Глава 1. Новые верования. Философия меняет принципы и правила политики

Мы уже видели, как у древних сложился общественный строй. Древнейшая религия основала сначала семью, а затем гражданскую общину, город. Она установила семейное право и управление родом, затем гражданское право и общественное управление. Государство было тесно связано с религией; оно вышло из нее и слилось с ней. Вот почему в древнем городе все политические институты были религиозными институтами, праздники – церемониями культа, законы – священными формулами, цари и магистраты – жрецами. По этой же причине не существовало такого понятия, как личная свобода, и человек даже не помышлял о том, чтобы выйти из-под власти всесильного города. Границы города, некогда установленные национальными богами, очерчивали территорию государства. Каждый город-государство обладал не только политической независимостью, но и имел свой культ и свои законы. Религия, право, управление – все было общественным.

Теперь нам предстоит разобраться, как исчез этот строй, то есть каким образом управление, религия и право отбросили общественный характер после того, как изменились принципы построения человеческого общества.

Две главные причины лежат в основе исчезновения формы правления, созданной Грецией и Италией. Одна лежит в духовной сфере, другая – в материальной. Первая связана с изменением верований, вторая – с римским завоеванием. Оба события относятся к одному периоду.

Древняя религия, символом которой был очаг и наследственная могила и которая создала древнюю семью, а затем основала город, со временем изменилась и устарела. Человек развивался в интеллектуальном отношении, у него появилось представление о нематериальной природе; стало более определенным понятие человеческой души, и почти одновременно с этим возникло представление о божественном разуме.

Продолжали они по-прежнему верить в древние божества, в умерших, живущих в могилах, в ларов, которые прежде были людьми, в священных предков, которым следовало совершать подношения? Безусловно, нет. Эти верования уже казались слишком примитивными. Однако, при всей их примитивности, их не так-то легко было искоренить. Но начиная с V века до н. э. мыслящие люди стали освобождаться от древних заблуждений. Они по-иному стали смотреть на смерть. Одни считали, что смерть есть полное уничтожение и исчезновение сознания, другие верили, что смерть только перемена и переселение души из одного места в другое. Во всяком случае, ни те ни другие уже не думали, что умершие живут в могилах, питаясь подношениями. Составив представление о высшем божестве, они перестали верить в божественность умерших. Теперь, по их представлениям, после смерти душа отправлялась или в Елисейские поля за наградой за праведную жизнь, или подвергалась наказанию за неправедную жизнь. Теперь они обожествляли только тех людей, которых благодарность или лесть поставили над человечеством.

Постепенно менялось представление о богах. От представления о невидимой силе, которую человек ощущал в самом себе, он перешел к представлению о силах более могущественных, которые он видел в природе, пока в своих рассуждениях не дошел до представления о высшем существе, не связанном с природой. С этого времени все мыслящие люди перестали поклоняться ларам и героям. Что касается очага, который, по-видимому, имел значение только потому, что был связан с культом мертвых, то и к нему интерес был утрачен. В домах остались очаги со священным огнем, которому продолжали поклоняться и совершать возлияния, но это скорей по привычке, чем из желания воскресить прежнюю веру.

Так же незаметно, как вера в домашний очаг, исчезла вера в общественный очаг города, или пританей. Теперь люди не понимали, какое значение имеет очаг; они забыли, что вечный огонь пританея олицетворял невидимую жизнь предков, основателей и национальных героев. Они продолжали поддерживать огонь, совершать общественные трапезы и петь древние гимны, но они уже не понимали смысла этих церемоний и, если можно так выразиться, просто отбывали повинность.

Изменились олицетворявшие силы природы божества, связанные с очагом. Первоначально являясь домашними, а затем ставшие городскими богами, они подверглись дальнейшему изменению. Люди, наконец, поняли, что различные существа, которых они называли именем Юпитер, могли быть одним существом; то же самое относилось к другим богам. От обилия богов кружилась голова, и человек испытывал потребность каким-то образом уменьшить их количество. Боги больше не принадлежали семье или городу; они стали принадлежать всему человеческому роду и наблюдать за вселенной. Поэты, переходя из города в город, обучали людей, вместо древних гимнов, новым песням, в которых не говорилось ни о ларах, ни о городских богах, а рассказывались легенды о великих богах неба и земли. Греки забыли свои древние семейные и национальные гимны ради новой поэзии, источником которой была не религия, а искусство и творческое воображение. В это же время несколько больших святилищ, такие как святилище в Дельфах и на Тилосе, стали центрами притяжения множества паломников; это еще одна причина, по которой люди забыли свои местные культы. Совершавшиеся там мистерии приучили людей относиться с пренебрежением к бессодержательной религии города.

Итак, медленно и незаметно совершалась интеллектуальная революция. Пока в установленные дни совершались жертвоприношения, жрецы не оказывали сопротивления, поскольку им казалось, что это не затрагивает древнюю религию: пусть изменения затрагивают понятия, пусть исчезает вера, лишь бы неизменными оставались обряды. Однако хотя ритуалы остались неизменными, но верования изменились, и семейная и общественная религия утратила власть над людьми.

Затем появилась философия и разрушила правила древнего государства, древнюю политику^[195].

Философия, оказав влияние на взгляды людей, неизбежно затронула основные принципы управления. Пифагор, имея смутное представление о Вседержителе, с презрением относился к местным культам, и этого было достаточно, чтобы он отверг старые способы управления и предпринял попытку основать новое общество.

Анаксагор создал учение о «мировом уме, все приводящем в порядок». Отвергнув древние верования, он отверг и древнюю форму правления. Он не выполнял обязанности гражданина, поскольку не верил в богов пританея; не участвовал в собраниях. Не был магистратом. Он навлек на себя обвинение в оскорблении богов. Его судили и приговорили к смерти, от которой его спасло только красноречие Перикла. Смертный приговор заменен был изгнанием.

Затем появились софисты, которые оказали большее влияние, чем два этих великих философа, Пифагор и Анаксагор. Софисты вели активную борьбу с древними заблуждениями. В борьбе, которую они вели со всем, что имело отношение к прошлому, они не пощадили ни институтов города, ни религиозных предрассудков. Они беззастенчиво изучали и обсуждали законы, которыми еще руководствовались государство и семья. Они ходили из города в город, распространяя свое учение о справедливости, менее ограниченной и избирательной, какой она была в древности, более человечной, более разумной и избавленной от древних формул. Действия софистов вызвали бурю ненависти и злобы. Софистов обвинили в отсутствии религиозных и патриотических чувств. Эти странствующие софисты не имели четко сформулированного учения, но считали, что вправе вести борьбу с древними предрассудками. По словам Платона, они привели в движение то, что до этого времени было неподвижным. Источником всех чувств является человеческое сознание, вне человеческого сознания ничего не существует, заявляли софисты. Они объясняли грекам, что для управления государством недостаточно ссылаться на древние обычаи и священные законы, а следует убеждать людей и влиять на их решения. Их противники ссылались на традиции, в свою очередь, софисты использовали в качестве оружия атональную риторику, то есть риторику словесного спора, состязания, которая направлена на победу одного и поражение другого.

Обретя способность размышлять, человек уже не хотел слепо верить, не желал, не раздумывая, подчиняться. Он усомнился в справедливости прежних социальных законов и институтов. Платон вложил в уста одного из софистов замечательные слова: «Мужи, собравшиеся здесь! Я считаю, что вы все тут родственники, свойственники и сограждане – по природе, а не по закону: ведь подобное родственно подобному по природе, закон же – тиран над людьми – принуждает ко многому, что противно природе». Софисты противопоставляли природу закону и обычаю, то есть подрывали основу древней политической системы. Напрасно афиняне изгнали Протагора и сожгли его сочинения; удар был нанесен, и учение софистов дало огромные результаты. Древние институты исчезли вместе с исчезновением власти национальных богов; появилась привычка свободно обсуждать все вопросы дома и на общественных площадях.

Сократ, с неодобрением относившийся к той крайности, в которую впали софисты в своем скептицизме, тем не менее принадлежал к их школе. Как и они, Сократ отвергал власть традиций и считал, что совесть диктует человеку правила поведения. Сократ отличался от софистов только в одном: он тщательно изучил такое понятие, как «совесть», или «сознание» (в этическом языке греков не проводилось заметного различия между «сознанием» и «совестью»), в стремлении найти положительную истину. Он поместил истину выше обычая, справедливость – выше закона. Он рассматривал отдельно мораль и религию. До Сократа люди понимали долг только как выполнение повелений древних богов. Сократ показал, что чувство долга заложено в сознании. Тем самым, вольно или невольно, он вел борьбу с культом города. Напрасно он старался присутствовать на всех праздниках и принимать участие в жертвоприношениях, его убеждения и слова противоречили его поведению. Сократ создал новую религию, отличную от религии города. Его справедливо обвиняли в том, что «он нарушает законы государства, не признавая национальных богов и вводя новых». Его осудили на смерть за оскорбление обычаев и верований предков, или, как выражались в те времена, за то, что «развращает молодое поколение». Непопулярность Сократа и гнев его сограждан легко объясняются, если мы вспомним религиозные обычаи афинян, их общество, в котором было огромное количество жрецов, причем очень могущественных. Смерть Сократа не могла остановить переворот, начатый софистами и продолженный Сократом, правда проявлявшим большую сдержанность, чем софисты. С каждым днем греческое общество все больше освобождалось от власти древних верований и древних институтов.

После Сократа философы уже свободно обсуждали принципы и правила человеческих сообществ. Платон, Критон, Антисфен, Спевсипп, Аристотель, Теофраст^[196] и многие другие написали трактаты о политике. Они занялись исследованием и решением глобальных задач, связанных с организацией государства, властью и повиновением, обязанностями и правами.

Легко приобретать привычки, но трудно от них отказываться. Платон частично находился под властью древних идей. Государство, которое он себе представлял, было все тем же древним городом с населением не более пяти тысяч человек; управление основывалось по-прежнему на древних принципах; так же не существовало такого понятия, как свобода. Цель, которую ставит перед собой законодатель, заключается не столько в развитии и совершенствовании человека, сколько в обеспечении безопасности и величия сообщества. Семья практически не берется в расчет. Единственным собственником является государство. Только оно свободно; есть только воля государства; только у него есть религия и верования, и каждый, кто не согласен с государством, должен погибнуть. Однако он высказывает и новые идеи. Следом за Сократом и софистами Платон заявляет, что в человеке заложены нравственные и политические принципы, что предания ничего не значат, что надо прислушиваться к голосу разума и что законы справедливы только в том случае, если соответствуют природе человека.

Аристотель высказывается более определенно: «Закон – это разум». Он учит, что мы должны делать не то, что находится в соответствии с обычаями отцов, а то, что хорошо само по себе. Он считает, что с течением времени должны изменяться институты. Аристотель не испытывает почтения к предкам. «Вообще же все люди стремятся не к тому, что освящено преданием, а к тому, что является благом; и так как первые люди – были ли они рождены из земли или спаслись от какого-нибудь бедствия – походили на обыкновенных людей, к тому же не одаренных развитыми мыслительными способностями, как это и говорится о людях, рожденных из земли, то было бы безрассудством оставаться при их постановлениях»^[197].

Аристотель, как все философы, категорически отрицал религиозное происхождение человеческого общества; он не признавал, что местный культ является основой государства. «Государство не есть общность местожительства, оно не создается для предотвращения взаимных обид или ради удобств обмена. Конечно, все эти условия должны быть налицо для существования государства, но даже и при наличии всех их, вместе взятых, еще не будет государства; оно появляется лишь тогда, когда образуется общение между семьями и родами ради благой жизни». Таким образом, философия отвергает древние принципы сообщества и ищет новую основу для социальных законов и идеи отечества.

Школа циников пошла еще дальше. Циники не признавали уз отечества. Диоген заявлял, что он гражданин мира, космополит, а Кратес говорил, что презирает другие мнения. Циники провозгласили совершенно новую для того времени истину, что человек является гражданином мира и что отечество не ограничивается территорией города. Они считали патриотизм предрассудком и отрицали такое понятие, как любовь к отечеству.

Чем дальше, тем больше философы уклонялись от участия в общественных делах. Сократ еще исполнял обязанности гражданина; Платон пытался работать на государство, внося изменения. Аристотель, более беспристрастный, ограничивался ролью наблюдателя; государство для него было объектом научных исследований. Эпикурейцы не уделяли внимания общественным делам. Не вмешивайтесь в них, говорил Эпикур, если только к этому вас не принудит какая-нибудь высшая власть. Циники не желали быть гражданами.

Стоики явились продолжателями платоно-аристотелевской линии в философии. Зенон, Клеанф, Хрисипп написали множество трактатов об управлении государством. Вот что сообщает нам один из древних писателей об их доктринах: «Зенон в своем трактате об управлении задался целью показать нам, что мы не являемся жителями такого-то дема или такого-то города, имеющего свои законы, а будто все мы принадлежим одному дему, или одному городу, и являемся согражданами». Стоики утверждали, что все люди граждане космоса как мирового государства. Из сказанного видно, как далеко ушли в своих рассуждениях философы со времен Сократа, который еще считал себя обязанным, насколько возможно, почитать богов государства. Даже Платон не видел другой формы управления, кроме существовавшей в то время. Зенон не признавал делений, установленных древней религией. Он верил в единого Бога Вселенной и в мировое государство, в котором живет весь человеческий род.

Стоический космополитизм уравнивал перед лицом мирового закона всех людей. Как стоицизм отвергает религию города, так он отвергает и рабство. Он не желает, чтобы человек приносился в жертву государству. Он четко определяет, что в человеке должно оставаться свободным. Он объяснял, что человек должен найти в себе самом долг, добродетель и награду. Стоицизм не запрещал человеку заниматься общественными делами, он даже призывал его участвовать в них, но в то же время предупреждал, что основные силы он должен направить на собственное совершенствование и что каким бы ни было государственное управление, его совесть должна оставаться свободной. Этот принцип, на который древний город никогда не обращал внимания, должен был со временем стать одним из самых священных правил политики.

Люди начинают понимать, что существуют другие обязанности, помимо обязанностей в отношении государства, другие добродетели, помимо гражданских. Древний город был настолько могущественным и деспотичным, что человек отдавал ему все свои силы и помыслы. Город был для него образцом красоты и заботы, и только ради него следовало совершать героические поступки. Но Зенон объяснил, что существует достоинство не только гражданина, но и человека; что помимо обязанностей перед городом у человека есть обязанности перед самим собой, а высшая заслуга состоит не в том, чтобы жить и умереть за государство, а в том, чтобы быть добродетельным и угодным богу. На первый план выдвигаются личные добродетели, задвигая общественные на второй план. Поначалу шла борьба с общим падением нравов и деспотизмом, но постепенно новые идеи настолько укоренились в умах, что стали могущественной силой, с которой было вынуждено считаться любое правительство; следовало изменить правила политики, чтобы освободить место для новых правил морали.

Так постепенно изменились верования; общественная религия, основа города, исчезала, а вместе с ней и тот общественный строй, каким он был в понимании древних. Люди незаметно отошли от строгих правил и прежней формы правления. У людей появилось стремление к единению, к укрупнению сообществ; это было общей тенденцией на протяжении двух веков, предшествовавших нашей эре. Правда, плоды подобных переворотов созревают очень медленно, но мы увидим, изучая римское завоевание, что события развивались в одном направлении с этими идеями, имели ту же тенденцию к разрушению древнего общественного строя и к созданию новых форм правления.