Заключение

В настоящей работе рассматривался ряд вопросов большой проблемы: «Генезис феодализма и своеобразие его развития у германцев и славян». Из германских народов больше всего уделено внимания франкам как народу, у которого, по словам Ф. Энгельса, развитие генезиса феодализма происходило типично; из славянских народов — восточным и южным славянам, в жизни которых обнаружено много общего. Сравнительный анализ древнерусских и южнославянских источников дает достаточно яркую картину развития феодальных отношений у славян. В работе рассматривался вопрос о положении свободного общинника, именуемого у германских народов просто свободным человеком (ingenuae), а у славян — смердом или кметом. Рассмотрен также вопрос о рабах (сервах и холопах). Вопрос о женщине периода раннего средневековья впервые в данной работе стал темой самостоятельного исследования.

Опираясь на данные прежде всего памятников права, автор остановился на проблеме ранней феодальной государственности у германцев и славян, на ее специфике в этот период вообще и у каждого народа — в частности. Столь подробный сравнительный анализ германских и славянских источников с целью выяснить ряд конкретных вопросов произведен впервые в нашей историографии. В дореволюционной литературе были, правда, попытки такого анализа, однако не вполне удачные, так как исследователи не ставили перед собой социально-экономических проблем, Задачи их сводились главным образом к сравнению юридических терминов в «Правдах» и других использованных источниках, к сравнению мер наказания и «сходных» статей в источниках, к исчислению сумм штрафов за различные преступления и определению сфер «влияния» одних источников на другие.

Некоторые советские историки попутно в своих работах проводили сравнение источников славянского и германского происхождения. Но это были лишь случайные эпизодические факты. Тем не менее отдельные наблюдения, сделанные ими, представляют определенный интерес (к ним можно отнести наблюдения, сделанные Б. Д. Грековым, М. Н. Тихомировым, Е. Д. Романовой, А. А. Зиминым).

Задачу осветить целую проблему поставили мы в своей работе и попытались разрешить ее опираясь на марксистско-ленинскую методологию, сравнительный анализ источников и большую монографическую литературу.

Первая глава работы посвящена свободному человеку Западной Европы (ingenuae), восточнославянскому смерду и кмету южных славян. Сопоставление изменений, происходивших в жизни свободных людей славянского и германского общества, дает своеобразную для каждого народа картину.

Общинник «Салической Правды» (VI—VII веков) показан еще полностью свободным. Это исходный момент для исследований. Его свобода не ущемлена никакими формами эксплуатации. Древнерусские источники не сохранили данных об эпохе полной свободы смерда-общинника. Смерды, упомянутые «Русской Правдой», — люди уже зависимые, хотя свободные общинники и во времена «Русской Правды» были еще на Руси. Но их «Правда» называет уже по-другому — «людины», «миряне», «словенины». Тщательный анализ «Салической Правды» с разночтениями, «Правды» аламаннов и баваров, а также «Капитулярия о поместьях» Карла Великого позволил проследить путь постепенного закрепощения когда-то свободных людей германского общества. Такого последовательного показа пути закрепощения смерда «Русская Правда» не дает. Но «недостающие звенья» можно восполнить по аналогии. Ведь и германские, и славянские народы жили примерно в одинаковых социально-экономических условиях.

Ущемление свободы русского смерда особенно ярко показывает «Пространная Правда», которую следует сравнивать не с «Салической Правдой» франков, а с «Капитулярием о поместьях» Карла Великого (IX век). Однако ни «Русская Правда», ни «Капитулярий о поместьях» не показывают еще картины полного закрепощения свободных. И в том, и в другом источнике свободные люди (общинники) упоминаются. Но ярмо закрепощения уже нависло над ними. И об этом тоже говорят оба источника. В «Русской Правде» (особенно в ее «Пространной» редакции) отражен более интенсивный процесс «поглощения» свободного смерда поместьем, чем свободного человека в «Капитулярии» Карла Великого. Это быстрое «поглощение» свободного смерда можно поставить в прямую связь с ростом феодального поместья в Древней Руси, его потребности в увеличении рабочих рук в связи с близостью города — центра ремесла и торговли. Прогноз дальнейшего существования и франка, и древнерусского смерда — один. Их ждет полное закрепощение. И это общая закономерность. Она подтверждается данными и аламаннской, и баварской, и бургундской «Правд».

Почти аналогичная картина закрепощения свободных возникает в процессе сравнительного анализа источников южных славян (хорватов и сербов). Основная фигура общества — кмет закрепощается аналогично смерду «Русской Правды». И особенно ярко процесс закрепощения можно проследить, проводя сравнительный анализ трех источников: «Закона Винодольского», «Полицкого статута» и «Законника Стефана Душана». Анализируя источники, мы наблюдаем, как южнославянский кмет теряет постепенно свою свободу и попадает в зависимость к людям «племенитым» (феодалам). В «Законнике Стефана Душана» закрепощаемые свободные, именуемые «меропхами», несут уже барщину в пользу своих властелей и властеличей (крупных и мелких феодалов).

Сопоставление источников славянского происхождения раскрывает перед нами единство феодального процесса закрепощения свободных людей, а сопоставление, в целом славянских и германских источников позволяет увидеть как общие закономерности закрепощения, так и специфику развития каждого народа.

Важно подчеркнуть, что все источники (и германские, и славянские), показывая постепенное ущемление свободы общинников (ингенуев, смердов, кметов), свидетельствуют о наличии общины и сохранивших еще свободу людей (мирян, людинов, еебров и т. д.).

Мы особо остановились в работе на положении «полусвободных» у славян и германцев. У германцев — это так называемые литы. У славян Киевской Руси сохранилось больше терминов для их обозначения: закупы, рядовичи, наймиты, вдачи. Всех их роднит с литами общность происхождения. Как литы, так и закупы, рядовичи, вдачи, наймиты, да и сами смерды были по происхождению свободными. Одни (литы) стали полусвободными в результате франкских завоеваний, другие (закупы, рядовичи, наймиты, вдачи и т. д.) — вследствие действия факторов экономического и внеэкономического принуждения. Все они были членами общины-верви и в разное время вступали с феодалом (князем) в отношения зависимости. Это тот промежуточный слой зависимых трудящихся эпохи раннего средневековья, который находится в положении, близком и к рабам, и к закрепощаемым свободным.

В целом, дополняя одни источники другими, сравнивая их, мы рисуем картину длительного пути лишения свободы некогда свободных людей в процессе феодализации общества, с ростом феодального поместья, барщинного хозяйства, феодального государства.
Вторая глава посвящена проблеме рабства у славян и германцев. Это очень важная проблема, которой специально никто раньше не занимался. Анализ источников помог нам выявить некоторые своеобразные явления в жизни германцев и славян. Рабство (серваж — на Западе, холопство — в Древней Руси) в период генезиса феодализма — явление очень сложное и многогранное именно потому, что оно наблюдается в период смены формаций (рабовладельческой и феодальной, первобытнообщинной и феодальной). Ведь галло-римляне перешли от рабства к феодализму, а германцы и славяне — от первобытнообщинных отношений к феодальным. Каждая из пережитых человечеством эпох наложила свой отпечаток на институт рабства. В рабовладельческую эпоху производящим классом были рабы. Но уже с III—IV веков нашей эры в Римской империи начал ощущаться кризис рабовладельческой системы. «Античное рабство пережило себя»,— говорил Ф. Энгельс в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства»⁸⁴⁷.

У «варваров» перед их приходом на римскую территорию гоже были рабы. Их положение описывает Тацит в своем произведении «Германия». Рабы у «варваров» были «посажены» на землю (т. е. имели участки земли и отдавали хозяину часть продукта). После завоевания «варварами» Западной Римской империи произошло перемещение рабов («варварские» попали на римскую территорию вместе с их хозяевами, римские — частично к «варварам» и т. д.).

Изучив по источникам и литературе положение сервов в VI—VIII веках в различных раннефеодальных государствах Европы, мы пришли к выводу, что и в этом вопросе следует придерживаться принципа региональности. В Италии и Испании, например, где рабы оказались преобладающей рабочей силой, они являлись основными производителями в период генезиса феодализма, но выполняли уже и функции закрепощаемых крестьян в сельском хозяйстве.

Наблюдались даже случаи, когда свободные земледельцы продавались в рабство из-за бедности. Там, где римское влияние не было столь сильным (например, у франков) и сервы занимали сравнительно скромное место по своей численности, они в период генезиса феодализма не стали основной производящей силой в сельском хозяйстве. Такой силой были там свободные общинники. Позже, с ростом феодальных отношений, во всех ранних государствах положение сервов стало сближаться с положением закрепощаемых свободных.

Положение холопов в Древней Руси уточнить несколько сложнее, чем положение сервов на Западе, из-за весьма скудного количества имеющихся источников. Использовались холопы, судя по «Русской Правде», в хозяйстве феодала, в его большом доме и вотчине. Есть сведения о бегстве холопов (челядинов) и процедуре их розыска, а также о том, что холопы трудились и на пашне. Любопытен тот факт, что «Пространная Правда» отмечает повышение внимания к рабскому труду и рабам как производителям (что, впрочем, неоднократно подчеркивалось и другими исследователями — Б. Д. Грековым, И. И. Смирновым и другими).

Это явление, видимо, связано с ростом феодальной вотчины в Древней Руси, которая, хотя и начала подчинять себе труд смердов, но не могла еще обойтись в сельском хозяйстве без рабской силы. Расширяются каналы, которые «питали» холопство в Древней Руси, растут ряды закупов, увеличивается реальность превращения их в полных холопов (обель). Причиной быстрого роста холопства на Руси в XI—XII веках был рост феодального поместья, хозяин которого не ограничивался только закрепощением смердов, а стремился с ростом своего хозяйства увеличить и контингент рабочей силы в нем за счет холопов. Побуждало древнерусского феодала к этому наличие феодального города в Древней Руси уже в IX—XI веках. Происходило сближение труда холопов с трудом закрепощаемых смердов, но холопы (судя по «Русской Правде») имели в хозяйстве феодала еще большой удельный вес.

В более позднее время (в XIII—XV веках) и на Западе, и на Руси серваж и холопство, «изжив себя», превратились в обузу для хозяйства, для феодала. Источники показывают стремление феодалов освободиться от рабского труда. Во Франции, например, источники зафиксировали так называемое «освобождение от серважа». Феодалы потребовали от сервов выкуп за «освобождение». Они превращали своих сервов в вилланов. Это тоже зависимая категория крестьян. Но эта зависимость была не личная, а по земле. Русские феодалы в XIV—XV веках прибегают к «освобождению» перед своей смертью холопов, которые переходят после этого на положение зависимых крестьян. Некоторые историки считают, что эти поступки обусловлены лишь религиозностью умирающего. Но показательно, что акты эти связаны с определенным временем, когда потребность в применении труда холопов стала ощущаться значительно меньше. Правда, «освобождение» холопов в Древней Руси не было полным, так как наследники умершего часто пересматривали списки отпущенных их родителями холопов и «регулировали» по-своему «освобождение», оставляя при себе тех холопов, которые им казались нужными. Но дело не в этом, а в том, что была потребность в освобождении хозяйства от большого числа холопов — от категории людей, не заинтересованных в хозяйстве.

Те же наблюдения сделал и В. И. Пичета в связи с анализом развития института холопства в Великом княжестве Литовском. Результаты сопоставления восточнославянских источников с южнославянскими подтверждают эти наблюдения: ни «Закон Винодольский», ни «Полицкий статут» уже не упоминают ни единым словом о труде рабов-холопов.

Б. Д. Греков, отмечая это положение, предположил, правда, что холопов можно «подразумевать» в составе большого хозяйства. «Законник Стефана Душана» упоминает о холопе (отроке). Там он еще, видимо, нужен (невольно возникает аналогия с большим хозяйством древнерусского князя).

Не упоминает о холопе (хлопе) и «Польская Правда». В ней часто говорится о польском крестьянине (кмете).

Третья глава работы посвящена женщине периода раннего средневековья. Эта тема почти не затронута в историографии. Собственно, непонятно, почему образ женщины-труженицы, женщины— соратницы мужчины на всех этапах исторического процесса еще не отражен в исторической литературе.

В нашей работе женщина показана и в труде, и в быту. В процессе исследования «варварских» германских «Правд» нам удалось установить, что составители их с особым уважением относятся к женщине. «Салическая, Правда» в XX титуле карает штрафом в 15 солидов того, кто схватит женщину за руку, за кисть или за палец. Штраф увеличивался до 30 солидов в том случае, если схвативший женщину за руку сожмет кисть. Тот, кто повредит грудь у женщины, должен был платить штраф в 45 солидов, а тот, кто убьет свободную женщину, Присуждался к уплате огромного вергельда — в 600 солидов (в 3 раза больше, чем за свободного мужчину). Штрафу в 15 солидов подвергался также и тот, кто осмеливался сорвать с головы женщины платок, головной убор, повязку, нанося тем самым ей оскорбление. В «Правдах» других германских народов, но составленных позднее (в аламаннской, баварской, бургундской, саксонской) эти пункты также имеют место. Наказания же за подобные преступления уже значительно ниже, чем по «Салической Правде» (по «Баварской Правде» вергельд за убийство свободной женщины уже не в 3, а в 2 раза больше вергельда за убийство свободного мужчины, «Саксонской Правдой» этот вергельд уравнивается — за убийство женщины платится такая же вира, как и за убийство мужчины). По «Русской Правде» XI века за убийство женщины платится только полувирье, т. е. 1/2 того, что платилось за убийство мужчины. Все эти фактические данные, приведенные в разных «Правдах», в законодательных памятниках разных народов, составленных в разное время, приводят нас к определенным выводам. Наше суждение таково: отмечающееся в ранних «варварских» «Правдах» особое уважение к женщине, ее высокий престиж в обществе, высокие вергельды за убийство или оскорбление связаны с теми пережитками, которые сохранились в раннефеодальном обществе со времен матриархата. Это отголоски тех времен, когда женщина по труду занимала ведущее место в обществе. Чем позднее составлена «варварская» «Правда», тем меньше мы находим в ней следов особого отношения к женщине.

Большой интерес вызывает вопрос о правах свободной женщины на земельное наследование. Ранние «варварские» «Правды», начиная с «Салической Правды», в которой отражены отношения эпохи патриархата, отказывали женщине в праве на землю. Женщине отказывали в праве наследования земли, так как по-старому опасались, что с ее замужеством земля может перейти к другому роду. Но жизнь требовала, чтобы в руках женщин была земля. Особенно это стало настоятельно необходимо в обществе с ростом малых семей, с распадом общин и больших семей. Нам удалось проследить по источникам, как постепенно от одной «варварской» «Правды» к другой, от формул Маркульфа до эдикта Хильпериха права женщин на наследование земли все повышаются. А в «Русской Правде» (самой поздней из «Правд») есть прямое указание в 90—91-й статьях на то, что дочери смердов, если они не выйдут замуж, имеют право на земельное наследие. Что же касается дочерей и жен феодалов на Руси, то их право на земельное наследование даже не оспаривается в законе, если судить по 92—95-й статьям «Пространной Правды».

Следовательно, женщина с веками в силу складывающихся обстоятельств получила права на земельное наследование как полноценный член общества, как труженица, которая не меньше, чем мужчина, работала на пашне, в доме и занималась ремеслом.

В последней главе о государстве мы стремились показать правильность, точность, незыблемость учения В. И. Ленина о государстве как о силе, навязанной обществу восходящим, растущим (в данном случае — феодальным) классом; показать, как этот класс всеми доступными ему средствами (законами, военной силой и другими) начинает давить на нижестоящие элементы, на «трудящихся субъектов», способствуя их консолидации в класс эксплуатируемый. Законы раннефеодального государства, как германского, так и восточнославянского, и южнославянского, отражают высокие штрафы, которые накладывает власть в лице растущих феодалов во главе с правителями государства на тех, кто совершил проступок (кражу, убийство и т. д.).

Особенно велики штрафы за убийство (см. «Правды» и IV главу данной работы): 200 солидов, 600 солидов, 1800 солидов, 40 гривен, 80 гривен, 100 либров, 500 либров за убийство свободных, знатных людей и людей, близких к королю, князю или царю.

Эти вергельды непомерно высоки для простых людей-общинников, которые в основной своей массе и составляли тогда общество. Эти вергельды уже заведомо ставили людей в зависимое положение или от сородичей, которые помогали им заплатить штраф, или от феодала (церковного или светского).

Так оно и было, если учесть наличие в «Салической Правде» титула «О желающих отказаться от родства», титула, который разрешал богатым родственникам не платить за своих провинившихся сородичей и уйти из рода, отказаться от родства. Бедные родственники, совершившие проступок, лишались помощи богатых сородичей, отказавшихся от них, и, конечно, попадали в зависимость от тех, кто платил за них.

Такая же картина имела место на Руси и отражена в «Русской Правде». 40 гривен и 80 гривен, взимаемые за убийство простых и знатных по «Русской Правде», — это очень большие суммы для свободных общинников, не имевших больших доходов и средств. Общинник, обратившийся за денежной помощью («купой») к князю, превращался в закупа, т. е. попадал в зависимость. Закупы и рядовичи, т. е. люди, задолжавшие феодалу, вполне могут быть сопоставлены с западными общинниками, задолжавшими своим феодалам.

Целый ряд других видов ущемления свободы человека показан в статьях законов русского, южнославянского и франкского законодательств (в «Салической Правде», «Русской Правде», «Законе Винодольском», «Полицком статуте», «Законнике Стефана Душана»). Тут и постепенное вытеснение народных представителей из суда и народного собрания (по, «Lex Salica»), и повышение роли графа как представителя государственной власти, и рост привилегий дружинников, антрустионов, «племенитых», «властелей» и воевод.

В других «варварских» «Правдах» (аламаннской, баварской, бургундской) еще сильнее ощущается рост феодальной знати, церковных феодалов, герцогов, рост их прав и привилегий. Закон как надстройка, созданная представителями господствующего класса, помогает, во-первых, своему базису (феодальному базису) укрепиться. Во-вторых, он зорко стоит на страже интересов высшего (феодального) класса, принижая роль тех, кто оказался в положении зависимых.

Та же картина раскрывается и в статьях «Русской Правды». Сравнение статей «Краткой Правды» со статьями «Пространной Правды» приводит нас к выводу о том, что происходит усиление процесса феодализации на Руси. Об этом говорят и такие факты, как закрепощение смерда, повышение вергельда за убийство знатного человека (приближенного к феодалу) до 80 гривен, рост феодальной вотчины, стремление феодала пополнить число рабочих рук в вотчине за счет всех слоев зависимого населения (смердов, закупов, рядовичей, вдачей, наймитов).
Особенно в этом отношении показательны результаты сравнения 3 источников южных славян («Закона Винодольского», «Полицкого статута» и «Законника Стефана Душана»). Они свидетельствуют о росте феодальной знати («племенитых», властелей, властеличей, церкви, воевод), об уменьшении свободы кметов, росте их зависимости, повышении в законах ренты, которую они должны платить феодалам. Все это отражено в законах и все это чрезвычайно показательно для определения классовой сущности растущего феодального государства.
Феодализация в Древней Руси связана с появлением феодальных институтов, иммунитета, в первую очередь. Иммунитет мы наблюдали и у франков во времена Карла Великого, и у южных славян. На Западе сохранились специальные иммунитетные грамоты, из которых ясно видно, что иммунитет дает король (император), что получает иммунитет монастырь (церковь) или светский феодал. Имена королей и церкви проставлены в иммунитетной грамоте. Эта грамота избавляла население, живущее на земле феодала, от королевских сборщиков налогов (эти налоги получал с населения сам владелец иммунитетной территории и грамоты). Суд на иммунитетной территории также включался в функции иммуниста, заменяя там королевский суд. Штрафы по суду тоже принадлежали иммунисту. Сведения об иммунитете в. Древней Руси мы получаем главным образом из уставов князей, где вообще регулируются их отношения с церковью. В «Русской Правде» интересы церковников не отражены. Из уставов мы узнаем, что князья частично делились своими доходами от населения (данями, вирами, продажами) с духовенством, предоставляя церковникам и отдельным монастырям долю от сборов этих даней, вир и продаж, а порой выделяя им определенные иммунитетныё области, где они могли сами осуществлять сборы с населения.

Кроме того, иммунитетом церкви являлись еще и особые судебные дела, которые целиком выпадали из поля зрения княжеского суда и относились только к компетенции суда церкви (это дела об опеке, дела о малолетних, споры между супругами, Между родителями и детьми, дела по отравлению, по обвинению в колдовстве и т. д.). Во всех этих делах окончательное решение выносил церковный суд, как и в делах, которые касались клириков.

Южнославянские источники тоже сохранили данные и об иммунитете, и о других феодальных институтах. В них есть сведения и о прониях (т. е. о бенефициях), и о суде церковников и царя, и о неравенстве различных слоев населения (властелей, меропхов), и об установленной ренте — трудом и деньгами, и о бесправии меропха перед судом властеля и т. д.

Касаясь вопроса о специфике Франкского, Древнерусского и южнославянского государств, нужно прежде всего отметить некоторое различие там и тут характера феодальных институтов. На западе существовал бенефиций, т. е. раздача королем земель феодалам за военную и гражданскую службу. Каждый феодал стремился превратить бенефиций в лен или феод, т. е. закрепить его за своей семьей, за своим родом. В Древней Руси бенефиция не было. Дань, собранная с населения, делилась князем между дружинниками, и это составляло эквивалент вознаграждения за несение военной службы.

Установленные княгиней Ольгой у древлян твердые «уроки» и «продажи» можно считать первой в истории Руси зафиксированной нормой государственной дани с населения, своеобразным преддверием налоговой системы.

В отличие от «Русской Правды» южнославянские источники, видимо, уже не сохранив до XIII—XIV. веков сведений о ранних формах сбора дани, дают систему проний, близкую к западной, а может быть, и к византийской системе. Прониарий получает землю от царя (по «Законнику Стефана Душана») и обязан ему службой. Но феодализм уже так прочно внедрился в Сербии, что царь не щожет отобрать пронию у прониария.

В целом раннефеодальное государство как у германцев, так и у славян осуществляло те функции, которые отмечены в учении В. Й. Ленина о государстве. Оно было той силой, при помощи которой господствующий класс все крепче брал в свои руки и органы управления, и налоговые функции, и военную силу, при помощи которых все больше производил давление на некогда свободных (ingenuae), смердов и кметов, закрепощая их.

⁸⁴⁷ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 148.

<<Назад Вперёд>>

Просмотров: 5202

загрузка...

Другие книги по данной тематике