Поединки

Другой важной чертой в военном деле кельтов был обычай сражаться в поединках. У ирландцев имелись на этот счет строгие правила, одно из которых носило название fír fer, буквально «честная игра»^[27]: человеку, вступавшему в поединок, мог противостоять только один противник. Когда начались войны с римлянами, на континенте обычаи, видимо, изменились, однако о них все еще много упоминается в островных литературах, особенно в ирландской. Так, в «Похищении быка из Куальнге» коннахтец Ферху Лойнгшех со своими 12 людьми собирается атаковать Кухулина: «На том они и порешили и немедля выступили против Кухулина, а разыскав его, не уговорились о честном поединке и всей дюжиной бросились в бой».

Обычай поединка упоминается и в «Мабиногионе», собрании средневековых валлийских сказаний, которое хранит настоящие залежи мифологии, лишь слегка замаскированной позднейшими условностями христианских писцов. В великолепной истории «Кулух и Олуэн», возможно самой ранней в этой группе, два героя (первоначально божества) сражаются в поединке до дня Страшного суда. Гвин, сын Нудда, и Гвитир, сын Грейдаула, борются за руку Крейддилад, дочери Ллуда Серебряная Рука. Их мирит Артур: «По их соглашению девушка вернулась в дом отца, не доставшись никому, и Гвин с Гуитиром должны были биться за нее каждые январские календы до самого Судного дня; тот же из них, кто одолеет в Судный день, получит эту девушку в жены».

В другой истории из «Мабиногиона», «Пуилл, принц Диведа», Араун – король Аннуина (Иного Мира) – приходит к Пуиллу и просит помочь ему в поединке с его соперником Хавганом. Мотив бога, ищущего помощь смертного, нередко встречается в кельтской литературной традиции. В соответствии с кельтским обычаем, поединок происходит у брода. Араун говорит Пуиллу:

«В одну из ночей мы договорились встретиться с ним у брода; ты будешь там в моем обличье, и твой первый удар оборвет нить его жизни». Проходит год, и Пуилл встречается с Хавганом: «И, подойдя к броду, увидели они там всадника, который сказал: «Слушайте, люди! Это спор между двумя королями за землю и власть, и только между ними. А вы стойте в стороне и ждите исхода схватки». И они сошлись на середине брода…»

Два кельтских героя начинали битву с оскорблений в адрес друг друга; в то же самое время они восхваляли своих предков и семью и свою собственную доблесть во владении оружием. Все это приводило их в состояние боевой ярости, и они начинали жаждать крови и славы. Все человеческие чувства отступали на задний план, и их место занимала простая, грубая сила и хитрость, которые заставляли противников сражаться жестоко и кровожадно. В этих перебранках принимал участие и колесничий, и если (что представляется вероятным) «Похищение быка из Куальнге» действительно представляет нам кельтский поединок в таком виде, в каком он проходил у кельтов в Древнем мире, то, когда мы посмотрим на Кухулина и Лоэга перед сражением, перед нами возникает живая картина той роли, которую играл в сражении колесничий. Когда Кухулин (в версии «Похищения», относящейся к XI веку) собирается встретиться со своим названым братом и видит, как тот хвастливо выполняет боевые приемы, стараясь спровоцировать противника, то он дает своему колесничему следующие распоряжения:

«Между тем приблизился к броду Кухулин и увидел множество чудесных, искуснейших боевых приемов, что проделывал Фер Диад высоко в воздухе.

– Погляди, друг мой Лаэг, – сказал Кухулин, – на эти чудесные искуснейшие боевые приемы, что проделывает Фер Диад высоко в воздухе. В час битвы обратит он их против меня. Так вот, если случится мне уступить в сражении, черни, поноси и порочь меня, раздувая мой боевой пыл и ярость. Если же буду брать верх я, хвали, славословь и превозноси меня, чтобы умножить мою храбрость».

Фер Диад бросает Кухулину множество конкретных оскорблений еще до начала битвы:

Эти данные ранних текстов замечательно подтверждаются тем, что пишут о войне у кельтов античные авторы. Например, Диодор Сицилийский говорит следующее об обычае высмеивать врага: «Если же кто принимает вызов, они принимаются превозносить подвиги предков и восхвалять собственную доблесть, тогда как противника оскорбляют, унижают и словами своими лишают его душевной отваги».

Опять-таки в «Похищении» воин Этаркумал приближается к Кухулину и вызывает его на битву. Кухулин говорит:

«– Знай, что хоть невелик, но разгневан тот, что стоит перед тобою. Каким же кажусь я тебе?

– Воистину нравишься мне ты, – ответил Этаркумул. – И вправду, ты юноша дивный, прекрасный, пригожий, славный и многоискусный в боевых приемах. Все же числить тебя средь лучших героев, воинов знатных, всесокрушающих молотов, в битве первейших, я не могу и о том не помыслю».

Результат этой перебранки оказывается следующим: «С этими словами нанес Кухулин Этаркумулу удар муадалбейм в самое темя и до пупка разрубил его тело. Поперек пришелся второй удар Кухулина, и три обрубка разом рухнули на землю. Так погиб Этаркумул, сын Фида и Летринн».

Говорили, что у Кухулина было таинственное оружие под названием га булга, которое трактовали множеством различных способов. Однако, судя по всему, это все-таки было реальное оружие, и использовал его Кухулин только в самом крайнем случае – в сражении у брода. Его роковой особенностью было то, что оно входило в тело, как единый наконечник копья, но, когда его пытались вытащить, по его сторонам выскакивали наконечники, так что жертва оказывалась буквально выпотрошенной. Фер Диад и был убит этим оружием, как и многие другие герои, которые выходили на поединок с Кухулином. Вот рассказ о том, как Кухулин использовал свое оружие против Фер Диада:

Рис. 22. Железный шлем с бронзовым гребнем из Чиумешти (Марамуреш, Румыния).

Рис. 23. Бронзовый шлем с железным гребнем из Филоттрано (Анкона, Италия).

«Кухулин… попросил га булга у Лаэга… Вот что это было за копье: оно опускалось под воду и металось пальцами ноги; одну рану составляло оно, впиваясь в тело, но скрывало тридцать зазубрин, и нельзя было его выдернуть, не обрезав мясо кругом».

Рис. 24. Декорированные шлемы, изображенные на серебряном котле, обнаруженном в болоте в Гундеструпе (Ютландия, Дания), в том числе и образцы с рогами.

Есть мнение, что это было какое-то волшебное оружие, которое подарили Кухулину его божественные предки – ибо он был сыном великого кельтского бога Луга, сына Этленн, – однако есть античные свидетельства о том, что в этом оружии не было ничего божественного: на самом деле это просто воспоминание об определенном типе копья, которым пользовались кельты на континенте. Об этом кельтском оружии Диодор Сицилийский пишет: «Некоторые из них^[28] выкованы прямыми, а некоторые – извилистыми по всей своей длине, чтобы не только наносить режущую рану, но и разрывать тело и при извлечении копья разрывать рану». Это замечательная параллель к описанию га булга и производимых им эффектов в «Похищении быка из Куальнге». Таким образом, когда ирландские герои, как и их континентальные братья, отправлялись на битву, главные воины ехали на своих колесницах с метательным копьем в руках, с одним или двумя метательными копьями, с длинным железным режущим мечом, с деревянным щитом с металлической оправой. Несомненно, во всем этом были региональные варианты – согласно традиции и личным вкусам. Кельты пользовались и пращой, и в ирландских сагах есть много упоминаний об этом. Диодор Сицилийский снова дает нам множество подробностей о кельтском вооружении: «Оружие у них вот какое. Щиты – высокие, в человеческий рост (рис. 20)^[29], с особыми украшениями, на некоторых из которых выступают также искусно изготовленные медные изображения животных, и не только для красоты, но и для большей надежности. Шлемы – медные, с большими выступающими вокруг частями (рис. 22—23), благодаря чему носящие их выглядят исполинами: к некоторым из шлемов приделаны рога (рис. 24), к другим – чеканные протомы^[30] птиц или четвероногих животных. Боевые трубы у них необычайные и варварские: трубя в них, издают грозные звуки, напоминающие грохот сражения. Панцири – железные, кольчужные, однако некоторые полагаются только на данную от природы силу и сражаются обнаженными. Вместо короткого меча они сражаются длинным мечом, который носят, подвесив на железной или медной цепи к правому бедру. Некоторые носят поверх хитона украшенный золотом или серебром широкий пояс. Впереди себя они выставляют копья, которые называют «ланкии», с железными наконечниками длиной в один локоть и более, а шириной – чуть менее дипалесты^[31]. Мечи у них не меньше, чем дротики у других народов, а наконечники у дротиков больше, чем мечи».

Даже мельчайшие детали из этого пассажа находят свои параллели в древнейших ирландских источниках. Например, щиты с индивидуальным орнаментом описываются и в «Похищении», и в других местах. Так, у Реохайда, сына Фатемона, был «белый щит со звериными ликами красного золота». Другой отряд ведет герой Эрк, сын Федельм Нойкрутах, с «белым щитом со звериными ликами красного золота». В описании Кухулина, который отправляется в своем лучшем вооружении на свидание с Эмер, говорится, что у него был «на плечах алый щит с серебряной кромкой, украшенный золотыми ликами диких зверей».

Рогатые шлемы, упомянутые у Диодора Сицилийского, также встречаются в ранней литературе: Фурбайде Фербенд, например, якобы имел шлем с тремя рогами: два рога были серебряные, а один – золотой. Трехрогие священные звери часто встречаются в кельтской мифологии. Другие описания оружия также имеют параллели в ирландских текстах. Постоянно употреблялись боевые трубы, о которых упоминает Диодор; их называли карниками. Они фигурируют, например, на кельтских монетах и встречаются на котле из Гундеструпа (рис. 25). Шум был очень важен для кельтов во время войны: он должен был вызвать страх, панику и отчаянный ужас в лагере врага. Тацит говорит о шуме, который производили бритты, когда Паулин собирался атаковать их в их святилище на Англси: «На берегу стояло в полном вооружении вражеское войско, среди которого бегали женщины, похожие на фурий, в траурных одеяниях, с распущенными волосами, они держали в руках горящие факелы; бывшие тут же друиды с воздетыми к небу руками возносили к богам молитвы и исторгали проклятия. Новизна этого зрелища потрясла наших воинов…»^[32]

Рис. 25. Люди, играющие на боевых трубах. Изображение на котле из Гундеструпа.

Страшный шум от воплей и брани воинов, а также призывов к богам о даровании силы и помощи еще усиливался от звуков труб. Трубы были снабжены бронзовыми головами зверей с деревянными языками, которые служили в качестве язычков-трещоток. В общем и целом шум был чудовищный. Остатки такой трубы, заканчивавшейся бронзовой головой кабана, были обнаружены близ Дескфорда в Банффшире. Этот предмет относится ко II веку н. э. Трубы упоминаются и в ирландских текстах как часть боевого снаряжения, так и само использование шума. В «Похищении быка из Куальнге» мы читаем: «Грохот, шум, вой, гул, гудение и громовые раскаты, что слышал Мак Рот, были ударами щитов и копий, звонким лязгом мечей, грохотом шлемов и нагрудников, гулом оружия, проделывавшего неистовые боевые приемы: то натягивались поводья, стучали колеса, лошади били копытами, скрипели колесницы и разносились громкие голоса идущих на нас мужей и героев».

Наиболее интересный античный рассказ об экипировке и поведении кельтов в сражении мы находим у Полибия в его знаменитом описании сражения при Теламоне в 225 году до н. э. Он достаточно важен, чтобы процитировать его полностью, и иллюстрирует многие уже упомянутые моменты: «Инсомбры и бойи шли в битву в штанах и в легких, накинутых сверху плащах. Что касается гесатов, то самоуверенность и смелость их были так велики, что они сбросили с себя и эту одежду, и обнаженные, только с оружием в руках, стояли в передних рядах войска: так, думалось гесатам, удобнее будет сражаться, ибо плащи могут цепляться за разбросанные там и сям кустарники и затруднять употребление оружия. Сначала битва шла только у холма, и для всех было видно, сколь многочисленная конница от каждого войска участвует в завязавшейся схватке. В этом сражении пал, как отчаянный боец, консул Гай, и голова его отнесена была царям кельтов… Что касается римлян, то им прибавило смелости то обстоятельство, что неприятель был охвачен со всех сторон и заключен в середину между ними, хотя, с другой стороны, кельты пугали их боевым строем и шумом. Действительно, число трубачей и свирельщиков было у них невообразимо велико, а когда все войско разом исполняло боевую песню, поднимался столь сильный и необыкновенный шум, что не только слышались звуки свирелей и голоса воинов, но звучащими казались самые окрестности, повторявшие эхо. Ужасны были также вид и движения нагих людей, стоявших в первом ряду, блиставших цветущим здоровьем и высоким ростом. В первых рядах не было ни одного воина, который бы не имел на себе золотого ожерелья или браслетов. Если вид всего этого и устрашал римлян, то надежда на добычу сильнее подстрекала их к битве… Одолеваемые ранами и безвыходностью положения, одни из них (гесатов) в безумной ярости кидались на врага и сами обрекали себя на смерть, другие начинали понемногу отступать к своим и явною робостью приводили в смущение задних воинов».

Полибий упоминает гезатов – отряды наемников, находившихся вне племенной системы. В этом отношении они соответствуют отрядам фениев в Ирландии, о которых ходило множество красочных преданий. Этих галльских воинов нанимали, чтобы они сражались на разных сторонах. Что мы знаем об этих могучих и безжалостных людях? Само их имя означает просто «копейщик»; слово «gae», обозначающее «копье» или «дротик», встречается в древнеирландском и перешло в шотландский гэльский и в современный ирландский как gath.

Отважные гезаты сражались обнаженными, и, видимо, этот обычай был неправильно понят римлянами, которые ничего не знали об его ритуальном значении. Не только гезаты сражались без одежды или какой бы то ни было защиты. Диодор пишет, не упоминая конкретно гезатов: «Некоторые из них презирают смерть настолько, что устремляются навстречу опасностям обнаженными, в одном только поясе».

Легендарные отряды фениев, которые бродили по Ирландии в первые века христианской эры, охотясь, сражаясь и добывая себе пропитание у различных племен, напоминали гезатов в том, что они могли поступать на службу к различным партиям и жили вне юрисдикции какого-либо племени (они фактически были écland – «без племени»). Обычно их изображают как солдатов-наемников, и есть все основания считать, что у таких отрядов были серьезные мифологические корни в местной традиции.