бы быть объяснением того, что иссяк и сам поток коммерции.
То, что такая интересная находка столь прекрасных нефритовых орудий и в таком количестве была сделана именно в Гиссарлыке, интересно еще и тем, что географическая важность Геллеспонта, моста из Азии в Европу, судя по всему, дала жителям этого места возможность выбирать и изобилие материалов. Возможно, то, что я пишу Вам, – это фантазии, которые Вы можете счесть еще более фантастическими, чем те, что я написал на первой странице. В любом случае, если вы дали реальную жизнь древнему преданию о Трое, то попытайтесь сделать что-нибудь и для этого, еще более почтенного свидетельства братства и общения человеческой расы в эпоху скорее уже Кроноса, чем Зевса: ведь разве не нефрит проглотил Кронос?»
Профессор Фишер написал мне следующее: «Насколько мне известно, топоры из жада (нефрита) встречаются только в Южной Италии (Калабрия), в озерных жилищах Швейцарии и на озере Констанц, на озере Штарнберг близ Мюнхена и в древнем поселении Блазинген (между Фрейбургом и Базелем и, следовательно, вдали от озерных жилищ); далее, небольшое долото из жада (нефрита), как говорят, найдено в области Нердлингена». Он добавляет, что «профессор Дамур, который производил самые энергичные изыскания во Франции, смог обнаружить лишь один топор из нефрита (жада); где именно он был найден – неизвестно; он был продан в Реймсе, и качество нефрита напоминает камень швейцарских озерных жилищ».
Профессор Фишер был очень удивлен, когда услышал, что среди тринадцати моих нефритовых топоров с Гиссарлыка есть один белый^[1128], поскольку до сих пор он видел только топоры из зеленого нефрита; ему известно, что белый нефрит в изобилии имеется в Туркестане (по крайней мере, желтоватый, сероватый и зеленовато-белый), помимо совершенно белого в Китае; однако известные ему путешественники, исследовавшие нефритовые копи Туркестана, не обнаружили никаких следов топоров. Сибирский нефрит – яркого травяного зеленого цвета; новозеландский нефрит в основном более темно-зеленый. Кроме того, в Азии встречается очень темный зеленый нефрит, который должен где-то там же и добываться (может быть, в Туркестане); из него сделано надгробие Тимура в Самарканде. Профессор Фишер получил фрагменты последнего от покойного профессора Барбо де Марни из Санкт-Петебурга, который собственной рукой отбил их в мечети – конечно, с опасностью для жизни.
В заключение профессор Фишер говорит, что мои тринадцать нефритовых топоров с Гиссарлыка происходят с самой восточной точки, где когда-либо были найдены полированные нефритовые топоры, и выражает пожелание, чтобы до конца его жизни ему посчастливилось узнать, что за люди привезли их в Европу^[1129].
Минералог профессор Ферд. Ремер из Бреслау пишет мне, что «при выборе материала для каменных орудий, особенно каменных топоров, прочность камня значила больше, чем его твердость, и что поэтому для этого выбирали преимущественно жад (нефрит), диорит и серпентин. В Силезии и других районах Германии для каменных топоров использовали преимущественно диорит и серпентин. Серпентин не обладает большой твердостью, но он прочен и не разбивается на осколки, когда по нему ударяют. Жад (нефрит) – самый прочный из всех камней. Даже очень тяжелыми молотками исключительно трудно отколоть от него куски. Именно поэтому жад (нефрит) и его близкий родственник жадеит были самыми ценными материалами в доисторические времена».
Профессор Маскелайн добавляет: «Жад настолько прочен, что топоры должны были вырезать с помощью корунда. Жад можно приблизительно описать как аморфную или некристаллизованную роговую обманку, представляющую собой магний и силикат кальция».
Согласно сэру Джону Леббоку^[1130], профессор фон Фелленберг говорит, что жад (нефрит) и жадеит находят только в Центральной Азии, Новой Зеландии и Южной Америке^[1131]. В другом пассаже^[1132] сэр Джон Леббок сообщает нам, что в большом кургане, известном под названием Мон-Сен-Мишель, в Карнаке в Бретани было найдено, помимо других каменных топоров, 11 нефритовых кельтов и 110 бус, в основном из каллаита, но никаких следов металла.
Из моих 13 нефритовых топоров только три, воспроизведенные на рис. 86, 87 и 89, были найдены в первом городе; топор на рис. 88, который изображен вместе с ними, сделан из жадеита и также принадлежит к первому городу. Тем, кто хочет больше знать о жаде (нефрите), я рекомендую знаменитую работу профессора Фишера^[1133].
В четырех нижних доисторических городах Гиссарлыка также часто встречается любопытное орудие из камня того же сорта, что и топоры, и той же формы, с той лишь разницей, что нижний конец, где должно быть лезвие, – тупой, совершенно гладкий и толщиной от четверти до половины дюйма. Такое орудие, найденное на глубине 46 футов, изображено на рис. 90. Г-н Дэвис, который осмотрел его, считает, что оно сделано из диорита. Эти орудия, которые редко находят в других местах, как полагают профессор Вирхов из Берлина и г-н Э.У. Фрэнкс из Британского музея, использовались для полирования.
Рис. 90. Любопытное каменное орудие. (Почти половина натуральной величины. Найдено на глубине 46 футов)

Топоры находят практически во всех странах, и почти везде они имеют приблизительно одну и ту же форму^[1134].
На рис. 91 и 92 я воспроизвожу два прекрасно отполированных топора с отверстиями, обнаруженные в первом городе, из которых первый, согласно г-ну Дэвису, сделан из гематита, последний – из порфира. Подобные же топоры, либо с двумя режущими лезвиями, либо только с одним, как на рис. 92, встречаются во всех четырех нижних доисторических городах Гиссарлыка. Г-н Дэвис, который осмотрел некоторое число этих топоров, нашел, что они сделаны из диорита, порфира, кремнеземного камня, гематита, роговой обманки, гнейса, кристаллического известняка, голубого серпентина, габбрового камня и т. д. Откуда доисторические народы Гиссарлыка добывали все эти различные разновидности камня, я не смог выяснить. Диорит они могли получать из долины Родия: как сообщил мне г-н Калверт, его там очень много.
Рис. 91, 92. Два отполированных топора с отверстиями. (Примерно половина натуральной величины. Найдены на глубине от 45 до 52 футов)

Как и топоры, описанные выше, эти топоры с отверстиями, очевидно, использовались как для хозяйственных целей, так и в качестве боевых топоров. В швейцарских озерных жилищах они исключительно редки; фактически там не было найдено ни одного полного образца. Две половины такого топора, которые воспроизводит Линденшмидт^[1135], были обнаружены в озерных жилищах на станции Ванген на озере Констанц. Тот же автор воспроизводит целые топоры с отверстиями из базальта и серпентина^[1136], один из которых был найден в Линце, другой – в Гогенцоллерне. Подобные топоры с отверстиями были найдены в Дании в поселениях каменного века, а также в Англии, Германии, Ливонии, Курляндии и т. д.^[1137] Два топора такого же типа, как на рис. 92, были найдены профессором Вирховом в доисторическом могильнике Заборово и хранятся в его коллекции. Очень много их в Венгрии^[1138]. Профессор Ремер задал мне вопрос, знали ли доисторические народы Гиссарлыка наксосский корунд, поскольку кварц (кремнеземный камень), оникс, карнеол и т. д. нельзя полировать без помощи корунда. Профессор Сэйс заметил мне, что корунд также добывают на Гюмуш-Даге, горном хребте, который проходит по северному берегу Меандра на крайнем юге Лидии.
Что касается отверстий, то мой друг г-н Джон Эванс полагает, что их пробивали палочкой с помощью песка; в то же время профессор Маскелайн полагает, что твердые камни, возможно, бурили сверлом из бронзы, или камня, или, возможно, даже дерева, с помощью лука: он должен был постепенно пробурить отверстие с применением корунда и воды. Профессор Вирхов заметил мне, что эксперименты по сверлению отверстий с помощью палки и песка делались неоднократно с полным успехом.
Тому, что для доисторических жителей Гиссарлыка пробить камень было исключительно трудным делом, нет лучшего доказательства, как большое число молотов, а в некоторых случаях – и топоров, на которых операция сверления была начата с обеих сторон (иногда только на одной стороне), но была оставлена, когда отверстие было пробито на глубину четверти или половины дюйма. Во многих случаях операция сверления была только начата, и ее оставили, когда отверстие было глубиной только ¹/₁₂– ²/₁₂ дюйма. Однако почти все молотки такого рода были найдены в руинах третьего и четвертого доисторических городов. В первом городе, о котором теперь у нас идет речь, был найден только один молот из беловатого известняка, в котором сверление было начато, но остановлено. Подобные молотки, в которых было начато и брошено сверление отверстий, найдены в Дании в поселениях каменного века^[1139]; также их, как сообщает мне профессор Вирхов, находят в Германии, и в его собственной коллекции есть один такой молоток из Заборова. Кроме того, их находят в Венгрии^[1140] и Англии^[1141].
Линденшмидт пишет^[1142]: «Редкость и даже отсутствие полных образцов полностью перфорированных топоров (в швейцарских озерных жилищах) можно, наверное, скорее объяснить предположением, что они использовались в основном как оружие, которое должно было исчезнуть при разрушении поселения от рук воинов, – или вместе с самими воинами в сражении, или при их возвращении в леса».
На рис. 93–98 представлены двухсторонние пилы из белого и коричневого кремня и халцедона. Они состоят из плоских, острых, зазубренных кусков этих разновидностей камня. Те, у которых зазубрена только одна сторона, как на рис. 96, были вставлены в куски дерева или оленьего рога и приклеены смолой, следы которой все еще остаются на одном или двух образцах; но то, что таким же образом вставлялись и обоюдоострые пилы, кажется невероятным. Судя по всему, они использовались для пиления костей. Похожие кремневые пилы были найдены в пещерных жилищах Дордони; некоторые из них хранятся в музее в Сен-Жермен-ан-Ле; их также находят в швейцарских озерных жилищах каменного века^[1143]. Две таких пилы-ножа были обнаружены в Бетсауре близ Вифлеема и хранятся в Британском музее, где в коллекции индийских древностей я обратил внимание на другие пилы того же рода, обнаруженные в Индии. Подобные пилы из кремня, обнаруженные в доисторических погребениях Мекленбурга, хранятся в музее Ной-Бранденбурга и в коллекции антиквариата великого герцога в Шверине. Хранитель первого, г-н Юлиус Мюллер, предполагает, что их могли использовать для разрезания жил, кожи и костей. Подобные кремневые пилы найдены также и в Дании^[1144].
Рис. 93—98. Пилы из кремня или халцедона с одним или двумя лезвиями. (Почти 2:3 натуральной величины. Найдены на глубине от 45 до 52 футов)

На Гиссарлыке эти пилы с двумя или одним лезвием из кремня или халцедона встречаются в таком изобилии во всех четырех нижних доисторических городах, что я смог собрать их почти тысячу. В последнем доисторическом городе я нашел только две таких пилы очень больших размеров. Обоюдоострые кремневые пилы такой формы, как на рис. 98, попались только два или три раза. Возможно, они использовались в качестве наконечников стрел, ибо наконечников стрел правильной формы, таких, как я нашел в царских гробницах Микен^[1145], здесь нет. В Гиссарлыке также много ножей из кремня или халцедона, хотя и не так много, как пил; они такого же размера, как пилы, с одним только или двумя режущими краями. Такие также находят в большом количестве в жилищах каменного века в Скандинавии^[1146], в озерных жилищах Швейцарии^[1147], в жилищах в пещерах Дордони^[1148], в Мекленбурге, а также других областях Германии и во многих других местах и странах, как, например, в Венгрии^[1149]. Пластины кремня или халцедона все еще используются и до сего дня по всей Малой Азии для шелушильных машин или молотилок (на современном греческом, <..>). Они имеют форму салазок и состоят из двух тяжелых деревянных планок длиной 6¹/₂ фута, шириной на одном конце 2 фута, на другом – 1 фут 4 дюйма. На нижней части этой шелушильной машины проделано огромное количество отверстий длиной около 2 дюймов, в которые вставлены по длине пластины кремня, так что все они идут по направлению досок. Эти куски кремня имеют такую же длину, как те, что я нашел в Гиссарлыке, но они гораздо толще, и ни один из них не имеет заостренного или зазубренного края. Эти машины тянут лошади по колосьям, разбросанным на току; кроме того, их используют для подрубания соломы.
Гораздо меньше пластин или ножей из обсидиана, хотя они встречаются во всех четырех нижних доисторических городах Гиссарлыка. Все они обоюдоострые, и некоторые настолько остры, что ими можно бриться. Такие обсидиановые пластинки или ножи иногда находят вместе с обычными кремневыми пластинами, но только в тех странах, где обсидиан встречается в природном состоянии. То, что такие ножи из кремня или обсидиана некогда находились во всеобщем использовании, как кажется, доказывает тот факт, что то тут, то там евреи и до сего дня делают своим детям обрезание такими ножами.
Теперь поговорим о месте, откуда доисторические жители Гиссарлыка добывали свой кремень и халцедон. Эти камни, как уверяет меня г-н Калверт, можно найти близ Куш-Шехра в Сапги, примерно в 20 милях к востоку от Гиссарлыка, где их все еще добывают для изготовления турецких молотилок. Мой друг Калверт также сообщил мне, что он нашел грубый обсидиан близ Сараджика; далее, он привлек мое внимание к утверждению Баркера Уэбба (Webb P.B. De Agro Trojano. P. 42), что он видел этот минерал близ Мантескии, на дороге от Асса в Айваджик – в часе от первого. Профессор Вирхов обнаружил халцедон, содержавшийся в вулканических отложениях вблизи Фула-Дага^[1150] в Троаде.
Рис. 99. Плоский камень с отверстием. (Половина натуральной величины. Найден на глубине около 48 футов)

Рис. 100. Фрагмент вазы с парой глаз. (Примерно половина натуральной величины. Найден на глубине около 48 футов)

Рис. 101, 102. Точильные камни из зеленого и черного затвердевшего сланца. (Найдены на глубине от 40 до 52 футов)

Рис. 103. Форма из слюдяного сланца для отливания наконечников стрел весьма любопытной формы. (Примерно половина натуральной величины. Найдена на глубине 46 футов)

Заслуживает особого внимания то, что, за исключением маленьких ножей и ножей-пил, в Гиссарлыке никогда не находили никаких орудий или оружия из кремня.
Рис. 99 изображает изящный маленький диск из зеленоватого песчаника с выступающим ободком и круглым отверстием в центре; его назначение неизвестно. Рис. 100 – это набросок фрагмента блестящего черного сосуда, который, как и рис. 36, судя по всему, схематически воспроизводит совиное «лицо». Профессор Сэйс задается вопросом: «Может быть, это для того, чтобы отвратить дурной глаз? Сравни этрусские вазы».
Точильных камней, таких как на рис. 101 и 102, в первом городе было найдено лишь несколько; они гораздо чаще встречаются в трех следующих городах. Почти все имеют с одного конца отверстие для подвешивания. Г-н Дэвис говорит, что все они состоят из затвердевшего сланца. Два аналогичных точильных камня были найдены в египетских погребениях; один из них находится в египетской коллекции Лувра, другой фигурирует в египетской коллекции Британского музея с отметкой, что он был найден в гробнице XX династии. Много таких точильных камней, обнаруженных в Англии, также находится в Британском музее, в то время как древняя перуанская коллекция также содержит несколько образцов этих камней. Два подобных оселка, найденные в Сихаломе, находятся в Венгерском национальном музее в Будапеште^[1151]. Профессор Вирхов сообщает мне, что подобные точильные камни встречаются также и в Германии.
Форма, показанная на рис. 103, состоит, согласно профессору Ландереру, из слюдяного сланца. Она образует трапецию длиной 3 дюйма и шириной на одном конце 1¹/₂ дюйма, на другом – 1,8 и толщиной полдюйма. В ней вырезано три формы для отливки острых инструментов такого вида, какой еще никогда нигде не встречался; по моему мнению, они не могут быть ничем иным, как наконечниками стрел, хотя единственный вид наконечников стрел, которые я обнаружил в этом первом городе, а также в двух последующих, существенно отличается.
Мой друг г-н Карло Джулиано, прославленный лондонский ювелир и торговец антикварными ювелирными изделиями, который был так любезен, что неоднократно посещал мою троянскую коллекцию и объяснял мне, иногда по три часа зараз, как доисторические люди делали всю эту работу по металлу, и прежде всего обрабатывали драгоценные камни, считает невозможным, чтобы предметы, которые предполагалось отливать в этих формах, могли служить в качестве булавок для закалывания одежды на груди или закалывания волос. Он согласен со мной в том, что они должны были быть наконечниками стрел: эта точка зрения, по-видимому, подтверждается наличием зазубрин на одном из них. Кажется еще более трудным объяснить использование треугольного предмета, для которого предназначалась четвертая форма. Профессор Сэйс спрашивает меня: «Не была ли она предназначена для бусины?» Для отливания всех изображенных здесь предметов две такие формы, каждая из которых содержала совершенно одинаковые углубления, соединялись с помощью небольшой круглой палочки, которую вставляли в круглое отверстие; затем металл вливали в углубления через отверстия на узких сторонах камней и оставляли там, пока он не остывал.
Рис. 104—112. Пробойники, броши и наконечник стрелы из меди, а также серебряная брошь. (Половина натуральной величины. Найдены на глубине от 45 до 53 футов)

На рис. 104–111 я воспроизвожу любопытные предметы из чистой меди. Головка на рис. 104 имеет форму спирали; на рис. 105 она совершенно плоская. Находки с рис. 106 и 107 имеют головки круглой формы и выглядят как гвозди; однако они, конечно, никогда не могли быть использованы как таковые, поскольку они слишком длинные и хрупкие, чтобы вгонять их в дерево. Один из этих предметов, найденный в первом городе, 7 дюймов в длину. Следовательно, они могли служить только брошками или шпильками и были древними предшественниками фибул, изобретенных века спустя. Подобные примитивные броши очень часто встречаются в первых четырех доисторических городах Гиссарлыка, но только в первых двух городах они сделаны из меди; в двух последующих городах они бронзовые. Бронзовые броши найдены и в древних озерных жилищах на озере Бурже. Некоторое количество брошей, найденных в этом озере, хранится в музее Сен-Жермен-ан-Ле, директор которого, г-н Александр Бертран, считает, что они датируются от 600 до 500 года до н. э. Броши из бронзы той же формы, но гораздо более совершенные, были обнаружены в озерных жилищах Мерингена и Овернье^[1152]. Иглы с двумя острыми концами (как на рис. 108) были найдены в Сихаломе в Венгрии^[1153]; их также очень много в Германии, Дании и других местах. Значительное количество таких примитивных брошей из бронзы, как в форме на рис. 104 с головкой в виде спирали, так и на рис. 106 и 107, находится в Коллекции антиквариата великого герцога в Шверине; их находят в погребальных курганах Мекленбурга, именуемых H?nengraber, и в многих древних поселениях Германии. Мисс Адель Вирхов собрала несколько брошей, таких как на рис. 104 и 107, во время своих раскопок на кладбище Заборово.
Рис. 109 и 110, как заявил г-н Джулиано, являются пробойниками, нижние концы которых вставлялись в деревянные ручки. Предмет на рис. 111, длиной 1,6 дюйма имеет обычную форму наконечника стрелы, такую, как те, что я нашел в руинах трех нижних городов; фактически я ни разу не находил здесь наконечника стрелы другой формы. Похожий наконечник стрелы, судя по всему, был найден и во время раскопок Сихалома в Венгрии^[1154].
Все эти броши, пробойники и стрелы, очевидно, отливались, хотя только в третьем городе я нашел форму для таких стрел, но никогда не находил формы для брошей или пробойников. Рис. 112 – это фрагмент броши из серебра.
На рис. 113 медный пробойник, а также медные броши на рис. 114 и 115 – из второго города^[1155]. Остальные металлические предметы – из первого города. Рис. 116 – это медный браслет, но он так мал, что подошел бы только руке маленького ребенка. На рис. 117–119 – медные ножи; первый сильно поломан; на широком конце двух последних можно видеть два или три отверстия для гвоздиков, которыми они присоединялись к деревянным или костяным ручкам.
Рис. 113—115. Медный пробойник и броши из второго города. (3:4 натуральной величины. Найдены на глубине от 35 до 42 футов)

Рис. 116—122. Металлические предметы из нижнего слоя: четыре медных ножа (один позолоченный) и различные украшения. (3:4 натуральной величины, рис. 119 – 2:5. Найдены на глубине от 43 до 50 футов)

Мой друг г-н У. Чандлер Робертс^[1156*], член Королевского общества, пробирщик Королевского монетного двора и профессор металлургии в Королевском горном институте, любезно проанализировал металлы первого города и написал мне следующий ценный отчет об этом предмете:
«Я также тщательно проанализировал небольшие части орудий, найденных на глубине более 40 футов.
На рис. 120 – лезвие ножа, найденное на глубине 45 футов, на поверхности которого видны небольшие блестки металла; как показала купелляция, это золото. Нож, очевидно, был позолочен; этот факт доказывает, что мастер, изготовивший его, очевидно обладал большими металлургическими знаниями и технической сноровкой.
Анализ показал, что здесь присутствует 97,4 процента меди в металлической форме; остальной металл представляет собой зеленый карбонат и красную окись меди; поскольку на конце лезвие подверглось такой коррозии, что невозможно было устранить эти субстанции. Олово, однако, определенно не присутствовало в сколько-нибудь заметном количестве; так что можно считать, что это орудие первоначально было изготовлено из беспримесной меди.
В трех последних случаях металл гораздо тверже, чем в современной меди коммерческого производства; этот факт можно объяснить тем, что примеси не были устранены посредством очистки^[1157]. Весьма возможно, что присутствие небольшого количества олова в находке с рис. 105 случайно, прежде всего потому, что оказалось, что образцы меди коммерческого производства содержат такую же примесь.
Если мы будем считать, что многие такие орудия использовались в качестве гвоздей и ножей, то представляется, что они относятся к добронзовому веку и что их изготовители не знали того факта, что медь становится тверже от примеси олова».
Следует особо отметить, что на рис. 120 представлен единственный позолоченный предмет, который я когда-либо находил в каком-либо доисторическом городе Гиссарлыка, в то время как в Микенах искусство золочения меди было во всеобщем употреблении^[1158]. Однако микенский ювелир не мог золотить серебро; следовательно, каждый раз, когда нужно было покрыть тонким слоем золота серебряный предмет, сначала он покрывал его бронзой, а затем золотил последнюю^[1159].
Рис. 121 изображает серебряную брошь, головка которой украшена рифлением; однако она сильно пострадала от хлорида и первоначально должна была быть намного длиннее. Из серебра сделана и любопытная подвеска серьги с рис. 122, которая по форме напоминает первобытный корабль; ее подвешивали к уху с помощью тонкой проволоки. Я бы вообще не подумал, что это серьга, если бы не нашел несколько таких же золотых подвесок в третьем городе. Конечно, этот предмет (рис. 122) больше похож не фибулу, у которой не хватает лишь булавки. Однако для этого серебряный листок слишком тонок, и еще с большим правом это можно сказать о золотых серьгах похожей формы, найденных в третьем, или сожженном, городе: все они сделаны из очень тонкого золотого листа. Кроме того, в слоях первого города была обнаружена серебряная проволока.
Никаких следов медных копий или боевых топоров найдено не было; я нашел только прямоугольный медный слиток длиной 10 дюймов, который к одному краю сужается в лезвие и мог быть использован как оружие. Из других предметов из меди, достойных перечисления, я могу упомянуть обычное кольцо. Из других металлов кое-где мы обнаружили свинец в небольших количествах.
Итак, мы находим, что среди первобытных жителей древнейшего города на Гиссарлыке наряду с весьма многочисленными каменными орудиями и каменным оружием были в употреблении следующие металлы: золото, серебро, свинец, медь, но не было железа; фактически никаких следов этого металла я никогда не находил ни в одном из доисторических городов Трои или в Микенах.
Ничто, как мне кажется, не может лучше свидетельствовать о глубокой древности доисторических руин Гиссарлыка и Микен, чем полное отсутствие железа. Правда, что Гесиод ясно говорит, что железо было открыто позже, чем медь и олово, поскольку, рассказывая о людях, которые были древними даже в его время, он говорит, что они использовали бронзу, но не железо^[1160]. Однако все-таки, дабы показать, насколько древним было знание железа и стали, он изображает, как Гея делает для Кроноса серп из серой блестящей стали^[1161], и Гераклу он, помимо доспехов из золота и бронзовых наголенников, дает железный меч и стальной шлем^[1162]. Лукреций ясно подтверждает предание о трех веках:

Древним оружьем людей были руки, ногти и зубы,
Камни, а также лесных деревьев обломки и сучья,
Пламя затем и огонь, как только узнали их люди,
Силы железа потом и меди были открыты,
Но применение меди скорей, чем железа, узнали…^[1163]

Хостман^[1164] также цитирует Теренция Варрона^[1165] и Агатархида^[1166], которые придерживались той же теории. Однако заслуживает внимания и то, что еще до Потопа, в седьмом поколении от Адама, согласно Книге Бытия^[1167], Тувалкаин одновременно был мастером различного рода работ по бронзе и железу^[1168]. Согласно Хостману, железо лишь тринадцать раз упоминается во всем Пятикнижии, в то время как металл, под которым здесь во всех случаях подразумевается бронза (то есть смесь олова и меди), упоминается сорок четыре раза.
Теперь встает вопрос: откуда ранние обитатели Гиссарлыка добывали свои металлы? Ответ таков: во-первых, золото у них должно было быть в изобилии, поскольку Троада граничит с Фригией, куда мифология поместила легенду о Мидасе и его сокровищах, и она почти касается долины Пактола, которая так славилась своими золотоносными песками.
Кроме того, согласно Страбону, золотые рудники имелись и в самой Троаде, даже в непосредственной близости от Илиона, поскольку он пишет: «Над областью абидосцев в Троаде расположены Астиры. Этот разрушенный город теперь принадлежит абидосцам; в прежнее же время он был независимым городом и владел золотыми россыпями, теперь скудными и истощенными, подобно россыпям на горе Тмоле около реки Пактола»^[1169].
Гомер упоминает среди вспомогательных войск троянцев гализонов (<..>), пришедших из Алибы (<..>), «откуда исход серебра неоскудный»^[1170], то есть там, где расположены серебряные рудники. Страбон считает, что гализоны – это позднейшие халибы Понта, которые в его время назывались халдеями; он полагает, что или прочтение изменилось с <..> на <..>, или что халибов раньше называли алибами^[1171]. Судя по всему, Страбон указывает и на другие серебряные рудники в Троаде справа от Эсепа между Полихной и Палескепсисом^[1172].
Медные копи в Троаде упоминаются у Страбона: они находились близ Кисфены и залива Адрамиттий^[1173], где теперь находится Кидония или Китоний. Страбон также упоминает камень, который находят близ Андир в горах Иды, который после сожжения превращается в железо; если сплавить его с определенной землей, из него вытекает цинк (<..>); в то время как если к нему добавить медь, то он превращается в латунь (<..>), которую некоторые люди называют «горной медью» (орихалком). Цинк находят также в окрестностях Тмола^[1174].
Фригия также была родиной идейских Дактилей, легендарных сыновей Реи, которая во время бегства с горы Иды на Крит положила руки на гору и так родила свое дитя (Зевса); и из отпечатков ее рук выросли куреты, или корибанты, которых называли Идейскими Дактилями^[1175]. Об этой традиции упоминает и Нонн^[1176]. Эти фригийские Дактили славились как металлурги, и говорят, что они открыли на Крите железо^[1177]. Согласно автору схолий к Аполлонию Родосскому, Софокл также называл Дактилей фригийцами^[1178]. Кроме того, Диодор Сицилийский, который, как кажется, в основном заимствовал у Эфора, говорит, что есть многие, и среди них Эфор, которые утверждают, что Идейские Дактили жили у горы Ида во Фригии и перешли в Европу вместе с Мигдоном. Они были чародеями и занимались заклинаниями, религиозными церемониями и мистериями; и, обитая на Самофракии, они вызывали огромное удивление жителей этими искусствами^[1179]. Фригийское происхождение Дактилей подтверждает и Климент Александрийский, который называет их фригийцами и варварами^[1180]. Страбон пишет: «По словам некоторых, Идейскими Дактилями называли первоначальных поселенцев идейского предгорья. Ибо предгорья называли «ногами», а вершины гор – «главами». Таким образом, некоторые оконечности Иды (все они были посвящены Матери Богов) назывались Дактилями [то есть пальцами ног]^[1181*]. Как думает Софокл, первыми Дактилями были пять мужчин, которые впервые открыли железо и его обработку, а также много другого полезного для жизни; у них было пять сестер; по числу их все они назывались Дактилями. Другие, однако, передают мифический рассказ иначе, соединяя в нем один сомнительный элемент с другим, причем имена и число Дактилей у них различны; так, одного из них они называют Кельмисом, других – Дамнаменеем, Гераклом и Акмоном [наковальней]^[1182*]. Одни считают их местными жителями Иды, другие – переселенцами. Однако все согласно утверждают, что они впервые начали обрабатывать железо на Иде; все считают их колдунами и служителями Матери Богов, жившими во Фригии около Иды. Они называют Троаду Фригией, потому что после разрушения Трои фригийцы, будучи соседями Троады, овладели ею»^[1183].
Кабиры, которые также были прославленными металлургами, также пришли из Фригии и, как говорят, обязаны были своим именем горам Фригии, откуда они переправились на Самофракию^[1184]. Согласно Павсанию^[1185], страна, где живут пергамцы, была в древности посвящена кабирам. Страбон сообщает там, что, согласно Ферекиду, от Аполлона и Ритии произошло девять корибантов, которые жили на Самофракии, а от Кабиро, дочери Протея и Гефеста, – три кабира и три нимфы Кабирии; как братья, так и сестры посвятили себя почитанию богов. Их особенно почитали на Имбросе и Лемносе, но также и в некоторых областях Троады^[1186]. Хотя нет традиции о том, что кабиры также были сыновьями Реи, богини-покровительницы Фригии, мы видим, что они служили этой богине^[1187] на Самофракии.
Мы уже видели, что они были сыновьями Гефеста, который, согласно Диодору Сицилийскому, был изобретателем всех работ по железу, меди, золоту и серебру и всем другим веществам, которые обрабатывают с помощью огня^[1188]. Мы также видели (с. 367, 368), что в Троаде были золотые, медные и серебряные рудники, и несомненно, что гораздо более богатые рудники были во Фригии, поскольку именно Фригии традиция приписывает открытие искусства плавки металлов из-за случайного сплавления их в лесном пожаре^[1189].
Страбон приводит мнение Посидония, который верил в предание, что когда загорались леса, то земля под ними, содержавшая серебро и золото, становилась жидкой, так что эти металлы кипели и выливалась на поверхность^[1190].
Россиньоль также цитирует Климента Александрийского, который, устанавливая синхронизм между событиями Священной истории и истории греческой, говорит: «С потопа Девкалионова до пожара на горе Иде, до открытия железа и до Дактилей из Иды Фрасилл насчитывает 73 года, а от пожара на Иде до похищения Ганимеда – 65 лет»^[1191]. Далее он цитирует Страбона, который упоминает, что титаны дали Рее в качестве вооруженных слуг корибантов, которые, как говорят некоторые, пришли из Бактрии, а согласно другим, из Колхиды^[1192]. О том, что они пришли из одной из этих двух стран, говорили именно потому, что обе славились числом и богатством своих копей. Далее Россиньоль пишет^[1193], что «Сервий в своем комментарии к Вергилию, рассказывая о существующих этимологиях для слова «корибанты», говорит, что, согласно некоторым, оно происходило от прозвища Прозерпины – Кора, согласно другим, оно происходило от меди: на Кипре была богатая медью гора, которая именовалась Корием»^[1194]. Месье Бюрнуф говорит мне, что Эжен Бюрнуф доказал, что слово «корибанты» идентично авестийскому слову g?r?vanto, которое означает «горные», а Orthocorybantes идентично ?r?dhwag?r?vant?, что означает «обитатели высоких гор»^[1195].
Как и кабиры и корибанты, куреты перебрались из Фригии на Самофракию. Это очевидно, как говорит Россиньоль^[1196], из орфического гимна, адресованного куретам, в котором говорится, что они имеют право на божественные почести потому, что они могут сделать бронзу звонкой, носят оружие и живут на священной земле Самофракии^[1197]. Несколькими стихами дальше поэт (путая куретов с корибантами) даже называет их царями Самофракии^[1198].
В долгой и ученой дискуссии Россиньоль безо всякого сомнения доказывает, что Тельхины также были знаменитыми художниками и металлургами, которые переехали на Самофракию; и далее, что Дактили, кабиры, корибанты, куреты и Тельхины отличались, как полагают некоторые, только по названию и образовывали единый класс гениев; в то время как согласно другим – они были связаны с друг другом и отличались лишь в мелочах; и что, наконец, они суть не что иное, как представители одной и той же металлической индустрии, символы ее постепенного развития; что религия Самофракии была с самого начала не чем иным, как простым учреждением мистерий, основанных на металлургии, в которых главенствовала Рея: жрецы ее на самом деле были металлургами. Эти служители передавали благословения богини другим людям и в благодарность были причислены к лику божеств. Так Самофракия стала островом благочестивых жрецов и священным убежищем от мести за кровопролитие. Но не каждый убийца мог получить здесь прощение: дела выслушивались, осуществлялось правосудие, и те, кто злонамеренно совершил дурной поступок, получали приговор и изгонялись. Древняя металлургия позволяет нам взглянуть на жизнь людей былых времен; металлы – это материал и инструмент искусств, источник всей политической активности, душа цивилизации^[1199].
Согласно сэру Джону Леббоку^[1200], «возможно, что золото было первым металлом, который привлек внимание человека; его находят во многих реках, и его блестящий цвет, безусловно, мог привлечь даже самого грубого дикаря: ведь известно, что они очень любят украшать себя. Серебро, видимо, было открыто долгое время спустя после золота, и ему, очевидно, предшествовали как медь, так и олово; поскольку оно редко встречается в курганах бронзового века, если вообще встречается. Но как бы то ни было, медь, видимо, была тем металлом, который первым стал действительно важен для человека: несомненно, это произошло потому, что медные руды встречаются в изобилии во многих странах, и медь можно плавить без какого-либо труда; в то время как железо вряд ли можно найти где-нибудь кроме как в виде руды, медь часто встречается в виде самородков, и ее можно сразу выковать, придав ей нужную форму. Так, например, индейцы Северной Америки получают чистую медь из рудников близ озера Верхнего и в других и тут же выковывают из нее топоры, браслеты и другие вещи.
Олово также рано привлекло внимание людей – возможно, потому что его руды весьма тяжелы. Когда металлы очень редки, то, естественно, иногда бывало так, что, чтобы получить нужное количество, приходилось добавлять немного олова к меди, или наоборот. Тогда, должно быть, и выяснилось, что свойства сплава отличаются от свойств каждого из двух металлов; лишь немногих экспериментов было достаточно, чтобы определить наиболее выгодную пропорцию, которая для топоров и других режущих инструментов составляла примерно девять частей меди к одной части олова. Никаких орудий или оружия из олова пока еще не было найдено, а медные исключительно редки, почему предполагали, что искусство изготовления бронзы было известно где-то еще до того, как в Европе научились пользоваться как медью, так и оловом. Многие из так называемых «медных» топоров содержат небольшую примесь олова; и немногие исключения показывают, видимо, всего лишь скорее временный недостаток, а не полное незнание этого металла».
Однако это утверждение я должен решительно опровергнуть, поскольку орудия и оружие из чистой меди находят по всей Венгрии, и г-н Ференц Пульски^[1201], президент организационного комитета Доисторической выставки 1876 года в Будапеште, представил все их различные типы в двух больших стеклянных витринах, дабы они могли служить доказательством того, что существовал медный век, что он и обосновал в своей лекции перед конгрессом^[1202].
Если бы среди многочисленных бронзовых инструментов был найден один медный, то последний действительно мог бы свидетельствовать о временной нехватке олова; однако все предметы из первого и второго городов Гиссарлыка, как доказано после весьма важного анализа профессора У. Чандлера Робертса, состоят из чистой меди, и поэтому мы, естественно, должны предполагать полное незнание олова у жителей.
Сэр Джон Леббок постоянно утверждает, что серебро и свинец в бронзовом веке не встречаются^[1203], что, как кажется, подразумевает, что тем не менее мы можем ожидать их найти в бронзовом веке. Однако я обнаружил эти металлы в больших или меньших количествах во всех пяти доисторических городах Гиссарлыка. Правда, что в первом и втором городах свинец встречается только в форме небольших бесформенных комков, однако этого уже достаточно, чтобы засвидетельствовать, что первобытные жители были с ним знакомы. В третьем доисторическом городе мы познакомимся с идолом и многими другими предметами из свинца. Позолоченный нож с рис. 120 доказывает, что даже обитатели первого города на Гиссарлыке знали золото и знали, как его обрабатывать. Гомер упоминает о золочении серебра:

Так, серебро облекая сияющим золотом, мастер,
Девой Палладой и богом Гефестом наставленный, в трудном
Деле своем, чудесами искусства людей изумляет;
Так красотою главу облекла Одиссею богиня^[1204].

Согласно Плинию^[1205], из одной унции золота можно было выковать более 600 золотых листков, каждый шириной в четыре пальца. В наше время из того же самого количества золота можно получить в три раза больше листков.
Мой друг, профессор А. Шпренгер из Берна, попытался доказать в своей знаменитой работе «Древняя география Аравии», что в отдаленной древности основную массу золота финикийцы привозили из Аравии, где было двадцать два золотых рудника^[1206] и которая была древним Эльдорадо и вошла в пословицу из-за своего богатства золотом в течение всей Античности и вплоть до Средних веков. «Так Уильям, биограф Томаса Бекета, использует выражение «Аравия посылает нам золото». Что это – только выдумка, или же Аравия действительно была Калифорнией античного мира, и особенно Джахабан (Джахаб – «золото»), который находится на расстоянии лишь 500 футов от Береники, порта, где обменивали золото?» Далее он доказывает, что знаменитый Офир, который ученые долгое время отождествляли с Абхирой в Индии, есть не что иное, как арабское слово «красный». «У иудеев «золото Офира» особенно ценилось. Агатархид говорит, что золотые самородки, которые находят в области Дебай, состоят из чистого металлического золота, и это золото не нужно очищать с помощью огня, почему его и называли <..>, «не тронутое огнем». Это слово, таким образом, соответствует арабскому tibr, поскольку в то время как dzahab означает золото вообще, неплавленое золото называют tibr и tibra, «золотой самородок». Большая часть золота, бытовавшего в Античности, происходила из самородков, которые иногда были огромных размеров. Идриси (I. 2) сообщает, что у короля Ганы хранился как редкость самородок, весивший 30 ratl (75 фунтов). Весьма вероятно, что у греков также было специальное слово для tibr, «самородок». Тем не менее я не верю утверждению Агатархида: я считаю, что <..> – это заимствованное слово семитского происхождения, которое приобрело греческий облик. Самое лучшее золото называется у Хамдани и Абу-Фида красное золото, и персы называют золотые вещи, которые куют из него, Dynarisurch, «красные золотые монеты». В Иклиле (VIII. P. 77) рассказывается, что на теле женщины, которое откопали в Дхахре, были найдены на щиколотках золотые кольца, весившие 100 mithq?l, и что металл, из которого они сделаны, – красное золото. Находки таких «кладов» были так часты, что этот высококачественный сорт золота назывался также «могильным золотом». В Иклиле сообщается (VIII. P. 52), что много могильного золота находят прежде всего в руинах в Гауфе и Маарибе и между ними. У Плиния^[1207] apyron обозначает «красное золото». Если здесь слово Magi является подлежащим к vocant, то выражение apyron использовалось и среди персов. Во всяком случае, этот Apyron вряд ли отличается от золота Офира, которое в Библии названо «хорошим». Согласно хорошо известному фонетическому закону, ?fir должно в центральном арабском диалекте произноситься как ?fir, но, согласно Ибн Маруфу (apud Golius), ?fira имеет переходное значение, «splendidum clarumque effecit» [то, что делает блестящим и светлым], и непереходное «manifestos evasit» [делается ясным]. Причастие от этого глагола будет ?fir. В южноарабском диалекте это слово произносится по-другому и является обычным обозначением красного цвета. Согласно одному словарю^[1208], красный на Сокотре называется ophir (sic). В других диалектах слово, обозначающее «красный», произносится, согласно Мальцану^[1209], как ?fer, ohfar, af?r и т. д. Итак, мне представляется, что греки, по своей привычке, придали греческое происхождение слову ?fir, ?fir. В Книге Иова (22:24) слово «офирское» используется как синоним «золота» даже без добавления слова zahab; и пассаж из Плиния дает нам право прийти к выводу, что apyron использовалось точно так же. Кроме того, Офир в Библии встречается как название народа и страны. У меня нет никаких сомнений в том, где первоначально представляли себе местонахождение этой полумифической страны. В Книге Бытия (10:29) Офир упоминается рядом с Иовавом и Хавилой. В рассказе о Соломоне рассказчик дважды или трижды переходит от царицы Савской к экспедиции в Офир и обратно, и в 3-й Книге Царств (10:15) между ними упоминаются «все цари Аравийские». Следовательно, предполагалось, что Офир находится на побережье Аравии или, скорее, что иудеи называли Litus Hammaeum Офиром. В пресловутом споре об Офире слишком мало веса придают тому факту, что во многих пассажах Библии Офир изображается как Калифорния античного мира, и слишком много значения придается экспедиции Соломона в Офир. Я не сомневаюсь ни в том, что финикийцы плавали по Красному морю, ни в том, что Соломон был союзником царя Хирама и обменивал золото в Джазабане; однако эта история так, как она рассказана, не свободна от фантазий, выдуманных для того, чтобы прославить великого царя. В 3-й Книге Царств (9:28) говорится, что слуги Хирама и Соломона привезли 420 талантов золота; здесь Офир все еще просто страна золота. В 10:11 опять-таки говорится о результате и затем говорится, что корабли с золотом привозили сандаловое дерево и драгоценные камни. Мы не можем ничего возразить на это, поскольку рассказчик, по крайней мере, ограничивается арабскими товарами. Драгоценные камни также упоминаются в Библии и в других местах как предмет торговли с арабскими купцами. Настоящее сандаловое дерево действительно не встречается в Аравии, но Хамдани (333) рассказывает о горе Ханум, которая расположена недалеко от Хаулана и о том, что на ней живут хауланиты, и говорит: «Там растет растение, которое напоминает белое сандаловое дерево и пахнет почти так же. Это дерево используют вместо индийского сандала». В 3-й Книге Царств (10:22) продукты, привезенные из Офира, упоминаются в третий раз с прибавлением серебра и слоновой кости и таких редкостей, как обезьянки и павлины^[1210]. Здесь также говорится, что корабли приходили раз в три года: так Офир удаляется на бесконечное расстояние и становится сказочной страной. Эту версию, как и историю о царице Савской, я считаю выдумкой позднейшего происхождения. Представление о том, что Офир также экспортировал серебро, также совершенно не вписывается в картину, поскольку в Аравии этот металл всегда был дорогим. Даже во времена Мухаммеда, когда золотые рудники в основном истощились, за фунт золота давали только 7 с половиной фунтов серебра. Если вместе с Лассеном мы перенесем Офир в Индию (о естественном изобилии золота в которой я никогда не слышал), то этим мы не много выиграем, поскольку здесь также стоимость серебра по отношению к золоту всегда была больше, чем на Западе».
Далее Шпренгер указывает на пассаж у Страбона, который подтверждает мнение, что финикийцы в отдаленной древности обитали на арабском берегу Персидского залива, откуда они переселились на побережье Средиземноморья; теперь эта точка зрения принята всеми. Рассказав о городе Герры, который, как он говорит, расположен в глубоком заливе на арабском побережье Персидского залива, Страбон продолжает: «Проплыв далее, встречаем другие острова – Тир^[1211] и Арад^[1212], где находятся святилища, похожие на финикийские. По крайней мере, жители островов утверждают, что одноименные финикийские острова и города являются их колониями»^[1213].
Мой друг ассириолог, профессор Юлиус Опперт сообщил мне, что в ассирийских клинописных надписях остров Тир (в клинописных документах Tilvun) упоминается как место очень древнего религиозного культа. У Арриана^[1214] и Плиния^[1215] говорится, что остров Тил (вместо Тир) производит жемчуга и хлопок.
Рис. 123—140. Булавки, шила и иглы из кости и слоновой кости из самого нижнего слоя. (Половина и 3:4 натуральной величины. Найдены на глубине от 40 до 52 футов)

Г-н Филип Смит заметил мне, что «в древних египетских записях говорится об огромном количестве золота, которое великий фараон XVIII династии Тутмос III (в XVI веке до н. э.) взимал в качестве дани со страны Zahi (то есть с Финикии). Золото также упоминается среди дани с Пунта, египетского Офира, который, как считает Бругш-бей, был расположен на африканском побережье Сомали, напротив Аравии. Однако основной поток золота шел из южной страны Куш (Нубия), которую Бругш-бей называет египетской Калифорнией. Золото добывали в этом регионе еще во времена XII династии, и места, где мыли золото в пустынной долине Акита (Вади-Алаки), были предметом особой заботы великих фараонов XIX династии Рамсеса II и его отца Сети»^[1216].
На рис. 123 я воспроизвожу костяную иглу с головкой с отверстием. Рис. 124, 125, 126, 127 и 128 – это грубо орнаментированные костяные иглы без отверстий; рис. 129, 130, 131, 132, 133, 134, 135 и 136 – заостренные костяные инструменты, которые могли использоваться как шила, за исключением, может быть, рис. 129 и 136, которые совсем плоские. Предметы на рис. 137 и 138 сделаны из слоновой кости; поскольку последний имеет форму гвоздя, то он, возможно, использовался как брошь. Рис. 139 и 140 – резные орудия из кости, возможно, для женской работы иглой. Подобные шила и костяные иглы встречаются в больших количествах в руинах четырех самых нижних доисторических городов Гиссарлыка. Шила и иглы из кости и даже иглы с головками с отверстием в большом количестве находят в пещерных жилищах Дордони, и их можно увидеть в Сен-Жермен-ан-Ле, где также выставлено некоторое количество таких предметов, найденных во французских дольменах. Они, как сообщил мне профессор Вирхов, использовались в Германии во все века вплоть до XII века н. э., и их находят там в большом количестве. Они также часто встречаются в озерных жилищах Швейцарии^[1217], в озерных жилищах на озере Констанц^[1218], в пещерах Инцигхофена^[1219], в доисторических поселениях Венгрии^[1220], в древних поселениях на Алеутских островах, в Кентукки, на острове Сан-Мигель, Калифорния и т. д.^[1221]; в Дании в поселениях каменного века^[1222] и в других местах. Рис. 141 – плоский трапециевидный предмет из слоновой кости, почти в виде игральной карты с восемью маленькими звездочками или солнцами. Мы видим подобный орнамент на каждой стороне весьма любопытного предмета из слоновой кости (рис. 142), который, по моему мнению, является примитивным идолом, изображающим женщину; два выступа-зубца, возможно, изображают руки, а черточка поперек тела – пояс. Я обращаю внимание читателя на сходство маленьких звездочек или солнц с грудями, которыми было покрыто все тело Дианы Эфесской; и разве выдающиеся, подобно рогам, выступы на голове не имеют форму полумесяца?
Рис. 141. Предмет из слоновой кости. (Половина натуральной величины. Найден на глубине 48 футов)

Рис. 142. Любопытный предмет из слоновой кости, возможно идол. (Половина натуральной величины. Найден на глубине 46 футов)

Поскольку в первом городе, как и во всех других доисторических городах Гиссарлыка, встречаются бабки (<..>), как та, что воспроизведена на рис. 143, я думаю, нет сомнений в том, что дети пользовались ими для игры; это тем более вероятно, что многие из них сильно изношены и, видимо, использовались долгое время. Об игре в бабки упоминает Гомер, у которого Патрокл является Ахиллу во сне и говорит, что ему пришлось бежать со своей родной земли потому, что он в гневе нечаянно убил мальчика во время игры в бабки^[1223]. Дети играли в эту игру на протяжении всей Античности^[1224]. Я обращаю внимание читателя на прекрасную скульптуру играющих в бабки в музее Берлина; а также на знаменитую скульптурную группу во дворце Тита, изображающую двух мальчиков, играющих в бабки^[1225], – возможно, это копия знаменитой бронзовой группы Поликлета, которая, несомненно, изображала роковую ссору юного Патрокла со своим товарищем по играм.
Рис. 143. Бабка (астрагал). (Половина натуральной величины. Найдена на глубине около 50 футов)

Сломанная мраморная группа того же рода в коллекции Тауни в Британском музее изображала (когда она была целой) двух мальчиков, поссорившихся за игрой. Фигура одного из них утрачена, за исключением руки ниже локтя, за которую его кусает другой; на земле видны лежащие бабки.