Начало улусной системы в степях Золотой Орды

В эпоху монгольского завоевания те общественные системы, которые существовали на Руси, в Волжской Болгарии, Хорезме, Крыму, в мордовских землях и в ряде других оседлых областей, испытав сильное потрясение в момент нашествия и потеряв огромную массу производительных сил, все же выстояли, выжили, сохранились в основных своих чертах. Власть монголов свелась к сбору дани. Если исключить прямые военные грабительские походы, то власть и управление монголов над оседлыми народностями оказались опосредованными местной феодальной верхушкой.

Иначе обстояло дело в основных — степных, кочевнических — районах этого государства, заселенных половцами. Здесь аристократия была или уничтожена, или продана в рабство, или уведена в коренные земли монголов. После событий середины XIII в. в источниках мы нигде не встречаем упоминаний о половецких ханах, которые владели бы кочевым населением на правах феодальных держателей и получали бы инвеституру из рук монгольских правителей. Это произошло, как нам кажется, по двум тесно взаимосвязанным причинам.

Во-первых, половецкая степь оказалась не периферией, а центром Золотой Орды, где монгольские ханы хозяйничали сами, не допуская местной аристократии к управлению.

Во-вторых, кочевое население представляло первоначально для монголов наиболее естественный объект приложения их хищнических устремлений, интересов, наиболее удобный объект угнетения и эксплуатации. Оседлые земли они грабили, превращали в выжженные пустыни, уводили оттуда народ. Тех, кто оставался, обкладывали тяжелой данью. Но в управление хозяйственной жизнью этих народов монголы не вмешивались. Непосредственным эксплуататором оседлых народов остались местные феодалы. Монголы в XIII в. были далеки от оседлого феодального земледельческого и городского укладов и видели в населении деревень и городов лишь объект грабежа или плательщика дани. Города, сельскохозяйственные районы, расположенные не только в периферийных районах, но и в окружении кочевой степи, ускользают первоначально из поля зрения монгольской кочевой аристократии. Остаются степи и кочевое население степей. К ним могли быть применены те социальные формы феодальной эксплуатации, которые созрели в монгольском кочевом обществе к концу XII в.

Оторванность монгольской аристократии от управления оседлым населением, земледельческим и городским, сказалась в том факте, что сбор налогов производился откупщиками, а налоги шли в Каракорум. Местная же монгольская кочевая аристократия довольствовалась обычно только частью поступлений с тех оазисов, городов и оседлых районов, которые находились на территориях их кочевий. В мирное время кочевая аристократия отошла от управления этим населением, продолжая его периодически грабить. Систематическая эксплуатация перешла в руки общемонгольских имперских властей.

Вопрос об организации власти и эксплуатации покоренных земель вызвал в среде Чингизидов острую борьбу. Наметились две линии. Одна группа Чингизидов стремилась сохранить чисто кочевнический образ жизни и относилась к покоренным оседлым землям только как к объекту периодических грабительских походов. Другая группа монгольской аристократии, во главе которой стал каан Мунке, считала необходимым ограничить произвол завоевателей, дать возможность крестьянам и жителям городов накопить какое-то имущество, восстановить хозяйство, с тем чтобы они и стали предметом постоянного систематического налогового обложения. Другими словами, представители второго направления монгольской аристократии понимали, что нужно взять линию на временные льготы крестьянству, охранение их от грабительского произвола, непосредственное управление городами и земледельческими областями. Это не было милостью крестьянам и ремесленникам. Монгольская аристократия действовала в своих интересах, так как понимала, что налаживание систематической мирной жизни — это единственный путь для создания в покоренных странах экономической базы, которую можно было бы им постоянно использовать.

Обстоятельства сложились таким образом, что кочевнические аристократические круги монголов в западных завоеванных ими землях (Золотая Орда, Иран, Средняя Азия) вначале выступали как сторонники первого направления. Лишь впоследствии, во второй половине XIII в., монгольская аристократия Джучидского, например, улуса повернулась лицом к оседлым землям и городам. Центр империи — Каракорум — со времени Мунке через своих откупщиков, баскаков и даругов проводил вторую линию.

Таким образом, в первый период истории Золотой Орды, до конца

ХШ в., эксплуатация оседлых земель, исключая, конечно, прямые грабительские экспедиции монголов, проводилась западной кочевой аристократией не непосредственно, а через имперских откупщиков и чиновников.

Объектом непосредственного хозяйствования и эксплуатации джу-чидской аристократии были степи и степное население.

Именно половцев-куманов называют монголы своими рабами в обращении к русским князьям и к венгерскому королю. Нежелание выдать монголам половцев и было одним из поводов (не причиной, конечно) для войны Чингизидов с оседлыми государствами.

Какие отношения сложились между монголами и покоренными ими кочевыми народами?

Археологические материалы, разобранные в предыдущих главах, позволили проследить ряд значительных перемещений половецких и других кочевых племен, населявших южнорусские степи. Эти перемещения— увеличение численности кочевого населения Поволжья и Молдавии, переселение черных клобуков, исчезновение кочевнического населения в низовьях. Дона и т. п. — хронологически относятся к монгольскому завоеванию и естественно связывать их с этим грандиозным событием.

Для объяснения этих перемещений мы должны обратиться к социальной истории кочевой степи XIII в. и социальной организации самих монголов накануне походов.
XII —XIII вв. были временем сложения феодальной системы общественных отношений в самой Монголии. Б. Я. Владимирцов, а вслед за ним и ряд других ученых считали, что распадается древний куренной способ кочевий — форма патриархальной кочевой общины, и на первое место выдвигается аил—форма хозяйствования индивидуальной кочевой семьи. На основе выделения аильных кочевых хозяйств образуется прослойка знати, в зависимость от которой попадают целые роды и группы родов. Роды, зависимые от какого-либо другого рода или семьи, составляют так называемый унаган-богол этой семьи. В результате войн и грабежей предводители наиболее удачливых и богатых родов и семей монгольской аристократии становятся повелителями очень большого количества унаган-богола, т. е. родов, попавших в феодальную зависимость. Институт унаган-богол внутренне не однороден. В роде, который является унаган-боголом какого-либо другого рода или семьи, могли быть и бедные, и богатые члены. Зависимость и феодальные обязанности их были резко различны. Монгольский род, попавший в унаган-богол, должен был кочевать по новым маршрутам, навязанным ему его родом-властелином. Такова наиболее выразительная, общая для всех членов зависимого рода повинность, обозначавшаяся этим социальным термином. Служба владельческому роду состояла прежде всего в том, что унаган-богол должен был кочевать совместно со своим родом-завоевателем, образовывать по указанию этого последнего свои аилы и курени, позволяя тем самым хозяевам удобно использовать своих членов на различных работах по уходу за скотом и сбору скотоводческих продуктов. Так определяет Б. Я. Владимирцов сущность зависимости, выражаемой этим термином⁹⁴⁵. В древнемонгольском обществе, как замечает Б. Я. Владиодирцов, сущность феодального владения землей состояла в том, что царевич или эмир-тысячник руководили кочеванием зависимых от них людей, распределяя тем самым по своему усмотрению пастбищные земли и указывая места стоянок в пределах выделенных земель.

Б. Я. Владимирцов ставил вопрос о том, что население, попавшее под власть кого-либо из членов рода Чингиз-хана, становится его уна-ган-боголом. Таким образом, унаган-богол распространяется как особая форма зависимости на все покоренное монголами население, в том числе и на народности Восточной Европы.

Но эта форма феодальной зависимости применима только к кочевникам. Для взаимоотношений монголов и оседлого населения форма унаган-богол неприменима по самому своему существу. Вот почему мы должны различать формы зависимости от монголов оседлого и кочевого населения. Именно зависимость кочевников от монголов была одним из вариантов унаган-богола. Можно сказать, что кочевое население южнорусских степей и прежде всего половцы стало унаган-боголом монгольских царевичей.

Наиболее яркий пример зависимости кочевников Восточной Европы от монголов, близкой к форме унаган-богол, дают черные клобуки. Археологический материал (как мы показали выше) говорит о том, что в XIII — XIV вв. черные клобуки Поросья частично откочевали в степи Поволжья.

Очевидно, превратившись из вассалов киевского князя в унаган-богол золотоордынских ханов и царевичей, черные клобуки изменили свои кочевья и стали кочевать там, где им было приказано их новыми хозяевами. Вполне естественно, что именно в Поволжье (где мы встречаем больше всего элементов собственно монгольской кочевой культуры и следов пребывания собственно монголов и где были политические центры Золотой Орды) откочевали по принуждению своих завоевателей роды и племена черных клобуков.

В этом примере перекочевок части номадов Восточной Европы под воздействием монгольского завоевания мы можем усмотреть специфический признак зависимости типа унаган-богол. Ими становятся не отдельные рабы или бедняки; это не захваченные в бою пленные, лишенные имущества и социального положения. Унаган-богол как социальный термин обозначает зависимость от рода-победителя всего коллектива номадов, сложившегося до завоевания (род, племя, большая семья и т. п.). Среди могил черноклобуцких типов в Поволжье IV периода (типов БI—БIII, BXII—BXIV) есть погребения разрядов Ма, Мб, Мб, т. е. погребения представителей и имущественных верхов, и низов кочевого коллектива. Если переселение черных клобуков было бы насильственным переселением пленных или угоном захваченных масс населения (как поступали монголы с населением оседлых земель), то среди черноклобуцких (или тех, которые мы можем сопоставить с таковыми) погребений на Волге были бы могилы лишь бедных и социально приниженных людей. Но это далеко не так. Более того. Мы не можем предположить уход в Поволжье только одной аристократической верхушки черноклобуцких номадов, отправившихся на новую службу к золотоордынскому хану, оторвавшихся от своих племен и превратившихся в тысячников, сотников или темников и т. п. В таком случае это были бы только богатые погребения, без бедных. Остается предположить откочевку родов и семей с их богатой, аристократической частью, с одной стороны, и бедной, социально приниженной — с другой.

Насильственная откочевка этой группы племен не вызывает сомнений, так как на протяжении предшествующих двух столетий не наблюдается какой-либо большой миграции черных клобуков из пределов южной Киевщины.

Вполне понятно, что конкретные повинности для различных слоев номадов, попавших в унаган-богол к монгольской кочевой аристократии, были различны.

Повинность знатной и богатой части номадов, попавших под власть монголов, выражалась, наверное, в военной службе. Но, к сожалению, относительно Дешт-и-Кыпчака по этому комплексу вопросов источники хранят молчание. Роль половецкой (главным образом кочевой) старой аристократии коренным образом отличается от роли аристократии и старых феодальных династий в оседлых землях: последние были организаторами сбора дани, правителями, хотя и вассальными. Мы знаем их имена. Упоминания о них встречаются в источниках. О половецких князьях, сохранивших под эгидой монголов свою власть над родами и племенами, мы не знаем ничего. Молчание источников говорит, видимо, о почти полном уничтожении этой власти и о замене ее властью монгольских ханов. Местная кочевая аристократия домонгольского периода в Золотой Орде не упоминается (ни местные феодалы, держатели кочевых-владений, ни служилая прослойка при хане). За плотным рядом монгольских кочевых феодалов в Дешт-и-Кыпчаке старая кочевая знать не видна, она утрачивает свое значение.

Если в конце XI—-начале XIII в. русские летописи знают десятки имен половецких князей (их списки мы приводили выше)⁹⁴⁶, то со второй половины XIII в. и в XIV в. летописи не упоминают ни одного половецкого князя или хана.

В этой связи следует вспомнить, что в XIII—XIV вв. исчезает обычай половцев сооружать каменные изваяния. Мы отмечали, что именно более поздние типы («сидящие» статуи типа II) не имеют поздних схематизированных вариантов, в отличие от статуй более ранних, I типа. Это говорит о быстром исчезновении обычая ставить статуи половецкой знати, что вполне уместно связывать с монгольским вторжением, поскольку верхняя хронологическая граница обычая ставить статуи у половцев не выходит за пределы XIII в.

Объяснения этого факта, исходившие из предположения об общем упадке искусства и культуры в Восточной Европе после монгольского погрома, не убедительны. Дело здесь не в упадке ремесла или искусства у половцев, а в потере серьезного значения в социальной жизни кочевников самого оригинала этих скульптурных изображений — аристократической верхушки собственно половецких родов. Каменные «бабы», бывшие, видимо, атрибутом культа умерших предводителей племен и родов и изображавшие представителей родо-племенной аристократии, исчезают именно тогда, когда роль этой аристократии была сведена монголами на нет.

Первоначально унаган-богол — это зависимость одного рода от другого, причем зависимость такая, которая не исключает наличия аристократии в роде, составлявшем унаган-богол. Так было в среде монгольских племен XII в. Однако после сложения государства Чингиз-хана, которое создавалось в острой внутренней борьбе, роды попадают в унаган-богол к одному роду монголов — к Чингизидам, трансформируясь в новые образования, сопряженные с воинскими единицами (десятками, сотнями и т. д.). Уже в самой Монголии на рубеже XII—XIII вв. происходит ломка патриархальных родо-племенных членений и связанная с ней потеря власти и авторитета старой аристократией подчиненных родов. С одной стороны, масса кочевников попадает в унаган-богол к какому-нибудь царевичу Чингизиду, уже не представляя собой рода или племени, а являясь обычно смесью различных родов; с другой стороны, выделяется прослойка кочевой аристократии, оторванной от своих сородичей, среди которых некогда она процветала, и превратившейся в вассалов и дружинников (нукеров) тех же царевичей Чингизидов. Понятно, что когда монголы (у которых процесс феодального развития зашел далеко в ломке старых родо-племенных отношений) появились среди номадов чужих степей, среди половцев, черных клобуков и других кочевников Восточной Европы, то этих кочевников монголы стали рассматривать как материал для построения улусной системы, создания «сотен»,, «тысяч» и «туменов», т. е. новых улусов, которые могли быть даны в феодальное владение монгольским царевичам и найонам. Военный путь, создания монгольского государства, где процесс объединения кочевых родов прошел как военное завоевание, порабощение большинства родов одним домом Чингиз-хана, вызвал особенно бурный процесс ломки старых племенных и родовых отношений и смешение старых границ и членений. У половцев же те зачатки централизованного государства, которые наблюдаются в конце XII в., не привели к какой-либо радикальной ломке этих патриархальных отношений. Государственная власть у них развивалась по линиям родо-племенных отношений (семья — род — племя-—союз племен во главе с ханом).

Столкновение этих двух общественных систем номадов, двух разновидностей раннего кочевого феодализма обусловило то, что в сложившейся во второй половине XIII в. улусной системе в Золотой Орде нашли выражение элементы и первой и второй. Основные контуры этой улусной системы были близки к собственно монгольской, но традиции половецкой общественной структуры в рамках родо-племенных пережитков обусловили большую консервативность некоторых элементов, в частности некоторых основных племенных и этнических границ в Дешт-и-Кыпчаке, сложившихся еще в XII в.

«Выделение уделов основывалось на том признании, что государство (ulus irgen) является достоянием всего рода того лица, которое создало державу и стало ханом. Так же, как род или его ответвление владеет определенной территорией, на которой совместно кочуют его члены игихи и владеет людьми, которые являются его потомственными крепостными вассалами (unagan bogol), совершенно так же род является владельцем народа-государства (ulus), проживающего на определенной территории (nuntux~nutug). Происходит, следовательно, перенесение понятий о родовой собственности на более широкую область, на область народа-государства. С этой точки зрения все племена и народы, вошедшие в состав монгольской империи Чингиз-хана, все делаются unagan-bogolaMH, его или его рода... Власть рода Чингиз-хана над его улусом, т. е. народом-государством, выражается в том, что один из родичей altun uriiga (uruxa) становится императором, ханом (xan, xagan), повелевающим всей империей, избираемым на совете родовичей (xuriltai—xurultai); другие же члены рода... признаются царевичами (kobeun—kobegim), ...имеющими право на то, чтобы получить в наследственное пользование удел-улус»⁹⁴⁷.

Так Б. Я. Владимирцов определяет сущность улусного строя, улусной системы в монгольских государствах, не разбирая частных особенностей и конкретных форм этой системы в отдельных государствах, где правили ветви Чингизидов.

В результате монгольского завоевания Юго-Восточная Европа почти целиком стала рассматриваться как улус Джучидов, как их унаган-богол. Однако мы видели, что в оседлых районах складываются особые условия подчинения монгольским завоевателям. Улусная система, так же как и форма зависимости унаган-богол, могла быть в действительности распространена только на кочевые степи.

Возникновение монгольского государства Чингиз-хана было связано с борьбой с сепаратистскими ханами, а затем с грандиозными завоевательными войнами. Мы отмечали, что поэтому формы зависимости типа унаган-богол носят на себе отпечаток военных обстоятельств сложения феодального монгольского государства. Те взаимоотношения зависимости вассальных кочевников от родов победителей, которые выражены в системе улусов, приходят в столкновение с патриархальным и родо-племенным делением. Попавшие в зависимость роды и племена дробятся, кочуют по новым местам, теряют связь с близкими родами или коллективами. Еще больший удар родо-племенным пережиткам нанесло построение взаимоотношений кочевых феодалов-сеньоров и их вассалов по принципу армейских подразделений на десятки, сотни, тысячи и ту-мены. Темники получили такое количество кочевых хозяйств, которые могли выставить 10 тыс. воинов, тысячники— 1000 и т. д.

Войско делилось на правое и левое крыло. В соответствии с этим улусы тоже были правого и левого крыла. Дешт-и-Кыпчак, так же как и собственно монгольское население, коренной юрт Чингиз-хана (после выделения племен Джучи и других сыновей), разделялся в соответствии со старой традицией кочевников Евразии на две части, два крыла.

История сложения улусной системы в Золотой Орде была такова.

Первоначально удел Джучи, т. е. тот народ, который был дай ему как улус, составил население, способное выставить 4 тыс. войска. Рашид ад-Дин пишет: «Удел старшего сына Джучи-хана. Четыре тысячи человек.
Тысяча Мунгкура. Он был из племени сайджиют и в эпоху Бату ведал левым крылом. В настоящее время из его потомков есть [эмир] по имени Черкес, из эмиров Токты; он ведает должностью отца.
Тысяча Кинкетай Кутан-нойона. Он был из племени кингит, и сын его по имени Хуран, который был у царевича Коничи, принадлежит к числу старших эмиров того улуса.
Тысяча Хушитая. Он был из эмиров племени хушин; он был из числа родичей Бурджи-нойона.
Тысяча Байку. Он был из племени хушин, он ведал бараункаром, то есть правым крылом.
Чингиз отдал этих четырех упомянутых эмиров с 4000 войска Джучи-хану; в настоящее время большая часть войска Токты и Баяна суть из рода этих 4000, а то, что прибавилось в это последнее время, [состоит] из войск русских, черкесов, кыпчаков, маджаров и прочих, которые присоединены к ним. В смутах между родственниками некоторые ушли туда»⁹⁴⁸.

Из последних фраз отрывка видно, что покоренные народы составили новые улусы монгольской аристократии и новые войсковые подразделения⁹⁴⁹. Учитывая оторванность монгольской аристократии от непосредственного управления оседлым населением, мы можем внести корректив, что из присоединенных народов главную роль играли степные кочевники, а среди последних, естественно, большая часть была кыпчаками.

Ко времени Бату относится деление улуса Джучи на две части. Левое крыло отходит к сыну Джучи — Орде, правое к другому сыну — Бату. Хан Орда со своими братьями Удуром, Тука-Тимуром, Шингку-?ром, Сингкумом (по Рашид ад-Дину) занял восточные и юго-восточные земли, отошедшие потомкам Джучи⁹⁵⁰. Улус его стал именоваться Синей Ордой (Кок-Орда), а улус Бату — Белой Ордой (Ак-Орда)⁹⁵¹.

О местоположении улуса Орды, сына Джучи, т. е. левого крыла, существуют следующие указания источников. Рашид ад-Дин сообщает, что юрт Орды в пределах Дженда и Узгена⁹⁵². «Аноним Искандера» сообщает, что Эрзен, один из ханов левого крыла, построил различные здания в городах Отаре, Сауране, Дженде, Барчкенде⁹⁵³. Мавераннахр не входил в улус Орды. Это явствует из того, что в переговорах с Бо-раком и Хайду нет представителей левого крыла: от имени Джучидов ведут переговоры ханы правого крыла (брат Бату Беркечар и потомок Бату Менгу-Тимур)⁹⁵⁴. Мавераннахр они делят так, что часть его отходит именно к Менгу-Тимуру, а не к ханам левого крыла. То же следует сказать и о Хорезме, где делами управляют наместники ханов правого крыла (Кутлуг-Тимур от имени Узбека) и от имени этих ханов чеканится монета.

Есть еще одно свидетельство о местоположении улуса Орды у «Анонима Искандера». «Пределы Улуг-тага, Секиз-ягача и Каратала до пределов Туйсена, окрестностей Дженда и Барчкенда, утвердились за потомками Ногая»⁹⁵⁵. Кроме Дженда и Барчкенда, здесь остальные топонимические данные не локализуются, и сопоставление сомнительно читаемого, слова «Туйсена» с Тюменью не может быть принято. Таким образом, это свидетельство ничего нового не дает. Карпини располагает владения хана Орды у небольшого моря⁹⁵⁶. По сведениям Карпини, владения Орды были по соседству или в земле кара-китаев в районе моря (очевидно, озера). Это море А. И. Малеин принял за Байкал, Е. Бретшнейдер и В. В. Бартольд — за оз. Ала-Куль, М. Г. Сафар-галиев — за Балхаш⁹⁵⁷. Все эти точки зрения, однако, по существу бездоказательны. У Карпини указанием на место пребывания хана Орды может служить то, что Орда живет в землях кара-китаев, где имеется город Омыл (Эмиль на оз. Кызыл-Баш). К. И. Петров локализует ставку хана Орды на этом основании у Эмиля⁹⁵⁸. Кроме того, из текста Карпини явствует, что орда хана Орды была недалеко от старой ставки Джучи, т. е. где-то в верховьях Иртыша. Таким образом, владения Орды в 1240-х годах доходили до Или-Иртышского междуречья. Этот район был при Хайду включен в его объединение, созданное на базе улуса Угедея, и отошел от джучидов⁹⁵⁹.

Следует отметить, что попытки М. Г. Сафаргалиева прокомментировать совершенно лишенные конкретных данных сообщения Марко Поло также нельзя принять. Название вершины Таргабатая — Орда-тау (гора Орды) не является серьезным аргументом в пользу местопребывания здесь юрта Орды. Это название могло возникнуть и в другую эпоху, и по другому случаю, и от другого значения слова «орда».

Деление на правое и левое крыло оказалось очень устойчивым и прошло через всю историю Золотой Орды XIII—XIV вв. Будучи номинально вассалами потомков Бату, потомки Орды свели эту зависимость к минимуму, являя собой пример полузависимых государей, позволявших себе чеканку монеты от своего имени в Сьигнаке.

Известно, что земли но нижней Сыр-Дарье населяли издавна гузские племена. Видимо, границы между расселением кыпчаков и гузов легли в основу размежевания левого и правого крыла.

После смерти Джучи был выделен удел другому брату Бату — Шибану. «Юрт, в котором ты будешь жить... будет между [Бату] юртом и юртом старшего брата моего Орда-Ичена, летом ты живи на восточной стороне Яика и по рекам Иргиз, Савук, Орь, Илек до горы Урал, а во время зимы в Аракуме, Кара-Куме и побережьях реки Сыр в устьях Чу и Сарису»⁹⁶⁰. Таким образом, хотя об этом говорит поздний источник, юрт Шибана может быть помещен в Казахстане, между Уралом и Семиречьем.

Волжская группа памятников кочевников продолжается на востоке примерно до Урала. Казахстанские погребения кочевников довольно резко отличаются от восточноевропейских. Именно по этой этнической границе, видимо, пролегла граница между собственно улусом Бату и улусом Шибана.

Есть сведения Рубрука об улусе Берке. При жизни Бату этот улус располагался где-то в степях Северного Кавказа⁹⁶¹.

Берке и Шибан относились к улусу Бату и составляли правое крыло — Ак-Орду. В улус потомков Бату, которым подчинялись как входившие в Ак-Орду улусные царевичи и Шибан, и Берке (в отличие от Орды, хотя и вассала Бату, но пользовавшегося большей степенью независимости), входило три улуса — собственно Бату, Берке и Шибана, составлявшие правое крыло.

Таким образом, в состав правого крыла Золотой Орды вошла именно половецкая степь.

В левое крыло вошло гузское население. Основное наиболее глубокое политическое расчленение Джучидского улуса прошло по линии этнической. Разделенными оказались наиболее резко отличавшиеся и языком, и культурой, и уровнем социального развития группы покоренного населения - степей — гузы и кыпчаки.

С другой стороны, различные группы кыпчаков оказались также в разных уделах, причем их этнографические особенности и старая, сложившаяся до монголов топография племенного расселения сыграли свою роль. Восточные, казахстанские кыпчаки оказались ядром улуса

Шибана, северокавказские — ядром улуса Берке. Но оба этих улуса вошли в правое крыло, так же как обе этих группы кочевников составляли одну этническую массу, одну народность — кыпчаков.

Другими словами, в XIII в., когда происходило политическое оформление Джучидского государства и основных его улусов, половцы восточнорусских степей и Казахстана, несмотря на племенные различия, оказались в одной политической системе улусов правого крыла. Другая же народность кочевой степи, отошедшей Джучи (гузы), оказалась в другой системе—системе улусов левого крыла. Но внутри этих систем можно проследить на примере улусов правого крыла, как различные половецкие группы племен с традиционными районами их обитания составили различные улусы.

Деление на правое и левое крыло в монгольском обществе и монгольской улусной системе было, видимо, многоступенчатым. Дети Джучи делились на ханов правого и левого крыла. Ряд косвенных соображений позволяет высказать предположение о том, что Ак-Орда (Белая Орда, улус дома Бату) в свою очередь при Токте и Ногае была разделена на правое и левое крыло, причем западное крыло было правым. Судя по отдельным и очень кратким свидетельствам, примерные границы между этими частями Ак-Орды проходили в районе Дона. Так, разграничение сфер влияния Ногая и Токты в конце XIII в. прошло по границам, которые пролегли где-то на Дону⁹⁶².

Очевидно, непосредственными кочевыми владениями золотоордынских ханов были степи в Поволжье. Пользуясь терминологией западноевропейского феодализма, мы можем сказать, что эти территории составили домен золотоордынского хана.

Чрезвычайно показательно сравнение данных относительно членения на улусы государства Джучи, извлеченных нами из источников, с локальными вариантами кочевнической культуры, установленными выше, которые отражают этническое размещение кочевников в степях.

Несмотря на перемещения племен в золотоордынский период, именно в эту эпоху выделяется наиболее четко ряд локальных вариантов кочевнической культуры: Поволжье и Заволжье, Северный Кавказ, Поднестровье; ряд особенностей характеризует состав погребений Северного Донца. Сохраняются типичные для черных клобуков характерные типы в Поросье.

Граница между улусом Бату и улусом Орды проходила, видимо, по этнической границе между гузами и половцами - кыпчаками. Граница между собственным улусом Бату и частью Ак-Орды — улусом его брата Шибана — соответствовала разграничению между западными половцами и восточными. Археологические памятники Казахстана слабо изучены, но все же можно сказать, что они достаточно резко отличались от памятников восточноевропейских степей рядом черт (воз.ведение каменных насьгпей, каменных сооружений над курганом и т. п.). Этническая граница между западными и восточными половцами также определяется, видимо, по распространению различных типов половецких каменных изваяний. Известно, что западные половцы ставили в XII — XIII вв. женские и мужские, «сидящие» и «стоящие» статуи с руками, соединенными на животе и с сосудом в руках, с характерным набором реалий. Восточные (казахстанские) кыпчакские «бабы» имели, как правило, больший схематизм в передаче форм и иное расположение рук; женские статуи среди казахстанских изваяний очень редки. Промежуточным районом было Поволжье (область «Саксин»). В IV период Поволжье четко очерчивается как локальный вариант кочевнической культуры. Поволжье и Северо-Восточный Кавказ становятся зоной, где распространяются признаки, которые можно связать с пришедшими сюда монголами или сибирскими племенами, вовлеченными в их движение. На запад эти признаки почти не распространялись. Очевидно, этническая граница между западными и восточными полов-цами была пределом распространения на запад пришлых с востока племен (за исключением отдельных, прорвавшихся на запад групп). Ареал западнополовецких каменных изваяний показывает, что эта граница проходила еще в домонгольскую эпоху где-то между Доном и Волгой. Именно здесь и пролегает западная граница локальных признаков поволжских памятников. Эти основные, видимо, этнические членения половецкой степи оказались настолько прочными и устойчивыми, что деление улуса Джучи, а затем и улуса Бату (правого крыла) следовало им: Поволжье и Северо-Восточный Кавказ — улусы Бату и Берке (объединенные при Берке в единое держание—своего рода «инджу», кочевой домен), казахстанская территория половцев-кыпча-ков — улус Шибана, район Приаралья, гузские степи — улус Орды (Кок-Орда), Поднестровье — улус Ногая.

Этот факт имеет большое значение. Выдвинутый нами тезис об устойчивости некоторых черт структуры половецкого и вообще кочевнического общества XII в., попавшего в XIII в. под власть монголов, получает конкретное подтверждение. Несмотря на то что монгольское завоевание подорвалб родо-племенные отношения у номадов Дешт-и-Кыпчака, та структура общества, которая образовалась после завоевания, не могла не считаться с основными этническими племенными границами, существовавшими в половецкой и гузской степях и сложившимися еще в домонгольское время.

Изучая археологический материал, мы стремились показать две тенденции в-истории кочевников XIII—XIV вв. С одной стороны, некоторое смешение отдельных групп населения, перемещение некоторых племен. С другой стороны, сложение основных локальных вариантов на территориях, которые обозначились еще в XII в.

Изучая письменные источники в части, относящейся к кочевникам Дешт-и-Кыпчака XIII в., мы не могли не заметить аналогичные тенденции.

С одной стороны, нарушение старых родо-племенных отношений, уничтожение влияния старой местной знати, смешение разных племен и родов в результате хозяйствования монголов.

С другой стороны, выделение устойчивьпх образований, в основе которых, видимо, лежали общности, исторически сложившиеся еще до завоевания, т. е. этнические общности.

Взаимоотношение этих двух тенденций и определило тот улусный строй, который оборвался после монгольского завоевания, т. е. реальную картину исторического развития номадов Золотой Орды.

⁹⁴⁵ В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. I, стр. 28.
⁹⁴⁶ «Взятые в плен из этих народов были отвезены в земли Сирийские и Египетские. От них — мамлюки»,— писал ал-Айни (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. 1, стр. 503). Ср. утверждение ал-Айни о том, что Бейбарс и Калаун из кыпчакского племени бурджоглы (там же, т. I, стр. 503). Об обращении половцев в рабство см. у Карпини: «Этих команов перебили татары. Некоторые даже убежали от их лица, а другие обращены ими в рабство..» («Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука». М., Географгиз, 1957, стр. 72).
⁹⁴⁷ Известно, что после событий 626—627 гг. у. один из монгольских предводителей получил задание от Менгу и Тулуя отправить в орды этих ханов кыпчакских аристократов— «знаменитых кыпчаков» (Рашид ад-Дин. Сборник летописей, т. I, ч. 1, стр. 96).
⁹⁴⁸ Б. Я. Владимирцов. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. Л., 1934, стр. 64—6Ех Владимирцов отверг толкование термина как выражение рабской зависимости. Отметим, что известны термины «уталу-богол» — «простые рабы» (Б. Я- Владимирцов. Ук. соч., стр. 68—69) и «утэгу-богол» — «старые рабы», т. е. потомственные рабы. Главным аргументом против мнения о рабской форме зависимости, выраженной этими терминами, являются свидетельства о сохранении у племен и родов, попавших в «унаган-богол» в XII в., своей структуры и своей аристократии (см. Рашид ад-Дин. Сборник летописей, т. I, ч. 2, стр. 15—16).
⁹⁴⁹ Б. Я. Владимир до в. Ук. соч, стр. 98—99. Неправильно трактует «улус» Б. Шпулер как свиту из зависимых людей при хане или царевиче (В. Sрu1ег. Die Mongolen in Iran. Berlin, 1955, SS. 399—400). Представление об улусе как о народе, населении, данном в удел, сохраняется в источниках до начала XIV в. Например, у Рашид ад-Дина: «Кому поручить улус найманов, который рассеян, разбросан и волнуется как море» (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч, т. I, стр. 136).
⁹⁵⁰ В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. II, стр. 30, 33. В первом случае более расширенный пространный вариант того же рассказа. В описании племен у Рашид ад-Дина эти факты повторяются без каких-либо дополнений (Рашид ад-Дин. Сборник летописей, т. I, ч. 1, стр. 183, 177, 172). Вассаф приводит совершенно другие имена четырех личных тысяч Джучи: Керк, Азак, Азль, Алгуй (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч, т II, стр. 84), но чтение этих последних имен, как замечают редакторы второго тома «Материалов» В. Г. Тизенгаузена, сомнительно. Кроме указанных четырех тысяч Джучи в XIII в. в Золотую Орду переселилось некоторое количество других монгольских племен: Мунгэту-киян (Рашид ад - Дин. Сборник летописей, т. I, ч. 2, стр. 46), кун-гират (там же, т. I, ч. 1, стр. 162), хадаркины (там же, т. I, ч. 1, стр. 190). Видимо, за период, прошедший от Джучи до Токты, прибавилось некоторое количество населения.
⁹⁵¹ Поздний источник «Муизз» считает возможным к последней фразе приведенного отрывка из Рашид ад-Дина прибавить сообщение о том, что «большая часть войска в Дешт-и-Кыпчаке, Сарае и Хаджи-Тархане до Руси и черкесов происходит от этого народа; к войску его присоединилось еще много других эмиров, но в подробности имена их не известны» (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч, т. II, стр. 34). Автор «Муизза» подчеркивает свое понимание этого отрывка из Рашид ад-Дина как сообщения о том, что монгольское войско обросло местными кочевыми соединениями, а следовательно, и кочевые держания монгольской аристократии в значительной части были из местных номадов. Венгерские монахи XIII в. сообщают, что у татар в войске есть куманы (Fejег. Codex diplomaticus Hungarae ecclesiasticae et civilis. IV. Budae, 1829, pp. 212—213).
⁹⁵² В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч, т. II, стр. 41—42.
⁹⁵³ М. Г. Сафаргалиев. Распад Золотой Орды. Саранск, 1960, стр. 14. В исторической литературе закрепились названия улуса Орды — Ак-Орда, а улуса Берке — Кок-Орда. Эти наименования, принятые большинством авторов, писавших по Золотой Орде, основаны на следующих свидетельствах: сообщение «Анонима Искандера» (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч, т. II, стр. 1127, 129), Гаффари (там же, т. II, стр. 211), Хайдера Рази (там же, т. II, стр. 214). Последние два сообщения есть пересказ «Анонима Искандера» или не дошедшего до нас общего для Гаффари и «Анонима Искандера» источника. Таким образом, эта точка зрения основывается на одном только сообщении позднего источника и поэтому не может не вызвать подозрений. Ей противоречит следующее свидетельство Кутба в поэме «Хосров-и-Ширин»: Танибек, по-видимому, сын Узбека назван ханом Белой Орды («Мир-Али-Шир». Л, 1928, стр. 6—7). «Муизз» называет улус потомков Орды — Кок-Ордой (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч, т. II, стр. 41). Абулгази на основании каких-то не дошедших источников писал, что ставка Джучи, расположенная к востоку от Волги, была в Синей Орде. Русские источники называют Синей Ордой восточную часть улуса Джучи. М. Г. Сафаргалиев считает, что восточная часть Джучидского улуса называлась Кок-Орда, западная — Ак-Орда. Мы присоединяемся к этому мнению М. Г. Сафаргалиева (М. Г. Сафаргалиев. Ук. соч, стр. 14), так как считаем указанные свидетельства, противоречащие «Анониму Искандера», более заслуживающими доверия, тем более что мы располагаем в этом случае несколькими независимыми указаниями, а «Аноним Искандера» вообще содержит массу явных ошибок. В - русских летописях имеется термин «Золотая Орда», который в персидских источниках (у Вассафа и Рашид ад-Дина) встречается, но очень редко и, видимо, в значении центральной ставки каана. Термин «Золотая Орда», который, возможно, был заимствован из Китая, впоследствии стал применяться ко всему улусу Джучи. Характерно, что термин «орда» в XIII—XIV вв. в персидских источниках употреблялся в значении «ставка», а для обозначения страны, государства употреблялся в источниках на персидском языке только в XV—XVI вв. («Аноним Искандера», «Хосров-и-Ширин», «Муизз»). Другой термин — «Синяя» Орда,— применяемый летописцами, соответствует Кок-Орде по своему смыслу. А. Ю. Якубовский это признает, но он, следуя за «Анонимом Искандера», должен признать противоречие русского и персидского применения термина «Кок-Орда» — «Синяя Орда»; летопись относит его к той территории и тем ханам, которые, по «Анониму», относятся к Ак-Орде (Б. Д. Греков, А. Ю. Якубовский. Ук. соч, стр. 262). Это противоречие легко устраняется признанием ошибочности сведений «Анонима» и зависимых от него авторов.
⁹⁵⁴ В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. II, стр. 42.
⁹⁵⁵ Там же, стр. 129.
⁹⁵⁶ Там же, стр. 127.
⁹⁵⁷ «Путешествия...», стр. 73.
⁹⁵⁸ В. В. Бартольд. Очерки истории Семиречья. Фрунзе, 1943, стр. 47: М. Г. Сафаргалиев. Ук. соч., стр. 39—40.
⁹⁵⁹ К. И. Петров. К истории движения киргизоз на Тянь-Шань и их взаимоотношений с ойратами в XIII—XV вз. Фрунзе, 1961, стр. 89.
⁹⁶⁰ Там же, стр. 5, 96.
⁹⁶¹ Abои1 - Ghasi. Histoire des Mongols et des Tatares. Publ., trad, et ann. par le baron Desmaisous, t. I, SPb, 1817, p. 181. Карпини сообщает, что владения «Сибана» были к северу от владений Джагатая, т. е. к северу от Средней Азии, в Казахстане. М. Г. Сафаргалиев указывает, что более поздние предания знают о пребывании Шибана в Западной Сибири, на Иртыше (М. Г. Сафаргалиев. Ук. соч, стр. 41—42). А. Ю. Якубовский относит неправильно и без всяких оснований улус к левому крылу. В связи с этим существует в литературе неправильная тенденция рассматривать Волгу как рубеж между правым и левым крылом (П. П. Иванов. Очерки., стр. 16). В источниках нет прямого указания, что Шибан со своим улусом -входил в правое крыло. Но есть указание на то, что левое крыло составили Орда и четыре брата (Удур, Тука-Тимур, Шингкур и Сингкум). Отсутствие имени Шибана в списках царевичей левого крыла косвенно говорит о том, что Шибан вошел в правое крыло. Абу-л-Гази писал, что якобы Бату сказал, что улус Шибана лежит между юртом Орды и его, Батыя, юртом. Но нужно учесть, что в данном случае перед нами поздний источник. (В поздних источниках термин «юрт» теряет смысл территории, на которой располагается улус, т. е. народ, государство, и приобретает характер указания на местоположение какого-либо рода или лица, иногда даже на место палатки в лагере, а затем и на саму палатку. Думается, что у Абу-л-Гази идет речь не о том, что имеется третий удел, равный Ак-Орде и Кок-Орде и расположенный между ними, а о том, что кочевья, ставка Шибана располагаются между кочевьями Орды и кочевьями собственно Бату. По «Анониму Искандера», Ибир — Сибирь — входила в состав правого крыла (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч, т. И, стр. 127), а это, видимо, бывший улус Шибана.
⁹⁶² О местоположении улуса Ногая имеются очень скудные сведения: «Прикинувшись больным, он (Ногай — Г, Ф.-Д.) выступил из земель русских, Орнача и Кех-реба, которые сам завоевал и сделал своим юртом и местом пребывания, переправился через реку Узи (Днепр)» (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. II, стр. 69). Этноним Орнача является конъектурой В. Г. Тиземгаузена. В некоторых рукописях имеются этнонимы Валах, Тамах, Узнак (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. II, стр. 69, прим. 11). Следовательно, юрт Ногая был к западу от Днепра, видимо в современной Молдавии. Юрт Токты был где-то в Заволжье: «Токтай тотчас же ушел назад и, пере-правясь через Итиль, вернулся в свой родной юрт» (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. II, стр. 70—71). События 698 г. х. Рашид ад-Дин описывает так: Токай собрал войска и в 698 г. х. на берегу реки Узи произвел смотр приблизительно 30 туманам войска... Весною Токай отступил и устроил летовье на берегу Тана. Бой произошел на берегу Дона (Тан) (В. Г. Тизенгаузен. Ук. соч., т. II, стр. 71).

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 8507

загрузка...

Другие книги по данной тематике