Вместо послесловия

Проблема происхождения индоевропейцев в свете новых данных

Представленная на суд читателей книга известного британского историка и археолога Гордона Чайлда писалась более восьмидесяти лет назад, и теперь в отношении большинства из затронутых в ней проблем наметился совершенно иной подход. Хотя сразу следует признать, что некоторые из них так пока и не нашли своего окончательного решения. Учитывая сложность проблемы, представляется целесообразным ограничиться изложением лишь основных из достигнутых к настоящему времени результатов.

Благодаря усилиям лингвистов удалось установить, что ближайшими соседями первых индоевропейцев были с одной стороны финно-угры, а с другой — прахаты и прахуриты, что позволяет значительно сузить район поисков их прародины. Как известно, первые занимали лесистые и болотистые местности северной части Восточной Европы. Им принадлежала неолитическая культура так называемой ямочно-гребенчатой керамики. Кстати, название священного напитка ариев «сома» уходит корнями в финно-угорские языки и означает не что иное, как настойку из мухоморов.

Появление же прахатов и прахуритов на территории Европы требует своего объяснения. Начать следует с того, что примерно в 10-м тысячелетии до н.э. население натуфийской культуры, занимавшей территории нынешних Сирии, Палестины, Израиля и южную часть Анатолии, вследствие кризиса присваивающих форм экономики вынуждено было перейти к производящему хозяйству — примитивному мотыжному земледелию и скотоводству. Это быстро привело к демографическому взрыву, и излишки населения в поисках пригодных земель вынуждены были все дальше уходить от своей прародины. Потоки переселенцев двигались на восток — в Центральную Азию и Индию, на юг — в Аравию и Северную Африку, а также на запад — через острова Эгейского моря в Восточную Грецию. Именно эти группы населения примерно в 7-м тысячелетии до н.э. принесли на юг Балканского полуострова основы производящей экономики. Они принадлежали к средиземноморскому антропологическому типу, который характеризуется невысоким ростом, темной пигментацией кожи, скошенным лбом и крупным носом.

Постепенно продвигаясь на север, потомки ближневосточных земледельцев и скотоводов достигли Дуная, а далее одна их часть двинулась на запад, в Центральную Европу, а другая — на восток, на территории современных Молдовы и Украины. Это продвижение шло очень медленно и заняло многие столетия и даже тысячелетия. Истощив землю в одном районе, общины земледельцев двигались дальше. Свидетельствами их продвижения являются памятники нескольких энеолитических культур 7—4-го тысячелетий до н.э. Балкан, Подунавья и Правобережной Украины — Караново, Хамаджия-Винча, Боян, Гумельница, Кукугени и Триполье. Вот носителей этих культур лингвисты и определяют как прахатов и прахуритов, родиной которых была Малая Азия. Таким образом, получается, что праиндоевропейцы должны были занимать степные и лесостепные области между ними и финно-уграми.

Тогда здесь жили группы еще мезолитических охотников и собирателей, которые под влиянием своих южных соседей со временем освоили навыки изготовления глиняной посуды, познакомились с основами земледелия, скотоводства, примитивной металлургии меди и т. п. Именно они и составили основу праиндоевропейской общности, формирование которой началось в 5-м тысячелетии до н.э.

Как свидетельствуют исследования лингвистов, большинство земледельческих и скотоводческих терминов, названий продуктов питания и предметов быта индоевропейцы позаимствовали у прахатов и прахуритов. В их числе можно упомянуть akuo — конь; kago — коза; porko — поросенок; hvelena — волна, шерсть; auig — овес; rughio — рожь; lino — лен; kulo — колоть, копье; gueran — жернов; sel — село; sur — сыр; klau — ключ; medu — мед; bar — зерно и так далее. Кроме того, часть своей земледельческой, скотоводческой и бытовой лексики индоевропейцы позаимствовали у прасемитов, шумеров и эламитов: tauro — бык; agno — ягненок; sekur — секира; septm — семь и другие. Скорее всего, это свидетельствует о том, что было несколько разноэтничных миграционных волн с Ближнего Востока, принявших участие в освоении земель Юго-Восточной Европы. Очевидно, именно с ними можно связать находки в Тертерии (Румыния) нескольких глиняных табличек с очень архаичным вариантом шумерского письма. Кстати, надписи неизвестного происхождения находили и на территории распространения трипольской культуры.

Археологическим эквивалентом культуры индоевропейцев накануне распада их языковой и этнокультурной общности большинство исследователей ныне считает среднестоговскую культуру, занимавшую степные и лесостепные пространства между Днепром и Доном, а также хвалынскую культуру на Волге. В целом они датируются примерно 4500—3500 годами до н.э.

Из днепро-волжского междуречья и началось расселение индоевропейцев во все стороны. Одна из таких волн направилась на восток — в сторону Индии и Ирана. Ее продвижение засвидетельствовано ямными памятниками Волго-Уральского региона 4—3-го тысячелетий до н.э., генетически связанными с хвалынскими могильниками (Верхняя Алабуга и Убаганы в Зауралье), а также с памятниками афанасьевской культуры 3-го тысячелетия до н.э., сконцентрированными в приалтайских степях. В дальнейшем потомки этого населения заселяют степи Центральной Евразии от Южного Урала до Памира и Каракумов, где во 2-м тысячелетии до н.э. возникает андроновская культура. Со временем, вероятно, потомки носителей этой культуры проникают дальше на юг — в Среднюю Азию, Иран и Индию. Очевидно, они были древнейшими носителями индоиранских языков.

На западе степные племена из днепро-волжского ареала занимают территории по среднему течению Дуная, южную часть Болгарии и северо-западную часть Анатолии (так называемая «циркумпонтийская культурная область»), где возникает целый ряд близкородственных культур: Усатово — Фолтешты — ямная культурно-историческая общность и ряд других, которые, по мнению лингвистов, являются археологическим эквивалентом греко-армяно-арийской общности, которая существовала на одном из этапов распада индоевропейской общности.

Скорее всего, относительно быстрому освоению столь обширных территорий способствовало приручение индоевропейцами лошади и знакомство с колесом. Правда, у нас нет прямых данных о массовом расселении степного населения в направлении Центральной и Северной Европы, то есть туда, где проживали предки германских, балтских и славянских народов. Проблема появления индоевропейцев на этих территориях до сих пор не решена, и ее трудно объяснить исходя из теории их степной прародины. Эта и другие проблемы до сих пор остаются предметом ожесточенных дискуссий, детальное обсуждение которых выходит за рамки данной работы. Хотелось бы лишь подчеркнуть, что теория распространения по Европе некоего скандинавского элемента, с которым Гордон Чайлд связывает индоевропеизацию континента, была отвергнута специалистами еще в 1930-х годах и ныне представляет лишь чисто академический интерес.

И.А. Емец