Загробное воздаяние за грехи
|
То, что в сохранившихся текстах и гробничных надписях говорится исключительно об оправдательных приговорах Загробного Суда, вполне естественно: гробницу египтянин строил и отделывал при жизни и, само собой, изображал себя оправданным и блаженствующим в Полях Иару. Во всех текстах главное внимание уделяется внешнему действу Суда — перечислению имён демонов и стражей, магических заклинаний и т. д. Как теперь представляется, для оправдания умершему достаточно было знать все эти имена и заклинания и правильно соблюсти предписанные обряды. Идея загробного воздаяния за грехи в религии Египта возникла поздно и особой популярностью не пользовалась. «Описание различных наказаний в результате Загробного Суда содержится в трёх текстах времени Нового царства: <...> книге "Амдуат", в композиции о Загробном Мире, не имеющей египетского названия, известной в науке как "Книга Врат", и, наконец, в "Книге Пещер" <...> Следует отметить, что если в 125-й главе "Книги Мёртвых" содержится "каталог" грехов, то в этих трёх композициях говорится о наказании грешников вне всякой связи с тем или иным конкретным грехом. В центре внимания грешник, как таковой. Наказания за грехи предусматриваются различные. Прежде всего это лишение умершего погребения. Уже в книге "Амдуат" (XVI в. до н. э.) повествуется о том, что утопленники, нашедшие могилу в водах Нила, вытаскиваются божествами на берег подземного Нила, где и предаются погребению, обретая таким образом всё необходимое для вечной жизни (10-й час ночи, см. с. 59), но это не грешники. Подобные взгляды прослеживаются и в более поздних композициях. В той же книге "Амдуат" <...> говорится о грешниках, с которых восемь богов срывают погребальные пелены и обнажают "врагов, приговорённых к наказанию в Дуате" <...> Осуждённые грешники лишены всего, что необходимо для вечной жизни, лишены тепла и света, которые излучает каждую ночь бог Ра, появляясь в Преисподней — свет и тепло предназначены для праведных. Грешников же ожидает лишь тёмный хаос. Они лишены всякой возможности общения с богами. Весьма распространённое наказание грешников в Загробном Мире — связывание и заключение. Так, в "Книге Врат" <...> говорится, что "враги Осириса" связаны по четверо и по трое и бог Хор объявляет им: "Вы связаны сзади, злодеи, чтобы быть обезглавленными и перестать существовать". В "Книге Пещер" <...> Преисподняя описана как тюрьма, из которой грешники не могут выйти. Самым грозным наказанием грешника в потустороннем мире считалось окончательное уничтожение всего его существа — не только тела, но и души, и тени (Шуит). Души грешников, в представлении [321] египтян, существовали независимо от тела в перевёрнутом положении — вниз головой; они не могли воссоединиться с телом, чтобы жить полноценной загробной жизнью праведного покойника, а потому им предстояло полное и окончательное уничтожение. Одним из способов такого уничтожения было обезглавливание умершего, а также сожжение. Описаны разные варианты казни огнём: в книге "Амдуат" <...> грешников сжигают в котлованах (11-й час ночи — см. с. 110 и илл. 82). В "Книге Пещер" <...> казнь огнём совершается в специальных котлах, в которые бросают головы, сердца, тела, души и тени (Шуит) грешников».97) Наиболее полное выражение идея загробного воздаяния нашла в сказании о сошествии Сатни-Хемуаса в Дуат (входящем в большой цикл о Сатни-Хемуасе; I в. н. э). Для других египетских легенд характерно, что грешник карается за злодеяния ещё в земной жизни. У фараона Рамсеса II был сын по имени Сатни-Хемуас, слывший искусным писцом и мудрецом. А у Сатни-Хемуаса был сын Са-Осирис. Когда Са-Осирис вырос, его отдали учиться в храмовую школу, но очень скоро мальчик превзошёл всех своих наставников в мудрости и знаниях. Тогда его отдали в школу жрецов при храме Птаха, где он вместе с писцами изучал заклинания. Но и там Са-Осирису очень скоро не стало равных. Наконец, Сатни-Хемуас привёл сына на празднество к фараону. Мальчик состязался в искусстве магии с самыми великими чародеями — и одержал победу. Первым мудрецом Мемфиса98) и Обеих Земель признал его великий владыка Рамсес! Однажды Сатни-Хемуас, стоя на террасе своего дома, молился богам и вдруг услыхал вдалеке горестные стенания. Это хоронили богача. Роскошный гроб несли на погребальных носилках, и плакальщицы оглашали долину причитаниями. [322] Через некоторое время Сатни-Хемуас снова посмотрел вдаль и увидел похороны бедняка. Тело, завёрнутое в старую тростниковую циновку, несли в пустыню вдова и сын умершего. Больше никто не провожал его. — О великий Осирис! Да сделаешь ты так, чтобы мне воздали в твоём Царстве, как воздадут тому богачу, и да минует меня доля этого несчастного бедняка, которого несут в некрополь безо всяких почестей! — воскликнул Сатни-Хемуас. — Нет, отец, — сказал вдруг Са-Осирис. — Ты получишь в Дуате то же самое, что получит бедняк, и минует тебя судьба, уготованная богачу. — Как! — опешил Сатни-Хемуас. — Не ослышался ли я? Неужели это слова любящего сына?! — Да, — сказал Са-Осирис. — И я покажу тебе, что уготовано в Дуате богачу, которого оплакивают все, и что — бедняку, о смерти которого никто не печалится. С этим словами он взял отца за руку и повёл его в некрополь. Они остановились подле одной из гробниц. Са-Осирис произнёс заклинание, и вдруг земля разверзлась у них под ногами, и они очутились в подземелье. Под каменным сводом сидели умершие. Одни сучили верёвки, их пальцы были уже стёрты до крови, — но у них за спинами стояли ослы и все эти верёвки съедали. Другие тянулись вверх, пытаясь достать хлеба и кувшины с водою, подвешенные у них над головами. Эти несчастные изнывали от голода и жажды, но все их усилия были тщетны, ибо под ногами у них были вырыты ямы, чтобы они не могли дотянуться до пищи и воды. Са-Осирис взял отца за руку и провёл его в другой зал. Здесь взору Сатни-Хемуаса предстали правогласные, восседающие на почётных местах. У двери зала толпились грешники и слёзно молили о прощении. А у порога лежал какой-то человек, и в правом его глазу торчал нижний шип двери. Всякий раз, когда дверь открывалась или закрывалась, шип с хрустом поворачивался в его окровавленной глазнице, и несчастный оглашал пещеру душераздирающими стонами. [323] Сатни-Хемуас содрогнулся. Весь бледный, он прошёл в следующий зал. Здесь вершился Загробный Суд. Умершие оправдывались перед Эннеадами. И вот они вошли в последний зал, и Сатни-Хемуас увидел Осириса на троне. Подле трона, у Весов Истины, стояли Анубис и Тот. Они взвешивали содеянное людьми добро и зло. Анубис оглашал приговоры богов, а Тот записывал их. Если злодеяния умершего перевешивали его добрые дела, они отдавали его сердце страшной Амт; если же перевешивало добро, то умерший отправлялся на небеса и пребывал там среди праведников. Если же количество злодеяний было в точности равно количеству добрых дел, боги отправляли умершего каяться под надзор Сокар-Осириса. А у трона Осириса Сатни-Хемуас увидал человека, облачённого в одеяния из тончайшего полотна. Он стоял на одном из самых почётных мест подле владыки Дуата. — Отец мой Сатни! — воскликнул Са-Осирис. — Видишь ли ты благородного человека, который стоит у трона Осириса? Это и есть тот самый бедняк, которого хоронили без почестей и везли в Город Мёртвых в тростниковой циновке. Это он! Его привели на Суд, взвесили его добрые и злые дела, и оказалось, что содеянное им добро перевешивает зло. Но в земной жизни на его долю выпало слишком мало счастливых дней. И боги повелели отдать бедняку погребальное убранство богача, которого ты видел, когда его хоронили с почестями. Ты видишь: бедняка поместили среди чистых душ. Но ты видел и богача, отец мой Сатни! Шип двери торчит в его правом глазу. Вот почему я сказал тебе: «С тобой поступят так же, как с бедняком, и да минует тебя доля богача». Сравн. Лк. 16. 19-25: «Некоторый человек был богат; одевался в порфиру и виссон и каждый день пиршествовал блистательно. Был также некоторый нищий, именем Лазарь, который лежал у ворот его в струпьях; и желал напитаться крошками, падающими со стола богача; и псы, приходя, лизали струпья его. Умер нищий, и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово. Умер и богач, и похоронили его. И в аде, будучи в муках, он поднял [324] глаза свои, увидел вдали Авраама, и Лазаря на лоне его. И, возопив, сказал: "Отче Аврааме! умилосердись надо мною, и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой; ибо я мучаюсь в пламени сем". Но Авраам сказал: "чадо! вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей, а Лазарь злое; ныне же он здесь утешается, а ты страдаешь <...>"». — Сын мой Са-Осирис! — воскликнул Сатни-Хемуас. — Немало чудес увидел я в Дуате! Но расскажи мне: кто эти люди, что беспрерывно вьют верёвки, которые пожирают ослы? И кто эти люди, терзаемые голодом и жаждой? — Я открою тебе истину, — ответил Са-Осирис. — Люди, что вьют верёвки, — это подобия тех, над кем на земле тяготеет проклятие богов. На земле они трудятся день и ночь, добывая пропитание, но их жёны крадут его у них за спиной, и у этих людей не хватает даже хлеба. Когда приходят они в Дуат, и выясняется, что их злодеяния многочисленнее добрых дел, боги обрекают их на то же самое наказание. Так же и с теми, которые страдают от голода, но не могут дотянуться до еды. Это подобия тех людей, кому достаточно лишь протянуть руку, чтобы добыть себе пропитание, но боги выкапывают перед ними ямы. Они приходят в Дуат и здесь, в Царстве Мёртвых, испытывают то же самое, что испытывали на земле. Знай же, отец мой Сатни! Тем, кто на земле творил добро, здесь воздаётся добром, но тем, кто совершал зло, воздаётся злом. Так ведётся извечно и не изменится никогда. С этими словами Са-Осирис взял отца за руку и вывел его через пустыню в Мемфис. [325] 97) Коростовцев М. С. 234-235. 98) Резиденцией Рамсеса II был город Пер-Рамсес (греч. Аварис (?), позднее Танис). Мемфис, столица Египта эпохи его максимального расцвета, в поздних текстах часто фигурирует как место важнейших (мифологизированных) исторических событий. |