Эта книга находится в разделах

Список книг по данной тематике

Реклама

Чарлз Патрик Фицджералд.   История Китая

13. Влияние Европы

   В 1514 году в Кантоне высадился итальянский моряк, состоявший на службе у португальцев. Его звали Рафаэль Перестрелло, и в Кантон он приехал с португальской базы в Малакке на Малайском полуострове. Династия Мин к тому времени была на престоле уже сто шестьдесят лет, и восемьдесят лет прошло с тех пор, как знаменитые морские экспедиции династии Мин бороздили Индийский океан. Перестрелло, который прибыл в Кантон на борту китайского судна, действовал очень осмотрительно. Что касается его последователей, то они прибывали уже на португальских суднах и были менее осторожны. Они вели себя высокомерно и грубо, и поэтому местные власти прогнали их, сочтя пиратами. Тем не менее эти неудачливые путешественники были предвестниками великих изменений, которые предстояло пережить Китаю впервые за всю его трехтысячелетнюю историю. Эти изменения нашли свое самое полное воплощение только в наше время, более четырехсот лет спустя после появления Перестрелло в Китае.

   В течение почти ста лет португальские купцы были единственным связующим звеном между Китаем и Европой.

   К концу XVI века в Китае начали появляться миссионеры римско-католической церкви, которые ехали в страну вместе с торговцами – искателями приключений. В 1582 году в Китае высадился Маттео Риччи, первый миссионер, которому сопутствовала удача, и девятнадцать лет спустя ему разрешили окончательно обосноваться в Пекине. Он привел в Китай не только само христианское учение, но и веру и почитание христианской Европы. Его хорошо приняли в Китае, стране, язык которой он выучил и обычаи которой он уважал. Один из ученых-чиновников, видя схожесть его деятельности с деятельностью буддийских монахов, приехавших в Китай из Индии в эпоху Тан, считал, что и относиться к ним надо одинаково: двор не должен проявлять исключительной благосклонности к иностранцу-священнику, а должен терпимо относиться к нему при условии, что он будет вести себя разумно и сдержанно. Когда выяснилось, что Риччи и его последователи лучше разбираются в математике, чем китайские астрономы, и что они могут предсказывать солнечное затмение и другие природные явления с большей, чем китайцы, точностью, к ним стали относиться более благосклонно и чаще пользоваться их способностями. Именно западная наука, а не западная религия положила начало культурным контактам Запада и Китая.



   Изолированные в своем Запретном городе, китайские правители редко принимали иностранцев. Аудиенция, которую император Тун-чжи дал иностранным посланникам в 1873 году, была последней императорской аудиенцией вплоть до 1889 года



   В отличие от иезуитов к торговцам и мореплавателям относились с большим подозрением и ставили на их пути всяческие препоны, которые, правда, часто были лишь ответной реакцией на грубость и несдержанность этих людей. Португальцы пришли в Китай из укрепленных фортов в Индии. Эти форты были силой захвачены ими, и они ожидали, что им удастся сделать то же самое в Китае. Они не учли тот факт, что, в отличие от раздробленной Индии, Китай был сильным единым государством. Португальцам не удалось добиться в Китае того же, чего они добились в Индии. Когда же им было разрешено торговать в Китае, то оказалось, что им было позволено это делать только в Макао и Амое. С таким же предубеждением позднее относились к голландцам и англичанам, а в какой-то степени и ко всем европейским путешественникам, какой бы национальности они ни были. Европейцев часто называли «океанскими дьяволами», причем это прозвище сохранялось за ними до самого последнего времени. В буддийской религии демоны ада изображались с рыжими волосами и зелеными глазами. Неудивительно, что к европейцам относились как к представителям сатаны, ведь многие из них были блондинами со светлыми глазами.

   И все же торговля считалась прибыльным делом. Иностранцы покупали чай, шелк, фарфор и расплачивались за них серебром, поскольку их собственные товары мало ценились в Китае. На раннем этапе контактов с Западом торговый баланс складывался в пользу Китая, и соответственно благодаря этому было велико и влияние Китая. Европейцы пили чай и высоко ценили китайский фарфор, шелк был самой модной тканью. Европейцы также обнаружили, что ревень – китайская целебная трава – способствовал пищеварению. (Немного позже шовинистски настроенный китайский чиновник предположит, что единственным верным шагом в отношении Англии, которая была постоянным источником проблем для Китая, было бы запрещение экспорта ревеня. В этом случае иностранцы в полной мере ощутили бы на себе последствия своей тяжелой для желудка пищи.) Слово, которое во всем мире означает «чай», а также слова, обозначающие понятие «шелк» во всех языках, китайского происхождения. То же самое касается и слова, обозначающего «фарфор» во многих европейских языках. В то время как морские державы устанавливали торговые контакты на южном побережье Китая, другие европейцы – русские – быстро продвигались к северной границе Китая. В XVI веке Российская империя присоединила к себе обширные территории к востоку от Урала. К 1644 году русские проложили сибирский тракт и вышли к Амуру, который теперь является частью российско-китайской границы. Хотя русские, судя по всему, не подозревали об этом, только что возникшая Маньчжурская династия заявила о своих притязаниях на левый берег Амура. Это была почти необжитая и необработанная территория, однако племена, которые кочевали там, признали маньчжуров своими суверенами. 1652 год был годом приграничного сражения между русскими и китайцами. Русские выиграли это сражение, после чего маньчжуры еще много раз пытались отвоевать себе эти земли, но в конце концов обе стороны решили заключить почетный мир. В 1689 году был заключен мирный договор, а в 1727 году этот договор был подкреплен еще одним соглашением, подписанным в Кяхте на монгольской границе.



   Одним из положений Нерчинского договора, заключенного в 1689 году между Россией и Китаем, было положение о том, что русским торговым караванам разрешалось раз в три года пересекать территорию Китая и заходить в Пекин. Другие европейские страны такой привилегии не получили. На английской панорамной картине российская делегация под руководством неофициального посланника Петра Великого в Китае приближается к воротам в Великой Китайской стене в 1692 году



   Одним из последствий Нерчинского соглашения было то, что России было позволено основать в Пекине православную миссию, которая должна была способствовать удовлетворению духовных потребностей казаков, попавших в плен во время приграничной войны. Эти люди и их слуги были привезены в Пекин, им не было разрешено вернуться на родину после подписания мирного договора. Эта община сохранилась до нашего времени, но сейчас в ней преобладают этнические китайцы. Православная миссия в Пекине являлась полуофициальным органом, представлявшим российских царей при императорском дворе, поскольку в царской России церковь почти полностью зависела от государства. Священники, посланные в Пекин, могли устанавливать контакты с высшими китайскими чиновниками. Они фактически были неофициальными представителями российских властей за много лет до того, как западно-европейцы только попытались основать там свои постоянные представительства.

   Различие в отношении определялось тем, что Россия являлась крупнейшим сухопутным соседом Китая, а также самим характером европейских морских держав. Сибирь, хоть и граничила с Маньчжурской империей, была далеко от Пекина и еще дальше от Санкт-Петербурга, по крайней мере, пока не была построена Транссибирская магистраль. Российские заставы на почти не заселенных приграничных территориях не представляли для китайцев опасности. Более того, торговля России с Китаем, которая на раннем этапе сводилась к обмену сибирских мехов на китайский чай, отвечала интересам и нуждам правящего класса. Поэтому русские купцы пользовались гораздо большим уважением, чем их коллеги из Западной Европы. Еще одним немаловажным фактором, определившим благосклонное отношение к русским, было то, что маньчжурские императоры лично знали некоторых из них. Канси, Юн-чжэн и Цяньлун, которые правили в первые сто пятьдесят лет существования династии, совершали походы далеко на север. Но ни один император даже ради удовольствия не посещал южных провинций и уж тем более не был на побережье океана.

   Пока русские и китайцы устанавливали вполне дружеские отношения, европейцы задыхались в рамках наложенных на них ограничений на торговлю. В эпоху Мин они могли торговать в единственном открытом для них порте – Кантоне. Такая ситуация сохранялась весь XVII и в начале XVIII века. Опиумная война 1840 года изменила положение вещей. В XVIII веке англичане, которые господствовали в Индии, обнаружили, что опиум, который можно было выращивать в этой колонии, использовался в Китае как лекарственное средство. Ост-Индская компания, которая монополизировала торговлю с Китаем, начала экспортировать опиум и в 1750 году продала 400 сундуков опиума, каждый весом примерно в 133 фунта. Опиум быстро получил распространение в Китае, и это сразу же изменило торговый баланс в пользу европейцев, которые наконец-то нашли товар для продажи в Китае. Рост торговли опиумом был зафиксирован документально. В 1821 году в страну ввезли 5000 сундуков опиума, а в 1839 году, накануне Опиумной войны, эта цифра достигла 30 000. К этому времени поток китайского серебра, которым расплачивались за наркотик, составил 100 млн унций. Встревоженное потерей доходов и ростом опиумной зависимости среди населения, правительство маньчжуров запретило ввоз наркотика в страну еще в 1800 году. Ост-Индская компания на словах не нарушала этот закон, однако предпочитала не замечать того, какой товар везли в Китай британские корабли, зарегистрированные в Индии, поскольку официально эти корабли не принадлежали Ост-Индской компании. Опиум хранился на старых кораблях, стоявших в офшорной зоне в устье Жемчужной реки ниже Кантона. Китайские импортеры договаривались об условиях приобретения товара с британскими купцами в Кантоне, а затем забирали его прямо со старых кораблей. Пошлин при этом они не платили, поскольку теперь опиум был нелегальным товаром. Это была явная контрабанда, но поскольку местные чиновники получали значительную долю дохода от торговли лишь за то, что закрывали глаза на нарушение закона, «невидимая» и неконтролируемая торговля опиумом продолжалась.

   Зло, причиняемое этой торговлей, давно уже стало очевидным. Помимо вреда, наносимого здоровью людей, пристрастившихся к опиуму (правда, таких было меньшинство), огромный ущерб был причинен экономике Китая из-за оттока серебра из страны. Налоги надо было платить серебром, однако большая часть населения получала заработную плату медными деньгами, а обменный курс меди и серебра не был фиксированным. Чем меньше серебра оставалось в стране, тем дешевле становились медные деньги, и все больше нужно было этих денег, чтобы заплатить за унцию серебра. Доходы от налогов уменьшались, цены росли, и все более невыносимым становилось бремя, которое несло на себе подавляющее большинство китайского населения.

   Император Дао Гуан был человеком добропорядочным и чрезвычайно экономным. Он решил положить конец незаконной торговле, поскольку из-за нее государство теряло очень много денег, а опиум причинял вред здоровью людей. Эта задача была поставлена перед честным и решительным чиновником Линь Цзэсюем, которого в современном Китае считают национальным героем. Линь конфисковал огромные запасы опиума, которые были приготовлены на продажу, и публично уничтожил их. Британские торговцы не могли подать официальную жалобу по поводу уничтожения нелегального товара, тем не менее они потребовали компенсации причиненного ущерба. Линь отказался сделать это. Таковы были причины начала Опиумной войны, разразившейся в 1840 году. Плохо подготовленный к войне, особенно на море, Китай потерпел поражение и был вынужден подписать Нанкинский договор в 1842 году. Это был первый из так называемых «неравных договоров». Их подписание положило конец начальному этапу контактов Китая с Западом. Началась эпоха «портов, входящих в Договор», которой было суждено продлиться почти век.

   Первый этап контактов с Западом – период с XVI века до Опиумной войны – был этапом разнообразных стадий существования христианских миссий в Китае.



   До 1840 года вся внешняя торговля Китая велась через единственный порт, входящий в Договор, Кантон, где получившие государственную лицензию торговые монополии торговали с представителями такого же монополиста – Британской Ост-Индской компании. На английской картине XIX в. мы видим флаги нескольких торгующих стран, развевающиеся над прибрежным торговым складом



   Христианские миссии в Китае переживали как периоды успехов, так и периоды неудач. В начале XVIII века поведение миссионеров-иезуитов, которые до тех пор были единственными католическими миссионерами в Китае, подверглось резкой критике со стороны только что прибывших в страну доминиканцев. Доминиканцы утверждали, что слишком терпимые иезуиты позволяли новообращенным христианам поклоняться дощечкам с именами предков и запускать петарды во время торжественных церемоний, например во время мессы, и тем самым способствовали сохранению языческих обрядов. Иезуиты же считали, что эти обряды носили исключительно местный национальный характер и не несли в себе религиозного содержания. Споры по поводу ритуалов тянулись многие годы; римским папам направлялись бесчисленные жалобы с обеих сторон. Маньчжурский император Канси, оскорбленный тем, что какой-то «вождь варваров», как он называл папу римского, осмеливается вмешиваться во внутренние дела Китая, отлучил всех христианских миссионеров от преподавания в школах, хотя он и пользовался знаниями и умениями наиболее образованных священников. Споры по поводу ритуалов подорвали дело христианства в Китае и также уничтожили интеллектуальные связи между Китаем и западной цивилизацией. Однако нельзя сказать, что христиане потеряли всех своих обращенных в Китае, на деле многие из них остались глубоко верующими христианами. Но число образованных христианских священников европейского происхождения в Китае резко сократилось, а те из них, которые остались в стране, больше не имели права устанавливать контакты со своими китайскими коллегами.

   Христианских миссионеров, к которым раньше относились вполне терпимо, считая их носителями безвредной иностранной моды, теперь стали подозревать в том, что они служат всего лишь ширмой, прикрытием для осуществления чужеземными державами своих коварных планов. История XIX века усилила и в какой-то мере подтвердила эти подозрения. В то время как первые римско-католические миссионеры были прежде всего озабочены духовным миром китайского народа, большинство миссионеров XIX века были весьма заинтересованы в развитии торговых отношений с Китаем, на что так рассчитывали их соплеменники. Возможно, это было, так сказать, побочным продуктом миссионерской деятельности в Индии и Индонезии, где мусульманство и индуизм просто испугали многих миссионеров. В 1807 году в Китай приехал протестант из Шотландии, некто Роберт Моррисон. Он с большими трудностями начал тайно проповедовать евангелие. Несколько лет спустя, согласно положениям Нанкинского договора, миссионерам всех христианских церквей теоретически был разрешен свободный въезд в страну. Им было также разрешено приобретать там собственность и беспрепятственно осуществлять свою деятельность. Однако на практике они столкнулись с враждебностью и пассивным неприятием своей деятельности. На них по-прежнему лежала печать отверженных, ведь они завоевали свое право работать в Китае благодаря военному могуществу своих государств.

   В то время почти все европейцы были твердо убеждены в том, что китайцы или народы других азиатских стран могут подняться на новую ступень развития только путем принятия христианства. В XVIII веке европейские ученые, например Вольтер, который читал китайскую классическую литературу и философские труды в переводе иезуитов, восхищались китайской культурой и системой правления, на порядок превосходящей, на их взгляд, их собственную. Для них Китай стал некой идеальной землей мудрецов и высокообразованных ученых, где поэзия, философия и искусство были достойными занятиями дворян, а война была отдана на откуп грубым и необразованным солдатам низкого происхождения.



   Торговля с Китаем была прибыльным, но весьма нелегким делом. Во время проведения торговых операций иностранные купцы были вынуждены оставаться на иностранных «факториях», узкой полоске суши за пределами Кантона, а затем они должны были немедленно возвращаться в Макао. Контакты с китайскими чиновниками им были запрещены, а членам семей торговцев не разрешалось покидать окрестности Макао



   Представление иезуитов о Китае складывалось частично на основе идеалистической китайской традиции, а частично на непредвзятой оценке силы и личных качеств таких императоров, как Канси и его внук Цяньлун. История этих добродетельных правителей, каждый из которых правил по многу лет, также способствовала укреплению среди европейцев веры в непрерывность и преемственность китайской истории – веры, которая соответствовала китайскому идеалу долгой жизни. Ученые Европы XVIII века, жившие в атмосфере постоянной вражды с соседними королевствами, были поражены огромными размерами и совершенством внутренней стабильности и мира великой империи. Однако после Опиумной войны это отношение к Китаю вышло из моды. Китай стал считаться бедным, отсталым, плохо управляемым, вызывающе гордым и, сверх того, слабым с военной точки зрения государством. Нельзя забывать, что военная отсталость считалась грехом, которого каждое мало-мальски достойное государство должно было любым способом избежать.

   Лорд Маккартни, первый посол Британии в Китае, в 1793 году написавший отчет о деятельности своего посольства, первым понял, что не все благополучно в империи маньчжуров. Маккартни, направленный королем Георгом III ко двору престарелого императора Цяньлуна, был поражен уровнем концентрации власти в руках императора, а также роскошью и богатством двора и маньчжурской знати. Однако во время своего длительного путешествия из Кантона в Пекин и обратно он также увидел нищету китайского народа, равнодушие правящего класса ко всякого рода новшествам и изобретениям. В качестве подарков придворным Маккартни привез несколько новейших приборов. Их сочли игрушками, забавными, но не имеющими практической ценности. Презрение двора ко всему новому могло сравниться разве только с его политическим высокомерием. Император даже всерьез рассматривал идею установления равных дипломатических отношений с Британией. Он отказался ослабить ограничения на торговлю и относился к британскому посольству так же, как и к представительствам Кореи или Непала, всегда преподносивших ему многочисленные подарки. То есть он и сам был щедр на дары, но враждебно относился к любой возможности политических изменений или расширения торговли.

   Дипломатические контакты продолжались и в XIX веке. Маньчжурские императоры строили свои отношения с миром исходя из династических представлений и претензий, существовавших еще много веков назад, когда подобное отношение было вполне оправданным. Интеллектуальные контакты отошли на второй план, а затем и вовсе прекратились из-за споров по поводу ритуалов, а торговым контактам мешали бесконечные склоки, причиной которых была чрезмерная жадность чиновников Кантона. Дипломатические же контакты так и не смогли сломать барьеры устаревших традиций и привычек.

   В результате Опиумной войны и Нанкинского договора торговля все же стала вестись более активно. США и Франция в 1844 году заключили договоры с Китаем. Им была предоставлена экстерриториальная юрисдикция по отношению к своим гражданам и фиксированный тариф в 5 процентов на все ввозимые в Китай товары. Французским и американским миссионерам было разрешено молиться и путешествовать, приобретать собственность и жить в стране. Франция добилась для себя права основать в портах, входящих в Договор, концессии, а у США такого права не было.



   Британский пароход «Немезида» обстреливает эскадру джонок во время Опиумной войны



   Любопытно, что права, завоеванные в результате подписания Нанкинского договора, расценивались тогда совершенно по-другому, чем сейчас. Для иностранца страхование жизни и имущества по законам своей собственной страны было очень большим завоеванием. Китайские же чиновники, напротив, считали эти вещи пустяками, мелкой услугой, которую они были рады оказать иностранцам, избавив себя от необходимости заботиться о каких-то чужаках. Но их шокировали попытки установить в Китае представительства римско-католической церкви, и они всячески противились этим усилиям. Они были против свободной деятельности миссионеров, поскольку не доверяли им. Однако они были вполне удовлетворены фиксированными торговыми тарифами, поскольку деньги, ввозимые в страну, шли в казну императорского правительства, а не местным чиновникам.

   Позднее китайцы стали рассматривать «неравные договоры» с противоположной точки зрения. Концессии и экстерриториальная юрисдикция стали считаться посягательством империализма на независимость и достоинство Китая, а ограничения торговых тарифов – проявлением откровенной эксплуатации западными державами «слабого, полуколониального» Китая. И напротив, деятельность миссионеров, пусть временами бестактная и прямолинейная, стала считаться в основном полезной, поскольку миссионеры привносили в страну новые технологии и знания, особенно в области медицины. В любом случае их религиозная деятельность считается в основном неэффективной и поэтому не имеющей первостепенного значения. Обмен дипломатическими представительствами между Китаем и другими странами признается благом, продвижением вперед, и теперь считается, что двор был не прав, выступая против них. Возмещение Британии по условиям Нанкинского договора 21 млн унций серебра считается большой ошибкой, поскольку груз этого решения лег тяжким бременем на бедняков, привел к увеличению налогов, а в целом – ко все большей слабости страны и внутренней напряженности.

   В правильности последней оценки, собственно, никто и не сомневается. В 1850 году, менее чем через десять лет после подписания Нанкинского договора, разразилось восстание тайпинов. Во многих отношениях оно может считаться прямым результатом Опиумной войны. Его руководитель Хун Сюцюань был родом из окрестностей Кантона и являлся представителем местного меньшинства, лишенного основных прав и привилегий, – хакка. Хун не прошел экзамена государственной службы, потом он тяжело заболел, и во время болезни ему было видение, которое он позже представлял себе как беседу с Богом на Небесах. В этом видении Бог дал ему задание уничтожить демонов (отождествляемых с маньчжурскими правителями) и установить господство подлинной религии и мира. Хуну случайно попался в руки протестантский трактат, в котором он нашел частичное объяснение догм и учений реформаторства, и это еще раз убедило его в том, что ему действительно было видение. Все это привело к тому, что он поверил, что христианство, в том виде, в каком он его понимал, было божественным откровением. Хун принял христианство. В Кантоне во время короткой беседы с миссионером Иссахаром Робертсом он попросил окрестить его. Однако Робертс еще не верил в готовность ученика принять крещение; отказ, правда, не уменьшил энтузиазма Хуна и не поколебал его убеждений. Он набрал команду последователей, которые стали его преданными учениками, и основал общество Поклоняющихся Богу. Он также отправился в еще одно поселение хакка в соседней провинции Гуанси, вероятно, из-за того, что его взгляды не очень-то прижились в родных местах.

   В 1851 году после столкновения с местными чиновниками, последовавшими за актами вандализма, совершенными последователями в отношении буддийских и даосских храмов, Поклоняющиеся Богу подняли восстание. В октябре того же года в небольшом городе Юньане они объявили о создании Тайпин Тянь, «Великого Общественно-Мирового Царства», как обычно переводится его название с китайского. (Было, однако, также указано, что слово «пин», помимо значения «мир», также имеет значение «уровень, равный», поэтому название их самопровозглашенного царства можно перевести как «Божественное Царство Полного Равенства».)



   Двое из миллионов пристрастившихся к курению опиума, или «черного золота»



   С точки зрения Хуна, все, поклоняющиеся Богу, равны, даже если кому-то из них и выпало право и обязанность быть лидером. Сейчас до сих пор много спорят о том, насколько эти этические и духовные идеи нашли свое отражение в движении тайпинов. Очевидно, что для Хуна и некоторых его первых соратников эти убеждения были действительно близки, для многих его последователей они были священными догмами, однако для огромного числа пополнивших ряды тайпинов эти идеи были просто непонятны.

   Почти с самого начала движение было успешным, и в него влилось большое количество людей. На это существовали причины, не имевшие ничего общего с религией. Опиумная война и открытие таких портов, как Шанхай и Нинбо, для внешней торговли привели к массовому вывозу шелка, фарфора и чая из Кантона. Раньше эти экспортные товары везли на юг носильщики через горные хребты, которые отделяли провинцию Гуанси от Гуандуна. Теперь все эти товары можно было везти в новые порты, входящие в Договор, и огромное число носильщиков и других транспортных рабочих на юге остались без работы и в беспросветной нищете. Более того, население юга Китая всегда оставалось в лучшем случае молчаливым сторонником династии маньчжуров. Правители этой династии по-прежнему считались на юге чужаками, ведь они проводили большую часть времени в Пекине, куда и стекались все доходы империи. Известие о начале восстания и шок от происходящего опережали само восстание. Продвигаясь на север через Хэнань (им, правда, так и не удалось взять столицу Чанъань), тайпины спустились вниз по Янцзы и появились у ворот Нанкина – южной столицы империи – в марте 1853 года. Они взяли город, и там Хун, который провозгласил себя Божественным царем, основал постоянную столицу своего мятежного государства. Он не стал брать титул китайских императоров хуанди, поскольку считал, что только бог может иметь такой титул. При его дворе не было евнухов, а женщинам дали такие права, каких у них раньше никогда не было. Он запретил бинтовать ступни женщинам. Также было провозглашено много других реформ, однако их претворению в жизнь помешала война. Тем не менее программа, выдвинутая тайпинами, была значительным шагом вперед как в области социальных реформ, так и в сфере религиозных преобразований. Если бы тайпины развили свой успех при Нанкине и перешли в немедленное наступление на Пекин, Маньчжурская империя, скорее всего, рухнула бы. Но вместо этого восставшие совершили ошибку и послали туда лишь небольшой отряд без всякого подкрепления; тем не менее они сумели дойти до местечка в 80 милях от столицы, однако срочно набранные императором войска и резкий северный ветер заставили их повернуть обратно. После этого военные действия в долине реки Янцзы с переменным успехом шли еще одиннадцать лет.

   Главным результатом этой затянувшейся войны стало то, что маньчжуры были вынуждены в обороне опираться на новую армию, организованную по китайскому образцу и возглавляемую китайскими полководцами. Эту армию собрали в долине Янцзы верные режиму местные чиновники. Со временем эта армия сломила сопротивление тайпинов, а внутренние распри 1856 года ослабили их дух. И все же еще в начале 1860 года тайпины под руководством Ли Сюцюаня, человека честного и способного, сумели войти в восточные провинции, захватить Сучжоу и Хан-чжоу и реально угрожали Шанхаю. Европейцы, жившие в Шанхае, набирали в ряды защитников города искателей приключений, во главе которых сначала встал американец Фредерик Таунзенд Уорд, а после его смерти– английский генерал Чарльз Гордон («китаец» Гордон, позже прославившийся в Хартуме). Со временем верные императору войска сомкнули кольцо вокруг Нанкина, который пал в июле 1864 года. «Божественный царь» умер своей смертью за несколько дней до окончания восстания.

   В течение нескольких лет после восстания правительство пыталось проводить очень осторожную политику реформ и модернизации. Реформы представляли собой важный шаг вперед к современному обществу, однако сама по себе модернизация общества не была их целью.

   Они надеялись сделать Китай достаточно сильным, чтобы быть в состоянии противостоять давлению со стороны иностранных держав. Они не предполагали, что в процессе создания сильного государства им придется воспитать новое поколение образованных людей, которые во многом отойдут от традиционных китайских идеалов.

   После долгой и упорной борьбы с тайпинами Китай по-прежнему оставался лицом к лицу с западными державами, которые вели себя весьма и весьма агрессивно, поскольку во время смуты они сумели выторговать себе у запуганного правительства значительные уступки и выгоды. В 1856 году западные державы еще раз пошли в атаку на Китай, который и так по уши увяз в борьбе с тайпинами. Англичане были не удовлетворены результатами Нанкинского договора, враждебностью населения и активным противодействием чиновников в портах, входящих в Договор. Поводом для атаки со стороны Англии и Франции послужил арест китайской полицией 14 китайских моряков с небольшого судна, ходившего под британским флагом, «Эрроу». Позже подобный инцидент вряд ли удостоился бы и дипломатической ноты, но в тот момент ответным шагом европейцев была блокада Кантона, обстрел и захват города.



   После Опиумной войны китайское правительство было вынуждено ввести новые высокие налоги. Возмущение крестьян этими налогами достигло кульминации во время восстания тайпинов в 1850 г. На этой картине, выполненной в наше время по заказу китайского правительства, императорские войска, вооруженные винтовками, атакуют тайпинов в Дьенцзыне



   Затем война переместилась по морю на север к устью реки, которая соединяет Тяньцзинь, порт Пекина, с морем. В мае 1858 года объединенный флот союзников обстрелял и захватил форты, защищавшие устье реки в Таку. В июне двор императора перед лицом опасности со стороны тайпинов и других восставших поспешил заключить новый договор с западными державами. Еще 11 портов присоединились к договору и были открыты для торговли с западными странами. При этом было оговорено, что иностранные представители могли теперь жить в Пекине. Янцзы на сотни миль до Ханчжоу была открыта для прохода западных судов. Еще 4 млн унций серебра были выплачены европейцам в качестве возмещения ущерба, хотя вовсе не было очевидно, что англичане или французы как-то пострадали в ходе этой войны.

   Сегодня никто не отрицает, что «война стрел» была неприкрытой агрессией. Для китайцев она стала ярким примером такой агрессии, и они об этом никогда не забывали. Через год после заключения договора они попытались оспорить его. Когда английский флот вернулся в Таку, китайцы отбили второе нападение на форты. Англичане и французы вновь перешли к активным силовым действиям в 1860 году, взяли Тяньцзинь и двинулись дальше на Пекин, который пал в сентябре. Император Сянь Фэн отошел к Джехолу во Внутренней Монголии, где скоро скончался. Его брат, принц Кун, заключил с захватчиками еще более позорный договор.

   Однако не только морские державы поняли, что пришло время для нового наступления. На Крайнем Севере активизировалась Россия. В 1854 году новый, весьма активный генерал-губернатор граф Николай Муравьев отправился по Амуру к устью реки, исследуя земли в этом регионе. В следующем году он взял под контроль России весь регион Амура, который по Кяхтинскому договору считался территорией Маньчжурской империи. В мае 1858 года, воспользовавшись войной между Китаем и западными державами, Россия добилась признания этой аннексии и объявила территории к востоку от реки Уссури, которая впадала в Амур на юге, в составе России. На следующий год, когда европейские державы захватили Пекин, Россия получила контроль над землями за Уссури. Сегодня это территории Приморья со столицей во Владивостоке.



   Регентша при двух императорах-марионетках, вдовствующая императрица Цыси твердой рукой управляла Китаем с 1862 г. вплоть до своей смерти в 1908 г.



   Годы между смертью императора Сянь Фэна в 1861 году и смертью его преемника Тун Чжи в 1875 году вошли в историю Китая как «реставрация Тун Чжи».



   Споры о территориальных притязаниях в Корее, начавшиеся еще в VII в., привели в 1894 г. к китайско-японской войне. После ряда сражений, одно из которых изображено на японской литографии, Китай подписал унизительный договор, по которому Корея приобрела независимость. Не прошло и пятнадцати лет, как Япония официально аннексировала эту территорию



   Это не реставрация в западном понимании, скорее возрождение, которое характеризовалось современными историками как последняя победа старого порядка в Китае, последняя попытка модернизации системы и последняя же попытка спасти империю. При дворе властвовала регентша, вдовствующая императрица Цыси – невежественная, но обладавшая исключительно сильной волей и властная женщина. Она проводила реакционную политику, в отличие от своего японского коллеги, который осуществлял ускоренную модернизацию, поставившую Японию в экономическом и военном отношении вровень с западными странами. Ли Хунчжан и другие великие полководцы, одержавшие победу над тайпинами, правили в провинциях. Они делали осторожные попытки модернизировать общество, однако так и не выработали единый план развития страны. Реформаторы побоялись преодолеть укоренившееся в народе суеверие и начать строительство железных дорог, которые могли потревожить могилы предков. Их не интересовали полезные ископаемые, ведь их добыча нарушила бы покой богов земли, возбудила бы гнев народа и, главное, потребовала бы значительных капиталовложений. Однако правители на местах были заинтересованы в укреплении обороны страны. Были построены новые оружейные заводы, создан современный флот, а армия получила современное вооружение. Были закуплены пароходы, однако ими должны были управлять обученные люди. Для этого отобрали молодых морских офицеров для обучения морскому делу в Британии, тогда бывшей бесспорным лидером на море. Однако отправка студентов для учебы за границей имела непредсказуемые последствия. Среди молодых офицеров, отправленных служить на военно-морском флоте Британии, был Янь Фу, который поступил в новую военно-морскую академию в Фу-чжоу, когда ему было четырнадцать лет. Янь Фу прожил в Англии с 1877-го по 1879 год. Затем он вернулся в Китай и, хотя он формально числился в военно-морском флоте, многие годы посвятил другим видам деятельности, которыми увлекся во время учебы в Англии. Он понимал, что не одно лишь оружие сделало западные державы столь сильными. Это были их государственные институты и даже политическая философия. Янь Фу считал, что богатство и сила должны быть теми целями, которых должен стремиться достичь Китай, если он хотел восстановить свою мощь или хотя бы просто выжить. Он посвятил свою жизнь переводу на китайский язык работ английских и французских писателей, которых он считал лучшими выразителями тех идей, которые в итоге привели Запад к успеху. Теперь образованные китайцы могли изучать труды западных мыслителей. Вторжение европейцев, а также потеря портов и суверенных прав сыграли свою роль в постепенном начале поворота Китая к Западу, однако гораздо более важным фактором было знакомство китайцев с трудами западноевропейских писателей в переводе Янь Фу, а позже и в переводе других авторов. В пору зрелости вошло целое поколение, которое начало ставить под сомнение действенность и верность традиционного конфуцианства. Христианство их не привлекало, однако идеи демократии, наука и философия, которая тогда властвовала в умах европейцев, влекли их к себе.

   Барьеры рушились по всему Китаю. Однако двор по-прежнему игнорировал все новое и современное. С течением времени пропасть между правителями и простым народом все росла. Вдовствующая императрица оставалась равнодушной ко всем изменениям в жизни, происходившим за пределами ее дворца. Когда умер ее сын, слабый и нерешительный Тун Чжи, она возвела на престол собственного племянника, кузена предыдущего императора. Тем самым она нарушила законы престолонаследования, согласно которым новый император должен быть наследником умершего поколения в следующем поколении. А новый император Гуансюй был не просто сыном ее сестры, ему было всего четыре года от роду. Тем самым вдовствующая императрица обеспечила себе еще долгие годы царствования.

   При ее правлении Китай понес новые территориальные потери, и очередной урон был нанесен ее престижу войной с Францией (1882–1885 гг.). Несмотря на некоторые военные успехи, эта война привела к фактической потере контроля над Вьетнамом (тогда – Аннамом). В результате войны с Японией (1894–1895 гг.) из-под влияния Китая вышли Тайвань и Корея, а Маньчжурия подверглась вторжению сначала Японии, а потом России. В умах западных политиков все больше укреплялась идея о том, чтобы взять Китай под свое «покровительство». Они уже даже распределили между собой возможные сферы влияния, чтобы избежать в дальнейшем соперничества между собой при разделе умирающей империи. Британия претендовала на управление долиной Янцзы и районом Кантона. Франция хотела получить Юго-Западный Китай, граничащий с только что приобретенным Вьетнамом. Россия заявляла о своих притязаниях на северо-восток, Германия – на провинцию Шаньдун, и даже Бельгия и другие мелкие европейские страны рассчитывали, что при помощи развивающейся сети железных дорог они будут господствовать на огромной территории, которую не могли получить силой. Япония, способная ученица западных стран, тоже лелеяла собственные амбиции, которые превышали устремления всех других стран.

   Давление извне вызывало у китайцев две связанные друг с другом реакции. Первая привела к Ста дням реформ, инициатором которых стало молодое поколение чиновников. В 1898 году молодой и очень способный чиновник по имени Кан Ювэй сумел завоевать доверие Гуансюя, который уже был совершеннолетним, по крайней мере, номинально правил страной. На деле его власть была ограничена властью его реакционно настроенной тетки, вдовствующей императрицы Цыси, чей уход от власти был всего лишь видимостью. Гуансюй был весьма образованным человеком и имел самые лучшие намерения, и поэтому он начал прислушиваться к мнению Кан Ювэя и его сторонников.

   Понимая, что только кардинальные и незамедлительные реформы могут спасти династию и страну, он начал проводить политику быстрых реформ. Однако мало что можно было сделать. Некоторые реформы должны были быть проведены уже давно, а другие имели второстепенное значение. Однако все они вызвали гнев и страх реакционных сил.



   На китайской литографии победоносные войска боксеров – в чью силу и неуязвимость верили миллионы китайцев, в том числе и вдовствующая императрица, – с помощью сабель, пушек и динамита гонят западных «варваров» прочь из страны



   Программа реформ уже через несколько лет казалась мягкой, консервативной и не отвечающей требованиям жизни. Однако все это было уже тогда, когда введенные ею нормы стали привычными и воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Однако вдовствующая императрица Цыси и ее сторонники были твердо намерены остановить реформы. Генерал Юань Шикай, которому Гуансюй полностью доверял, предал его: он был схвачен и провел остаток жизни на острове дворцового озера. Вдовствующая императрица вновь установила контроль над правительством, казнила тех реформаторов, которых смогла схватить, и отменила все реформы, за исключением одной – только что созданного императорского университета, центра современной мысли Китая и, возможно, самого мощного учебного заведения Азии. Вслед за этим последовала еще одна реакция на давление извне: это было восстание боксеров (ихэ-туаней). Оно началось в Шаньдуне, где население было весьма воинственным. Люди там страдали от последствий разрушительных наводнений, голода и других катаклизмов. Население Шаньдуна подняло восстание из-за тех унизительных способов управления, с помощью которых новые германские власти управляли арендованным портом Циндао и территорией вдоль железной дороги, построенной немцами. Сначала ихэтуани выступали против династии маньчжуров, но вскоре их захлестнула волна ксенофобии, направленная не только против иностранцев, но и против китайцев, так или иначе воспринявших иностранные обычаи. Принятые при дворе и в Пекине в целом, ихэтуани убили германского министра и в 1900 году осадили иностранные представительства, в том числе и американское. Западные державы поспешили на помощь своим гражданам, взяли Пекин и вынудили двор заключить договор, который лишал Китай многих прав и низвел страну до статуса полуколониальной страны. Это был сильнейший удар по династии, которая просуществовала еще только десять лет, и то наполовину на положении заложников.

   В первой декаде ХХ века начало быстро развиваться революционное движение за установление республики. Толчком к этому послужило ужасающее положение страны. После смерти Гуансюя и вдовствующей императрицы в 1908 году не появилось ни одного правителя, который сумел бы удержать власть. В 1911 году разразилась революция, и в начале 1912 года династия пала. Казалось, китайская революция победила. Однако события показали, что революционеры пошли по мучительно трудному пути. Молодые республиканцы верили, что идеальный строй возникнет за одну ночь, но этому не суждено было сбыться. Падение маньчжуров было только первым шагом в длинном пути, который еще не пройден. Тем не менее решительный шаг был сделан: бастионы старого китайского мира рухнули навечно. Не важно, по какому пути пошла бы революция – она все равно не вернулась бы к монархии, к старому обществу и старой конфуцианской системе образования.

загрузка...
Другие книги по данной тематике

Геогрий Чернявский.
Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917

Константин Рыжов.
100 великих библейских персонажей

Сюмпэй Окамото.
Японская олигархия в Русско-японской войне

Елена Кочемировская.
10 гениев, изменивших мир
e-mail: historylib@yandex.ru