Глава пятнадцатая. Прокрустово ложе пражан

Иными словами, на северных склонах Карпатских гор археологи нашли людей, примитивней образа жизни которых и придумать ничего нельзя. Вместо благоустроенного жилья – тесные квадратные норы; вместо каминов или очагов посреди комнаты – маленькие экономные печурки в дальнем углу; кривобокие горшки в виде безголовых матрёшек, сделанные по методу тяп-ляп из непросеянного глиняного теста, в котором на память потомкам запеклись крылья жуков и тушки тараканов; практически никакого оружия; могилы – неглубокие ямки, где чаще всего в тех же самых горшках покоился пепел сожжённых на кострах предков, очень редко с некой бусиной, височным украшением из проволоки, ещё реже с чем-то более ценным. Это и есть те пращуры, что отыскали нам учёные. Усомниться в этническом характере данных древностей не представляется возможным, поскольку во многих местах они плавно и без особых проблем перерастают в уже совершенно достоверные славянские памятники более позднего времени. То есть, вверх по Реке Времени, отталкиваясь от пражан, плыть археологам легко и комфортно. Трудности начались при попытке проникнуть вниз, против течения. Ибо когда немецкие, чешские, словацкие, польские или даже украинские археологи раскапывали слои предшествующих эпох, они неизбежно упирались в культуры кельтов, фракийцев либо, особенно часто, германцев. Богатые, порой просто роскошные, часто – воинственные, и ничего общего с неприхотливыми пражанами не имеющие. До вторжения гуннов на этих землях жили совсем другие народы. Гораздо более развитые и могущественные.

Видный археолог, профессор Йоахим Вернер из Мюнхена давненько, пусть и деликатно, но довольно настойчиво советовал своим восточноевропейским коллегам обратить внимание на зону Припятских болот. Дескать, именно оттуда некогда появились ваши предки. Слависты долго не желали признавать правоту учёного немца. Слишком неказистой выходила в таком случае прародина всех славян. Последним из научных глыб, пытавшихся противопоставить доводам мюнхенского специалиста свою оригинальную концепцию, был, пожалуй, российский историк Валентин Седов. Он выводил пражан из недр одного из вариантов пшеворской культуры, ныне целиком отписанной вандалам, известному восточногерманскому племени. Кроме того, сам пражский тип в глазах отечественного академика складывался, как минимум, из двух вариантов: праго-корчакского, действительно берущего начало на берегах Припяти; и праго-пеньковского, тяготеющего к лесостепной полосе Днестро-Днепровского междуречья. Корчакцев Седов считал склавинами, пеньковцев – антами. В совокупности два этих летописных народа, проявлением которых стали две схожие археологические культуры, по мнению академика, и давали всё многообразие нынешних славян.

Конечно, если быть совсем уж честным, даже из двух археологических культур все последующие славяне выводятся с превеликим трудом, и не без определённых натяжек. К примеру, древности, попадающиеся на Северо-западе славянского мира, их назвали суково-дзедзицкими, не походят ни на памятники жителей Припяти, ни на следы их южных соседей-антов. Люди, поселившиеся в низовьях Эльбы и Одера, а также на Средней Висле, изначально строили не землянки, а вполне добротные наземные дома. Пользовались они не печками, а очагами и каминами. Да и горшки здесь лепили иных форм. С остальными славянскими сообществами эти племена роднит разве что общая бедность, впрочем, на Северо-западе не столь вопиющая, да пожалуй, ещё использование кремации в похоронном обряде. Впрочем, многие жители Центральной Европы: кельты, венеды, балты и прочие с незапамятных времён сжигали своих покойников. Считать этот обычай исключительно славянской чертой никак нельзя.

Ничуть не лучше обстоят дела и на Юге, где по мере приближения к Дунаю лепных горшков как корчакского ("безголовые матрёшки"), так и пеньковского (с округлыми или ребристыми боками) видов становится всё меньше. Зато появляется посуда, изготовленная при помощи гончарного круга. На северных дунайских берегах её не менее половины от найденной. Да и лепные горшки, которые тут встречаются, по форме чаще напоминают те, которыми пользовались прежние обитатели здешних мест: фракийцы, кельты, бастарны и готы. За Дунаем для учёных ситуация складывается и того хуже. Лепные горшки в тех краях вообще огромная редкость. Печи, очаги и камины население складывает из обожжённых римских кирпичей. Да и бедными этих людей уже не назовёшь – слишком много здесь ценных вещей, украшений, византийских монет, фибул и прочего. А ведь славяне на Балканах не просто промелькнули на миг, отметившись в летописях, они, как ни в чём не бывало, продолжают жить тут и ныне.

Получается, что племена, так полюбившиеся археологам и признанные ими в качестве праславян, с характерным набором незамысловатых "пражских" признаков – землянка, горшок, печка, плюс, конечно, похоронный обряд, практически не оставляющий следов – прекрасно просматриваются только по северным склонам Карпатских гор. Но этих аскетов не было и в помине в других местах обширного общеславянского ареала Восточной Европы: на берегах Балтики, на Нижнем Дунае, на Балканах. Или, если они там всё же находились, то отчего-то оказывались совсем не похожи сами на себя. Как не схватиться за головы учёным мужам!

Между тем современные археологи, видно, решили ещё больше усложнить жизнь своим коллегам – историкам. Чтобы тем жилось веселей, они приняли концепцию Йоахима Вернера в полном объёме. А значит, исследователи земных недр настаивают на том, что все славяне мира выползли из болот Припяти. Точнее, они, якобы, появились из района узкого и длинного островка, протянувшегося вдоль берегов данной реки – маленького клочка суши, который много веков подряд был со всех сторон окружён непролазными трясинами. Отныне за настоящих славян археологи признают только одних корчакцев. Лишь их в наши дни именуют пражанами. Подразумевая, что именно они чуть позже распространились повсюду. Собратьев-антов – представителей пеньковской культуры – из числа прародителей славян попросту исключили.

Вообще-то, конечно, исследователи не отрицают тот факт, что пеньковцы, как и будущие обитатели окрестностей Праги, а равно живущие на Десне колочинцы, вызревают в недрах единой культуры – киевской. Однако, отныне её величество Археология устами своих пророков повелевает нам пеньковцев, и уж тем более, колочинцев, оставить на задворках процесса славянского этногенеза, а всё внимание перенести на пражан, бывших корчакцев. Российский исследователь Игорь Гавритухин непреклонен: "В культурно-историческом плане представляется наиболее обоснованной точка зрения, что Пражская культура является археологическим отражением "ядра" традиционной материальной культуры славян эпохи Великого переселения народов, если под славянами подразумевать конкретный народ, отражённый в греко-римских источниках как "склавины".

Итак, приговор окончательный и обжалованию не подлежит: славяне – это склавины, а склавины, в свою очередь, это пражане. А чтобы ни в кого в голове даже тень сомнения не промелькнула, Игорь Гавритухин собственноручно изготовил карту, на которой показал, какими путями пражане разошлись в разные стороны, разнося по нашей планете язык и обычаи славян.

Карта вышла на загляденье! Серая зона, символизирующая владения пражан, заняла значительную часть необъятного славянского ареала. Селений, особенно на Востоке, отмечено множество. Стрелки, обозначающие направления миграционных потоков, убеждают своей толщиной и глубиной проникновения в чужие земли. Особенно впечатляет компактное расположение древнейших пражских посёлков – все они находятся в зоне Припяти или чуть южнее. Вот оно, что называется, "ядро" славянского этноса! Корень народа! Чистейшие, рафинированные славяне, славяне из славян! От них пошли и все прочие.

Сразу бросается в глаза, что выходцы с "Острова Припять", как только вылезли из родимых болот, тотчас же рванули в разные стороны, покоряя или оттесняя окрестные народы. Слишком долго, видимо, сидели сиднем в изоляции, как Илья Муромец на печи. Поднакопили, должно быть, силушку богатырскую среди топей и трясин, ужо соседям мало и не показалось. Одно только странно. Обычно племена в ходе переселения предпочитают двигаться в каком-то едином направлении, дабы сохранять свою целостность. Чаще всего они с удовольствием направляются с Севера на Юг. Там и климат получше, и земли поплодородней. А эти странные бывшие "островитяне" отчего-то хлынули сразу повсюду, как струи шампанского из неловко откупоренной бутылки. Причём, на Запад и даже Северо-запад их миграционные потоки были куда более значительными. А вот перемещениям в желанном для всех южном направлении явно не хватает размаха.

Впрочем, сообразительный Игорь Гавритухин догадался, в чём заключалась препона. Вот что он поведал журналу "Русский обозреватель" о трудностях движения в южном направлении для пражан в период после распада Готского царства, следами последнего археологи считают черняховские древности: "Например, представьте себе, черняховская культура, занимавшая территорию от Нижнего Дуная и Карпат до Днепра и Северского Донца, распалась в конце IV века. Казалось бы, славянам ничего не мешало идти к Дунаю, куда стремились все северные "варвары", но они вышли к нему только в VI веке. А дело в том, что когда славяне с севера двигались на юг, они оказались в "бутылочном горлышке". С одной стороны его образовывали Карпаты, а с другой стороны это была степь. По степи идти было опасно, потому что там были воинственные и достаточно многочисленные кочевники, по горам тоже идти трудно. Пройти можно было по Прикарпатью, где группировка "постчерняховского" восточно-германского круга существовала до второй половины V века. То есть в "бутылочном горлышке", через которое славяне шли к Дунаю, сидела германская "пробка". Славяне с ней контактировали, постепенно кого-то ассимилировали. Думаю, так же, как готская кровь течет в жилах итальянцев, испанцев, крымских татар, готская кровь течет и в славянах, по крайней мере, в Поднестровье".

Вредную "готскую пробку", долгое время не дававшую настоящим славянам проникнуть в низовья Дуная, вы легко обнаружите на карте Гавритухина в виде скопления памятников на Среднем Днестре. Там ещё расположен самый южный кружок с точкой внутри, символ раннего поселения. Вот уж пришлось "островитянам" с данной преградой повозится! Почти столетие ушло на переваривание тамошних обитателей, их "славянизацию". Сам Гавритухин об этом пишет так: "В отношении памятников Поднестровья и Восточного Прикарпатья на протяжении V века прослеживается длительное, шаг за шагом, освоение правобережного Среднего Днестра и верховьев Прута носителями Пражской культуры, сопровождавшееся ассимиляцией групп местного населения, связанных с культурой карпатских курганов и культурами восточногерманского круга".

Что же это за местное население, с которым столкнулись припятские пришельцы на Днестре? Допустим, с "культурами восточногерманского круга" всё предельно ясно, речь идёт о готах или вандалах. А вот кто такие носители "культуры карпатских курганов"? Оказывается, археологи так именуют здешнее сообщество народов, основу которого заложили гето-дакийские племёна, что не покорилась римлянам, а ушли от них за Карпаты. Затем они попали под влияние Готского царства, а значит, подверглись германизации. Впрочем, украинский историк Леонтий Войтович подчёркивает и участие кочевников в рождении днестровских аборигенов. Он полагает прикарпатских обитателей "сложным симбиозом даков, славян, германцев и сарматов". Игорь Гавритухин, однако, ничуть не сомневается в том, что все туземные элементы были успешно поглощены выходцами из Припятских болот. На учёном языке этот процесс звонко именуется ассимиляцией.

Правда, если уж быть до конца откровенным, то положение пришельцев на Днестре сложилось, как у мужика, поймавшего медведя – надо бы идти домой, да добыча не отпускает. Дело в том, что под воздействием, якобы, успешно "переваренных" аборигенов существенно меняются и сами пражане. У значительной части их потомков появляется новый погребальный обряд, ранее этим людям не свойственный. Они стали хоронить остатки кремации в невысоких курганах, во всём похожих на карпатские. Академик Валентин Седов полагает, что новую традицию славяне подцепили конкретно у обитателей Поднестровья, в первую очередь, у гето-дакийцев. На Запад Европы этот обычай, правда, проникает весьма вяло: в единичных количествах курганы встречаются у истоков Лабы и Одера, некоторое скопление есть лишь на юго-востоке Чехии, в регионе, где обитали летописные дулебы. Ни на Эльбе, ни в Богемии, ни на большей части бассейна Одера и Вислы пражские курганы распространения не получают. Керамика в виде безголовых матрёшек здесь сочетается с обычными грунтовыми могилами. Зато на Востоке Европы – на Волыни, на Припяти, в бассейне Верхнего Днепра – уже вскоре основной погребальной традицией становится именно курган. Кроме него обитатели Днестра подарили своим потомкам и ряд других заметных чёрточек: у тех появились миски с массивным дном, а также привычка сооружать стены хозяйственных построек по типу "мазанок" – в виде плетней, обмазанных глиной.

И всё это на фоне того занятного обстоятельства, что и землянки, и печки-каменки, и даже лепные горшки, подобные пражским, у обитателей Прикарпатья были в ходу ещё в период расцвета Готского царства. Правда, наряду с более совершенной керамикой, наземными домами и иными видами отопительных приборов. Поэтому целый ряд видных украинских археологов во главе с Владимиром Бараном вообще не верит в пришествие каких-то там полумифических "островитян" с Полесья. Эти учёные полагают, что пражская культура сложилась здесь же, на Западной Украине, вероятно, на основе того самого симбиоза даков, славян, германцев и сарматов. Словом, кто тут оказался сильнее, кто кого ассимилировал – вопрос довольно спорный и до конца в науке не разрешённый.

В любом случае надо признать, что припятское "ядро", если оно, конечно, вообще существовало, едва выбравшись из полесских болот, почти сразу разделилось на две части: тех, кто сохранил веру отцов, и тех кто перешёл на курганный обряд. Последние уже не похожи на рафинированно чистых славян Полесья, скорее, напоминают славяно-дако-сармато-готов. Вообще, российские археологи видят пражан подобными сухой губке на влажном полу. Везде, где те ни оказываются, они тут же вдоволь пропитываются чуждыми воздействиями. "Другая особенность Пражской культуры – пишет об этом Игорь Гавритухин, – сравнительная лёгкость трансформаций и открытость влияниям. Разница между памятниками Пражской культуры на Одере и на Днестре по ряду показателей превосходит, например, разницу между пеньковской и колочинской культурами".

Прямо не сообщество людей с устоявшимися обрядами и традициями, а некий археологический "хамелеон". Куда не попадает, везде под внешнюю среду подстраивается. На Висле и Одере эти люди оказываются похожи на вандальские племена, ранее там обитавшие, на Днестре на гето-готов, южнее – на чистых фракийцев, севернее – на балтов. Какой-то странный корень нам археологи подсовывают, вы не находите? Вместо того, чтобы властной рукой навязывать покорённым племенам свой образ жизни, эти люди с превеликой охотой повсюду перенимают чужие обыкновения.

И что же тогда объединяет, скажем, людей, объявившихся на берегах Эльбы в VII веке, и оставивших после себя суково-дзедзицкие древности, с теми, кто двумя столетиями ранее обитал на Припяти? Горшки? Но они у них совершенно разные. Валентин Седов обращает на это факт особое внимание: "Суково-дзедзицкая керамика заметно отличается от пражско-корчакской". Кроме горшков, кстати, суковцы часто пользовались мисками, которых у выходцев из Полесья поначалу просто не было. Жилища? Но первые строили наземные дома, вторые жили, преимущественно, в землянках. Отопительные приборы? Но у одних были, в основном, очаги, у других – печи-каменки. Корчакцы жили в неукреплённых селищах, а обитатели берегов Эльбы уже на первом этапе своего существования начали создавать укреплённые городища. Может быть у этих племён схож погребальный обряд и Игорь Гавритухин именно по этому признаку объединил их в одно пражское сообщество? Да нет же, и здесь различия налицо. Вот что пишет академик Седов о суковских похоронных традициях: "остатки кремации умерших, собранные с погребальных костров, разбрасывались в определённых местах (могильниках) прямо на поверхности". Остальные пражане, как нам известно, сжигая умерших, закапывали прах в неглубокие ямки, часто ссыпая его в горшки, иногда даже сооружая над могилами невысокие курганы. Между прочим, похоронный обычай, при котором пепел и угли с погребальных костров просто рассыпались в священных местах, по мнению Казимежа Годловского, был в ходу у некоторых центрально-европейских племён. В частности, так поступали жители междуречья Одры и Варны, где в позднеримский период жили кельты, попавшие под власть вандалов, а также некоторые племена кельто-дакского пограничья. И в этом плане суковцы, скорее, напоминают традиционных обитателей центральной части нашего континента, чем пришельцев с Востока. Тем не менее, Игорь Гавритухин, ничуть не сомневаясь, их также лихо присовокупил к ареалу пражан. Конечно, при таком "расширенном" подходе остаётся поразиться лишь тому обстоятельству, что какие-то территории на его карте оказались ещё не охвачены пражской зоной.

В Древней Греции, как утверждает легенда, жил разбойник по имени Прокруст. Путников, попавших к нему на ночлег, он привязывал к своему знаменитому ложу, а далее мерил их по этому эталону. Все выступающие части отрубал, в случае же малого роста начинал растягивать бедолагу на всю длину кровати. Несчастная пражская культура в умелых руках некоторых современных археологов уподобилась жертвам знаменитого душегуба. Она выглядит явным маломерком на фоне бескрайнего общеславянского ареала, её не хватает не только для полного покрытия, но даже для заполнения сердцевины этого неохватного пространства. Вот почему самые усердные учёные и принялись продлевать и растягивать пражан во все стороны по методу ушлого разбойника – авось сделаем из этих людей некое подобие прародителей всех славян. Хруст костей и крики боли слышны по всей Европе! Да только толку ничуть. Не тянет пражская культура на роль "ядра", ну хоть плачь!

Куда реалистичней отображено это сообщество на карте Валентина Седова. Академик отметил точками лишь те поселения, где безусловно преобладала праго-корчакская керамическая традиция. Проще говоря, там попадались преимущественно горшки а-ля "матрёшка без головы". И вот какая проявилась картина.

Сразу становится ясно – пражане распространились далеко не по всему славянскому ареалу. Сгустки их поселений обнаруживаются в междуречье Припяти и Днепра – в исходном регионе; далее на Среднем Днестре – в той самой "готской пробке" Игоря Гавритухина; затем в верховьях Вислы – в так называемой Малопольше; в долине Моравы и на прилегающих землях Западной Словакии, где мы с вами пытались отыскать убежище принца Ильдигиса; на родине лангобардов – в Богемии и в соседних районах Средней Эльбы; небольшое скопление есть даже в верховьях Одера. Получилась довольно широкая, слегка извилистая лента, которая протянулась от Полесья до Восточной Германии, обогнув с Севера отроги Карпатского хребта. Но ещё больше оказалось мест, где пражских поселений либо очень мало, как во владениях суковцев или ипотештинцев, а также в Паннонии и в Гепидии, или нет вообще, не говоря уже о подозрительной пустоте, царящей к Югу от бывшего византийского Лимеса.

Даже главный апологет пражан Игорь Гавритухин не решается объявить об массовых миграциях этого населения на противоположную сторону Дуная. Жалуясь на "археологическую неуловимость" славян на большей части Балканского полуострова, исследователь заявляет буквально следующее: "Хотя в заселении Балкан значительную роль, судя по всему, играли носители ипотештинского сообщества, наверное, были и более северные пришельцы, оставившие сравнительно "чистые памятники" пражской культуры. В свете сказанного вопрос о южных пределах Праги благоразумней оставить открытым". Получается парадоксальнейшая ситуация: "чистых" (в терминологии Гавритухина) пражан на северных берегах Дуная было очень мало, а ещё южнее их присутствие вообще практически не ощущалось. Между тем, византийцы называли склавинами именно тех людей, кто ещё в первой половине VI века поселился в низовьях великой реки, а в следующем столетии хлынул безудержным потоком на земли Империи. Если это были не пражане, то кто же тогда беспокоил цивилизованных греков? И почему мы должны считать склавинами тех, кто выйдя из Припятских болот, в своей массе направился вовсе не на Юг, а двинулся вдоль северных склонов Карпатских гор на Запад? Разве тот народ, чья основная миграционная волна прокатилась за тысячи километров от византийской границы мог доставить столько неприятностей константинопольским василевсам?