25. ОСВАЛЬД В АРМИИ, ОСВАЛЬД В РОССИИ
Он родился в 1939 году, в Новом Орлеане. Отец его умер от сердечного приступа за два месяца до его рождения. До трех лет Ли жил в семье своей тетки, потом — в приюте. Мать его снова вышла замуж, но брак вскоре окончился скандалом и разводом. Семья бедствовала. Старшие братья вынуждены были пойти в армию, чтобы облегчить материальное положение матери. Ли учился в разных школах, пропуская больше половины учебных дней. В 13 лет он был помещен на 6 недель в центр для трудных подростков. Психиатрическое обследование показало, что он не только нормален, но интеллектуально развит выше среднего у ровня. Освальду было 15 лет, когда он начал зачитываться Марксом, Энгельсом и социалистическими журналами. В разговорах с приятелями он восхвалял классовую борьбу, первое государство рабочих и крестьян, подбивал вступить вместе с ним в коммунистическую партию. Едва дождавшись, когда ему исполнится 17, он записался в армию. Хотя он не скрывал свои прокоммунистические взгляды и в армии, ему был дан допуск к секретным материалам, к работе на радарных установках, к шифрам, используемым для опознавания пролетающих самолетов. Находясь на тренировочной базе в Миссисипи, он каждый викенд отправлялся за 100 миль в Новый Орлеан. Товарищи думали, что он навещает мать, но впоследствии выяснилось, что Маргарита Освальд жила в те месяцы в Техасе. Видимо, Освальд навещал кого-то другого. Осенью 1957 года он был отправлен на военную базу в Ацуги (Япония). На базе этой находились не только обычные военные самолеты, но и сверхсекретные разведывательные У-2, а также крупный разведывательный центр Си-Ай-Эй. Там Освальд увлекся фотографией, купил камеру и делал снимки радарных установок. Хотя он часто отправлялся в бары вместе с приятелями и даже потерял невинность с японской официанткой, некоторые увольнительные он проводил в Токио и отказывался потом рассказывать о них. Позднее, в Далласе, он сознался одному из знакомых, что в Японии сошелся с небольшой группой коммунистов. Он также регулярно встречался с барменшей из дорогого заведения для офицеров. Стоимость вечера с такой девицей колебалась от 60 до 100 долларов. Освальд получал на руки 85 долларов в месяц. Он по-прежнему много читал, старался держаться в стороне от бурных увеселений. Рядовым было запрещено иметь личное огнестрельное оружие, но он по почте выписал себе небольшой пистолет 22-го калибра. Когда стало известно, что их подразделение отправят на Филиппины, он предпринимал усилия, чтобы остаться в Японии. Ничего из этого не вышло, и тогда он прострелил себе руку из купленного пистолета. Трибунал решил, что выстрел был случайным, но за незаконное хранение оружия присудил Освальда к штрафу и к гаупвахте. Исполнение приговора было отложено на испытательный срок в 6 месяцев. Но за это время Освальд ввязался в ссору с сержантом и выплеснул на него стакан вина. Новый суд и приговор: штраф, понижение в чине, перевод на кухонные работы и 20 дней военной тюрьмы. Сослуживцы вспоминают, что из тюрьмы Освальд вышел очень озлобленным. «С меня хватит демократического общества, — сказал он. — Когда выберусь отсюда, попробую чего-нибудь другого». Он все чаще стал проводить выходные с японскими друзьями. Его видели с красивой женщиной, евразийкой, говорившей по-русски, которая была явно выше него «по классу». Он снова и снова критиковал в разговорах «американский империализм», обращаясь к товарищам «вы, американцы», словно самого себя американцем уже не считал. Когда в сентябре 1958 года возникла угроза со стороны Красного Китая, подразделение Освальда было отправлено на Тайвань. Здесь офицеры, командовавшие радарными установками, с ужасом обнаружили, что коммунисты знают их коды и что их МИГи легко проникают в воздушное пространство Тайваня, притворяясь «своими». «У них были все наши сигналы… Это был какой-то кошмар», — вспоминает один. Освальд тяготился пребыванием на Тайване. Однажды ночью, стоя на посту, он открыл стрельбу. Как он потом говорил ему померещились тени за стволами деревьев. Начальство немедленно отправило его обратно в Японию. По возвращении в Соединенные Штаты вместе со своей частью Освальд начал предпринимать усилия к тому, чтобы оставить армию. Он уговорил мать разыграть болезнь и, под предлогом необходимости опекать ее, добился отчисления в резерв за 4 месяца до окончания срока службы. Но дома он оставался недолго. Через два дня он сел в Новом Орлеане на пароход, отплывающий во Францию, и вскоре прибыл в Гавр. Из Гавра прилетел в Лондон, оттуда — в Хельсинки. Шведская разведка выяснила впоследствии, что в какой-то из этих дней он появился в Стокгольме и посетил советское посольство. Откуда он взял деньги на все эти путешествия — неясно. Расчеты показывают, что из солдатского жалования накопить такую сумму было невозможно. Он же в Хельсинки накупил еще дорожных чеков на 300 долларов. Туристская виза для въезда в Советский Союз была выдана ему в невиданно короткий срок (чуть ли не за два дня). 15 октября он сел в Хельсинки на поезд и 16 октября 1959 года прибыл а Москву. Жизнь Освальда до приезда в Москву изучена исследователями досконально. Были взяты показания у близких и дальних родственников, у сотен людей, сталкивавшихся с ним, извлечены из архивов десятки документов, даже списки книг, которые он брал в разных библиотеках. Сведения о его жизни в России расплывчаты и сомнительны. Неясно уже, как и где он провел первые две недели в Москве. Единственный источник информации об этих днях — дневник Освальда, найденный в его вещах после ареста в Далласе. В этом дневнике он описывает, как он обратился к советским властям с просьбой о получении советского гражданства, как получил отказ, как пытался в отчаянии покончить с собой, перерезав вены, как был отвезен в больницу и спасен, и как после этого советские чиновники разрешили ему подать заявление о гражданстве и ожидать решения, оставаясь в гостинице. Однако графологический анализ показал, что этот «дневник», покрывающий период длиною больше года, на самом деле был написан в один или два приема много месяцев спустя после описываемых событий. Это подтверждается и тем, что в нем попадаются явные ошибки, выдающие подделку. Так, описывая визит в американское консульство в октябре 1959 года, Освальд мимоходом замечает, что консула Ричарда Снайдера заменил Джон Маквикар. На самом же деле эта замена произошла лишь 20 месяцев спустя. В записи, относящейся к январю 1960 года, он называет зарплату, которую ему будут платить на Минском радиозаводе, в новых рублях, хотя до денежной реформы — еще больше года и он не мог знать заранее, на сколько будет уценен рубль. Твердо известно лишь одно: 31 октября бывший морской пехотинец Ли Харви Освальд явился в американское консульство в Москве и объявил, что он отказывается от американского гражданства и остается навеки в государстве победившего социализма. 26 ноября он написал брату подробное письмо, в котором разъяснял преступления американского империализма перед другими странами и перед собственным народом. «Посмотри вокруг себя и на себя. Посмотри на сегрегацию, на безработицу. Помнишь, как тебя уволили из Конвэтра? Америка — умирающая страна, и я не хочу быть частью ее, не хочу, чтобы меня использовали в военных авантюрах… Не думай, что я говорю по легкомыслию или по незнанию. Я был на военной службе и знаю, что такое война… И в случае войны я убью любого американца, который наденет военную форму, чтобы защищать американское правительство, — любого». В январе 1960 года Освальд прибыл в Минск и был устроен рабочим на Белорусский радиозавод. Ему была предоставлена однокомнатная квартира в центре города, с балконом и видом на реку. В дополнение к зарплате в 70 рублей в месяц (700 дореформенных) ему выдавалась субсидия в том же размере от Красного креста. Спрашивается — за какие заслуги? Уж не за ту ли рану, которую он нанес сам себе в Японии? Не считал ли советский Красный крест, что Освальд уже в тот момент находился на советской службе? Известно также, что 500 рублей на оплату счета в гостинице и железнодорожный билет до Минска он получил от той же организации. Летом он записался в охотничий клуб и купил себе одностволку — и это при том, что советского паспорта у него не было. Даже американские исследователи, не очень ясно представляющие себе условия советской жизни, выражают недоверие по поводу образа невинного американского паренька, честно работающего на, радиозаводе и не имеющего никаких отношений с вездесущим КГБ. Всевозможные «почему?» всплывают в их книгах. Почему Освальду позволили остаться в СССР, когда другого американского перебежчика в те же дни выслали обратно? Почему ему выплачивали щедрые субсидии? Почему дали отличную квартиру и позволили иметь оружие? Почему его не использовали, как других перебежчиков, для пропагандных выступлений на радио? Продолжим эту линию вопросов. Почему ему позволили жениться на русской девушке, племяннице полковника МВД, и увезти ее с собой в Америку? Почему от подачи заявления до регистрации брака с беспаспортным иностранцем прошло всего 10 дней? Почему в документах Марина Пруссакова (жена Освальда) имеет отчество то Александровна, то Николаевна? Почему их отпустили в США почти без проблем? (Препятствиями проволочки были только со стороны американской администрации.) Я пытался опрашивать бывших минчан, имевших какую-нибудь информацию об Освальде. Один из них припомнил, что ему указали однажды на Освальда в институте иностранных языков. Было это в дневное время, когда рабочим на советских предприятиях положено выполнять и перевыполнять. Другой минчанин написал из Израиля, что его родственник жил с Освальдом в одном доме, чуть ли не на одной площадке. Этот родственник сообщил, что Освальд работой себя не утруждал, являлся на завод не часто. Потом, по слухам, начал подстрекать товарищей к забастовке, когда им повысили нормы выработки. Тем не менее его не трогали. Этот же родственник рассказал любопытную деталь: Освальд, по его словам, сбежал с американского корабля где-то в районе Владивостока. (Видимо, настоящий путь его проникновения в Россию решено было скрывать.) Важная информация содержится и в рассказе одной бывшей минчанки, которая сейчас живет в Америке. (Назовем ее Д. К.) Ей было сказано, что Освальд перебежал на советскую сторону в Германии. Она познакомилась с ним, когда подруга пригласила ее в компанию латиноамериканцев, живших в Минске. По их словам, они были потомками белорусов, уехавших за рубеж и осевших в Аргентине, Перу и прочих странах Южной Америки. Когда уехавших — неясно. Вообще говорили они о себе крайне мало, конкретных сведений старались не сообщать. Разговоры вертелись вокруг пластинок, кинофильмов, модных журналов, заграничной одежды, которую этим «аргентинцам-белорусам» присылали и которой они приторговывали. Освальд был особенно скрытен. Обычно на вечеринках он молча сидел в углу, слушал музыку, листал журналы. Иногда начинал шептаться с кем-нибудь, что очень сердило девушек — они воображали, что шепчутся о них. Тон его, как правило, выражал презрение и недовольство. — Ну, как вы устроились? — спрашивали его. — А как тут можно устроиться? — обрезал он. Вообще отношение его к жизни в СССР было резко отрицательным. Для русских, смотревших с завистью на его привилегии, такое отношение казалось странным и обидным. Они не понимали, что для этих иностранцев, при всей их увлеченности коммунизмом, всеобщая бедность, скука, слежка, подозрительность были тяжким испытанием. Однажды дружинники остановили одного из них на улице, избили и распороли ему брюки, которые, на их взгляд, были недопустимо узкими (борьба со «стилягами»). Несчастный парень пытался жаловаться, но результатом было только то, что его куда-то перевели, — он пропал из города, и остальные говорили о его судьбе недомолвками, горько пересмеивались. По моей просьбе Д. К. показала фотографии Освальда другим минчанам, работавшим на том же радиозаводе. На известной фотографии — Освальд среди товарищей по цеху — они опознали нескольких рабочих и сказали, что все они — из экспериментального цеха. То есть из секретного цеха, связанного с военным производством. Устроить в такой цех американца без советского гражданства — откуда такое трогательное доверие? Впрочем, все говорили, что на заводе его видели не часто, а вскоре он как будто и вовсе пропал. Еще та же Д. К. говорила, что Освальд теснее всего был связан с артистом балета по фамилии Гусаков. Но на фотографиях этот Гусаков не появляется. Не указывает ли это на то, что и фотоальбом готовился так же тщательно, как и «дневник» Освальда, и что из него исключались фотографии людей, которые могли бы разболтать что-то о реальной жизни Освальда в СССР? Еще одна любопытная деталь: между собой эти иностранные парни, включая Освальда, всегда говорили по-испански. То есть утверждение Отчета комиссии Уоррена, что Освальд не знал испанского, оборачивается таким же мифом, как и его «неумение» водить машину. Никто из исследователей не обратил внимания на одно примечательное совпадение. В мае 1960 года, в те дни, когда Освальд обживался в Минске, в СССР прибыл из Мексики (с короткими остановками в Гаване и Праге) иностранец, имевший паспорт на имя Жака Вандердрешта. Человек этот только что вышел из мексиканской тюрьмы, где он отсидел 20 лет за убийство. Настоящее его имя было Рамон Меркадер. Человека, убитого им в 1940 году, звали Лев Троцкий. Выше я уже упоминал о профессиональном диверсанте, убивавшем за границей неугодных Сталину людей. Я мог видеть, каким почетом пользовался этот человек (фамилия его была Борянов), хотя его жертвой оказался всего лишь адъютант советского генерала, перебежавшего к японцам на Дальнем Востоке в 1937 или 1938 году. (Естественно, у меня не было возможности проверить правдивость рассказа Борянова.) Бывший диверсант стал членом Союза советских писателей (он был автором популярной шпионской пьесы, кажется «На той стороне», в которой японцы и белогвардейцы мучили советского разведчика), заседал во всевозможных комитетах, выбирался в президиумы на собраниях, бывал на важных приемах. (Вспоминаю, что ему был выдан билет-приглашение в зал суда, когда судили Синявского и Даниэля.) Каким же почетом должен был пользоваться человек, убивший самого Троцкого? Хотя подробности нам неизвестны, твердо установлен факт: ему было присвоено звание героя Советского Союза. Портреты его не печатались в советских газетах, но в кругах КГБ он должен был упоминаться как человек-легенда. А так как есть все основания предполагать, что Освальд в этих кругах вращался, логично было бы допустить, что судьба человека, который одним ударом ледоруба обеспечил себе место в мировой истории, волновала его воображение. Молодых диверсантов, обучавшихся в школах КГБ, должны были интересовать и условия содержания Меркадера в тюрьме. Условия же эти были весьма недурными. У него была большая камера, ему разрешалось иметь любовницу. Он работал в тюремной электромастерской, а потом стал главным инженером-ремонтником, отвечавшим за все электроснабжение тюрьмы. За эту работу ему платили дополнительно. Он даже писал статьи для электротехнических журналов. Людей, пославших его на убийство, он никогда не назвал. То есть формальной возможности обвинить Сталина в убийстве Троцкого так никогда и не появилось. Лишь после десятилетних розысков удалось следствию установить его настоящее имя и жизненную историю. Он был сыном испанского профессора и богатой кубинки, которая в зрелые годы сделалась пламенной коммунисткой. ГПУ завербовало его в Испании во время гражданской войны. После поражения республиканцев, в армии которых Меркадер служил офицером, он был увезен в СССР, где прошел подготовку в шпионской школе НКВД. Наверное, ни один выпускник этой школы не порадовал Сталина больше, чем Рамон Меркадер. Психиатры, обследовавшие его в тюрьме, составили такой психологический портрет: Он хотел бы принести себя в жертву великой цели и, в то же время, выстроить внутренний мир, который был бы для него надежной защитой… Он был слабым и, в то же время, целеустремленным. Раскаяния он не знал. Все, что мы знаем о характере Освальда, совпадает в общих чертах с этим портретом. После бегства Освальда в СССР сотрудники Си-Ай-Эй и ФБР вели долгие опросы его бывших сослуживцев и однополчан, пытаясь определить, каким объемом секретной информации мог располагать перебежчик. Американская разведка в те месяцы стала получать тревожные сигналы от своего лучшего агента в Москве, полковника Попова. Он сообщал, что советские контрразведчики раздобыли довольно точные данные об американском разведывательном самолете У-2, фотокамеры которого в те годы поставляли около 90 % всей информации о военных объектах в СССР. Высота полета, скорость, радарное оборудование, противоракетная защита, радиосигналы этого самолета — все стало известно. 1 мая 1960 года самолет У-2, вылетевший с базы в Пакистане, был сбит над советской территорией, а выбросившийся с парашютом Гари Пауэрс взят а плен. Его самолет (№ 360) был одним из тех, которые в свое время вылетали с базы в Ацуги, где служил и Освальд. Конечно, трудно представить себе, что Советы могли навести зенитную ракету на самолет Пауэрса исключительно на основании информации, полученной от Освальда. Наверняка над сбором такой информации работали десятки агентов. Но представить себе, что его вообще не расспрашивали о его военной службе, — для этого надо обладать такой степенью наивности, какой в XX веке не найти и среди дошкольников. А именно такую версию и пытался подсунуть американцам советский перебежчик, подполковник КГБ, Юрий Иванович Носенко, который 23-го января 1964 года оставил свою делегацию на конференции по разоружению в Женеве и, с помощью американцев, пересек в автомобиле швейцарско-немецкую границу. Носенко заявил, что именно ему было поручено вести дело Освальда в России, что ничего интересного для КГБ в этом морском пехотинце найдено не было, что его оставили в Союзе из жалости (а то, не дай Бог, покончит с собой всерьез) и что после его отъезда КГБ не слыхало о нем вплоть до его визита в советское посольство в Мексике в 1963 году. Нет, ни до приезда в Союз, ни во время пребывания в Союзе он не был завербован КГБ. Он, Носенко, готов подтвердить это перед Комиссией Уоррена под присягой, он знает это наверняка, потому что ему же было поручено расследование отношений Освальда с КГБ после того, как президент Кеннеди был убит. Как, спросили американцы, вам поручили расследовать свою собственную деятельность? Ведь, по вашим словам, вы и были тем офицером, который вел дело Освальда в России? В этом месте беседы Носенко поспешил сменить тему. И к этому приему он прибегал впоследствии много раз, как только в его рассказах концы не сходились с концами. Чтобы выяснить, был ли Носенко искренним перебежчиком или подосланным дезинформатором, сотрудники Си-Ай-Эй подготовили 44 вопроса, на которые хотели бы получить от него исчерпывающие ответы. Когда КГБ впервые узнало о существовании Освальда?.. Кем рассматривалась его просьба о советском гражданстве?.. Не подозревали ли его в том, что он агент Си-Ай-Эй и как проверялась правдивость его рассказа о себе?.. В какую больницу отвезли его после попытки самоубийства и когда? Если американский паспорт Освальда хранился в отеле «Метрополь» (как это обычно делается в отношении американских туристов), как он получил его, чтобы бросить на стол консула в американском посольстве?.. Почему КГБ не проявило интереса к информации о военной службе Освальда, которую он предлагал?.. Из каких источников он получал деньги в Минске в дополнение к своей зарплате?.. Вы заявили, что Марина Пруссакова была «антисоветчица» — какие материалы КГБ имело на нее? Что известно о ее родственниках? С кем встречался Освальд в советском посольстве в Мехико-сити? Какие контакты были у Освальда с кубинцами в СССР?.. Что известно о его встречах с кубинцами после возвращения в США?.. (И т. д.) Носенко было бы очень нелегко ответить на все эти вопросы и не попасть впросак. Но неожиданно на помощь ему пришел никто другой как директор ФБР, Эдгар Гувер. Его очень устраивала версия советского перебежчика: ни в какую шпионскую деятельность Освальд замешан не был, ничьим агентом не являлся, а действовал сам по себе, как сумасшедший маньяк. Он категорически восстал против того, чтобы Носенко заставили отвечать на подготовленные Си-Ай-Эй вопросы. В свою очередь, и судья Уоррен, и Государственный департамент (читай: президент Джонсон) воспротивились тому, чтобы потребовать у Кремля подробного отчета о пребывании Освальда в Союзе или о прошлом Марины Пруссаковой-Освальд. Показать советскому правительству, что мы подозреваем его в соучастии в убийстве президента? А что если они представят нам явно фальшивую информацию? Нам придется написать в отчете, что советское правительство не сообщило нам правды о перебежчике-убийце? И какой смысл ловить Марину на сокрытии ее прошлого? Она явно врала нам много раз, но она остается главным свидетелем, поддерживающим нашу версию об одиноком психопате, одержимом страстью к насилию, — какой же смысл дискредитировать ее снова и снова? Си-Ай-Эй не поверило Носенко и, не зная, что с ним делать, посадило в одиночную камеру, где он провел около трех лет. Потом, в результате политических катаклизмов и внутренних перестановок в Си-Ай-Эй, его выпустили, позволили жить в США, а впоследствии даже стали использовать в качестве платного консультанта по советским делам. (Интересно, не он ли советовал Си-Ай-Эй, как обращаться с перебежчиками Юрченко и Медвидем в 1985 году?) В 1986 году на телевизионные экраны Америки вышел очень неплохой художественный фильм «Юрий Носенко, КГБ» (в главных ролях Олег Рудник и Томми Ли Джонс, сценарист Стефан Дэвис), убедительно показывающий правоту тех сотрудников Си-Ай-Эй которые не поверили перебежчику. Надо думать, что если бы у КГБ были развязаны руки, оно могло бы подготовить гораздо более тонко разработанную версию для Носенко. Вместо присвоения ему роли главного куратора Освальда (надо же такое совпадение — два месяца спустя после убийства президента на Запад перебегает офицер КГБ, ведший дело подозреваемого убийцы), создатели роли должны были дать ему возможность подсовывать требуемую информацию как побочную, подхваченную от приятеля-кэгебешника из соседнего отдела. Вместо тупого отрицания очевидных фактов, Носенко мог бы сказать, что да, КГБ пыталось использовать Освальда, что работало с ним долго, но по своему психологическому складу — упрямство, своеволие, ненависть к систематической работе и дисциплине — Освальд оказался таким неподходящим, что на него махнули рукой и решили отпустить. Версия, привезенная Носенко, была рассчитана на профанов, а значит профанами и сочинялась. То есть исходила от тех высших уровней советской власти, которым подчинено даже КГБ. Поспешность, неподготовленность, высокий чин лжеперебежчика (впрочем, Си-Ай-Эй сомневалось и в подлинности его чина) — все говорит о том, что откреститься от Освальда советское руководство хотело любой ценой. И, конечно, еще об одном. О том, что Освальд на самом деле был советским агентом, подготовленным в Минской школе КГБ (находившейся в двух кварталах от его дома) и засланным в США. Но был ли он абсолютно послушным орудием или готовился идти своим путем — в этом еще надо разобраться. |