Глава 25. Христиане при Иовиане

   После смерти Юлиана государственные дела империи остались в очень неясном и опасном положении. Римская армия была спасена позорным, но, возможно, необходимым договором^[97].

   Первые часы мира благочестивый Иовиан посвятил восстановлению спокойствия внутри церкви и внутри государства. Его предшественник благодаря своей несдержанности, вместо того чтобы быть примирителем, умело разжигал религиозную войну, и равновесие между враждующими партиями, которое он поддерживал для вида, только продлевало борьбу с помощью переходов от надежды к страху и наоборот и соперничающих требований, которые у одних основывались на владении их предметом в давние времена, у других – на милости императора теперь. Христиане забыли дух Евангелия, а язычники прониклись духом церкви. В семьях частных лиц естественные чувства были заглушены слепой яростью, порождением религиозного пыла и мести; величие закона было оскорблено или употреблено во зло; города Востока запятнали себя кровопролитием, и оказалось, что самые непримиримые враги римлян живут в их же стране. Иовиан вырос в христианской вере, и на его пути из Нисибиса в Антиохию знамя Креста, лабарум Константина вновь несли впереди легионов, тем самым объявляя людям о религии их нового императора. Вступив на трон, он сразу же отправил всем наместникам провинций письмо, в котором признавал божественную истинность христианской веры и утверждал за ней статус государственной религии. Коварные эдикты Юлиана были отменены, льготы церкви – возвращены и увеличены, и Иовиан унизился до жалобы, что бедствия этих дней заставили его уменьшить размер раздаваемой благотворительности. Христиане единодушно, громко и искренне приветствовали благочестивого преемника Юлиана, но они еще не знали, какой символ веры или решения какого собора он выберет образцом истинного православия, и потому наступление покоя мгновенно возродило те жаркие споры, которые были прекращены на время гонений. Епископы, стоявшие во главе соперничающих сект, успевшие убедиться на собственном опыте, как сильно их судьба зависит от первого впечатления, которое они производят на ум неученого солдата, поспешили ко двору в Эдессу или Антиохию. Дороги Востока были переполнены епископами – гомоусианцами, арианами, полуарианами и евномианцами, – которые стремились обогнать один другого в этой святой гонке; дворцовые покои гудели от их крикливых голосов, и в уши государя врывалась, возможно, вызывая его изумление, странная сместь метафизических аргументов и страстных, доходящих до ругани обличений. Умеренность Иовиана, который советовал спорщикам проявить миролюбие и милосердие и говорил, что решение будет принято позже на совете, была истолкована как равнодушие, но в конце концов он обнаружил и проявил свою привязанность к никейскому символу веры своим уважением к небесным добродетелям великого Афанасия. Неустрашимый ветеран веры, которому было уже семьдесят лет, вернулся из своего убежища при первом известии о смерти тирана, еще раз под приветственные крики был посажен народом на архиепископский престол и мудро принял или опередил приглашение Иовиана. Почтенный облик Афанасия, его спокойное мужество и красноречивая иносказательная речь, незаметно проникавшая в душу, подтвердили ту громкую славу, которую он уже приобрел при дворах четырех сменивших один другого государей. Как только Афанасий приобрел доверие Иовиана и убедился в истинности веры императора-христианина, он, торжествуя, вернулся в свою епархию и еще десять лет, проявляя зрелую мудрость в своих планах и полностью сохраняя прежнюю силу, управлял александрийской, египетской и всей католической церковью. Перед отъездом из Антиохии он заверил Иовиана, что тот будет за православное благочестие вознагражден долгим и мирным царствованием. Афанасий имел основания надеяться, что либо ему поставят в заслугу верное предсказание, либо примут его извинения за безрезультатность благодарственной молитвы.



   Иовиан умер, процарствовав всего восемь месяцев. После него императором стал Валентиниан, который сделал соправителем своего брата Валента. Теперь западные и восточные провинции империи были официально разделены. Валентиниан на Западе проводил политику веротерпимости; Валент на Востоке утверждал арианство.

   Давление варваров на границы усиливалось во многих местах: в Таллии это делали алеманны и бургунды, в Британии пикты и скотты, на Дунае готы и сарматы. Теперь эти народы двигались вперед потому, что их толкали гунны. В результате вестготам было разрешено поселиться в пределах империи на Дунае. Но там они взбунтовались и стали угрожать Константинополю. Валент встретил их возле Адрианополя, потерпел поражение и был убит во время решающего сражения, которое в тактике утвердило положение о превосходстве конницы над пехотой, остававшееся в силе до битвы при Креси, и в котором римская армия понесла такие людские потери и так уронила свой престиж, что никогда не смогла оправиться от этого удара.

   Во время охвативших после этого всю империю смуты и бедствий поворотным моментом в судьбе светской и церковной власти стало провозглашение Феодосия императором на Востоке. Он нанес поражение готам и заключил с ними несколько договоров, по которым им все же позволялось и в будущем селиться в империи. Он получил прозвище Великий за то, что принудительно вводил канонический католицизм. После смерти Грациана, Валентиниана II и узурпатора Евгения Феодосии был последним правителем Запада и Востока империи сразу. Об этих событиях рассказано в остальной части этой главы и в главе 26.