Экономическая структура
Типичная хозяйственная единица аграрного общества – большое поместье. Поместья существовали еще с римских времен, и варвары без труда смогли управлять ими и создавать по их образцу новые хозяйства. Рабы все так же работали на господских землях – той части поместья, которую владелец оставлял за собой и которой управлял либо самостоятельно, либо – чаще – через своих управляющих. Господские земли отделялись, по крайней мере теоретически, и от наделов, которые передавались разного рода арендаторам, и от находившихся в общем пользовании лесов и лугов. Правда, на практике это не всегда соблюдалось. Войны по-прежнему поставляли рабов, и торговали ими и христиане, и мусульмане, и варвары. Но гораздо больше было рабов по рождению, происходивших либо от рабов, либо от смешанных браков. Кроме того, человек мог легко попасть в личную зависимость за преступление либо по собственной воле, если он не имел других средств к существованию.
С течением времени рабство начинает себя изживать. Церковь, никогда открыто не осуждавшая этот институт, приветствовала освобождение рабов. Главной причиной развития такой тенденции, однако, послужила ярко выраженная сезонность сельских работ: землевладельцы находили слишком дорогим и обременительным круглый год кормить и одевать массу рабов. Гораздо экономнее и удобнее оказалось выделить хотя бы части рабов небольшие наделы, достаточные, чтобы прокормить их самих и их семьи, а взамен обязать работать на приусадебной земле. В итоге статус рабов с наделами стал приближаться к статусу полузависимых крестьян. Инвентарная опись («полиптик») начала IX в., сделанная аббатом Ирминоном Сен-Жерменского монастыря близ Парижа, сообщает нам о рабе и его свободной жене (colona), которые держали половину надела от аббатства, а за это были обязаны выполнять пахотные работы и вывозить навоз на поля, но не платили больше никаких денег. Группа из трех семей смешанного статуса, рабского и полусвободного (lidus), держала надел значительно большей площади. Сверх пахоты, строительства изгородей и удобрения полей они должны были еще платить «военную подать в два барана, восемь цыплят, 30 яиц, 100 досок, столько же кровельных планок, 12 бочарных клепок, шесть обручей и 12 факелов. Каждый платит подушную подать в 4 пенни»36. По закону, между различными социальными группами существовала резкая правовая граница: рабы не могли ни просить о правосудии, ни выступать свидетелями в суде. На практике эти различия не всегда были значительными ни в юридическом, ни в экономическом отношениях. Многие представители деклассированных групп, например нищие, воры, бродяги, не были рабами. Если представители низших классов общества имели возможность повысить свой социальный статус, то свободных людей подстерегала опасность попасть в личную зависимость. Свободные крестьяне-единоличники всегда существовали в Римской империи, а расселение варваров даже способствовало росту их числа. В деревнях, принадлежавших большим поместьям, положение этих крестьян было весьма уязвимым; немногим лучше они чувствовали себя и тогда, когда жили просто по соседству. Экономические невзгоды, например череда неурожаев или просто тревожная обстановка, нередко побуждали свободных людей отказываться от свободы и владения собственной землей ради покровительства крупного землевладельца. Капитулярий Карла Великого (Devillis), регулировавший управление королевскими поместьями, предусматривает такое покровительство: «Если наш серв37 будет искать правосудия вне наших поместий, то его господин должен приложить все усилия, чтобы добиться для него справедливости… Если серв не может добиться правосудия в своей местности, господин не должен допустить, чтобы он пострадал от этого, но… должен сообщить нам обстоятельства дела»38. В то же время из документов ясно, что в пределах самого поместья правосудие осуществлялось господином и его управляющим: «Каждый управляющий на своих землях должен регулярно проводить судебные слушания, вершить правосудие и следить за тем, чтобы наш народ жил законопослушно»39. Обращение свободных людей в рабство продолжалось в течение нескольких столетий, но класс свободных крестьян никогда не исчезал окончательно. В Европе, кроме того, существовали обширные регионы, где в силу географических условий рабство оказалось экономически нецелесообразой формой организации общества. Действительно, не было никаких способов заставить рыбаков или горных пастухов выполнять регулярные трудовые повинности. Экономический этос «примитивного» обществаБольшинство мужчин и женщин вынуждены были работать на земле; труд этот был тяжел и неблагодарен. Тем большую привлекательность в сознании людей имели ценности, приобретенные неэкономическим путем: военная добыча, включавшая помимо прочего рабов, выкуп за знатных пленников и дары. Личная щедрость неизменно рассматривалась как признак высокого положения и благородного происхождения. Альфред, король Уэссекса (871–899), прославился как «наилучший даритель колец»40. Идеалом эпохи была не мирная торговля, а мирный обмен дарами именно потому, что это было взаимным дарением. На полученный дар полагалось отвечать таким же или еще более ценным даром, так что получатель дара мог ходить с гордо поднятой головой. Церкви и монастыри в ответ на дары предлагали молитвы, и служители церкви не смущаясь просили о пожертвованиях. Настоятель аббатства Фернье в Северной Франции, например, попросил короля Уэссекса пожертвовать некоторое количество свинца для кровли и договорился о том, что королевские сервы будут изымать этот металл на побережье. В этом, как и во многих других случаях, ценные предметы перевозились на далекие расстояния без участия купцов и безо всякой мысли о коммерческой выгоде. Многочисленные раннесредневековые клады английских, византийских и арабских монет, найденные в Скандинавии и России, отнюдь не являются выручкой от регулярной международной торговли: это добыча от грабежей, дары и дипломатические подношения, обычные прежде всего для византийской дипломатии. Золотые и серебряные монеты ценились сами по себе, равно как и золотые и серебряные украшения. Чеканка монет была прибыльным делом, которое к тому же способствовало развитию торговли; в первую очередь она, однако, демонстрировала величие хозяев монетного двора – франкских, английских или лангобардских королей и, разумеется, императоров Византии и арабских халифов. На местном уровне продукты обменивались без денег, поскольку не существовало такой мелкой монеты, которую можно было бы заплатить за несколько ломтей хлеба. Владельцы крупных поместий нередко приобретали земли в различных климатических зонах, чтобы производить, например, вино или масло. Эти продукты затем перевозили на значительные расстояния – но не для продажи. Общество той эпохи не вкладывало в развитие экономики почти ничего, кроме физического труда; оно открыто исповедовало идеалы потребления и даже расточительства. Идеалы были сильны во всех слоях общества – от крестьян, проедавших и пропивавших свои жалкие излишки на свадебных и похоронных пирах, до знати и самих королей с их пышными и разгульными празднествами и щедрыми подарками приближенным. Отнюдь не случайно в центре многих средневековых эпических поэм, восходящих именно к этой эпохе, лежит рассказ о спрятанных сокровищах, прежде всего золоте – сияющем, не подверженном порче металле, который способен околдовать не только драконов и чудовищ, но и большинство христиан, мужчин и женщин. Церковь, как и во многих других случаях, играла двойственную роль и была фактором социальной динамики. Монахи и монахини принимали обеты бедности, но мужские и женские монастыри, церкви и кафедральные соборы как отдельные институты, а епископы и архиепископы – как отдельные лица не были связаны такого рода обетами. Для них слава церкви состояла в том, чтобы копить и выставлять напоказ великолепные сокровища – золотые чаши и серебряные кресты, распятия из слоновой кости, роскошные стяги и облачения. В первую очередь, однако, величие церкви воплощалось в строительстве каменных соборов. Лишь в XIII–XIV вв. такая позиция встретила открытое осуждение, но перед лицом критики церковь яростно защищала свои традиции (см. гл. 4). Варвары-язычники имели обыкновение брать с собой в могилу самое ценное имущество – от незамысловатого оружия простолюдина и простых бронзовых или медных украшений, которые были даже у нищих женщин, до сокровищ великих воинов и королей, таких как роскошные предметы из Саттон Ху (Суффолк), найденные в погребении середины VII в. Для археолога или историка подобные вещи служат великолепными и осязаемыми свидетельствами стиля жизни людей той эпохи. Но для современников погребений захороненные вместе с хозяином вещи терялись навсегда, и это наносило значительный ущерб любому хозяйству. Священники осуждали такие погребения как языческие и старались убедить людей передавать свои ценности церкви. Борьба со старинными обычаями продолжалась долгое время, и даже в самой церкви имущество в виде сокровищ нередко лежало мертвым грузом. Но оно по крайней мере не терялось безвозвратно и нередко вовлекалось в оборот: для оплаты церковных расходов на строительство, покупку вина, ладана и других дорогих товаров. Высказывалось даже предположение, что конфискация церковных сокровищ и грабежи викингов в последующую эпоху сыграли благотворную роль, так как вернули эти ценности в экономический оборот. Торговля в аграрном обществеЛюди, обладавшие средствами, вкладывали их в землю, чтобы укрепить собственное могущество и престиж. Но и «богатые», и простые крестьяне имели потребности, которые нельзя было удовлетворить посредством обычных практик обмена: продуктами хозяйственной деятельности или дружескими дарами. Прибавочный продукт местного производства обменивался на местных рынках, но такие товары, как соль, металлические изделия или вино, далеко не всегда и не в полном объеме производились в округе, поэтому их приходилось покупать. То же самое относилось к поступавшей в основном из Англии высококачественной шерсти, из которой шили дорогую одежду. Рабов, конечно же, покупали и продавали по всей Европе. Если человек хотел жить с размахом, как обычно и жили богачи, ему нужно было иметь запасы ценностей. Лучшими способами приобретения ценностей считались войны и грабежи; но там, где подобных возможностей не было, желаемое приходилось покупать. Торговлю вели профессиональные купцы; часто, но далеко не всегда это были евреи. Как и в римские времена, они плавали по Средиземному морю, поднимались и спускались по крупным рекам Европы. Там, где водные пути отсутствовали, они передвигались по суше (что было более рискованно и дорогостояще), ведя за собой караваны вьючных животных – лошадей или мулов. Кроме того, везде находились свои искатели приключений или разбойники, которые, «сбиваясь» в шайки, грабили все, что можно, но как только попадали в хорошо защищенное место, принимали облик мирных купцов. В те времена города не играли никакой роли в торговле, но все же было несколько портов, через которые она и осуществлялась. Римские города, продолжавшие существовать за пределами Средиземноморья, по большей части сохранились не как торговые центры, а как резиденции епископов или местной администрации. По сравнению с Византийской империей и арабским халифатом того времени Западная Европа была изолированным и слаборазвитым регионом. Начало денежной экономики в ЕвропеЭкономическая изоляция Западной Европы не была абсолютной. Деньги, этот питательный элемент торговли, по-прежнему действовали на международном уровне. Около 700 г. все три региона – Византия, арабский мир и христианский Запад – чеканили золотую и серебряную монеты. Объявленная стоимость золотых монет франков, однако, была неоправданно занижена, и купцы на рынках Средиземноморья за эти монеты получали больше серебра, чем в Европе. В силу этого золото экспортировалось с Запада в обмен на серебро. Со временем в Европе осталось так мало золота, что франкским королям пришлось отказаться от чеканки золотых монет. Но поскольку серебра было еще сравнительно много, они начали чеканить новую серебряную монету (denarius); 12 таких монет составляли solidus, а 20 «солидов», или 240 «денариев», – 1 фунт (libra). В то время не выпускали монет в 1 солид или 1 фунт, и поэтому эти единицы называли расчетными. Англосаксонское королевство Мерсия последовало примеру франков (ок. 785), и введенные в Англии «фунты», «шиллинги» и «пенсы» оставались основными денежными единицами в течение 12 веков – вплоть до 1971 г. «Фунт» сохраняется до сих пор, но состоит из 100 пенсов. Постоянный приток серебра с Востока привел к тому, что его цена в VIII в. упала. Серебряный динарий, который уже чеканили разрезанным на части, стал использоваться в повседневных расчетах. Постепенно, хотя и неравномерно, в Европе начинает развиваться денежная экономика. Во многих местах вошли в обычай еженедельные рынки, а землевладельцы предпочитали получать от крестьян денежные платежи. Эти перемены повлекли за собой соответствующую рационализацию в управлении большими поместьями, позволили владельцам лучше контролировать свое хозяйство и управляющих, а также стали причиной появления отчетов перед королевской и церковной администрациями, характерных для каролингской эпохи. Одновременно более прибыльной становится торговля, постепенно складываются постоянные торговые пути: из Средиземноморья через перевалы Западных Альп и вверх по Роне в Центральную Францию; из Англии во Фризию и Дорштадт в устье Рейна; из Швеции и датского Хедебю – в Киев, а оттуда в Византию и Персию. Были также сухопутные маршруты от Западных и Северных Альп во Франкфурт, Регенсбург, Прагу и далее на Восток. Но самые важные торговые пути между Востоком и Западом пролегали между Константинополем или Александрией с одной стороны и Венецией с другой. Все эти дороги были опасны, а многие оставались попросту недоступными в течение долгого времени. Во второй половине VIII в. Дорштадт и многие другие города Западной Европы страдали от вымогательств и грабежей викингов. В начале IX в. венгры перекрыли сухопутные маршруты на Восток. В Средиземноморье североафриканские пираты закрепились на побережье Южной Франции и контролировали часть альпийских перевалов. Передвижение по побережью между Тибром и Эбро фактически полностью прекратилось. Прежде чем активно развивать торговлю, Европе пришлось нейтрализовать захватчиков. В конце IX–X вв. эта задача была выполнена. Не все экономические последствия вторжений оказались отрицательными, хотя люди, страдавшие от набегов, разумеется, не оценивали их с такой точки зрения. Церкви и монастыри так же, как и местные вельможи, тратили деньги на строительство укреплений и содержание солдат. Деньги и сокровища, награбленные викингами или полученные ими в виде дани, вывозились в Скандинавию, откуда они нередко вновь возвращались в континентальную Европу и – уже в виде скандинавской монеты – попадали в экономическое обращение. Набеги, вероятно, многих заставляли покидать исконные места жительства и, таким образом, способствовали превращению миграции и процесса создания новых поселений в динамический элемент европейского развития последующих столетий. 36D. Herlihy (ed.). Medieval Culture and Society. Harper Torch Books: N. Y, 1968. P. 53. 37Зависимого крестьянина в Средние века чаще всего называли servus(на классической латыни – раб) и villanus(поселенец, поселянин). Первый – лично несвободный человек, второй – поземельно зависимый, платящий землевладельцу ренту, подчиняющийся его судебной и административной власти, но лично свободный. Серв (англ. и фр. serf) при всей несвободе обладал определенными правами, которые были санкционированы обычаями (как правило, не законами), чем отличался и от классического античного раба, и от крепостного в России. Современные отечественные ученые предпочитают не называть западноевропейского серва «крепостным», в западной науке последний так и обозначается – crepostnoy. 38Ibid. P. 46–47. 39Ibid. P. 49. 40В Раннем Средневековье деньги были редкостью. Из золота чаще не чеканили монеты, а изготовляли кольца или браслеты (они нередко обозначались одним и тем же словом), и государь либо предводитель дарил их (или их части большой браслет являл собой немалую ценность) своим приближенным, причем это рассматривалось не как плата за службу, но как дар. Вождь передавал близким не материальную ценность, а некое воплощенное в предмете магическое качество – удачу, мужество и т. п. В древнескандинавской и древнеанглийской поэзии постоянный эпитет короля – «даритель колец», «ломающий кольца», что указывает на его щедрость. |
загрузка...