Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Джеймс Веллард.   Вавилон. Расцвет и гибель города Чудес

Эпилог

Так что же этот великий и удивительный город завещал миру? Какое наследие оставил он человечеству?

На эти вопросы ответы дать нелегко, тем более что после упадка Вавилона прошло более двух с половиной тысяч лет. Прежде всего, представители западной цивилизации воспринимают древность, как правило, глазами греков и римлян, которые во многих отношениях по духу и по образу мышления гораздо ближе нам, чем вавилоняне. Греки, в частности, обладали таким интеллектуальным потенциалом, что мы едва ли продвинулись дальше них. Они и до сих пор являются нашими учителями, и их спокойный радостный взгляд на мир придает особую яркость нашей философии и нашему искусству. От римлян мы унаследовали четкие представления о цивилизации, законе и порядке, любовь к родной стране, стремление принести пользу обществу и желание поддерживать его стабильность.

Кроме того, что-либо конкретное о Вавилоне мы узнали лишь за последние сто лет. До открытий середины XIX в., еще до того, как на полках музеев стали появляться экспонаты, а расшифрованные тексты заняли свое место в библиотеках, единственным источником знаний о загадочной цивилизации служили рассказы их непримиримых врагов, израильтян, а также скудные упоминания греческих и римских историков, достаточно занимательные, чтобы заинтересоваться жизнью наиболее прославленного города доэллинистической эпохи. В итоге для неспециалиста Шумер, Вавилония и Ассирия в чем-то сродни легендарной Атлантиде, описанной Платоном в диалогах «Тимей» и «Критий» и ставшей символом сказочной нереальной страны.

Существует мнение, будто Вавилон совершенно чужд XX столетию, поскольку древние люди Месопотамии жили в абсолютно иных условиях, в ином окружении, не обладая техническими знаниями. Согласно этой точке зрения образ жизни рядового жителя Вавилона три тысячи лет тому назад не имел ничего общего с образом жизни современного жителя Лондона или Нью-Йорка. Вавилоняне не знали механизмов, облегчающих наше существование, у них не было ни центрального отопления, ни автомобилей, ни телевидения и т. д. Еще более важное отличие заключается в том, что вавилонянин, как правило, был плохо информирован о происходящем и не задумывался над законами жизни, поскольку получал плохое образование и не интересовался тем, что выходило за пределы его узкого круга. Поэтому его существование можно назвать ограниченным, а отношения с семьей, с соседями, с государством, с царем и богами жестко регламентированными. Строго определены были и его обязанности как гражданина, работника и субъекта права. В исключительно монолитной структуре общества ему не представлялось возможности что-либо изменить в своей жизни или в жизни окружающих, об организованном протесте не могло быть и речи. Поскольку общественное устройство древних деспотий Среднего Востока, похожих по структуре на организацию муравейника, слишком отличается как от эллинистического, так и от нашего общества, то, как считают некоторые, нам практически невозможно представить себя в таком чуждом мире.

И наконец, еще одна причина, по которой нам трудно отождествить себя с вавилонянами, заключается в отсутствии популярного искусства или светской литературы. Ведь писатели, музыканты и скульпторы считались общественными служащими, обладавшими не большим «вдохновением», нежели сборщики налогов или каменщики. От них требовали добросовестного выполнения заказа властей. Все, что по нашим представлениям обладает художественной ценностью, – как, например, рельефы дворца Ашшурбанапала, – отходит от общепринятых канонов и представляет собой изображение не столь достойных существ, как цари или боги. Художник мог проявлять свободу только в строго ограниченных рамках.

Таким образом, основополагающим принципом вавилонского общества можно назвать полный контроль со стороны государства и отсутствие личных свобод. Выразить себя можно было только в той сфере, которую мы бы назвали «чистой наукой», то есть в математике и в астрономии. Медицина, архитектура и инженерное дело, так же как литература и искусство, призванные обслуживать государственные нужды, имели исключительно прикладное назначение. Изначально математика также была практическим ремеслом, с помощью которого архитекторы производили расчеты для составления планов дворцов и храмов. Но впоследствии вавилоняне додумались до квадратных уравнений, арифметической и геометрической прогрессий, алгебры и теории чисел. Уровень, достигнутый ими в области математики, можно сравнить с уровнем европейской науки эпохи раннего Возрождения; астрономические знания вавилонян сравнимы со знаниями греков и римлян.

Не похоже, будто вавилоняне изучали ночное небо исключительно из интереса к астрономии, особенно если учесть, что астрономией занимались жрецы – единственные, кто был наделен правом исследовать окружающий мир и имел доступ к верхним площадкам зиккуратов. Они скорее интересовались астрологией, чем астрономией, и применяли свои знания для предсказания будущего. Их астрология представляла собой нечто отличающееся от современных прогнозов на страницах дешевых изданий. Достойным объектом предсказаний считались только важные политические и общественные события, такие, как война, голод, цареубийство, землетрясения и т. д. Мы никогда не узнаем, почему затмение в апреле должно предсказывать смерть царя от руки сына (как написано в одной табличке 1500 г. до н. э.), поскольку бессмысленно пытаться логически обосновать любую систему предсказаний – будь то наблюдение за звездами или гадание по внутренностям животных. Для истории науки важен сам факт; чтобы объяснять земные события при помощи звезд (например, формулы «затмение в апреле = смерть царя»), жрецы неизбежно должны были стать астрономами, то есть изучить движение планет, звезд и созвездий и научиться предсказывать солнечные и лунные затмения. Известно, что за планетой Венерой, посвященной богине Иштар, постоянные наблюдения вели, как минимум, с 1650 г. до н. э., и по астрономическим данным древности историки могут определить хронологию древнего Вавилона. Знаменитый древнегреческий астроном Птолемей имел доступ к древним таблицам затмений, рассчитанных с 747 г. до н. э. То, что в свое время начиналось как магия, постепенно превратилось в науку, и наблюдатели за звездами стали интересоваться скорее непосредственно небесными явлениями, нежели их влиянием на земные события. Можно с большой долей уверенности утверждать, что люди, искушенные в математике и астрономии, с сомнением относились к старым традиционным взглядам на природу вещей. Они стали измерять ночное небо, давать названия созвездиям и звездам, с достаточной точностью предсказывать движение планет, особенно Луны, и создавать надежную систему исчисления времени. По этим причинам Вавилон можно назвать родиной астрономии; его вклад в теоретический и практический аспекты этой науки очень велик и серьезно повлиял на весь ход развития цивилизации. Так, с одной стороны, греческие астрономы наподобие Гиппарха Никейского (ок. 190—125 гг. до н. э.), иногда называемые основателями науки астрономии, многим были обязаны вавилонским наблюдателям за звездами, таким, как Кидинну Сиппарский (ок. 320 г. до н. э.), который определил разницу между тропическим и сидерическим годом, а также предложил теорию прецессии. С другой стороны, практическими знаниями вавилонян воспользовались финикийцы, совершавшие длительные морские путешествия на север до Корнуолла, в поисках олова, на запад до Испании и на юг вдоль побережья Африки. Такие плавания были бы невозможны без представления о навигации, умения ориентироваться по солнцу, луне, планетам и без знания эфемерид, тем более что финикийцам не был известен компас. Знание астронавигации во многом объясняет тот факт, что финикийцы и их колонисты карфагеняне в течение длительного времени были серьезными соперниками греков и римлян в мореплавании. Скорее всего, секрет их мастерства заключался в знании вавилонских астрономических таблиц.

Возникает вопрос: почему именно финикийцы получили доступ к вавилонским научным достижениям, а греки не воспользовались ими в полной мере? Дело в том, что греки не умели читать клинописные тексты, в то время как финикийцы за время ассиро-вавилонского господства над Тиром и Сидоном, вероятно, хорошо выучили аккадский язык. Предполагается, что и письменность свою они создали на основе месопотамской клинописи. Известно, что переписка между фараоном Аменхотепом IV (Эхнатоном) и финикийскими городами-государствами велась на аккадском, записанном клинописью, – поразительный пример международного влияния Вавилона, язык которого, подобно латыни в Средние века, являлся языком дипломатии и науки. Финикийцы, наряду с другими семитскими народами Ближнего Востока, в том числе и с израильтянами, очень многое заимствовали у Вавилона в сфере религии, политики, науки и общественного устройства.

Греки же – вероятно, в силу своего иного этнического происхождения – у вавилонян почти ничего не переняли. Македонцы и греки Александра даже считали жителей одного из величайших и древнейших городов варварами – точно так же как англичане XIX в. с пренебрежением относились к жителям Пекина. Александр довольствовался тем, что захватил и оккупировал Вавилон. Но, даже несмотря на то что он повелел сделать его своей восточной столицей, греческие воины вряд ли восхищались чем-либо вавилонским, за исключением доступных красавиц, щедро помогавших им коротать досуг. После смерти великого полководца войско отказалось признать правителем его сына от восточной женщины – настолько греки считали себя выше всех остальных народов.

Поэтому не стоило ожидать, что искусство и наука Вавилона окажут такое же большое влияние на греков, как на финикийцев, евреев и на другие семитские народы. Да и сами греки для вавилонян были чужаками, пришлыми людьми, совершенно не соответствующими месопотамскому культурному типу. На протяжении многих столетий местные жители унаследовали особую психологию, привыкли к религиозной, политической и общественной тирании, столь разительно контрастирующей со свободолюбием эллинов. Это сразу бросается в глаза, если сравнить любой греческий город-государство с городами-государствами Шумера, Вавилонии или Ассирии. Ясно и то, что для вавилонян боги всегда оставались ужасными и внушающими благоговение тиранами, в то время как греческие боги быстро приобрели цивилизованные черты, и если даже в них порой было трудно поверить как в высшую силу, то уж вполне легко можно было признать друзьями. Так, например, Сократ обращается к Пану, восхваляя красоту природы. Однажды весенним утром он прогуливался по берегу реки Илис со своим другом Федром, а в полдень решил отдохнуть в тени дерева. Вот его молитва:

«Милый Пан и другие здешние боги, дайте мне стать внутренне прекрасным! А что у меня есть извне, пусть будет дружественно тому, что у меня внутри. Богатым пусть я считаю мудрого, а груд золота пусть у меня будет столько, сколько ни унести, ни увезти никому, кроме человека рассудительного».[30]

Если сравнить такое простое обращение с напыщенными и изощренными речами вавилонских, ассирийских и персидских царей, то можно очень четко уяснить основное различие между образом мысли жителей Месопотамии и эллинов.

Но даже при всем этом многое в нашей повседневной жизни связано именно с семитами, а не с греками. Основные наши этические концепции уходят корнями в Ветхий Завет, а религиозная доктрина обозначена в Новом Завете; в этом мы прилежные ученики иудаизма, а не эллинизма. До какой степени иудаизм связан с вавилонскими культами? Если точнее, то сколько мифов, этических правил, теологических объяснений, ритуалов и образов Ветхого Завета заимствовано из Вавилона? Довольно сложный вопрос, особенно для тех, кто верит, что Библия – это слово Бога, дарованное нам свыше, а вовсе не собрание преданий, составленных людьми. Но после того, как сотрудник Британского музея Джордж Смит расшифровал таблички с текстами о сотворении мира и о Всемирном потопе (одиннадцатая табличка «Эпоса о Гильгамеше»), естественным образом возникло предположение о связи некоторых эпизодов Библии с древними легендами. После того как связь между шумеро-вавилонскими и еврейскими религиозными повествованиями была установлена, ученые стали находить все новые и новые ее подтверждения. Упомянутые в Ветхом Завете магические ритуалы, заклинания, практика вызывания духов мертвых имеют параллели в древних ритуалах и мифах Месопотамии. Возьмем, к примеру, царя Саула, который вызывает дух пророка Самуила при помощи волшебницы из Аэндора. Известно, что вера в колдунов и ведьм возникает на определенном этапе развития у всех народов, но данный эпизод из главы 28 Первой книги Царств очень похож на колдовство, описанное в шумерской поэме, повествующей о том, как Гильгамеш вызывает тень своего друга, чтобы тот дал ему совет.

Некоторые шумерологи идут еще дальше и предполагают, что многие книги Ветхого Завета списаны с месопотамских оригиналов – особенно любопытна Книга пророка Наума, в которой содержатся прямые упоминания о езде на колесницах, охоте на львов и о храмовых проститутках. Сам язык книги, с постоянными подтверждениями мстительности, жестокости и ненависти Яхве к врагам, напоминает нам о страхе перед ассиро-вавилонским Мардуком, который также был верховным богом. Язык другой библейской книги, Песни песней, приписываемой Соломону, вполне может оказаться адаптацией какой-либо вавилонской поэмы, поскольку не имеет ничего общего с остальными книгами Ветхого Завета. Скорее она имеет нечто общее с культом Таммуза, которого, судя по словам Иезекииля, оплакивали и иерусалимские женщины.

И уж конечно, древнееврейская концепция Яхве или Иеговы почти равноценна шумеро-вавилонским представлениям об общенациональном боге – не важно, почитали ли его под именем Энлиля или Мардука. Энлиль, как и Яхве, властвует над всем человечеством по праву сильного. В конце концов, все эти семитские боги – просто ревнивые существа, которым поклоняются и которых почитают не из любви, а из страха. В одной ассирийской надписи, датируемой 720 г. до н. э., вавилонский царь Меродах-Баладан назван глупцом, потому что «он не боялся имени Владыки владык». В результате такого психологического давления как вавилоняне, так и израильтяне, поклоняясь своим суровым богам, чувствовали себя жалкими и ничтожными, виноватыми и недостойными рабами. Достаточно вспомнить историю Иова, у которой имеются параллели в шумерской литературе. В одной шумерской поэме, которую иногда называют «Поэмой о невинном страдальце», главной темой являются злоключения и переживания добродетельного человека, который не может понять, почему с ним так плохо обращаются друзья, враги и, прежде всего, его бог. Он восклицает:

Мой товарищ не говорит слов истины мне,
Мой друг отвечает ложью на мое праведное слово,
Коварный обманщик сговорился против меня,
А ты, мой бог, не помешал ему…
Слезы, стенания, боль и тоска овладели мной,
Страдания наваливаются на меня
как на обреченного плакать,
Злая участь держит меня в объятьях,
уносит дыхание жизни,
Зловредная болезнь поразила меня…

Сравните это со строками, случайно выбранными из Книги Иова. Разве это простое совпадение? Заимствовал ли еврейский автор (если он был евреем) не только тему, но и слова семитского оригинала? А может, Книга Иова представляет собой перевод, сделанный еврейским пленником, как предполагает исследователь Н.Х. Тур Синаи? В любом случае чувство, подобное тому, что возникло при чтении вышеприведенного шумерского отрывка, возникает и при чтении ветхозаветной Книги Иова.

Братьев моих Он удалил от меня, и знающие меня
чуждаются меня.
Покинули меня близкие мои,
и знакомые мои забыли меня.
Ночью ноют во мне кости мои и жилы мои
не имеют покоя.
С великим трудом снимается с меня одежда моя;
края хитона жмут меня.
Ты сделался жестоким ко мне, крепкою рукою
враждуешь против меня.
Если же я виновен, то для чего напрасно томлюсь?
(И т. д.)

Недавние открытия и переводы шумерских и аккадских текстов, похоже, подтверждают, что в Книге Иова содержатся прямые заимствования из распространенных поэм наподобие версий «Поэмы о невинном страдальце» и так называемого «Вавилонского экклезиаста» или «Пессимистического диалога между хозяином и слугой». Сходство между разными поэмами настолько велико, что трудно не признать, что в основе всех их лежит шумерский плач. Более важно то, что месопотамское мировоззрение – поклонение требовательным богам, готовность к страданиям, необходимость смирения перед высшими силами, фатализм истинно верующего – отражено и в еврейской религиозной мысли, такой, какой мы ее знаем из Ветхого Завета, гневный и ревнивый Бог которого часто мстит за грехи отцов в третьем и даже четвертом поколениях.

Явно выраженное самоуничижение, граничащее с паранойей, является результатом глубокого личного страха перед грозным божеством и отражает суть основных доктрин восточных религий. Причем в это понятие входят и слезы, которыми стараются смыть умышленно или неумышленно совершенные грехи, плач и вздохи, низкие поклоны, падение ниц на землю – все то, что совершает раб в присутствии деспота. Такое поведение пришло в западную культуру явно не из Греции, ибо греки к богам обращались более трезво, доброжелательно, сдержанно и до некоторой степени отстраненно. Ни одному греку не пришло бы в голову заслужить благосклонность божества тем, чтобы рыдать, кататься по земле, покрывать себя рубищем и посыпать голову пеплом; никогда бы классический грек не назвал себя рабом, даже «рабом Божиим» (ό δούλος θεοΰ) – эта надпись часто встречается на христианских гробницах раннего периода.

Можно обозначить еще две особенности, характерные для мышления вавилонян, равно как иудеев и христиан, но чуждые грекам и римлянам. Первая служит как бы противовесом страху перед божеством; это стремление подольститься к нему, подобно тому, как непослушный и хитрый ребенок старается заслужить благосклонность сурового отца. Такое самоуничижение в присутствии бога часто находит отражение в вавилонской литературе, а впоследствии в еврейских псалмах и христианских гимнах. По отношению к Таммузу, например, применяют льстивые эпитеты «Господин с нежным голосом и блестящими глазами»; еврейского Яхве называют «желаннее золота, слаще меда и медовых сот»; в христианских гимнах викторианской эпохи Христос описывается как мягкий и смиренный, возлюбленный муж, друг, пастырь, царь и т. д. Такой характер выражения чувств, свойственный восточному мироощущению, был чужд европейцам, которые с распространением христианства заимствовали его у Среднего Востока, наряду с ритуалами, ладаном, падением ниц, вкушением тела умершего бога и даже священным браком – всем тем, что представляло собой типичные проявления вавилонского культа.

То же самое можно сказать и о второй черте, перенятой Западом после победы христианства над язычеством. Речь идет о фанатизме в его разнообразных проявлениях не только в религии, но также в политической и общественной сферах. Такой фанатизм исходит из уверенности в превосходстве своего национального бога над всеми другими богами. Отсюда следует, что культы других богов нужно уничтожать вместе с их почитателями – такие идеи конечно же были совершенно чужды грекам и римлянам. Но для месопотамских религий это был основной фундаментальный принцип, и, следуя ему, приверженцы того или иного культа стирали с лица земли целые народы, не щадя даже грудных детей. Именно из-за такого фанатизма Ашшурбанапал, прежде называвший себя «Сострадательным», похваляется, что вырвал языки у вавилонских повстанцев, расчленил их тела на мелкие куски и бросил остатки собакам, свиньям и хищным птицам. Позже христиане, как ассирийцы и евреи до них, хотя и в более мягкой форме, но признавали необходимость искоренения врагов во имя славы своего бога.

Таким образом, мы видим, что Вавилон, от которого в наши дни осталось всего лишь несколько холмов в удаленном районе Месопотамии, оказал поистине величайшее воздействие на наш образ мышления – особенно в том, что касается войн, одной из основных черт нашей цивилизации. Стремясь уничтожить врагов ради правого дела, мы обращались к Господу почти с таким же рвением, что и вавилоняне к Мардуку или израильтяне к Яхве.

В то же время было бы крайне неосмотрительно приписывать дальнейшее развитие культуры влиянию только какой-то одной древней цивилизации. Единственное, о чем с уверенностью можно заявить, – это то, что история западного мира берет свое начало в Месопотамии. Ведь основные черты нашей цивилизации – урбанизация, земледелие, религиозные принципы и моральные установки, законы и письменность – существовали уже в Шумере приблизительно пять тысяч лет тому назад. Из Шумера эти достижения попали в Вавилон, а оттуда распространились по всему Среднему Востоку и Евразии. Однако попытки проследить прямые культурные связи между Вавилонией и возникшими позже европейскими цивилизациями сопряжены с определенными трудностями. Согласно одним исследователям, связи эти обширны и непосредственны; другие же считают, что прямые связи практически не наблюдались. Сторонники первой гипотезы утверждают, что культурное наследие передалось нам через хеттов, контактировавших, с одной стороны, с Вавилонией, а с другой – с Эгейским миром. Их противники указывают на такие географические препятствия, как пустыни между Месопотамией и странами Средиземноморья.

Но, несмотря на все наше культурное сходство с Шумером, Вавилоном и Ассирией, для нас они остаются чем-то чужеродным. И так же к ним относились афиняне, которых отделяло от великих империй древности всего несколько столетий, если не десятилетий. И хотя Вавилон в результате открытий, сделанных в XIX в., занял свое достойное место в истории, интерес широкой публики к нему постепенно угас. Во всяком случае, сегодня он несравним с энтузиазмом столетней давности, когда мгновенно разошлось около 10 тысяч экземпляров книги Генри Лэйярда «Ниневия и ее остатки», причем десятки тысяч человек заказывали ее в библиотеках. В наше время Ниневия, Вавилон и другие города, чьи имена известны лишь специалистам, вновь стали лишь полузабытым эпизодом в истории человечества, имеющим некоторое отношение к апокалиптическим пророчествам Ветхого Завета.

Такому угасанию интереса к Вавилонии есть несколько объяснений. Это и удаленность археологических памятников Месопотамской равнины, и разочарование, которое испытывают туристы, их посетившие. Остатки двух наиболее известных городов, Вавилона и Ниневии, представляют собой нагромождение камней и мусора, оставленных многочисленными непрофессиональными рабочими, надеявшимися с помощью лопат и кирок откопать несметные сокровища. Любителю древностей гораздо больше придутся по душе прекрасные и величественные памятники Египта, Греции и Рима. Если же он пожелает удовлетворить свое любопытство в отношении Вавилона или Ассирии, то ему лучше всего отправиться в национальные музеи Ближнего Востока, Европы и Америки. И даже в этом случае, глядя на загадочных быков с человеческими головами или рассматривая барельефы с изображением древних битв, у него вполне может возникнуть впечатление, подобное тому, когда впервые разглядываешь, к примеру, статуи острова Пасхи. Возникает естественный вопрос: что общего у меня с этими монолитами и создавшими их людьми? Такое же разочарование может постичь и дилетанта, если он захочет приобщиться к древней литературе. Ему скоро наскучат все эти безудержные прославления царей, напыщенные гимны, посвященные богам с их труднопроизносимыми именами, и тысячи судебных документов и отчетов о торговых сделках. Факт остается фактом – ту литературу, те художественные произведения, к которым мы привыкли при чтении классики, вряд ли можно найти среди десятков тысяч глиняных табличек, извлеченных из-под обломков древних библиотек. Как уже было сказано, пожалуй, лишь «Эпос о Гильгамеше» обладает неким сходством с «Одиссеей». Остальное – плачи, редкие басни о животных и пословицы с поговорками – слишком примитивно и безыскусно, чтобы произвести впечатление на современного читателя.

Но все же тайна Вавилона продолжала привлекать внимание людей даже после того, как исчезли все материальные напоминания о нем. Само его имя, похоже, обладает какой-то притягательной силой. Еще Вордсворт в одном из своих сонетов писал о Вавилоне, от которого не осталось ни единого слова, напоминающего миру о его существовании. Правда, это было написано до великих раскопок XIX в. Теперь же, пожалуй, не осталось почти ни одного монарха за двухтысячелетнюю историю города, чье имя было бы нам неизвестно, – начиная с Сумуабума, первого зафиксированного правителя 2225 г. до н. э., и до последнего независимого царя Набонида в 555 г. до н. э. В общей сложности насчитывается 138 коронованных царей Вавилона. Что касается слов, то их, дошедших сквозь толщу веков, в нашем распоряжении очень много; любой, имеющий достаточно желания, времени и терпения, может ознакомиться с ними. Если ранее события, отраженные в известном библейском повествовании о вавилонском плене евреев, казались чем-то сказочным, то в наши дни существование Навуходоносора II является реальным историческим фактом. Легенда стала историей, подобно тому как мифы об Агамемноне подтвердились в результате раскопок Микен Шлиманом. Так, мы с уверенностью можем утверждать, что Навуходоносор правил с 605-го по 562 г. до н. э.; что он был правителем так называемого Нововавилонского царства, чье влияние простиралось от берегов Средиземного моря до границ современного Афганистана; и что в 587 г. до н. э. он разрушил Иерусалим. Данная историческая версия значительно отличается от того, что написано в Библии, ведь вряд ли правомерно предположение, что великий царь пал на колени перед одним из еврейских пленников.

Но даже после того, как спала завеса тайны, окутывавшая этот город во времена первых европейских путешественников, глядевших на непонятные холмы, привлекательность этого погибшего мира, открытого после двух тысяч лет забвения, лишь увеличилась; ведь мы узнали, что под этими бесформенными кучами скрываются истоки нашей собственной цивилизации. Нам также известно, что наш образ жизни в основных своих чертах за эти тысячелетия не слишком изменился: во времена шумеров школьники так же ходили в школу, земледельцы обрабатывали поля, чиновники заседали в суде, ремесленники выполняли в мастерских свою работу. Приблизительно то же можно сказать и о нас.

Великие империи рождались и умирали, один народ приходил на смену другому. Читатель, совершивший вместе с нами путешествие в глубь времен, волен сделать свой вывод из прочитанного. Он может, например, согласиться с древнееврейскими пророками и сказать, что Вавилон погиб от руки Бога, разгневанного их бесчестием. Либо же признать, что жители его стали слишком изнеженными и трусливыми, не способными противостоять врагам. А можно и утверждать, что всякая цивилизация имеет свой отпущенный ей срок и что ее развитие совершается циклами, как и все в природе.

Сами вавилоняне вряд ли согласились бы с любым из предложенных нами объяснений. Они могли бы резонно заметить, что никто не предлагал лучших жертв своим богам, никто не строил им таких же величественных и огромных храмов, не приносил таких великолепных даров и не относился к ним с таким почтением. Но отчего же тогда боги покинули их? Что касается обвинений в изнеженности и трусости, то они напомнили бы нам, что за две тысячи лет одержали неисчислимые победы во всех уголках света и что даже их последний правитель, Валтасар, погиб на берегу Тигра, защищая Вавилон от персидских завоевателей. Против предположения естественной смерти от старости они выдвинули бы тот аргумент, что вопреки воле Александра наследники его империи построили новую столицу, насильно переселив большую часть жителей из старой, умышленно лишив Вавилон его силы. После этого от торгового и административного центра времен Навуходоносора осталась лишь тень, и город постепенно погрузился в безвестность, хотя в разрушенных храмах долго еще теплились очаги жизни.

Вавилоняне настойчиво утверждали бы, что до последнего момента делали все, что было в их силах. Они написали хорошие законы и вершили правосудие; они постарались обуздать первобытные страсти человека и его тягу к насилию; они составили свод правил поведения в цивилизованном обществе, порицая разногласия в семье, супружескую измену, убийство, воровство, клевету, подлог, мошенничество и лицемерие. Чего же еще требовать от людей? К концу своей истории они поняли, что не в состоянии сопротивляться врагу, превосходившему их силой, поклонявшемуся более могущественному богу и обладавшему более многочисленным войском. Их завоевали персы, которых покорили греки, а тех, в свою очередь, – римляне. Так все и продолжалось вплоть до наших дней.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Малькольм Колледж.
Парфяне. Последователи пророка Заратустры

Уильям Куликан.
Персы и мидяне. Подданные империи Ахеменидов

М.А. Дандамаев.
Политическая история Ахеменидской державы

Всеволод Авдиев.
Военная история Древнего Египта. Том 1

О. Р. Гарни.
Хетты. Разрушители Вавилона
e-mail: historylib@yandex.ru