Причина падения Джона Фишера, епископа Рочестерского и кардинала, заключалась в той полунасмешливой, полуискренней поддержке, которую он оказал Елизавете Бартон, Кентской деве, безумной молодой девушке, страдавшей припадками, поднявшей свой голос против развода Генриха VIII с Екатериной Арагонской и свадьбы с Анной Болейн. Она послала рифмованное описание своих видений и пророчеств королю Генриху VIII.
Впоследствии он перечитывал эти стихи в более мрачном настроении, но эта перемена была произведена в нем самой Кентской девой.
«Испанская партия» в церкви, всегда готовая воспользоваться помощью неба, вскоре увидела, что из этой бедной девушки можно извлечь много пользы. Поместив ее в монастырь, ей дали в руководители и секретари пять монахов, из которых старшим был отец Бокинг. Под их надзором юная монахиня сделала удивительные успехи в богословии и начала говорить такие вещи, которые с благодарностью принимались патерами и прелатами.
Джон Фишер плакал от радости и вполне сочувствовал тому, что отец Бокинг заставлял говорить монахиню. Многие из ее слов были очень темны, но при желании их можно было истолковать столь же ясно, как и слова библейских пророков.
Она объявила, что небо против развода; она умоляла короля оставить свое намерение и для спасения души бросить Анну и снова призвать Екатерину. Эти слова Кентской девы распространились по всей стране, копии ее поучений и предсказаний рассылались по всей кентерберийской провинции, а странствующие монахи разносили о них весть по сельским кабачкам и монастырям.
Джон Фишер. Средневековый рисунок
Однажды она отправила королю послание, в котором не только обличала его развод, но и прямо заявляла, что если он бросит Екатерину, то умрет через семь месяцев и его дочь Мария, несмотря на то что она объявлена незаконнорожденной, взойдет на престол.
Генрих отправил Кентскую деву, монахов и патера Бокинга в Тауэр, а оттуда в Тайберн, где повелел всех их казнить прилюдно.
Бедная девушка в последние минуты своей жизни призналась, что на самом деле она простая, нимало не вдохновленная небесами женщина и исполняла лишь то, что ей приказывали святые отцы во славу Бога и на пользу церкви.
Без сомнения, Фишер поддерживал Кентскую деву.
Вскоре после ареста Кентской девы, Джон Фишер, 80-летний старец, был схвачен, предан суду, как заговорщик, и отвезен в Тауэр. Выходя на берег под сводами Водяных Ворот, он обратился к окружавшей его толпе: «Мне ничего не оставили, и я не могу ничего дать вам, но примите мою сердечную благодарность!»
Фишер очень страдал от холода и сырости, ибо башня не только стояла над рвом, но и была открыта восточным ветрам и речному туману. Фишер писал Кромвелю самые плачевные письма и жаловался на то, что его оставили без теплой одежды. Однако, несмотря ни на что, он не терял мужества и своего обычного юмора. Однажды разнесся слух, что он будет казнен, и потому его повар не принес ему обеда.
Кардинал сказал ему: «Что бы ни говорили обо мне, ты готовь обед каждый день и, если, придя сюда, не найдешь меня, съешь его сам».
Генрих и Кромвель сохранили бы ему жизнь, если бы видели удобный способ, но ни Фишер, ни его друзья не шли ни на малейший компромисс. Напротив, как член римской церкви, Фишер даже в тюрьме поддерживал переписку с Римом, враждебным королеве Анне, и Павел III избрал несчастливый час, когда послал ему кардинальскую шапку против воли короля. Узнав об этом, Генрих воскликнул: «Клянусь Богом, он наденет ее только на плечи».
Смертный приговор был доставлен в Тауэр в полночь, и наместник сэр Эдмунд Уолсингэм пошел в пять часов утра объявить Фишеру его роковую судьбу.
«Вы принесли мне важную новость, я давно уже ее ожидаю. В каком часу я должен умереть?»
«В девять!» – отвечал Уолсингэм.
«А теперь который?»
«Пять!»
«Так, с вашего позволения, я усну на часок-другой, я очень мало спал».
Уолсингэм ушел, и кардинал спал до семи часов, потом он встал и оделся в свое лучшее платье. Когда слуга спросил его, зачем он так наряжается, Фишер ответил: «Разве ты не видишь, что я иду под венец?»
Взглянув на закрытое Евангелие, он вознес к небу мольбу, чтобы Господь послал ему силы мужественно перенести смертный час. Остановившись, он открыл святую книгу и громко прочел первые строки, попавшиеся ему на глаза: «Се жизнь вечная, знать Тебя еже есть истинный Бог и Иисуса Христа, еже ты послал нам».
Успокоенный этими словами, он продолжал идти бодро вверх по крутой горе, повторяя: «Се жизнь вечная». Наконец он достиг эшафота и, сказав несколько слов народу, мужественно сложил на плахе свою седую голову.
|